Гм.
Всегда возникают неприятности. - Качая головой, он удалился.
Кьюджел собрал свой выигрыш, подобрал кости, которые Лодермюльх
вытряс у него из рукава.
- Неприятный инцидент, - сказал он Войонду. - Деревенщина, этот
Лодермюльх! Всех оскорбил; все прекратили игру.
- Вероятно, потому, что к тебе перешли все деньги, - предположил
Войонд.
Кьюджел с удивленным видом рассматривал свой выигрыш.
- Никогда не думал, что выиграю так много! Может, примешь часть
суммы, чтобы мне было легче нести?
Войонд согласился, и деньги перешли из рук в руки.
Вскоре после этого, когда плот спокойно плыл по реке, солнце тревожно
вздрогнуло. Пурпурная пленка, похожая на тусклое пятно, возникла на его
поверхности, потом исчезла. Некоторые пилигримы в тревоге и страхе с
криками забегали по плоту.
- Солнце темнеет! Готовьтесь к холоду!
Гарстанг, однако, успокаивающе поднял руки.
- Успокойтесь все! Дрожь прошла, солнце прежнее!
- Подумайте! - с жаром сказал Субукул. - Неужели Гилфиг позволит
совершиться катастрофе как раз в то время, как мы плывем на поклонение
Черному Обелиску?
Все успокоились, хотя каждый по-своему интерпретировал это событие.
Смотритель Витц увидел в этом аналогию с временным отказом зрения;
проходит, когда несколько раз мигнешь. Войонд объявил:
- Если мы благополучно доберемся до Эрзы Дамат, я обещаю следующие
четыре года посвятить планам восстановления прежней силы солнца! -
Лодермюльх мрачно заметил, что ему все равно: пусть солнце темнеет и
пилигримы ощупью добираются на Светлый обряд.
Но солнце светило, как и прежде. Плот спокойно плыл по великому
Скамандеру; берега стали такими низкими и лишенными растительности, что
казались темными линиями на горизонте. День прошел, и солнце, казалось,
опускается прямо в реку, испуская темно-багровый свет, который постепенно
тускнел и темнел по мере исчезновения солнца.
В сумерках разожгли костер, вокруг него собрались пилигримы и
поужинали. Говорили о потемнении солнца, много было рассуждений
эсхатологического характера. Субукул считал, что вся ответственность за
жизнь, смерть и будущее принадлежит Гилфигу. Хакст, однако, заявил, что
чувствовал бы себя спокойнее, если бы Гилфиг прежде проявлял больше
искусства в управлении делами мира. На какое-то время разговор стал
оживленнее. Субукул обвинил Хакста в поверхностности, а Хакст использовал
такие слова, как "слепая вера" и "унижение". Гарстанг вмешался, заявив,
что никому не известны все факты и что Светлый обряд у Черного Обелиска
может прояснить вопрос.
На следующее утро впереди заметили большую плотину - ряд прочных
столбов перегораживал реку и не давал плыть дальше. В одном месте был
проход, но его перекрывала тяжелая железная цепь. Пилигримы подвели плот к
этому проходу и бросили камень, который служил им якорем. Из расположенной
поблизости хижины появился фанатик, тощий, длинноволосый, в изорванной
черной одежде; он размахивал железным посохом. С плотины он угрожающе
посмотрел на пилигримов.
- Возвращайтесь! - закричал он. - Проход по реке в моей власти: я
никому не позволяю пройти!
Вперед выступил Гарстанг.
- Прошу о снисходительности! Мы пилигримы, направляемся на Светлый
обряд в Эрзу Дамат. Если необходимо, мы заплатим за право прохода, хотя
надеемся на твое великодушие.
Фанатик хрипло рассмеялся и взмахнул своим железным посохом.
- Мою плату нельзя уменьшить! Я требую жизни самого злого в вашем
обществе, и вы все должны продемонстрировать свои достоинства! - Расставив
ноги, в развевающемся на ветру плаще, он сверху вниз смотрел на плот.
Пилигримы забеспокоились, украдкой поглядывали друг на друга.
Поднялся ропот, превратившийся в конце концов в смесь заявлений и
требований. Громче всех слышался скрипучий голос Гасмайра:
- Я не могу быть самым злым! Жизнь моя полна милосердия и аскетизма,
и во время игры я не участвовал в этом низком развлечении.
Другой голос:
- Я еще более добродетелен, я питаюсь только сухими бобами, чтобы не
отнимать ни у кого жизнь.
