День 14 июня прошел не так спокойно. Городские власти должны были признать свое полное бессилие и неспособность сдерживать далее возбужденное население.
В одиннадцать часов, проходя по набережной Батьяни, я услышал отовсюду:
— Он вернулся!.. Он возвратился!..
Я догадался, кто это «он», и спросил одного встречного, что случилось.
— Из трубы его дома видели дым! — ответили мне.
— Его самого видели сквозь занавешенное окно бельведера, — сказал другой прохожий.
Нужно было проверить. Я пошел на бульвар Текели.
Для чего бы Шторицу было показываться людям? Не было для него никакого смысла так рисковать. Ведь он не мог не знать, какая участь его ожидает, если его удастся поймать. Неужели он был так безрассуден, что действительно показался в окне своего дома?
Известие произвело сенсацию. У дома Шторица собралась тысячная толпа, которую едва-едва сдерживала цепь полицейских. Народ продолжал сбегаться. Мужчины, женщины в страшнейшем возбуждении требовали немедленной смерти Вильгельма Шторица.
Разубедить их было невозможно. Полицию не слушали. Твердили одно: Шториц тут, Шториц заперся у себя в доме. Его видели в окне бельведера. Нужно его ловить, чтобы он не убежал. Необходимо сделать это поскорее, пока он не успел опять превратить себя в невидимку. На этот раз ему не избежать народного мщения.
Тщетно уговаривал толпу начальник полиции, тщетно сопротивлялись ей полицейские. Толпа смела их, разнесла решетку, ворвалась в дом. Двери и окна выломали, мебель повыкидывали в сад и во двор, лабораторные аппараты переломали и перебили вдребезги. Потом вдруг из нижнего этажа полыхнуло пламя, перекинулось на следующий этаж, побежало змейками по крыше, и через несколько минут бельведер рухнул в образовавшийся из дома пылающий костер.
Самого Вильгельма Шторица тщетно искали по всему дому, искали в саду, во дворе. Его не было. Или, быть может, его просто не нашли.
Дом горел в десяти местах сразу. Пожар уничтожил его быстро. Час спустя от здания остались только четыре стены.
Может быть, это было и к лучшему. Пожар мог способствовать успокоению жителей Рача. Многие могли прийти к утешительному заключению, что Вильгельм Шториц, оставаясь невидимкой, погиб в огне.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
После пожара в доме Шторица жители Рача как будто слегка успокоились. По крайней мере в городе уже не замечалось такого возбуждения. Очень многие думали, что «колдун» действительно находился в доме во время пожара и сгорел там.
Однако при расчистке пожарища не найдено было ничего такого, чем могло бы подтвердиться подобное предположение. Если Шториц и присутствовал на пожаре, то, по всей вероятности, в таком месте, где огонь не мог его достать.
Из Шпремберга были получены новые известия. Там Шторица не было. Не показывался и его лакей Герман. Куда они оба скрылись — никто не знал.
Город стал спокойнее, но в доме Родерихов положение не улучшалось. Мира была в том же состоянии: ничего не понимала, ничего не узнавала и была очень слаба. Врачи даже уж и обнадеживать перестали.
Но ее жизни опасность не угрожала, хотя она лежала бледная и неподвижная. Когда ее приподнимали, она начинала рыдать, плакать, говорила бессвязные слова, ломала руки. В ее глазах выражался ужас. Должно быть, ей вспоминались пережитые страшные сцены. Если это так, то это был утешительный признак. Являлась надежда на возможность выздоровления.
Мой брат не выходил из дома и большую часть времени находился при Мире вместе с ее родителями.
Шестнадцатого числа днем я бродил один по улицам города. Мне пришла фантазия переправиться на правый берег Дуная. Я давно задумал эту экскурсию, но до сих пор мешали обстоятельства. Я взошел на мост, прошел через остров Свендор и вступил на сербский берег.
Прогулка моя затянулась дольше, чем я предполагал. Часы как раз били половину восьмого, когда я вернулся на мост, пообедав в трактире на сербском берегу. И сам не знаю, что это мне вдруг вздумалось: я прошел только первую половину моста и свернул с него на центральную аллею острова Свендор.
Едва успел я пройти несколько шагов, как мне встретился Штепарк. Он был один, сейчас же подошел ко мне и заговорил о том, что в эту минуту нас больше всего интересовало.
Походив вдвоем минут двадцать по острову, мы вышли на его северный конец. Стемнело, и в аллеях сгустился мрак. Все домики в парке закрылись, и крутом нас не было никого.
