Поэтому Квазиморда вышел под дождь и направил свои неровные шаги в знакомый переулок.
По мере его приближения к Мекке (т.е. к дому Эсмеральды) стена дождя теряла плотность. Когда Квазиморда уселся на знакомую лавочку, мокрую, как палуба затонувшего «Титаника», небесный водопад сменился легкой моросью.
Поерзав на мокрой скамейке, горбун начал внимательно разглядывать дом своей любимой. В окнах квартиры Эсмеральды горел свет. Точнее, свет горел в тех окнах, что могли бы быть окнами Эсмеральды. Квазиморда очень долго вычислял, где именно находились окна ее квартиры, и остановился на этом варианте. Пятый этаж, слева от подъезда. Причем вычисления горбун проводил вовсе не логикой. Просто каждый раз, когда Квазиморда ощущал присутствие Эсмеральды, в этих окнах горел свет. И сейчас тоже.
Расслабившись, горбун полностью отдался этому чувству духовной, астральной и энергетической близости. Он не помнил, как много времени прошло, и не чувствовал под собой мокрой лавочки. Квазиморда просто был с Эсмеральдой. Неизвестно, какие мысли посетили его сознание в это время. И то, что произошло в мире в эти мгновения, навсегда останется великой тайной, недоступной никакому объяснению, ибо любовь существует вне всяких объяснений и определений.
Там, где есть точные формулировки, нет любви. Там, где есть любовь, нет точных формулировок . Единственное, что заставило Квазиморду прийти в себя – солнечный луч, заглянувший прямо ему в глаз. Вернувшись в мир из невыразимых далей, горбун огляделся. Москву заливал оранжевым счастьем свет заходящего Солнца. Дождь прекратился, облака исчезли. В чистом и ясном весеннем небе висел золотой шар.
– Это для тебя, – прошептал Квазиморда, глядя на окна Эсмеральды. – Я разбудил Солнце для тебя. Надеюсь, тебе понравилось. Надеюсь, ты хотя бы заметила это. Прости, что больше ничего не могу для тебя сделать.
Поняв, что он действительно больше ничего не может, Квазиморда поднялся на ноги и быстрым шагом направился к метро.
Путь домой был на удивление приятен. По крайней мере, никто откровенно не шарахался от горбуна. Казалось, люди просто его не замечали, словно бы он был пустым местом. Господи, какая же это радость – быть невидимкой, никем не замечаемой тенью в углу вагона метро.
Подходя к дому, Квазиморда любовался искрами, вспыхивавшими, когда свет Солнца отражался от капелек воды на листьях деревьев. Во всем мире был свет. В мире был свет и добро. И тишина. И, возможно, любовь. И может быть, даже немного счастья.
Но Квазиморда не спешил радоваться на всю катушку. Он знал по своему горькому опыту, что если сегодня позволить себе впасть в эйфорию, завтра наступит жестокая расплата. Она может выразиться в обвалившемся потолке, скандале с соседями, какой-нибудь другой неприятности или просто в беспричинном приступе суициальной депрессии, заставляющем кататься по полу и выть от невероятной психической боли.
И тем не менее… Тем не менее, сейчас мир был прекрасен. И каким-то маленьким уголком своей убогой души, каким-то «рудиментарным атавизмом», оставшимся в нем от бога, Квазиморда ощутил вселенское счастье, подходя к своему подъезду и перемигиваясь с Солнцем, светящим прямо в глаза. Он очень любил такие моменты, даже несмотря на предстоящую расплату. Пожалуй, именно ради одной такой секунды стоило жить до сих пор. И стоило жить дальше, в надежде, что когда-нибудь нечто подобное повторится. Пусть даже через много-много дней или даже месяцев. А может быть, уже завтра? Или никогда? Неважно. Поднимаясь по лестнице, горбун бормотал под нос строчки из стихотворения Пастернака:
На протяжении многих зим
Я помню дни солнцеворота
И каждый был неповторим
И повторялся вновь без счета.
И целая их череда
Составилась мало-помалу
Тех дней единственных, когда
Нам кажется, что время стало.