Третий:
- Я еще более благочестив, я ем только кожуру от бобов и упавшую с
деревьев кору, чтобы не уничтожать даже растительную жизнь.
Еще один:
- Мой желудок отказывается принимать овощи, но я провозглашаю те же
благородные идеи и позволяю только мясу погибших животных касаться своих
губ.
Еще:
- Я однажды переплыл огненное озеро, чтобы известить старуху о том,
что злодеяние, которого она опасалось, не произошло.
Кьюджел заявил:
- Моя жизнь - беспрестанное унижение, и я неколебим в своем служении
справедливости и равновесию, хотя это причиняет мне жестокую боль.
Войонд был менее решителен:
- Я колдун, правда, но своим искусством я способствую коренному
улучшению общественных нравов.
Наступила очередь Гарстанга.
- Моя добродетель исключительна, она получена путем изучения мудрости
прошедших столетий. Я не могу не быть добродетельным. Обычные мотивы,
движущие человеком, для меня не существуют.
Наконец высказались все, кроме Лодермюльха, который стоял в стороне с
угрюмым выражением лица. Войонд указал на него пальцем.
- Говори, Лодермюльх! Докажи свою добродетель, или будешь признан
самым злым, что будет означать конец твоей жизни!
Лодермюльх рассмеялся. Он большим прыжком поднялся на плотину. Тут он
выхватил меч и угрожал им фанатику.
- Мы оба злые, ты и я, раз ты ставишь такое нелепое условие. Опусти
цепь или встречай мой меч!
Фанатик развел руками.
- Мое условие выполнено; ты, Лодермюльх, продемонстрировал свою
добродетель. Плот может проплыть. Вдобавок, поскольку ты обнажил меч в
защиту чести, я даю тебе эту мазь; если потрешь ею лезвие, оно разрежет
железо и камень легко, как масло. А теперь в путь, и пусть благоприятным
для вас будет Светлый обряд!
Лодермюльх принял мазь и вернулся на плот. Цепь опустили, и плот без
препятствий проплыл мимо плотины.
Гарстанг осторожно похвалил поведение Лодермюльха. Но добавил:
- На этот раз импульсивное, нарушающее все порядки действие привело к
хорошему концу. Но если в будущем возникнут аналогичные обстоятельства,
лучше бы сначала посоветоваться с остальными, доказавшими свою набожность
и мудрость: со мной, с Войондом, с Субукулом.
Лодермюльх равнодушно ответил:
- Как хочешь, если только это не приведет к задержкам и неприятностям
для меня. - И Гарстанг вынужден был удовлетвориться этим.
Остальные пилигримы с неудовольствием поглядывали на Лодермюльха и не
поддерживали с ним общения, так что Лодермюльх сидел в одиночестве в
передней части плота.
Наступил полдень, вечер, ночь; когда пришло утро, оказалось, что
Лодермюльх исчез.
Все были удивлены. Гарстанг начал расспросы, но никто не смог пролить
свет на эту загадку, и не было согласия относительно того, что означает
его исчезновение.
Как ни странно, исчезновение непопулярного Лодермюльха не помогло
восстановить первоначальную бодрую и товарищескую атмосферу в группе.
Отныне каждый пилигрим предпочитал сидеть в одиночестве, бросая мрачные
взгляды направо и налево; игр больше не было, не было философских
дискуссий, и объявление Гарстанга, что до Эрзы Дамат остался только день
пути, не вызвало энтузиазма.
ЭРЗА ДАМАТ
В последнюю ночь перед прибытием на борту плота воцарилось подобие
прежнего товарищества. Смотритель Витц исполнил несколько вокальных
упражнений, а Кьюджел показал па танца с высоким подбрасыванием ног,
который исполняют ловцы омаров в Каучике, где прошла его юность. Войонд, в
свою очередь, произвел несколько простых метаморфоз, а потом показал
небольшое серебряное кольцо. Он подозвал Хакста.
- Коснись языком, потом прижми кольцо ко лбу и посмотри вокруг
- Я вижу процессию! - воскликнул Хакст. - Мимо идут мужчины и
женщины, их сотни, тысячи! Впереди мои отец и мать, затем дедушки и
бабушки... но кто остальные?
- Твои предки, - объявил Войонд, - каждый в характерном для его
времени костюме, вплоть до первобытного гомункула, от которого произошли
мы все. - Он спрятал кольцо и достал из мешка тусклый сине-зеленый камень.
