Ты сам решил быть несчастным. Помни об этом. Помни об этом всегда».
«Я помню, – отвечал сам себе Квазиморда. – Но ведь мы с тобой оба знаем, что если бы мы с ней встретились, она бы послала меня по всем направлениям. И тогда я бы потерял последнюю надежду. Тогда мне было бы незачем жить. А так… Может, мне хоть чуть-чуть удастся продлить мое жалкое существование. Пусть мечта об Эсмеральде согревает мою жизнь своим светом и теплом».
«Ты странный, дорогой мой, – сказал Квазиморда № 1. – Ты хочешь с ней встретиться и боишься этого. Помнишь, как тогда, в сортире на радиостанции? Сегодня ты повел себя точно так же».
«Да, я жалок, – кивнул Квазиморда № 2. – Но ведь я всего лишь маленький уродливый горбун. Разве я могу быть иным?»
И оба они заткнулись, оставив Квазиморду № 3 наедине с полупустым вагоном метро.
Поезд засосало в туннель. Квазиморда, вышедший на своей станции метро, подошел к рельсам и внимательно посмотрел на них. Смерть была рядом. И любовь была рядом. Любовь и смерть были рядом. Любовь и смерть были слиты воедино. Обретешь любовь – обретешь и смерть. Страшно? Тогда изволь оставаться тем, что ты есть, – никто и ничто. Созерцая рельсы, Квазиморда вспомнил одну из своих любимых песен «Энигмы»:
Look into the mirror of you soul
Love and hate are one in all
Sacrifice turns to revenge and believe me
You'll see the face who'll say:
I love you… I'll kill you…
But I'll love you forever
В памяти горбуна возник клип Милены Фармер на песню «Regrets». Тем более, что там и рельсы были. И даже нечто вроде поезда.
«Ну что ж, – подумал Квазиморда. – Если сегодня я уже один раз отказался от смерти, значит, надо подождать хотя бы до завтра».
Отвернувшись от рельсов, он почти бодро зашагал к эскалатору.
Хуан-Карлос
Выйдя из метро в туннель подземного перехода, Квазиморда вспомнил нечто важное и подошел к ларьку с музыкальными дисками. Заглянув в узкую форточку, соединяющую ларек с внешним миром, Квазиморда спросил:
– Эй, Хуан-Карлос, ты там?
Из-под прилавка вынырнула обложка книги Карлоса Кастанеды «Сказки о силе», а через секунду из-за этой обложки выглянуло испанско-индейское лицо с длинными волосами, завязанными в хвостик.
– А, это ты, Квазиморда, – кивнул Хуан-Карлос. – Привет. Извини, я тут зачитался, пока никого нет.
Скользнув глазами по внутреннему убранству ларька, Квазиморда заметил рядом с маленьким кассовым аппаратом ту же распечатку из инета, что лежала на столе Гималайского, – про MTV и Кастанеду.
– Понятно, – сказал Квазиморда. – Значит так, тебе новый диск Эсмеральды уже привезли? Я узнал, что в магазинах он со дня на день появится.
– Эсмеральды? – секунды три Хуан-Карлос напряженно думал. – Нет, кажется, Эсмеральды пока не было.
– Так кажется или не было? – спросил Квазиморда.
– Ну, все новинки вон на той витрине, посмотри там, – сказал Хуан-Карлос.
Квазиморда оторвался от форточки и изучил витрину с новинками. Диска Эсмеральды там действительно не обнаружилось. Зато в витрине соседнего книжного ларька буквально светилась маленькая книжечка. На обложке был изображен египетский Сфинкс в черных очках и бейсболке с надписью «USA». Под Сфинксом была надпись: «Александр Клыгин. Великие подвиги Аладдина».
«М-да… – подумал Квазиморда. – А паранджа-то плодовитая оказалась. Что ж, как-нибудь, как-нибудь».
– Нет, там нету, – сказал Квазиморда. – Ну, если появится, сразу мне позвони. Мне же надо что-то в эфир ставить. И вообще, хотелось бы рассказать слушателям о новом диске, объяснить, почему его стоит купить.
– Да, это конечно, – согласился Хуан-Карлос. – Кстати, я вчера слушал твое шоу. Отпад полный.
– Спасибо, – сказал Квазиморда. – Ну, я пойду.
