..
— Значит, раненные эльфийскими стрелами бойцы Южной армии были для вас просто подопытными животными? Вранье! Я ведь знаю вас как облупленого — начиная с этих ваших идиотских опытов на себе и кончая... Какого черта вы стараетесь казаться циничнее, чем вы есть?
— Так ведь занятия медициной вообще располагают к известному цинизму, а уж военной медициной — в особенности. Знаете, всем новичкам военлекарям дают такой тест... Вот вам привезли троих раненых — проникающее ранение в живот, тяжелое ранение бедра — открытый перелом там, кровопотеря, шок, все такое, — и касательное ранение плеча. Оперировать их ты имеешь возможность только поочередно; с кого будешь начинать? Все новички, естественно, говорят — с раненого в живот. А вот и не угадал — отвечает экзаменатор. Пока ты будешь с ним возиться — а он ведь все равно потом помрет с вероятностью 0,9, — у второго, с бедром, начнутся осложнения, и он в лучшем случае потеряет ногу, а скорее всего тоже сыграет в ящик. Так что начинать надо с самого тяжелого, но из тех, кого точно можно вытащить, — сиречь с раненного в бедро. А раненный в живот — что ж... дать ему обезболивающее, а дальше — на усмотрение Единого... Нормальному человеку все это должно казаться верхом цинизма и жестокости, но на войне, когда выбираешь лишь между «плохим» и «совсем плохим», только так и можно. Это, знаете ли, в Барад-Дуре, за чаем с вареньем, хорошо было рассуждать о бесценности человеческой жизни...
— Что-то не сходятся у вас концы с концами. Если тут все строится на голой целесообразности, отчего ж вы тогда волокли на себе барона, рискуя погубить весь отряд, вместо того чтобы сделать ему на месте «укол милосердия»?
— Не вижу противоречия. Ежу ясно, что товарища надо спасать до последнего краешка — хоть бы и самому на этом деле погореть дотла: сегодня ты его, завтра — он тебя. А насчет «укола милосердия» — не извольте беспокоиться: в случае нужды — сделали бы в наилучшем виде... Хорошо было раньше — о начале войны предупреждают загодя, крестьян эти дела вообще не касаются, а раненый может просто взять — и сдаться в плен. Ну, не выпало нам родиться в то идиллическое время — что ж тут поделаешь, только пусть-ка кто-нибудь из тогдашних оранжерейных персонажей посмеет кинуть в нас камень...
— Красиво излагаете, господин военлекарь, только вот осуществление укола вы бы ведь наверняка постарались перепихнуть на сержанта. Или нет?.. Ладно, тогда еще вопрос — все о той же целесообразности. Вам не приходило в голову, что один из ведущих физиологов, сидя в Барад-Дуре и профессионально изучая противоядия, спасет неизмеримо больше людей, чем полковой врач с квалификацией фельдшера?
— Разумеется, приходило. Но просто бывают ситуации, когда человек, чтобы не утратить уважения к самому себе, обязан совершить очевидную глупость.
— Даже если это самое «уважение к себе» покупается в конечном счете ценою чужих жизней?
— ...Н-не знаю... В конце концов у Единого могут быть свои соображения на этот счет...
— Значит, решение принимаете вы, а отвечает за него вроде как Единый? Ловко придумано!.. Да вы ж ведь сами все это излагали Кумаю почти в тех же выражениях, что и я, — помните? Там, конечно, все ваши доводы пропали втуне: если уж троллю что-нибудь втемяшилось в башку — полный привет. «Мы не имеем права оставаться в стороне, когда решается судьба Отечества» — и вот великолепный механик превращается в инженера второго ранга; поистине бесценное приобретение для Южной армии! А вам между тем начинает мерещиться, будто Соня смотрит на вас как-то не так: как же, брат сражается на фронте — а жених тем временем как ни в чем не бывало режет кроликов у себя в Университете. И тогда вы не находите ничего умнее, как последовать примеру Кумая (верно говорят — глупость заразна), так что девушка остается и без брата, и без жениха. Я прав?
Халаддин некоторое время безотрывно глядел на язычки пламени, пляшущие над углями (странно: костер горит себе и горит, а назгул вроде бы ничего в него не подбрасывает). У него было явственное чувство, будто Шарья-Рана и вправду уличил его в чем-то недостойном. Какого черта!..