Я помню их наперечет –
Зима подходит к середине,
Дороги мокнут, с крыш течет
И Солнце греется на льдине.
И любящие, как во сне,
Друг к другу тянутся поспешней
И на деревьях в вышине
Потеют от тепла скворечни.
И полусонным стрелкам лень
Ворочаться на циферблате.
И дольше века длится день,
И не кончается объятье
Вот так жил Квазиморда изо дня в день. Образ героя уже сложился, и этот «герой» наверняка вызывает у читателя самые худшие чувства – презрение, отвращение, жалость. Жалость – тоже чувство отрицательное. Квазиморда бы предпочел, чтобы его ненавидели, но не жалели. Но ненавидеть его трудно – уж слишком он жалок. Ха-ха-ха.
Страдание второе «Эсмеральда»
Одиночество
Эсмеральда грустила. Наконец выдались свободные дни в беспросветном гастрольном графике. Желтая пресса заливала информационное пространство статьями о ее романах с олигархами и продюсерами. Но вот уже пять лет она была одна. С тех пор, как стала звездой.
Во-первых, у нее не было времени на личную жизнь. Многие думают, что жизнь звезды шоу-бизнеса состоит из непрерывного веселья. На самом деле жизнь Эсмеральды состояла из череды поездов-самолетов-автобусов, тесных концертных залов в провинции с плохим оборудованием, а также безумных московских столичных клубов, где люди не столько отдыхают от жизни, сколько устают от своего безумия. И Эсмеральда устала. Она уставала каждый день, из последних сил доползала до кровати и валилась спать.
Во-вторых, мужчины воспринимали ее неадекватно. Выражаясь цивилизованным языком, в мужском мозге гламурная певица обычно ассоциируется с девочкой легкого поведения. Поэтому все мужчины в окружении Эсмеральды разделились на три вида:
1. Те, что желали ее купить.
2. Те, что презирали и девочек легкого поведения, и гламурных певиц, и как следствие, Эсмеральду.
3. Гомосексуалисты.
Поскольку Эсмеральда терпеть не могли ни первых, ни вторых, общаться ей доводилось, в основном, с третьими. В тех же ночных клубах.
Вывод: Эсмеральда страдала едва ли не сильнее, чем Квазиморда. Сейчас, когда черная волна депрессии накрыла ее с головой, красавица свернулась на своей огромной пустой кровати в обнимку с большим плюшевым Винни-Пухом. Слезы ручейками стекали с ее щек на спину любимого мишки, ставшего каким-то горбатым из-за частых объятий с Эсмеральдой.
– Не грусти, Винни, – шептала девушка на ухо плюшевой игрушке. – Не грусти. У нас все хорошо. У нас с тобой много денег, и когда-нибудь мы вместе уедем подальше отсюда и будем счастливы. Но… неужели мне так и придется всю жизнь спать с тобой, мой плюшевый Винни?
Отчаяние вытягивало из Эсмеральды новые и новые ручьи слез. Шел дождь, и в окно глядел кусок серого неба, прорезанный тонкими ветвями деревьев. Весь мир был в отчаянии и лил слезы.
Надо было срочно что-то сделать. Эсмеральда спрыгнула с постели и включила свет в комнате: зажглась люстра и три разноцветные настольные лампы. Теперь в комнате было светло. Игра света. Затем красавица бросилась к окну и задернула тяжелые шторы, чтобы не видеть этого плачущего серого неба. И – снова к Винни-Пуху.
И вдруг депрессия схлынула. Медленно, постепенно, но Эсмеральда приходила в себя. Как будто невидимая рука, сжавшая ее в страшных тисках, разжалась и куда-то исчезла.