Надо было возвращаться в Рач. Мы только что собрались это сделать, как до наших ушей донесся разговор.
Я остановился сам и остановил Штепарка, схватив его за руку. Наклонившись к самому его уху, я тихо сказал:
— Слушайте!.. Это его голос!.. Я узнал!..
— Чей голос? Шторица?
— Да.
— Он нас не видит?
— Нет. Ночь уравнивает наши шансы. Мы теперь такие же невидимки, как и он.
Голоса продолжали доноситься до нас. Разговаривали двое.
— С кем это он? — пробормотал Штепарк.
— Вероятно, со своим лакеем, — сказал я.
Штепарк потащил меня за собой под деревья. Пригибаясь к земле, мы подошли совсем близко к беседующим, но они нас видеть не могли. Разумеется, и мы их не видели, но мы уже знали, что так и должно быть.
Собеседники прохаживались мимо нас, то удаляясь, то приближаясь. Мы слушали в волнении, стараясь даже не дышать.
— Туда можно будет въехать завтра же? — спросил Шториц.
— Завтра же, — отвечал его невидимый собеседник, по всей вероятности лакей Герман. — И никто не будет знать, кто мы такие.
— Ты давно возвратился в Рач?
— Сегодня утром.
— На чье же имя ты нанял этот дом?
— На выдуманную фамилию.
— И ты уверен, что нам можно будет жить открыто, что нас никто не знает в…
К нашей досаде, мы не расслышали название того города, где собирался жить Шториц, потому что беседующие в это время удалились от нас. Но мы теперь знали, что наш враг собирается принять в скором времени обычный вид. Очевидно, поддерживать себя постоянно в невидимом состоянии было для него почему-нибудь неудобно, а быть может, и вредно для здоровья.
Голоса снова приблизились к нам. Герман говорил, доканчивая ранее начатую фразу:
— …рачская полиция под этими именами нас ни за что не откроет.
Рачская полиция? Значит, они собираются жить в каком-нибудь венгерском городе?
Потом собеседники опять отошли от нас. Штепарк воспользовался этим и сказал мне:
— Какой город? И какие фамилии? Необходимо будет узнать.
Я не успел ответить. Беседующие опять приблизились и остановились совсем рядом.
— Неужели так необходима эта поездка в Шпремберг? — спрашивал Герман.
— Абсолютно необходима. Там мои деньги, и мне нужно будет их взять. Но ведь это я только здесь не могу показаться безнаказанно, а там ничего…
— Вы хотите непременно принять обычный вид?
— А как же иначе? Никто, я полагаю, денег не выдаст получателю, если не увидит его перед собой.
Как я предвидел, так и выходило. Шториц очутился в таком положении, когда быть невидимкой неудобно. Ему понадобились деньги, и вот он принужден отказаться от своей тайной силы.
Он продолжал:
— Хуже всего то, что я не знаю, как это сделать. Эти дураки разорили мою лабораторию, а у меня нет ни одного пузырька номер «два». Хороню, что они не добрались до тайника в саду. Но он завален обломками, и мне будет нужна твоя помощь, чтобы их разбросать.
— Я всегда к вашим услугам, — сказал Герман.
— Приходи туда послезавтра в десять часов. Нас все равно никто не увидит, а нам самим днем виднее.
— Почему вы не хотите завтра?
— Потому что завтра у меня другое дело. Я такую штуку затеял, что кое-кому от нее солоно придется.
Собеседники прошли дальше. Когда они опять вернулись, Шториц говорил:
— Нет, я не уеду из Рача до тех пор, пока не утолю своей ненависти к этой семье, покуда Мира и этот французишка…
Он не договорил: его душила злоба. Он стал рычать как зверь. В эту минуту он проходил мимо нас. Стоило только протянуть руку, чтобы его схватить. Но наше внимание привлекли слова Германа:
— В Раче все уже знают, что вы умеете делаться невидимкой, только не знают, каким способом.
— И никогда не узнают, — отвечал Шториц. — С Рачем я еще не покончил своих счетов. Они сожгли мой дом и думают, что сожгли и все мои тайны. Дураки! Нет, Рач не избегнет моей мести, я в нем не оставлю камня на камне…
Только он это сказал, как ветви деревьев в темноте быстро раздвинулись. Господин Штепарк бросился в сторону голосов и крикнул мне:
— Одного я держу, Видаль! Хватайте другого!
Его руки схватили вполне осязаемое, хотя и невидимое тело. Но его оттолкнули с такой силой, что он непременно упал бы, если бы я его не поддержал.