– А, погоди, свежий сборник ethnic-музыки привезли! – крикнул Хуан-Карлос.
– И что там? – спросил Квазиморда, вернувшись к форточке.
– «Enigma», «Era», «Gregorian», «Deep Forest» и другие, малоизвестные, – ответил Хуан-Карлос.
– Ой, да это у меня все есть, – отмахнулся Квазиморда. – Ты же помнишь, я у тебя просил Белинду Карлайл, «Shivaree» и DVD с клипами «Army of lovers». Чтобы эфир оживить.
– Ребята ищут, – ответил Хуан-Карлос. – Пока нету. Знаешь, Квази, ну и заказики у тебя! Вечно ты что-нибудь такое попросишь, что приходится пол-Москвы перерыть, чтоб это найти!
– Торговля – двигатель прогресса, – усмехнулся Квазиморда. – А спрос рождает предложение.
– Это точно, – согласился Хуан-Карлос. – Да, и если увидишь своего соседа Шурика, передай, что я отложил для него все свежие сборники европейских ремиксов. Он просил, как он выразился, «какую-нибудь хрень, чтоб мозги разгрузить».
– Да, для разгрузки мозгов это то, что надо, – кивнул Квазиморда. – Хорошо, передам, если встречу. Ну, пока, Хуан-Карлос.
– Пока, Квази.
Квазиморда направился к выходу, а Хуан-Карлос снова нырнул под прилавок вместе с Кастанедой и его «Сказками о силе».
Третье стеклянное чудо
Квартира Квазиморды не изменилась за время отсутствия ее хозяина. Ну, разве что пыли прибавилось за день. Но, как мы помним, наш герой делал уборку редко, поэтому пыль он даже не заметил. Налив себе чаю, Квазиморда удобно устроился на диване в своей комнате и включил свой «всеядный» DVD-плеер «Elenberg», купленный за копейки в магазине «Эльдорадо». Горбун щелкнул пультом – и комнату заполнила музыка Бориса Гребенщикова. Рваный гитарный перебор точно отражал внутреннее состояние Квазиморды. Иногда одна фальшивая нота делает песню совершенной. Один знакомый рассказывал Квазиморде, что в Древнем Китае ваза с трещиной ценилась гораздо больше, чем безукоризненная ваза, выполненная без единого дефекта. Считалось, что ваза с трещиной более приближена к жизни.
«Да, – подумал Квазиморда. – Я тоже ваза с трещиной. Нет, не так. Я – осколки треснутой вазы».
Гребенщиков пел в своей пустоте:
Когда ты был мал, ты знал все, что знал,
И собаки не брали твой след.
Теперь ты открыт, ты отбросил свой щит,
Ты не помнишь, кто прав и кто слеп.
Ты повесил мишени на грудь,
Стоит лишь тетиву натянуть;
Ты ходячая цель,
Ты уверен, что верен твой путь.
Но тем, кто не спит, не нужен твой сад,
В нем нет ни цветов, ни камней.
И даже твой бог никому не помог,
Есть другие, светлей и сильней;
И поэтому ты в пустоте,
Как на старом забытом холсте:
Не в начале, не в центре,
И даже не в самом хвосте
Квазиморда чувствовал себя именно так, как второе стеклянное чудо. Правда, было непонятно, если он – второе стеклянное чудо, то каким же было первое? И почему стеклянное? Вероятно, потому что его просто разбить: швырнул об стену – и все, лишь осколки по полу. Песня кончилась, Гребенщиков запел что-то про изнанку зеркального стекла, а Квазиморда сделал большой глоток чая. Кисловатый «каркаде» идеально пролетел через горло горбуна, слегка замерзшее прохладным весенним вечером.
Квазиморда налил вторую чашку. И даже достал из шкафа пакет печенья. Утолив легкий голод, горбун взглянул на свой таинственный шкаф. Гребенщиков пел о звезде – Квазиморда всегда считал, что эта песня про него и Эсмеральду.
Моей звезде не суждено
Тепла, как нам, простым и смертным;
Нам – сытый дом под лампой светлой,
А ей – лишь горькое вино;
А ей – лишь горькая беда,
Сгорать, где все бегут пожара;
Один лишь мальчик скажет: «Жалко,
Смотрите, падает звезда!»