Девушка открыла глаза. Медленно встала с кровати, выключила свет в комнате. И с удивлением заметила, что сквозь тяжелые шторы стремится солнечный свет. Раздвинув занавески, Эсмеральда помогла целительным лучам проникнуть внутрь. В каплях воды на деревьях сверкали блики света. И какая-то фигура на улице, притянувшая к себе взгляд Эсмеральды, поспешно скрылась за углом. Красавица не сумела рассмотреть заинтересовавшего ее человека – он промелькнул, как «Феррари» на гонках «Формулы-1». Но Эсмеральда неясно почувствовала, что уже видела его раньше, хотя никогда не могла как следует разглядеть.
«Наверное, это мой ангел-хранитель, – подумала она. – Что ж, хорошо, что он у меня есть. Но почему-то он какой-то… потрепанный».
Ну что ж. Ангелы ангелами, а надо было как-то жить дальше. Эсмеральда живо представила себе, что если она проведет весь вечер одна в этой пустой квартире, то просто сойдет с ума.
Надо было бежать. Срочно. На очередную тусовку, в какой-то клуб, наполненный безумцами… И все для того, чтобы забыть, хоть на минуту забыть о пустоте, захватившей душу и жизнь, внутренний и внешний мир. Куда-нибудь, лишь бы подальше отсюда. Ничего, через три дня снова гастроли, снова эта изматывающая гонка, концерты, самолеты-поезда-автобусы и блаженная усталость, позволяющая полностью выключиться из этого мира…
Девушки танцуют одни
Стандартная гламурная тусовка в ночном клубе. Психоделические вспышки лазерных лучей, невообразимые квакающие сэмплы электронной музыки – в этом сезоне в моде были ремиксы, сопровождавшиеся звуком, похожим на нехилую отрыжку. Эсмеральда на целых две секунды шокировала всю тусовку своим офигенно модным платьем от японского дизайнера Херохиро Харакири. (Для справки – дизайнер Харакири прославился тем, что кромсал самурайским мечом старые модели других дизайнеров и продавал это как новую идею. Ходили слухи, что сам Андрей Бартенев искренне восхищался пиджаком модели «Box-Cutter» от Харакири. Трудно объяснить не знакомому с гламуром читателю, на что был похож этот пиджак… Ну, в одной из комедий с Пьером Ришаром герою разрезали костюм бритвой на множество мелких полосок. Глядя на пиджак «Box-Cutter» от Харакири можно было подумать, что именно этот эпизод известного фильма вдохновил дизайнера на создание этого шмоточного убожества.)
Итак, собралась обычная тусовка. Эсмеральда перебросилась парой слов со знакомыми гомосексуалистами – фотографом и музыкальным продюсером.
– Милая, ты знаешь, я нашел одного потрясающего психоаналитика, – хвастался фотограф. – Он так здорово вылечил мой Эдипов комплекс, подергав меня за пенис! Я ему даже приплатил за удовольствие!
– Милый, – передразнила его Эсмеральда. – А ты раньше знал, что у тебя Эдипов комплекс, или это тебе твой психоаналитик сообщил?
– Дорогуша, ну ты меня расстроила, – фотограф-гомосексуалист надул губы. – Ну что я понимаю в комплексах! Конечно, этот душечка меня просветил. И вылечил! Сказал, что это новый метод, он узнал о нем на конференции психоаналитиков в Лондоне.
– И что, правда помогло? – спросил гомосексуалист-продюсер. – Надо бы и мне к нему на прием записаться, если это и в самом деле так здорово!
Потусовавшись с гомосексуалистами, Эсмеральда разглядела в толпе свою давнюю подругу, известную в шоу-бизнесе под псевдонимом «Masha-Project». На самом деле её звали Марианной, и под простушку она косила исключительно в клипах. В жизни же Марианна была дальней пра-пра-правнучкой некоего польского генерала пана Заржанского, сосланного в Сибирь за какой-то древний бунт.
– Маришка, привет! – Эсмеральда поприветствовала подругу.
– Лилька, шикарно выглядишь! – воскликнула в ответ Маша-Проджект. – Ну, как дела?
– Уезжаю на днях в «чёс», – ответила Эсмеральда. – Наверно, на пару месяцев, так что увидимся нескоро.
– Ой, а мне новую песню сочинили! – воскликнула Марианна.
