Раб может взбунтоваться и убить фараона и занять его место. Юзер останется же юзером навсегда. Впрочем, что это я, – Валерий Андреевич быстро улыбнулся, на мгновение собрались пучки морщин в углах рта и глаз, отчего выражение его лица сделалось иронически хищным, – В ваше время компьютеров почти еще не было, а в наше время их уже почти нет. В привычном виде, по крайней мере. Неудачный пример.
Люба ничего и правда не поняла из последних слов, и незнакомого слова «юзер» даже не попыталась запомнить, но подумала, что этот «старик» не такой уж и старик, и человек в каком-то неуловимом смысле может быть даже опасный.
– Да уж, не будем разводить долгую преамбулу. Одним словом, подумали, подумали наши лучшие умы и решили, что надо заставить народ работать, иначе разболтается окончательно. А как? Надо ввести какую-нибудь заинтересованность. Чем можно заинтересовать? Тем, чего мало. Чего же мало, когда всего много? Времени. Времени мало. Строго говоря, в натуральном виде его вообще нет. Без хронометра обычный человек не может узнать, утро сейчас или полдень, ночь или вечер. Не может договориться заранее о встрече и прибыть вовремя туда, куда ему надо, просто принять решение – вставать ему с постели или нет. И вот было принято гениальное решение – изъять все виды хронометров у населения и ввести единую, централизованную систему распространения информации о точном времени. И главное, следите, дорогая, внимательно, точный этот сигнал можно было получить только в обмен на какое-то количество общественно полезного труда.
Хотя Люба и следила очень внимательно, но явно не до конца разобралась в сказанном. А старик продолжал наваливать гору сведений.
– Никакого противоречия. Мол, работы полезной не хватает, а общественно полезный труд подай. Для огромной части населения планеты главным в жизни стала работа по обустройству своего прошлого. Разыскание корней семейства, восстановление памяти об отдаленных предках, одним словом, наведение порядка на родовом погосте. Вы даже не представляете, какой это громадный, Разнообразный, утомительный и увлекательный труд. И уважаемый. Глубины старинного интернета, археологические раскопы, самые пыльные книгомогильники, сундуки со старыми фотоальбомами и коробки с письмами на чердаках заброшенных домов в заброшенных деревнях. Да, да, и такое случается. Какая ценность – любой дневник, куча магнитофонных бобин с записью криков на давней свадьбе! Почва ведь нашпигована неопознанными останками. Самые ухоженные кладбища древности превратились в скопища безымянных костей. Я уж не говорю про всевозможные братские могилы, расстрельные рвы, чумные овраги. Раньше ведь оживляли всех подряд, бездумно, в каком-то азарте. Я никогда бы не повез вас в интернаты для этих несчастных, здоровых с виду людей, не понимающих, кто они такие. Их мучают непонятные кошмары, они бродят по миру, как тени в поисках места, где их, может быть, осенит. С таким же успехом можно было бы возвращать к жизни динозавров. Ну да ладно, это я уже ухожу в частности.
Старик снова улыбнулся своей быстрой, хищной улыбкой.
– В качестве платы за этот труд во спасение своей души, как сказали бы церковники, человек и получает право на точную ориентировку во времени, протекающем сейчас. В доме каждого стоит такой приборчик, стоит нажать кнопку, и ты узнаешь, который нынче час, а с твоего электронного счета одновременно «списывается» энная сумма.
– Сумма чего?
– А? Количество доступов. Это такая «карточная система», знаете, как в блокаду раньше выдавали норму хлеба в зависимости от вида карточки.
Люба кивнула головой, про блокаду и про карточки, как дочь советского народа, она кое-что слыхала. Валерий Андреевич вдохновился.
– Так и здесь. Есть карточка домохозяйки, кормящей матери, чиновника, энерго-оператора, полицейского и так далее, все они имеют право от шести, это минимум, до сорока раз в сутки, узнавать, который теперь час и минута. Скажем, те же полицейские во время выполнения особого задания могут интересоваться вообще хоть сто раз, это понятно, да? Труднее с теми, кто трудится индивидуально, в архиве, на раскопе, или просто думает, куда направить острие поиска, но и тут придуманы свои эквиваленты. Работа «не покладая рук», «до изнеможения», «на износ» оплачивается по-разному. Особенно ценятся творческие озарения, двойной, тройной тариф, понятно, да?