Моей звезде не суждено
Устать или искать покоя;
Она не знает, что такое
Покой, но это все равно.
Ей будет сниться по ночам
Тот дом, что обойден бедою,
А наяву – служить звездою.
И горький дым, и горький чай
«Да, наверно, Гималайский прав, – подумал Квазиморда. – И у нее тоже полно своих проблем. И я ничем не могу ей помочь. У меня тоже много проблем. И она ничем не может помочь мне. Единственная надежда, что нам обоим поможет Гималайский. А пока что вот так. Но почему я люблю ее? Почему не могу забыть о ней? Ну, это как раз понятно. Психика такого уродливого горбуна должна быть изуродована множеством психических травм, нанесенных в разное время при разных обстоятельствах. Но все это – из-за горба. Поэтому, чтобы совсем не сойти с ума, психика идет на отчаянный жест – залечивает раны безответной любовью. Причем я ведь сам все обставил так, что Эсмеральда никогда не сможет разбить мне сердце. Ведь я люблю ее на расстоянии и никогда не осмелюсь к ней подойти. Потому что если она пошлет меня во все направления, я этого не переживу. Меня уже посылали все, кому не лень, – и я это пережил. И выдержу все что угодно, кроме ее измены… Хотя о какой измене вообще можно думать, если мы даже с ней незнакомы?»
Подумав напоследок, что пора пролить волшебный бальзам на свою разорванную в клочья психику, Квазиморда снял с цепочки на шее ключ – и открыл хитрый замок, надежно сдерживавший дверцы шкафа. Что же было внутри?
Плакаты. Плакаты и постеры Эсмеральды. Один большой плакат был приклеен к внутренней стенке шкафа, пять или шесть постеров меньшего размера висели вокруг него. На маленькой полочке лежали два ее диска. И вдобавок в шкафу была всякая мелочь: календарики, блокноты, тетради, рекламные наклейки, вырезки из газет – на всем этом были фотографии Эсмеральды.
Увидев свою возлюбленную во всей красе, Квазиморда упал на колени перед шкафом и что-то зашептал себе под нос – видимо, беседовал с Эсмеральдой. Точнее, с образом Эсмеральды, ее призраком, выловленным из информационного пространства и живущим в шкафу.
– Как бы я хотел встретиться с тобой, – шептал Квазиморда. – Просто быть с тобой в одной комнате. Я хочу просто сидеть и смотреть на тебя. Даже если бы ты не замечала меня – так было бы лучше, ты бы не дрожала от ужаса при виде такого урода. Я бы просто смотрел на тебя. Смотрел бы и дышал тобой – как я дышал всеми красивыми девушками в метро. Но они – просто воздух, а ты – чистый озон. Как бы я хотел раз в жизни надышаться чистым озоном. Даже если бы сразу после этого я бы умер.
Подняв глаза на постер Эсмеральды, Квазиморда прошептал:
– Я бы умер за тебя, любовь моя. Правда, вряд ли это пошло бы тебе на пользу – ведь моя жизнь ничего не стоит. Но я дарю тебе мою жизнь – пусть она будет самой бесполезной вещью в твоем гардеробе. Но пусть она лежит у тебя. В пыли, на самой дальней полке твоего самого бесполезного шкафа, но пусть моя жизнь будет лежать у тебя. Тогда в ней, возможно, появится, хоть какой-нибудь смысл…
Ангел в метро
Проснувшись утром, Квазиморда обнаружил себя на кровати в позе индейских шаманов – подушка под животом, ноги на спинке кровати. Будильник распевал свою утреннюю песню. Подняв голову, Квазиморда огляделся. Шкаф был закрыт, ключ лежал на компьютерном столике.
– Ну, слава богам, – вздохнул Квазиморда. – Ничего не натворил – и на том спасибо.
Он не помнил, что происходило, когда он загнал себя в исступленный психический транс, чтобы побеседовать с Эсмеральдой. Видимо, побеседовали, потому что на полу валялся перевернутый стул.
Более-менее приведя комнату в порядок и выпив свой утренний чай, горбун принял душ, оделся и пошел на работу. Деваться было некуда – вся Москва и прилегающие деревни вплоть до Владивостока ждали дневного шоу Квазиморды по вторникам и четвергам. Ну, во Владивостоке это шоу, видимо, было вечерним.