– Да ты что? – восхитилась Эсмеральда. – Кто же автор нового хита?
– Троюродный кузен моего продюсера, – ответила Марианна. – Этот парень недавно к дядюшке из Тынды приехал. Узнал, что на копирайтах можно капусты настричь, взял в руки гитару и что-то наиграл. Звукачи три недели его мелодию обрабатывали. Но теперь-то точно будет хит!
– Супер! – кивнула Эсмеральда. – А как называется?
– Ну, сама понимаешь, хит для деревенских дебилов писали, – смутилась Марианна. – В смысле, для целевой аудитории проекта «Masha-Project», – поправилась она, вспомнив, как обычно называл «деревенских дебилов» ее продюсер. – Короче, называется эта штука «Зарывшись в сене». Мы две версии записали – цензурную, для MTV и бонус для народа, как на диске будет. Там, в бонусе, припев классный – «Трахайтесь, зарывшись в сене, так завещал Сергей Есенин».
– Супер! – повторила Эсмеральда. – А в цензурной версии как?
– «Люби меня, зарывшись в сене», – пропела Марианна. – В клипе десяток качков-гомосеков изображают деревенских парней, а я лежу на этом сене в таком, знаешь, сарафанчике…
Пропустим двухчасовое описание «сарафанчика» Марианны и перейдем к тому, что нам гораздо более интересно.
– Ну, как твоя депрессия? – спросила Марианна после трех коктейлей.
(Удивительно, как можно выпить три коктейля, обсуждая один сарафанчик, но автор уже в начале романа расписался в своем полном отсутствии знаний женской логики, так что не будем слишком углубляться в эту тему.)
– Ой, как-то так, – вздохнула Эсмеральда. – Как американские горки. Вверх-вниз по Беверли-Хиллз. Иногда сердцем чувствую, что он где-то рядом, мой любимый, но никак найти его не могу. Не вижу я его, что ли? Может, он перед самым носом, может, он где-то в этом клубе, а я его не замечаю. Иногда кажется, вот-вот я что-то такое пойму, но никак не могу… Как будто передо мной стена бетонная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
По мере его приближения к Мекке (т.е. к дому Эсмеральды) стена дождя теряла плотность. Когда Квазиморда уселся на знакомую лавочку, мокрую, как палуба затонувшего «Титаника», небесный водопад сменился легкой моросью.
Поерзав на мокрой скамейке, горбун начал внимательно разглядывать дом своей любимой. В окнах квартиры Эсмеральды горел свет. Точнее, свет горел в тех окнах, что могли бы быть окнами Эсмеральды. Квазиморда очень долго вычислял, где именно находились окна ее квартиры, и остановился на этом варианте. Пятый этаж, слева от подъезда. Причем вычисления горбун проводил вовсе не логикой. Просто каждый раз, когда Квазиморда ощущал присутствие Эсмеральды, в этих окнах горел свет. И сейчас тоже.
Расслабившись, горбун полностью отдался этому чувству духовной, астральной и энергетической близости. Он не помнил, как много времени прошло, и не чувствовал под собой мокрой лавочки. Квазиморда просто был с Эсмеральдой. Неизвестно, какие мысли посетили его сознание в это время. И то, что произошло в мире в эти мгновения, навсегда останется великой тайной, недоступной никакому объяснению, ибо любовь существует вне всяких объяснений и определений.
Там, где есть точные формулировки, нет любви. Там, где есть любовь, нет точных формулировок . Единственное, что заставило Квазиморду прийти в себя – солнечный луч, заглянувший прямо ему в глаз. Вернувшись в мир из невыразимых далей, горбун огляделся. Москву заливал оранжевым счастьем свет заходящего Солнца. Дождь прекратился, облака исчезли. В чистом и ясном весеннем небе висел золотой шар.
– Это для тебя, – прошептал Квазиморда, глядя на окна Эсмеральды. – Я разбудил Солнце для тебя. Надеюсь, тебе понравилось. Надеюсь, ты хотя бы заметила это. Прости, что больше ничего не могу для тебя сделать.