- Смотрите, сейчас я брошу этот камень в Скамандер! - И он бросил его
за борт. Камень пролетел в воздухе и погрузился в темную воду. - Теперь я
просто протяну руку, и камень вернется. - И действительно, все увидели,
как в свете костра блеснула влажная искра, и на ладони Войонда снова лежал
камень. - С этим камнем человек может не бояться бедности. Конечно, он не
очень ценен, но его можно продавать много раз...
- Что еще вам показать? Может, этот маленький амулет. Это эротическая
принадлежность, он вызывает сильные эротические эмоции у того, на кого
направлен. Но с ним нужно обращаться осторожно. Есть у меня и еще
неоценимое вспомогательное средство - амулет в форме головы барана,
сделанный по приказу императора Далмациуса Нежного, чтобы он мог не
обижать чувствительность всех своих десяти тысяч наложниц... Что еще
показать? Вот посох, который мгновенно прикрепляет один предмет к другому,
я постоянно ношу его в чехле, чтобы случайно не прилепить брюки к ягодице
или сумку к пальцам. Этот посох можно использовать во многих случаях. Что
еще? Посмотрим... А, вот оно! Рог удивительных свойств. Если всунуть его в
рот трупа, труп произнесет двадцать последних прижизненных слов. Если
сунуть его покойнику в ухо, можно передать информацию в лишенный жизни
мозг... А что у нас тут? Да, небольшое устройство, которое приносит много
удовольствия. - И Войонд продемонстрировал куклу, продекламировавшую
героические стихи, спевшую непристойную песню и затеявшую обмен
остроумными репликами с Кьюджелом, который сидел впереди и внимательно на
все смотрел.
Наконец Войонд устал от своего представления, и пилигримы один за
другим улеглись спать.
Кьюджел не спал, он лежал, заложив руки за голову, смотрел на звезды
и думал о неожиданно большой коллекции амулетов и волшебных предметов,
принадлежавшей Войонду.
Убедившись, что все уснули, он встал и посмотрел на спящего Войонда.
Мешок завязан и лежит под рукой Войонда, как и ожидал Кьюджел. Пройдя в
небольшую кладовую, где пилигримы держали продукты, Кьюджел набрал жира,
смешал его с мукой и изготовил белую мазь. Из плотной бумаги он сделал
небольшой ящичек и наполнил его мазью. Потом вернулся на свое место.
На следующее утро он как бы невзначай дал Войонду увидеть, как
натирает мазью свой меч.
Войонд пришел в ужас.
- Не может быть! Я поражен! Увы, бедный Лодермюльх!
Кьюджел знаком попросил его замолчать.
- О чем ты говоришь? - спросил он. - Я просто предохраняю свой меч от
ржавчины.
Войонд с печальной уверенностью покачал головой.
- Все ясно. Из-за наживы ты убил Лодермюльха. У меня нет другого
выбора, как сообщить об этом ловцам воров в Эрзе Дамат!
- Не торопись! Ты ошибаешься: я не виноват!
Войонд, высокий мрачный человек, с темными мешками под глазами, с
длинным подбородком и высоким сморщенным лбом, поднял руку.
- Я никогда не оправдывал убийства. И в этом случае должен быть
применен принцип равновесия, и необходимо применение жестокого наказания.
Как минимум, причинивший зло не должен пользоваться его плодами.
- Ты имеешь в виду мазь? - спросил Кьюджел.
- Совершенно верно, - ответил Войонд. - Справедливость требует не
меньшего.
- Ты строгий человек! - расстроенно сказал Кьюджел. - У меня нет
выбора, нужно подчиниться твоему решению.
Войонд протянул руку.
- Давай мазь, и поскольку ясно, что ты раскаиваешься, я больше не
буду говорить об этом.
Кьюджел задумчиво поджал губы.
- Да будет так. Я уже смазал свой меч. Поэтому я отдам тебе остальную
мазь в обмен на эротическое приспособление, ну и еще за несколько
талисманов.
- Правильно ли я слышу? - возмутился Войонд. - Твоя наглость
превосходит все границы! Эти предметы не имеют цены!
Кьюджел пожал плечами.
- Мазь тоже не обычный товар.
После спора Кьюджел отдал мазь в обмен на трубку, которая выбрасывала
синий концентрат на расстояние в пятьдесят шагов, вместе со свитком, в
котором перечислялись восемнадцать фаз Лаганетического цикла; пришлось ему
удовлетвориться этими предметами.
Вскоре на западном берегу появились окраинные руины Эрзы Дамат -
древние виллы, теперь рухнувшие и забытые посреди разросшихся садов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Всегда возникают неприятности. - Качая головой, он удалился.