Хуан-Карлоса ди-джей не увидел – почетный продавец-кастанедовец либо вышел за чебуреком, либо опять прятался под прилавком, в сотый раз перечитывая гениальное произведение дона Карлоса Кастанеды.
Выйдя на платформу, Квазиморда пошел вдоль рельсов, высматривая красивых девушек. Впрочем, рельсы его тоже очень интересовали.
«Так прыгнуть или нет? – думал горбун. – Нет, сейчас, пожалуй, не стоит. У меня уже появились две-три хорошие идеи для сегодняшнего шоу. Так что эфир сегодня проведу. А вечером можно будет и на рельсы помедитировать».
И, оторвав взгляд от рельсов, Квазиморда огляделся. Да! Чуть дальше, у колонны, остановилась очень приятная брюнетка. Горбун встал поближе к ней, стараясь быть как можно более незаметным, чтобы, когда поезд остановится, войти в вагон точно следом за ней. Получилось! Встав справа от красавицы, Квазиморда начал дышать. Уроки Свами Гималайского не прошли для него даром – и вместе с той энергией, которую он высасывал из красивых девушек, горбун научился считывать и информацию. Сейчас, надышавшись, он кое-что разобрал. За внешней красотой брюнетки скрывалась усталость, усталость от жизни. У нее какие-то неприятности в семье – кажется, кто-то из родственников долго и тяжело болеет.
Когда Квазиморда все это считал, девушка как будто бы почувствовала, что он с ней взаимодействует. Она дернулась и отошла на пару шагов влево. Поезд как раз затормозил на очередной станции, в другом конце вагона освободилось сиденье – и девушка буквально рванулась к этому свободному месту.
Наш герой успел лишь проводить взглядом удаляющуюся фигурку. И поразился, увидев на спине ее черной курточки рисунок в виде двух золотых крылышек.
«Ангел! – подумал Квазиморда, напоследок вдохнув остатки аромата ее ауры, висевшего в воздухе. – И верно, сосед Шурик что-то рассказывал о том, что все ангелы – женщины, мужчин среди них вообще нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
«Я помню, – отвечал сам себе Квазиморда. – Но ведь мы с тобой оба знаем, что если бы мы с ней встретились, она бы послала меня по всем направлениям. И тогда я бы потерял последнюю надежду. Тогда мне было бы незачем жить. А так… Может, мне хоть чуть-чуть удастся продлить мое жалкое существование. Пусть мечта об Эсмеральде согревает мою жизнь своим светом и теплом».
«Ты странный, дорогой мой, – сказал Квазиморда № 1. – Ты хочешь с ней встретиться и боишься этого. Помнишь, как тогда, в сортире на радиостанции? Сегодня ты повел себя точно так же».
«Да, я жалок, – кивнул Квазиморда № 2. – Но ведь я всего лишь маленький уродливый горбун. Разве я могу быть иным?»
И оба они заткнулись, оставив Квазиморду № 3 наедине с полупустым вагоном метро.
Поезд засосало в туннель. Квазиморда, вышедший на своей станции метро, подошел к рельсам и внимательно посмотрел на них. Смерть была рядом. И любовь была рядом. Любовь и смерть были рядом. Любовь и смерть были слиты воедино. Обретешь любовь – обретешь и смерть. Страшно? Тогда изволь оставаться тем, что ты есть, – никто и ничто. Созерцая рельсы, Квазиморда вспомнил одну из своих любимых песен «Энигмы»:
Look into the mirror of you soul
Love and hate are one in all
Sacrifice turns to revenge and believe me
You'll see the face who'll say:
I love you… I'll kill you…
But I'll love you forever
В памяти горбуна возник клип Милены Фармер на песню «Regrets». Тем более, что там и рельсы были. И даже нечто вроде поезда.
«Ну что ж, – подумал Квазиморда. – Если сегодня я уже один раз отказался от смерти, значит, надо подождать хотя бы до завтра».
Отвернувшись от рельсов, он почти бодро зашагал к эскалатору.
Хуан-Карлос
Выйдя из метро в туннель подземного перехода, Квазиморда вспомнил нечто важное и подошел к ларьку с музыкальными дисками. Заглянув в узкую форточку, соединяющую ларек с внешним миром, Квазиморда спросил:
– Эй, Хуан-Карлос, ты там?