Поняв, что он действительно больше ничего не может, Квазиморда поднялся на ноги и быстрым шагом направился к метро.
Путь домой был на удивление приятен. По крайней мере, никто откровенно не шарахался от горбуна. Казалось, люди просто его не замечали, словно бы он был пустым местом. Господи, какая же это радость – быть невидимкой, никем не замечаемой тенью в углу вагона метро.
Подходя к дому, Квазиморда любовался искрами, вспыхивавшими, когда свет Солнца отражался от капелек воды на листьях деревьев. Во всем мире был свет. В мире был свет и добро. И тишина. И, возможно, любовь. И может быть, даже немного счастья.
Но Квазиморда не спешил радоваться на всю катушку. Он знал по своему горькому опыту, что если сегодня позволить себе впасть в эйфорию, завтра наступит жестокая расплата. Она может выразиться в обвалившемся потолке, скандале с соседями, какой-нибудь другой неприятности или просто в беспричинном приступе суициальной депрессии, заставляющем кататься по полу и выть от невероятной психической боли.
И тем не менее… Тем не менее, сейчас мир был прекрасен. И каким-то маленьким уголком своей убогой души, каким-то «рудиментарным атавизмом», оставшимся в нем от бога, Квазиморда ощутил вселенское счастье, подходя к своему подъезду и перемигиваясь с Солнцем, светящим прямо в глаза. Он очень любил такие моменты, даже несмотря на предстоящую расплату. Пожалуй, именно ради одной такой секунды стоило жить до сих пор. И стоило жить дальше, в надежде, что когда-нибудь нечто подобное повторится. Пусть даже через много-много дней или даже месяцев. А может быть, уже завтра? Или никогда? Неважно. Поднимаясь по лестнице, горбун бормотал под нос строчки из стихотворения Пастернака:
На протяжении многих зим
Я помню дни солнцеворота
И каждый был неповторим
И повторялся вновь без счета.
И целая их череда
Составилась мало-помалу
Тех дней единственных, когда
Нам кажется, что время стало.
Я помню их наперечет –
Зима подходит к середине,
Дороги мокнут, с крыш течет
И Солнце греется на льдине.
И любящие, как во сне,
Друг к другу тянутся поспешней
И на деревьях в вышине
Потеют от тепла скворечни.
И полусонным стрелкам лень
Ворочаться на циферблате.
И дольше века длится день,
И не кончается объятье
Вот так жил Квазиморда изо дня в день. Образ героя уже сложился, и этот «герой» наверняка вызывает у читателя самые худшие чувства – презрение, отвращение, жалость. Жалость – тоже чувство отрицательное. Квазиморда бы предпочел, чтобы его ненавидели, но не жалели. Но ненавидеть его трудно – уж слишком он жалок. Ха-ха-ха.
Страдание второе «Эсмеральда»
Одиночество
Эсмеральда грустила. Наконец выдались свободные дни в беспросветном гастрольном графике. Желтая пресса заливала информационное пространство статьями о ее романах с олигархами и продюсерами. Но вот уже пять лет она была одна. С тех пор, как стала звездой.
Во-первых, у нее не было времени на личную жизнь. Многие думают, что жизнь звезды шоу-бизнеса состоит из непрерывного веселья. На самом деле жизнь Эсмеральды состояла из череды поездов-самолетов-автобусов, тесных концертных залов в провинции с плохим оборудованием, а также безумных московских столичных клубов, где люди не столько отдыхают от жизни, сколько устают от своего безумия. И Эсмеральда устала. Она уставала каждый день, из последних сил доползала до кровати и валилась спать.
Во-вторых, мужчины воспринимали ее неадекватно. Выражаясь цивилизованным языком, в мужском мозге гламурная певица обычно ассоциируется с девочкой легкого поведения. Поэтому все мужчины в окружении Эсмеральды разделились на три вида:
1. Те, что желали ее купить.
2. Те, что презирали и девочек легкого поведения, и гламурных певиц, и как следствие, Эсмеральду.
3. Гомосексуалисты.