Кьюджел собрал свой выигрыш, подобрал кости, которые Лодермюльх
вытряс у него из рукава.
- Неприятный инцидент, - сказал он Войонду. - Деревенщина, этот
Лодермюльх! Всех оскорбил; все прекратили игру.
- Вероятно, потому, что к тебе перешли все деньги, - предположил
Войонд.
Кьюджел с удивленным видом рассматривал свой выигрыш.
- Никогда не думал, что выиграю так много! Может, примешь часть
суммы, чтобы мне было легче нести?
Войонд согласился, и деньги перешли из рук в руки.
Вскоре после этого, когда плот спокойно плыл по реке, солнце тревожно
вздрогнуло. Пурпурная пленка, похожая на тусклое пятно, возникла на его
поверхности, потом исчезла. Некоторые пилигримы в тревоге и страхе с
криками забегали по плоту.
- Солнце темнеет! Готовьтесь к холоду!
Гарстанг, однако, успокаивающе поднял руки.
- Успокойтесь все! Дрожь прошла, солнце прежнее!
- Подумайте! - с жаром сказал Субукул. - Неужели Гилфиг позволит
совершиться катастрофе как раз в то время, как мы плывем на поклонение
Черному Обелиску?
Все успокоились, хотя каждый по-своему интерпретировал это событие.
Смотритель Витц увидел в этом аналогию с временным отказом зрения;
проходит, когда несколько раз мигнешь. Войонд объявил:
- Если мы благополучно доберемся до Эрзы Дамат, я обещаю следующие
четыре года посвятить планам восстановления прежней силы солнца! -
Лодермюльх мрачно заметил, что ему все равно: пусть солнце темнеет и
пилигримы ощупью добираются на Светлый обряд.
Но солнце светило, как и прежде. Плот спокойно плыл по великому
Скамандеру; берега стали такими низкими и лишенными растительности, что
казались темными линиями на горизонте. День прошел, и солнце, казалось,
опускается прямо в реку, испуская темно-багровый свет, который постепенно
тускнел и темнел по мере исчезновения солнца.
В сумерках разожгли костер, вокруг него собрались пилигримы и
поужинали. Говорили о потемнении солнца, много было рассуждений
эсхатологического характера. Субукул считал, что вся ответственность за
жизнь, смерть и будущее принадлежит Гилфигу. Хакст, однако, заявил, что
чувствовал бы себя спокойнее, если бы Гилфиг прежде проявлял больше
искусства в управлении делами мира. На какое-то время разговор стал
оживленнее. Субукул обвинил Хакста в поверхностности, а Хакст использовал
такие слова, как "слепая вера" и "унижение". Гарстанг вмешался, заявив,
что никому не известны все факты и что Светлый обряд у Черного Обелиска
может прояснить вопрос.
На следующее утро впереди заметили большую плотину - ряд прочных
столбов перегораживал реку и не давал плыть дальше. В одном месте был
проход, но его перекрывала тяжелая железная цепь. Пилигримы подвели плот к
этому проходу и бросили камень, который служил им якорем. Из расположенной
поблизости хижины появился фанатик, тощий, длинноволосый, в изорванной
черной одежде; он размахивал железным посохом. С плотины он угрожающе
посмотрел на пилигримов.
- Возвращайтесь! - закричал он. - Проход по реке в моей власти: я
никому не позволяю пройти!
Вперед выступил Гарстанг.
- Прошу о снисходительности! Мы пилигримы, направляемся на Светлый
обряд в Эрзу Дамат. Если необходимо, мы заплатим за право прохода, хотя
надеемся на твое великодушие.
Фанатик хрипло рассмеялся и взмахнул своим железным посохом.
- Мою плату нельзя уменьшить! Я требую жизни самого злого в вашем
обществе, и вы все должны продемонстрировать свои достоинства! - Расставив
ноги, в развевающемся на ветру плаще, он сверху вниз смотрел на плот.
Пилигримы забеспокоились, украдкой поглядывали друг на друга.
Поднялся ропот, превратившийся в конце концов в смесь заявлений и
требований. Громче всех слышался скрипучий голос Гасмайра:
- Я не могу быть самым злым! Жизнь моя полна милосердия и аскетизма,
и во время игры я не участвовал в этом низком развлечении.
Другой голос:
- Я еще более добродетелен, я питаюсь только сухими бобами, чтобы не
отнимать ни у кого жизнь.