Из-под прилавка вынырнула обложка книги Карлоса Кастанеды «Сказки о силе», а через секунду из-за этой обложки выглянуло испанско-индейское лицо с длинными волосами, завязанными в хвостик.
– А, это ты, Квазиморда, – кивнул Хуан-Карлос. – Привет. Извини, я тут зачитался, пока никого нет.
Скользнув глазами по внутреннему убранству ларька, Квазиморда заметил рядом с маленьким кассовым аппаратом ту же распечатку из инета, что лежала на столе Гималайского, – про MTV и Кастанеду.
– Понятно, – сказал Квазиморда. – Значит так, тебе новый диск Эсмеральды уже привезли? Я узнал, что в магазинах он со дня на день появится.
– Эсмеральды? – секунды три Хуан-Карлос напряженно думал. – Нет, кажется, Эсмеральды пока не было.
– Так кажется или не было? – спросил Квазиморда.
– Ну, все новинки вон на той витрине, посмотри там, – сказал Хуан-Карлос.
Квазиморда оторвался от форточки и изучил витрину с новинками. Диска Эсмеральды там действительно не обнаружилось. Зато в витрине соседнего книжного ларька буквально светилась маленькая книжечка. На обложке был изображен египетский Сфинкс в черных очках и бейсболке с надписью «USA». Под Сфинксом была надпись: «Александр Клыгин. Великие подвиги Аладдина».
«М-да… – подумал Квазиморда. – А паранджа-то плодовитая оказалась. Что ж, как-нибудь, как-нибудь».
– Нет, там нету, – сказал Квазиморда. – Ну, если появится, сразу мне позвони. Мне же надо что-то в эфир ставить. И вообще, хотелось бы рассказать слушателям о новом диске, объяснить, почему его стоит купить.
– Да, это конечно, – согласился Хуан-Карлос. – Кстати, я вчера слушал твое шоу. Отпад полный.
– Спасибо, – сказал Квазиморда. – Ну, я пойду.
– А, погоди, свежий сборник ethnic-музыки привезли! – крикнул Хуан-Карлос.
– И что там? – спросил Квазиморда, вернувшись к форточке.
– «Enigma», «Era», «Gregorian», «Deep Forest» и другие, малоизвестные, – ответил Хуан-Карлос.
– Ой, да это у меня все есть, – отмахнулся Квазиморда. – Ты же помнишь, я у тебя просил Белинду Карлайл, «Shivaree» и DVD с клипами «Army of lovers». Чтобы эфир оживить.
– Ребята ищут, – ответил Хуан-Карлос. – Пока нету. Знаешь, Квази, ну и заказики у тебя! Вечно ты что-нибудь такое попросишь, что приходится пол-Москвы перерыть, чтоб это найти!
– Торговля – двигатель прогресса, – усмехнулся Квазиморда. – А спрос рождает предложение.
– Это точно, – согласился Хуан-Карлос. – Да, и если увидишь своего соседа Шурика, передай, что я отложил для него все свежие сборники европейских ремиксов. Он просил, как он выразился, «какую-нибудь хрень, чтоб мозги разгрузить».
– Да, для разгрузки мозгов это то, что надо, – кивнул Квазиморда. – Хорошо, передам, если встречу. Ну, пока, Хуан-Карлос.
– Пока, Квази.
Квазиморда направился к выходу, а Хуан-Карлос снова нырнул под прилавок вместе с Кастанедой и его «Сказками о силе».
Третье стеклянное чудо
Квартира Квазиморды не изменилась за время отсутствия ее хозяина. Ну, разве что пыли прибавилось за день. Но, как мы помним, наш герой делал уборку редко, поэтому пыль он даже не заметил. Налив себе чаю, Квазиморда удобно устроился на диване в своей комнате и включил свой «всеядный» DVD-плеер «Elenberg», купленный за копейки в магазине «Эльдорадо». Горбун щелкнул пультом – и комнату заполнила музыка Бориса Гребенщикова. Рваный гитарный перебор точно отражал внутреннее состояние Квазиморды. Иногда одна фальшивая нота делает песню совершенной. Один знакомый рассказывал Квазиморде, что в Древнем Китае ваза с трещиной ценилась гораздо больше, чем безукоризненная ваза, выполненная без единого дефекта. Считалось, что ваза с трещиной более приближена к жизни.