— Одним словом, доктор, в голове у вас, извините, полная каша. Решения принимать умеете — этого у вас не отнимешь, — а вот ни одну логическую конструкцию довести до конца не можете, съезжаете на эмоции. Впрочем, в нашем с вами случае это в известном смысле даже неплохо...
— Что именно — неплохо?
— Видете ли, решившись принять мое предложение, вы вступите в схватку с противником, который неизмеримо сильнее вас. Однако ваши действия зачастую совершенно иррациональны, так что предугадать их ему будет чертовски трудно. Вот в этом, возможно, и состоит наша единственная надежда.
ГЛАВА 16
— Любопытно, — обронил Халаддин после краткого раздумья. — Валяйте — что за предложение, я заинтригован.
— Обождите, не так вот сразу. Прежде всего имейте в виду: ваша Соня жива и здорова. И даже в относительной безопасности... Одним словом, вы можете уехать с нею — в Умбар или в Кханд. Продолжайте там свои исследования. В конце концов именно накопление и сохранение знаний...
— Слушайте, будет вам!.. — скривился он. — Никуда я отсюда не уеду... вы ведь это хотели услыхать, верно?
— Верно, — кивнул Шарья-Рана. — Но у человека должен быть выбор — а для людей вроде вас это важно втройне.
— Вот-вот! Чтоб вам потом можно было развести руками и заявить на голубом глазу: «Ты ведь сам влез в это дерьмо, парень, — никто тебя древком алебарды в спину не подпихивал!» А ну, как я сейчас и в самом деле пошлю вас на хрен со всеми вашими делами и свалю в Умбар — что тогда?
— Так ведь не свалите же!.. Вы только не подумайте, Халаддин, что я ловлю вас «на слабо»: здесь сейчас будет бездна работы, тяжелой и смертельно опасной, так что нам понадобятся все: солдаты, механики, поэты...
— А эти-то зачем?
— "Эти" понадобятся как бы не более всех остальных. Нам ведь предстоит спасать все, что еще можно спасти на этой земле, но прежде всего — память о том, кто мы есть и кем были. Мы должны сохранить ее, как угли под пеплом — в катакомбах ли, в диаспоре, — а тут без поэтов никак не обойдешься...
— Так я буду участвовать в этих ваших «спасательных операциях»?..
— Вы — нет. Я должен открыть вам печальную тайну: вся наша нынешняя деятельность в Мордоре, по сути дела, ничего уже не в силах изменить. Мы проиграли самую главную битву в истории Арды — магия Белого Совета и эльфов одолела магию назгулов, — и теперь ростки разума и прогресса, лишенные нашей защиты, будут беспощадно выполоты по всему Средиземью. Магические силы перестроят этот Мир по своему вкусу, и отныне в нем не будет места технологическим цивилизациям, подобным мордорской. Трехмерная спираль Истории утеряет вертикальную составляющую и опадет в замкнутый цикл: минуют века и тысячелетия, но меняться будут лишь имена королей да названия выигранных ими битв. А люди... люди навсегда останутся жалкими, ущербными существами, не смеющими поднять глаза на владык Мира — эльфов: это ведь только в меняющемся мире смертный способен обратить свое проклятие в благословение и, совершенствуясь в череде поколений, превзойти бессмертных... Пройдут два-три десятилетия, и эльфы обратят Средиземье в подстриженный и ухоженный газон, а людей — в забавных ручных зверушек; они отнимут у человека сущий пустяк — право на Акт творения, а взамен даруют ему бездну простых и незатейливых радостей... Впрочем, уверяю вас, Халаддин, — огромное большинство совершит этот обмен безо всякого сожаления.
— Это большинство меня не волнует — пускай оно позаботится о себе само. Так выходит, что наш главный враг — не гондорцы, а эльфы?
— Гондорцы — такие же жертвы, как и вы, и о них вообще речи нет. Собственно, и эльфы — не враги в обычном смысле; можно ли назвать человека врагом оленя? Ну, охотится на него — экая важность, так ведь и охраняет в королевских лесах: опять же — воспевает грациозную мощь старого рогача, млеет от бархатных глаз оленухи, кормит с ладони осиротевшего олененка... Так что нынешняя жестокость эльфов — штука временная, в некотором смысле — вынужденная. Когда Мир придет к неизменному состоянию, они наверняка станут действовать мягче; в конце концов, способность к Акту творения — это бесспорное отклонение от нормы, и таких людей можно будет лечить, а не убивать — как нынче. Да и незачем будет бессмертным мараться самим — найдутся свои, местные... Уже сейчас находятся... И, кстати сказать, тот, эльфийский, Мир будет по-своему неплох: застойный пруд, конечно же, эстетически проигрывает ручью, но ведь цветущие на его поверхности кувшинки поистине восхитительны...