Третий:
- Я еще более благочестив, я ем только кожуру от бобов и упавшую с
деревьев кору, чтобы не уничтожать даже растительную жизнь.
Еще один:
- Мой желудок отказывается принимать овощи, но я провозглашаю те же
благородные идеи и позволяю только мясу погибших животных касаться своих
губ.
Еще:
- Я однажды переплыл огненное озеро, чтобы известить старуху о том,
что злодеяние, которого она опасалось, не произошло.
Кьюджел заявил:
- Моя жизнь - беспрестанное унижение, и я неколебим в своем служении
справедливости и равновесию, хотя это причиняет мне жестокую боль.
Войонд был менее решителен:
- Я колдун, правда, но своим искусством я способствую коренному
улучшению общественных нравов.
Наступила очередь Гарстанга.
- Моя добродетель исключительна, она получена путем изучения мудрости
прошедших столетий. Я не могу не быть добродетельным. Обычные мотивы,
движущие человеком, для меня не существуют.
Наконец высказались все, кроме Лодермюльха, который стоял в стороне с
угрюмым выражением лица. Войонд указал на него пальцем.
- Говори, Лодермюльх! Докажи свою добродетель, или будешь признан
самым злым, что будет означать конец твоей жизни!
Лодермюльх рассмеялся. Он большим прыжком поднялся на плотину. Тут он
выхватил меч и угрожал им фанатику.
- Мы оба злые, ты и я, раз ты ставишь такое нелепое условие. Опусти
цепь или встречай мой меч!
Фанатик развел руками.
- Мое условие выполнено; ты, Лодермюльх, продемонстрировал свою
добродетель. Плот может проплыть. Вдобавок, поскольку ты обнажил меч в
защиту чести, я даю тебе эту мазь; если потрешь ею лезвие, оно разрежет
железо и камень легко, как масло. А теперь в путь, и пусть благоприятным
для вас будет Светлый обряд!
Лодермюльх принял мазь и вернулся на плот. Цепь опустили, и плот без
препятствий проплыл мимо плотины.
Гарстанг осторожно похвалил поведение Лодермюльха. Но добавил:
- На этот раз импульсивное, нарушающее все порядки действие привело к
хорошему концу. Но если в будущем возникнут аналогичные обстоятельства,
лучше бы сначала посоветоваться с остальными, доказавшими свою набожность
и мудрость: со мной, с Войондом, с Субукулом.
Лодермюльх равнодушно ответил:
- Как хочешь, если только это не приведет к задержкам и неприятностям
для меня. - И Гарстанг вынужден был удовлетвориться этим.
Остальные пилигримы с неудовольствием поглядывали на Лодермюльха и не
поддерживали с ним общения, так что Лодермюльх сидел в одиночестве в
передней части плота.
Наступил полдень, вечер, ночь; когда пришло утро, оказалось, что
Лодермюльх исчез.
Все были удивлены. Гарстанг начал расспросы, но никто не смог пролить
свет на эту загадку, и не было согласия относительно того, что означает
его исчезновение.
Как ни странно, исчезновение непопулярного Лодермюльха не помогло
восстановить первоначальную бодрую и товарищескую атмосферу в группе.
Отныне каждый пилигрим предпочитал сидеть в одиночестве, бросая мрачные
взгляды направо и налево; игр больше не было, не было философских
дискуссий, и объявление Гарстанга, что до Эрзы Дамат остался только день
пути, не вызвало энтузиазма.
ЭРЗА ДАМАТ
В последнюю ночь перед прибытием на борту плота воцарилось подобие
прежнего товарищества. Смотритель Витц исполнил несколько вокальных
упражнений, а Кьюджел показал па танца с высоким подбрасыванием ног,
который исполняют ловцы омаров в Каучике, где прошла его юность. Войонд, в
свою очередь, произвел несколько простых метаморфоз, а потом показал
небольшое серебряное кольцо. Он подозвал Хакста.
- Коснись языком, потом прижми кольцо ко лбу и посмотри вокруг
- Я вижу процессию! - воскликнул Хакст. - Мимо идут мужчины и
женщины, их сотни, тысячи! Впереди мои отец и мать, затем дедушки и
бабушки... но кто остальные?
- Твои предки, - объявил Войонд, - каждый в характерном для его
времени костюме, вплоть до первобытного гомункула, от которого произошли
мы все. - Он спрятал кольцо и достал из мешка тусклый сине-зеленый камень.