«Да, – подумал Квазиморда. – Я тоже ваза с трещиной. Нет, не так. Я – осколки треснутой вазы».
Гребенщиков пел в своей пустоте:
Когда ты был мал, ты знал все, что знал,
И собаки не брали твой след.
Теперь ты открыт, ты отбросил свой щит,
Ты не помнишь, кто прав и кто слеп.
Ты повесил мишени на грудь,
Стоит лишь тетиву натянуть;
Ты ходячая цель,
Ты уверен, что верен твой путь.
Но тем, кто не спит, не нужен твой сад,
В нем нет ни цветов, ни камней.
И даже твой бог никому не помог,
Есть другие, светлей и сильней;
И поэтому ты в пустоте,
Как на старом забытом холсте:
Не в начале, не в центре,
И даже не в самом хвосте
Квазиморда чувствовал себя именно так, как второе стеклянное чудо. Правда, было непонятно, если он – второе стеклянное чудо, то каким же было первое? И почему стеклянное? Вероятно, потому что его просто разбить: швырнул об стену – и все, лишь осколки по полу. Песня кончилась, Гребенщиков запел что-то про изнанку зеркального стекла, а Квазиморда сделал большой глоток чая. Кисловатый «каркаде» идеально пролетел через горло горбуна, слегка замерзшее прохладным весенним вечером.
Квазиморда налил вторую чашку. И даже достал из шкафа пакет печенья. Утолив легкий голод, горбун взглянул на свой таинственный шкаф. Гребенщиков пел о звезде – Квазиморда всегда считал, что эта песня про него и Эсмеральду.
Моей звезде не суждено
Тепла, как нам, простым и смертным;
Нам – сытый дом под лампой светлой,
А ей – лишь горькое вино;
А ей – лишь горькая беда,
Сгорать, где все бегут пожара;
Один лишь мальчик скажет: «Жалко,
Смотрите, падает звезда!»
Моей звезде не суждено
Устать или искать покоя;
Она не знает, что такое
Покой, но это все равно.
Ей будет сниться по ночам
Тот дом, что обойден бедою,
А наяву – служить звездою.
И горький дым, и горький чай
«Да, наверно, Гималайский прав, – подумал Квазиморда. – И у нее тоже полно своих проблем. И я ничем не могу ей помочь. У меня тоже много проблем. И она ничем не может помочь мне. Единственная надежда, что нам обоим поможет Гималайский. А пока что вот так. Но почему я люблю ее? Почему не могу забыть о ней? Ну, это как раз понятно. Психика такого уродливого горбуна должна быть изуродована множеством психических травм, нанесенных в разное время при разных обстоятельствах. Но все это – из-за горба. Поэтому, чтобы совсем не сойти с ума, психика идет на отчаянный жест – залечивает раны безответной любовью. Причем я ведь сам все обставил так, что Эсмеральда никогда не сможет разбить мне сердце. Ведь я люблю ее на расстоянии и никогда не осмелюсь к ней подойти. Потому что если она пошлет меня во все направления, я этого не переживу. Меня уже посылали все, кому не лень, – и я это пережил. И выдержу все что угодно, кроме ее измены… Хотя о какой измене вообще можно думать, если мы даже с ней незнакомы?»
Подумав напоследок, что пора пролить волшебный бальзам на свою разорванную в клочья психику, Квазиморда снял с цепочки на шее ключ – и открыл хитрый замок, надежно сдерживавший дверцы шкафа. Что же было внутри?
Плакаты. Плакаты и постеры Эсмеральды. Один большой плакат был приклеен к внутренней стенке шкафа, пять или шесть постеров меньшего размера висели вокруг него. На маленькой полочке лежали два ее диска. И вдобавок в шкафу была всякая мелочь: календарики, блокноты, тетради, рекламные наклейки, вырезки из газет – на всем этом были фотографии Эсмеральды.
Увидев свою возлюбленную во всей красе, Квазиморда упал на колени перед шкафом и что-то зашептал себе под нос – видимо, беседовал с Эсмеральдой. Точнее, с образом Эсмеральды, ее призраком, выловленным из информационного пространства и живущим в шкафу.