Девушка задумчиво облизнула пухлые губы.
– А если эта… «карточка» кончится?
– Да, если вы долго ленились, бездельничали, вместо того чтобы заниматься делом, тогда, Люба, ваш прибор ничего вам не скажет. И посмотрев в окно, вы обнаружите все тот же до ужаса неизменный полдень. Уверяю вас, это очень неприятно.
– Можно спросить у кого-нибудь из знакомых. Позвонить по телефону.
Старик засмеялся в голос, обнаруживая великолепные зубы и ярко-розовый язык. Голова его при каждом приступе смеха благородно откидывалась назад.
– Все продумано, и в подробностях. Ни по каким электронным сетям такая информация не пройдет, так устроено. Никакого радио, точных сигналов, телевидения и прочей чепухи в том же роде, разумеется, тоже нет. Никто из знакомых вам ничего не подскажет, ибо это слишком уж не принято, а за нарушение положен штраф. Иногда тайком вас могут пожалеть, шепнуть… но это очень же унизительно. Хуже милостыни. Даже церковь свои колокола распускает не в какое-то конкретное время, а по скользящему графику, дабы напомнить о вечности, а не о моменте времени.
– А если у меня есть часы, сохранились от родителей?
– Все отловлено и изъято. Или почти все. К тому же, механические часы портятся, отстают, и выдаваемые ими сведения превращаются в чепуху. Батарейки садятся, новых взять негде. Часовщики-браконьеры все на учете, за ними такой надзор… Они как наркоторговцы в прежние времена. Да, да Любаша, не распахивайте глаза. Могу вам сообщить, что в Новом Свете до сих пор есть немало тихих противников существующего порядка. Какие-то умельцы все время стараются изготовить приборы, независимо измеряющие время. Целые семьи и группы семей селятся вокруг такого механизма где-нибудь в укромном месте и в произвольно выбранной точке безвременья начинают новую хронологию. Иногда такие сообщества устраиваются поблизости от природного феномена, например, регулярно бьющего гейзера и тому подобное, и отсчитывают время не в условных, а в натуральных единицах. «Давай встретимся с тобой после того, как горячая вода четырежды вырвется из земли!» Романтично, но идиотично. Главной надеждой «протестантов» был океанский прилив, но поскольку водная поверхность всюду перегорожена глобальными дамбами, новейшими островами, порядок работы дивной системы превратился в хаос. Тем не менее, мелкая повсеместная борьба за «свободное время» идет повсюду. Как правило, это люди маниакального склада, порядки, царящие в их семьях и «племенах», чудовищны. Поскольку их новодельная техника, как правило, ужасающе приблизительна, капризна, то режим жизни в этих сообществах подчинен варварскому и изуверскому ритму – или спят по три часа два раза в сутки, или едят по шесть раз в полтора дня и так далее. От этого болезни, психозы, какие-то новые дурацкие верования, которые хуже любых психозов. Есть психопаты, утверждающие, что у них внутри есть биологические часы. Иные и в самом деле могут иногда угадывать бегущую минуту. Даже соревнования такие устраиваются, эта игра по популярности уступает только футболу. Но возможности самых талантливых хронопойнтеров – такое неблагозвучное по-русски название – ограничены всего несколькими часами. Спортсмен проснулся, включил внутренний счетчик, и уже к обеду он уже Бог знает куда убрел по воображаемой временной траектории. Это у стайеров, значительнее интереснее спринтеры, рекорд, насколько я помню, 59, 45. То есть спортсмен отстал в ощущении истинной минуты всего на пятнадцать сотых секунды. Но, разумеется, даже такие сверхспособности бесполезны в противостоянии глобальной системе контроля мирового времени. В нескольких засекреченных Местах планеты, каких-нибудь Скалистых горах, или Гималаях, в глубоком подземелье стоят ангары с атомными хронометрами, от которых…
– А нельзя ли просто слушать свое сердце?
Валерий Андреевич послал собеседнице воздушный поцелуй.
– Вопрос очень хороший, и очень женский. Сердце сердце…
– Да, сердце! – с вызовом сказала Люба. – Можно считать удары.
– Можно. И некоторые свихивались на этом. Есть даже знаменитая скульптура на этот сюжет. «Пульс времени». Но дело в том, что у людей пульс неустойчив, меняется от эмоции до эмоции, да и у всех разный. Пойдя дальше по этому пути, мы могли бы, извините, довериться своему мочевому пузырю, или кишечнику, полагаясь на известную регулярность их позывов, но это…
– Вы их сажаете в тюрьму?