- Смотрите, сейчас я брошу этот камень в Скамандер! - И он бросил его
за борт. Камень пролетел в воздухе и погрузился в темную воду. - Теперь я
просто протяну руку, и камень вернется. - И действительно, все увидели,
как в свете костра блеснула влажная искра, и на ладони Войонда снова лежал
камень. - С этим камнем человек может не бояться бедности. Конечно, он не
очень ценен, но его можно продавать много раз...
- Что еще вам показать? Может, этот маленький амулет. Это эротическая
принадлежность, он вызывает сильные эротические эмоции у того, на кого
направлен. Но с ним нужно обращаться осторожно. Есть у меня и еще
неоценимое вспомогательное средство - амулет в форме головы барана,
сделанный по приказу императора Далмациуса Нежного, чтобы он мог не
обижать чувствительность всех своих десяти тысяч наложниц... Что еще
показать? Вот посох, который мгновенно прикрепляет один предмет к другому,
я постоянно ношу его в чехле, чтобы случайно не прилепить брюки к ягодице
или сумку к пальцам. Этот посох можно использовать во многих случаях. Что
еще? Посмотрим... А, вот оно! Рог удивительных свойств. Если всунуть его в
рот трупа, труп произнесет двадцать последних прижизненных слов. Если
сунуть его покойнику в ухо, можно передать информацию в лишенный жизни
мозг... А что у нас тут? Да, небольшое устройство, которое приносит много
удовольствия. - И Войонд продемонстрировал куклу, продекламировавшую
героические стихи, спевшую непристойную песню и затеявшую обмен
остроумными репликами с Кьюджелом, который сидел впереди и внимательно на
все смотрел.
Наконец Войонд устал от своего представления, и пилигримы один за
другим улеглись спать.
Кьюджел не спал, он лежал, заложив руки за голову, смотрел на звезды
и думал о неожиданно большой коллекции амулетов и волшебных предметов,
принадлежавшей Войонду.
Убедившись, что все уснули, он встал и посмотрел на спящего Войонда.
Мешок завязан и лежит под рукой Войонда, как и ожидал Кьюджел. Пройдя в
небольшую кладовую, где пилигримы держали продукты, Кьюджел набрал жира,
смешал его с мукой и изготовил белую мазь. Из плотной бумаги он сделал
небольшой ящичек и наполнил его мазью. Потом вернулся на свое место.
На следующее утро он как бы невзначай дал Войонду увидеть, как
натирает мазью свой меч.
Войонд пришел в ужас.
- Не может быть! Я поражен! Увы, бедный Лодермюльх!
Кьюджел знаком попросил его замолчать.
- О чем ты говоришь? - спросил он. - Я просто предохраняю свой меч от
ржавчины.
Войонд с печальной уверенностью покачал головой.
- Все ясно. Из-за наживы ты убил Лодермюльха. У меня нет другого
выбора, как сообщить об этом ловцам воров в Эрзе Дамат!
- Не торопись! Ты ошибаешься: я не виноват!
Войонд, высокий мрачный человек, с темными мешками под глазами, с
длинным подбородком и высоким сморщенным лбом, поднял руку.
- Я никогда не оправдывал убийства. И в этом случае должен быть
применен принцип равновесия, и необходимо применение жестокого наказания.
Как минимум, причинивший зло не должен пользоваться его плодами.
- Ты имеешь в виду мазь? - спросил Кьюджел.
- Совершенно верно, - ответил Войонд. - Справедливость требует не
меньшего.
- Ты строгий человек! - расстроенно сказал Кьюджел. - У меня нет
выбора, нужно подчиниться твоему решению.
Войонд протянул руку.
- Давай мазь, и поскольку ясно, что ты раскаиваешься, я больше не
буду говорить об этом.
Кьюджел задумчиво поджал губы.
- Да будет так. Я уже смазал свой меч. Поэтому я отдам тебе остальную
мазь в обмен на эротическое приспособление, ну и еще за несколько
талисманов.
- Правильно ли я слышу? - возмутился Войонд. - Твоя наглость
превосходит все границы! Эти предметы не имеют цены!
Кьюджел пожал плечами.
- Мазь тоже не обычный товар.
После спора Кьюджел отдал мазь в обмен на трубку, которая выбрасывала
синий концентрат на расстояние в пятьдесят шагов, вместе со свитком, в
котором перечислялись восемнадцать фаз Лаганетического цикла; пришлось ему
удовлетвориться этими предметами.
Вскоре на западном берегу появились окраинные руины Эрзы Дамат -
древние виллы, теперь рухнувшие и забытые посреди разросшихся садов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29