– Как бы я хотел встретиться с тобой, – шептал Квазиморда. – Просто быть с тобой в одной комнате. Я хочу просто сидеть и смотреть на тебя. Даже если бы ты не замечала меня – так было бы лучше, ты бы не дрожала от ужаса при виде такого урода. Я бы просто смотрел на тебя. Смотрел бы и дышал тобой – как я дышал всеми красивыми девушками в метро. Но они – просто воздух, а ты – чистый озон. Как бы я хотел раз в жизни надышаться чистым озоном. Даже если бы сразу после этого я бы умер.
Подняв глаза на постер Эсмеральды, Квазиморда прошептал:
– Я бы умер за тебя, любовь моя. Правда, вряд ли это пошло бы тебе на пользу – ведь моя жизнь ничего не стоит. Но я дарю тебе мою жизнь – пусть она будет самой бесполезной вещью в твоем гардеробе. Но пусть она лежит у тебя. В пыли, на самой дальней полке твоего самого бесполезного шкафа, но пусть моя жизнь будет лежать у тебя. Тогда в ней, возможно, появится, хоть какой-нибудь смысл…
Ангел в метро
Проснувшись утром, Квазиморда обнаружил себя на кровати в позе индейских шаманов – подушка под животом, ноги на спинке кровати. Будильник распевал свою утреннюю песню. Подняв голову, Квазиморда огляделся. Шкаф был закрыт, ключ лежал на компьютерном столике.
– Ну, слава богам, – вздохнул Квазиморда. – Ничего не натворил – и на том спасибо.
Он не помнил, что происходило, когда он загнал себя в исступленный психический транс, чтобы побеседовать с Эсмеральдой. Видимо, побеседовали, потому что на полу валялся перевернутый стул.
Более-менее приведя комнату в порядок и выпив свой утренний чай, горбун принял душ, оделся и пошел на работу. Деваться было некуда – вся Москва и прилегающие деревни вплоть до Владивостока ждали дневного шоу Квазиморды по вторникам и четвергам. Ну, во Владивостоке это шоу, видимо, было вечерним.
Хуан-Карлоса ди-джей не увидел – почетный продавец-кастанедовец либо вышел за чебуреком, либо опять прятался под прилавком, в сотый раз перечитывая гениальное произведение дона Карлоса Кастанеды.
Выйдя на платформу, Квазиморда пошел вдоль рельсов, высматривая красивых девушек. Впрочем, рельсы его тоже очень интересовали.
«Так прыгнуть или нет? – думал горбун. – Нет, сейчас, пожалуй, не стоит. У меня уже появились две-три хорошие идеи для сегодняшнего шоу. Так что эфир сегодня проведу. А вечером можно будет и на рельсы помедитировать».
И, оторвав взгляд от рельсов, Квазиморда огляделся. Да! Чуть дальше, у колонны, остановилась очень приятная брюнетка. Горбун встал поближе к ней, стараясь быть как можно более незаметным, чтобы, когда поезд остановится, войти в вагон точно следом за ней. Получилось! Встав справа от красавицы, Квазиморда начал дышать. Уроки Свами Гималайского не прошли для него даром – и вместе с той энергией, которую он высасывал из красивых девушек, горбун научился считывать и информацию. Сейчас, надышавшись, он кое-что разобрал. За внешней красотой брюнетки скрывалась усталость, усталость от жизни. У нее какие-то неприятности в семье – кажется, кто-то из родственников долго и тяжело болеет.
Когда Квазиморда все это считал, девушка как будто бы почувствовала, что он с ней взаимодействует. Она дернулась и отошла на пару шагов влево. Поезд как раз затормозил на очередной станции, в другом конце вагона освободилось сиденье – и девушка буквально рванулась к этому свободному месту.
Наш герой успел лишь проводить взглядом удаляющуюся фигурку. И поразился, увидев на спине ее черной курточки рисунок в виде двух золотых крылышек.
«Ангел! – подумал Квазиморда, напоследок вдохнув остатки аромата ее ауры, висевшего в воздухе. – И верно, сосед Шурик что-то рассказывал о том, что все ангелы – женщины, мужчин среди них вообще нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13