– Этих диверсантов и браконьеров? Бессмысленно! Мы стараемся их отговаривать, тихо переубеждать. Отнимаем, конечно, вредные самоделки. Если человек забирается в горы и начинает с лично собранной радиостанции передавать сигналы точного времени, его, конечно, наказывают. Но не сильно. А на городских хроноюродивых, ну тех, кто тратит свою «карточку» на то, чтобы через громкоговоритель оповестить соседей, мы вообще не обращаем внимания. Надо сказать, бунтовщики эти весьма изобретательны. Вот недавно, несколько дней назад я увидел у отца вашего друга Вадима старинный патефон. Формально, по закону я должен его изъять, ведь он прокручивает пластинку «На солнечной поляночке» каждый раз за одно и то же время. На основе этого механизма можно попробовать изготовить хронометр. Грубый, неопасный для всепроникающей централизованной системы…
– А вы из тех, простите, кто ловит?
Старик приосанился и сообщил каким-то новым, значительным голосом:
– Да, я офицер службы точного времени. Можно даже сказать, не офицер, а генерал. И здесь я нахожусь с инспекцией. Видите, всех служителей разогнал, никого в зале нет. Сидят, как миленькие, по кабинетам, корпят над отчетностью. Я не допущу ни одной конрабандной секунды.
– А я думала, вы на пенсии.
Валерик снисходительно кхекнул.
– Нет, я не на пенсии.
– А сколько вам лет?
Раздался еще более снисходительный звук.
– Это бестактный вопрос. У нас не принято говорить на эту тему.
– Простите.
– Это не мое личное кокетство. У нас в Новом Свете просто не существует понятие «год». Вы же помните, у нас обычному гражданину позволено узнать только время дня. Люди, занимающие серьезные руководящие посты, представляют себе, в какой части недели или месяца они находятся. То же и врачи-психиатры. Знание это, собственно, абстрактное. Крупных строительств сейчас почти нет. Почти все технологические процессы протекают фактически мгновенно. Право знать, какой сейчас год, – просто регалия, «орден почетного легиона» для людей в высших эшелонах власти. А уход на пенсию – вопрос самоощущения.
– У вас, значит, самоощущение хорошее? – осторожно осведомилась Люба.
Валерий Андреевич внезапно подпрыгнул и выполнил отчетливый батман.
– Вы еще хотите что-то спросить?
Собеседница кивнула, закусив верхнюю губу, она думала о том, насколько ей легче разговаривать с этим стариканом, чем со сверстником Вадимом.
– Вот я, например, вела дневник. Ну не я, а пусть моя подруга…
– Понимаю, понимаю. Сначала мы и за этими, тайными календарями охотились. Но потом выяснилось, что бояться тут нечего. Во-первых, не все их вели до Плеромы, во-вторых, когда отдельные умы начали соображать, что это способ контролировать время хотя бы в больших кусках, уже прошло слишком много времени от начала Плеромы, и людям было уже не сговориться, какой теперь день на дворе. Так что эти тонны исписанной бумаги – вещь совершенно неопасная для режима, хотя кое для кого утешительная лично.
– Вот сволочь, – очень тихо сказала Люба.
– Что, что?! – иронически улыбнулся генерал.
– Ничем ее не пронять.
Генерал опять улыбнулся, теперь уже философски.
– Ничем. Испробовано все. Остается одно – жить в предлагаемых обстоятельствах, тем более что обстоятельства, за исключением нескольких мелких деталей, вполне комфортны.
Вадим появился на застекленной галерее, что опоясывала на высоте нескольких метров шар музея остановленного времени. Он разыскивал парочку, убредшую куда-то от того места, где он их оставил. Не найдя их на этом месте, он почувствовал какое-то смутное неудовольствие. Смутное и странное, ибо, что могло быть естественнее, чем эта экскурсия. Надо же было чем-то занять даму, пока он наводил справки в связи со списком Любы. Античасовых дел мастер в своих закромах.
Кстати, со списком получилась какая-то ерунда. Он в радостном предвкушении связался с центральным распределителем, но там на него вылили ушат очень холодной воды. Нет, он прекрасно себе представлял, что попасть к знаменитостям можно только выстояв немалую очередь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40