Я ожидал теперь нападения на нас самих при неблагоприятных для нас условиях, потому что мы не могли видеть своих противников. Но мы услышали только иронический смех где-то слева и удаляющиеся шаги.
— Сорвалось! — воскликнул Штепарк. — Но мы по крайней мере знаем теперь, что их можно схватить, хотя они и невидимки.
— Да, это так. Но, к сожалению, они от нас вырвались, и мы не знаем, где они живут.
Тем не менее Штепарк был в восторге.
— Мы их захватим обоих, — говорил он, идя со мной по набережной Батьяни. — Мы узнали слабую сторону нашего врата, и нам известно, что послезавтра Шториц будет на развалинах своего дома. У нас теперь два способа его осилить. Не поможет один способ — удастся другой.
Я расстался со Штепарком и вернулся домой. Марк и госпожа Родерих были у Миры. Я заперся с доктором и сейчас же рассказал ему, что случилось на острове Свендор.
Я передал ему все с подробностями, сообщил и об оптимизме Штепарка, но не скрыл, что я лично этого оптимизма не разделяю. Доктор признал вместе со мной, что ввиду угроз Вильгельма Шторипа, ввиду его непреклонного намерения продолжать свое мщение Родерихам и всему городу Рачу лучше всего будет куда-нибудь уехать. Нужно будет уезжать немедленно и в совершеннейшей тайне.
— Я вполне с вами согласен, — сказал я, — но только вот вопрос: может ли Мира перенести путешествие?
— Моя дочь, в сущности, ничем не больна физически, — отвечал Родерих. — У нее только рассудок поврежден.
— Он к ней возвратится, — с твердой уверенностью возразил я. — И это сделается еще скорее там, где ей нечего будет бояться и где у нее будет другая обстановка.
— Увы! Я не думаю, чтобы отъезд избавил нас от всякой опасности. Вильгельм Шториц может преследовать нас и там, где мы будем.
— Этого не случится, если никто не будет знать, когда и куда мы поедем. Надобно только держать все в секрете.
— Ах, какие уж тут секреты! — печально проговорил доктор.
Он, как и Марк, сомневался, можно ли что-нибудь сохранить в секрете от Шторица. А вдруг он стоит где-нибудь тут в кабинете и слушает, что мы говорим, а сам затевает какую-нибудь новую махинацию?
Во всяком случае, отъезд был решен. Госпожа Родерих возражений не высказала. Ей самой хотелось, чтобы Мира переменила обстановку.
Марк тоже одобрил. О приключении на острове Свендор я ему не сказал. Нашел излишним. Зато капитану Гаралану рассказал все подробно. Против нашего отъезда он также ничего не имел. Он только меня спросил:
— Вы поедете с братом?
— А как же иначе? Мое присутствие при нем необходимо, все равно как и ваше при…
— Я не поеду, — категорически заявил он тоном человека, принявшего непоколебимое решение.
— Как не поедете?
— Так, не поеду. Я должен остаться в Раче, потому что он в Раче. И я предчувствую, что смогу его достать.
Возражать было нечего.
— Хорошо, капитан.
— Я рассчитываю на вас, дорогой Видаль, что вы замените меня для моей семьи; теперь она ведь уже и ваша также.
— Положитесь на меня, — отвечал я.
Я сейчас же приступил к сборам в дальний путь. Нанял две комфортабельные дорожные кареты. Сходил к Штепарку и посвятил его в наш план.
— Вы очень хорошо делаете, что уезжаете, — сказал он. — Жаль, что весь город не может сделать того же.
Начальник полиции был, видимо, очень озабочен. Я находил, что это вполне естественно и понятно. В семь часов я вернулся домой и нашел, что там все уже готово к отъезду.
В восемь часов приехали кареты. В одной должны были ехать госпожа Родерих с Мирой, в другой мы с Марком. Кареты должны были выехать из города по разным дорогам, чтобы не возбудить подозрений.
Но тут произошло нечто непредвиденное и — увы! — самое ужасное из всего, что случилось до сих пор.
Кареты нас дожидались. Первая стояла у главного подъезда, вторая у бокового, возле сада. Доктор и Марк пошли за Мирой, чтобы перенести ее в карету.
В дверях ее спальни они в ужасе остановились.
Кровать была пуста. Миры не было.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Мира пропала!
Когда в доме раздался этот крик, то его значение было даже как будто не сразу понятно. Как — пропала? Не может быть. Куда она могла пропасть? Это было невероятно.
За полчаса перед тем Марк и госпожа Родерих находились в спальне Миры, и она преспокойно лежала на постели, уже одетая по-дорожному. Дышала она очень ровно и как будто дремала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19