Поскольку Эсмеральда терпеть не могли ни первых, ни вторых, общаться ей доводилось, в основном, с третьими. В тех же ночных клубах.
Вывод: Эсмеральда страдала едва ли не сильнее, чем Квазиморда. Сейчас, когда черная волна депрессии накрыла ее с головой, красавица свернулась на своей огромной пустой кровати в обнимку с большим плюшевым Винни-Пухом. Слезы ручейками стекали с ее щек на спину любимого мишки, ставшего каким-то горбатым из-за частых объятий с Эсмеральдой.
– Не грусти, Винни, – шептала девушка на ухо плюшевой игрушке. – Не грусти. У нас все хорошо. У нас с тобой много денег, и когда-нибудь мы вместе уедем подальше отсюда и будем счастливы. Но… неужели мне так и придется всю жизнь спать с тобой, мой плюшевый Винни?
Отчаяние вытягивало из Эсмеральды новые и новые ручьи слез. Шел дождь, и в окно глядел кусок серого неба, прорезанный тонкими ветвями деревьев. Весь мир был в отчаянии и лил слезы.
Надо было срочно что-то сделать. Эсмеральда спрыгнула с постели и включила свет в комнате: зажглась люстра и три разноцветные настольные лампы. Теперь в комнате было светло. Игра света. Затем красавица бросилась к окну и задернула тяжелые шторы, чтобы не видеть этого плачущего серого неба. И – снова к Винни-Пуху.
И вдруг депрессия схлынула. Медленно, постепенно, но Эсмеральда приходила в себя. Как будто невидимая рука, сжавшая ее в страшных тисках, разжалась и куда-то исчезла.
Девушка открыла глаза. Медленно встала с кровати, выключила свет в комнате. И с удивлением заметила, что сквозь тяжелые шторы стремится солнечный свет. Раздвинув занавески, Эсмеральда помогла целительным лучам проникнуть внутрь. В каплях воды на деревьях сверкали блики света. И какая-то фигура на улице, притянувшая к себе взгляд Эсмеральды, поспешно скрылась за углом. Красавица не сумела рассмотреть заинтересовавшего ее человека – он промелькнул, как «Феррари» на гонках «Формулы-1». Но Эсмеральда неясно почувствовала, что уже видела его раньше, хотя никогда не могла как следует разглядеть.
«Наверное, это мой ангел-хранитель, – подумала она. – Что ж, хорошо, что он у меня есть. Но почему-то он какой-то… потрепанный».
Ну что ж. Ангелы ангелами, а надо было как-то жить дальше. Эсмеральда живо представила себе, что если она проведет весь вечер одна в этой пустой квартире, то просто сойдет с ума.
Надо было бежать. Срочно. На очередную тусовку, в какой-то клуб, наполненный безумцами… И все для того, чтобы забыть, хоть на минуту забыть о пустоте, захватившей душу и жизнь, внутренний и внешний мир. Куда-нибудь, лишь бы подальше отсюда. Ничего, через три дня снова гастроли, снова эта изматывающая гонка, концерты, самолеты-поезда-автобусы и блаженная усталость, позволяющая полностью выключиться из этого мира…
Девушки танцуют одни
Стандартная гламурная тусовка в ночном клубе. Психоделические вспышки лазерных лучей, невообразимые квакающие сэмплы электронной музыки – в этом сезоне в моде были ремиксы, сопровождавшиеся звуком, похожим на нехилую отрыжку. Эсмеральда на целых две секунды шокировала всю тусовку своим офигенно модным платьем от японского дизайнера Херохиро Харакири. (Для справки – дизайнер Харакири прославился тем, что кромсал самурайским мечом старые модели других дизайнеров и продавал это как новую идею. Ходили слухи, что сам Андрей Бартенев искренне восхищался пиджаком модели «Box-Cutter» от Харакири. Трудно объяснить не знакомому с гламуром читателю, на что был похож этот пиджак… Ну, в одной из комедий с Пьером Ришаром герою разрезали костюм бритвой на множество мелких полосок. Глядя на пиджак «Box-Cutter» от Харакири можно было подумать, что именно этот эпизод известного фильма вдохновил дизайнера на создание этого шмоточного убожества.)