— Ясно. А как помешать им превратить все наше Средиземье в это самое... болото с восхитительными кувшинками?
— Сейчас объясню, только вот начать придется издалека. Жаль, вы не математик — так было бы проще... Если что будет непонятно — сразу спрашивайте, ладно? Так вот, любой из обитаемых Миров включает в себя две составляющих; фактически речь идет о двух различных мирах — они имеют свои собственные законы, но сосуществуют в единой оболочке. Их принято называть «физическим» и «магическим» миром, хотя названия эти довольно условны: магический мир вполне объективен (и в этом смысле физичен), а физический имеет ряд свойств, несводимых к физике, — их можно числить за магические. В случае Арды это будут, соответственно, Средиземье и Заокраинный Запад с населяющими их разумными расами — людьми и эльфами. Миры эти параллельны, а граница между ними воспринимается их обитателями не как пространственная, а как временная: любой человек прекрасно знает, что сейчас-то волшебников, драконов и гоблинов уже не существует, но вот его прадеды всех их, несомненно, застали — ну, и так из поколения в поколение. И это не вымысел, как полагают многие, а вполне объективное следствие двухкомпонентной структуры обитаемых Миров; можно продемонстрировать вам соответствующие математические модели, но вы ведь в них все равно не разберетесь. Пока доступно?
— Вполне.
— Идем дальше. По неведомой причине (хотите — считайте это странным капризом Единого) в нашей с вами Арде — и только в ней! — возник прямой контакт между физическим и магическим мирами, который позволяет их обитателям взаимодействовать между собой в реальном пространстве-времени... ну, попросту говоря — стрелять друг в дружку из луков. Существование этого межпространственного «коридора» обеспечивается так называемым Зеркалом. Оно некогда возникло в магическом мире (именно возникло, а не было там изготовлено!) вместе с семеркой «Видящих камней» — палантиров — и не может существовать отдельно от них: дело в том, что и Зеркало, и палантиры есть продукты разделения единой субстанции — Вековечного Огня...
— Постойте, палантир — это, кажется, система сверхдальней связи, нет?
— Ну, можно его использовать и так. А еще можно, к примеру, заколачивать им гвозди... хотя нет, неудобно — круглый, скользкий... Но вот уж в качестве грузила он точно бы сгодился! Понимаете, каждый из этих магических предметов имеет бездну свойств и применений, но для подавляющего большинства из них в здешнем мире нет даже названий. Вот и используют их черт знает для чего: палантиры для дальней связи. Зеркало — для примитивного предсказывания будущего...
— Ничего себе — «примитивного»!
— Уверяю вас, это сущая чепуха по сравнению с иными его возможностями... Да и потом. Зеркало ведь рисует не объективную картину будущего Арды, а варианты — именно варианты! — индивидуальной судьбы того, кто в него заглянул. Вам ли, ученому-экспериментатору, не знать, что измерительный прибор прямо влияет на результаты измерения — а здесь-то прибором служит не что-нибудь, а человек, существо со свободой воли...
— Нет, что бы вы там ни говорили, а предсказание будущего — это впечатляет...
— Далось вам это «предсказание будущего», — досадливо отмахнулся Шарья-Рана. — А нарушение закона причинности , к примеру, вас как, не впечатляет?
— Че-его?!
— Того самого... Ладно, до закона причинности мы еще доберемся. Пока вам достаточно запомнить, что палантиры — в общем и целом — обеспечивают контроль над пространством, а Зеркало — над временем. Теперь идем дальше. Дело в том, что два мира Арды асимметричны по любому из параметров, так что «канал» между ними работает весьма избирательно. К примеру, множество магических существ чувствуют себя здесь как дома, а вот побывать на Заокраинном Западе — да и то ненадолго — удалось лишь считанному числу людей. Именно их и называют в Средиземье магами.
— А назгулы — тоже маги?
— Разумеется. Так вот, эту асимметрию уравновешивало одно важное обстоятельство. Сколь ни ничтожны возможности магов в том, соседнем, мире, но случилось так, что именно они сумели заполучить в свои руки Зеркало с палантирами и перетащили все это добро сюда, в Средиземье. В итоге:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67