Итак, собралась обычная тусовка. Эсмеральда перебросилась парой слов со знакомыми гомосексуалистами – фотографом и музыкальным продюсером.
– Милая, ты знаешь, я нашел одного потрясающего психоаналитика, – хвастался фотограф. – Он так здорово вылечил мой Эдипов комплекс, подергав меня за пенис! Я ему даже приплатил за удовольствие!
– Милый, – передразнила его Эсмеральда. – А ты раньше знал, что у тебя Эдипов комплекс, или это тебе твой психоаналитик сообщил?
– Дорогуша, ну ты меня расстроила, – фотограф-гомосексуалист надул губы. – Ну что я понимаю в комплексах! Конечно, этот душечка меня просветил. И вылечил! Сказал, что это новый метод, он узнал о нем на конференции психоаналитиков в Лондоне.
– И что, правда помогло? – спросил гомосексуалист-продюсер. – Надо бы и мне к нему на прием записаться, если это и в самом деле так здорово!
Потусовавшись с гомосексуалистами, Эсмеральда разглядела в толпе свою давнюю подругу, известную в шоу-бизнесе под псевдонимом «Masha-Project». На самом деле её звали Марианной, и под простушку она косила исключительно в клипах. В жизни же Марианна была дальней пра-пра-правнучкой некоего польского генерала пана Заржанского, сосланного в Сибирь за какой-то древний бунт.
– Маришка, привет! – Эсмеральда поприветствовала подругу.
– Лилька, шикарно выглядишь! – воскликнула в ответ Маша-Проджект. – Ну, как дела?
– Уезжаю на днях в «чёс», – ответила Эсмеральда. – Наверно, на пару месяцев, так что увидимся нескоро.
– Ой, а мне новую песню сочинили! – воскликнула Марианна.
– Да ты что? – восхитилась Эсмеральда. – Кто же автор нового хита?
– Троюродный кузен моего продюсера, – ответила Марианна. – Этот парень недавно к дядюшке из Тынды приехал. Узнал, что на копирайтах можно капусты настричь, взял в руки гитару и что-то наиграл. Звукачи три недели его мелодию обрабатывали. Но теперь-то точно будет хит!
– Супер! – кивнула Эсмеральда. – А как называется?
– Ну, сама понимаешь, хит для деревенских дебилов писали, – смутилась Марианна. – В смысле, для целевой аудитории проекта «Masha-Project», – поправилась она, вспомнив, как обычно называл «деревенских дебилов» ее продюсер. – Короче, называется эта штука «Зарывшись в сене». Мы две версии записали – цензурную, для MTV и бонус для народа, как на диске будет. Там, в бонусе, припев классный – «Трахайтесь, зарывшись в сене, так завещал Сергей Есенин».
– Супер! – повторила Эсмеральда. – А в цензурной версии как?
– «Люби меня, зарывшись в сене», – пропела Марианна. – В клипе десяток качков-гомосеков изображают деревенских парней, а я лежу на этом сене в таком, знаешь, сарафанчике…
Пропустим двухчасовое описание «сарафанчика» Марианны и перейдем к тому, что нам гораздо более интересно.
– Ну, как твоя депрессия? – спросила Марианна после трех коктейлей.
(Удивительно, как можно выпить три коктейля, обсуждая один сарафанчик, но автор уже в начале романа расписался в своем полном отсутствии знаний женской логики, так что не будем слишком углубляться в эту тему.)
– Ой, как-то так, – вздохнула Эсмеральда. – Как американские горки. Вверх-вниз по Беверли-Хиллз. Иногда сердцем чувствую, что он где-то рядом, мой любимый, но никак найти его не могу. Не вижу я его, что ли? Может, он перед самым носом, может, он где-то в этом клубе, а я его не замечаю. Иногда кажется, вот-вот я что-то такое пойму, но никак не могу… Как будто передо мной стена бетонная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13