неужели Санька сбежала из больницы? А что? Раньше же сбегала… И тут же тихий предатель – внутренний голос – вкрадчиво шепнул: а она сейчас бегать вообще-то может? Прикроватная тумбочка была пуста, ноутбук исчез, не было и капельницы. С кровати снято белье.
– Паша?
Я с трудом возвращался к реальности, на голос обернулся чисто на автомате, на автомате глянул на Холодова, давнего моего приятеля. Под покрасневшими глазами у него залегли круги, небритые щеки ввалились. Странно, но сегодня его грустная физиономия так некстати напомнила мне морду бассета. Глаза Холодова под стать его фамилии холодно поблескивали, и мне почему-то подумалось, что Лешка безумно устал от боли и страданий, навсегда поселившихся в стенах его заведения.
– Паша! – терпеливо позвал он меня во второй раз. А я все глядел на него и ничего не отвечал. – Ты к Александре?
– Да.
– Гм, понимаю.
«Скажи мне, что вы перевели ее в другую палату! – кричал мой взгляд. – Скажи же!»
– Она… она умерла, да? – и мой голос предательски дрогнул.
Холодов молча кивнул. А потом отвел глаза, словно что-то старательно выискивал на пустой кровати.
– Пошли-ка ко мне, – сказал он…
…– Как ты думаешь, – нервно теребил Алик Шелученко Савельева за рукав. – Как ты думаешь, этот Холодов сможет помочь сыну богини, а?
Павел внимательно глянул на товарища по несчастью. Шелученко напряженно щурил маленькие глазки-буравчики с красными от хронического неумывания веками. На кончике носа, словно точка от вопросительного знака, висела зеленоватая соп-лина.
– Не знаю, – проворчал Павел и брезгливо отодвинулся от Алика. – Ничего я не знаю.
– Ну, тогда я постараюсь послать ему положительный импульс, – важно заявил Алик, а затем ни к месту хихикнул.
Савельев рванул ворот рубашки, словно ему было нестерпимо душно, и выскочил прочь из храмовых покоев.
В саду при храме находилось священное озеро. Его окружали смоковницы, по берегам росли камыш и тростник. Однако в одном месте эту зелень срезали, так что глазам Савельева открылась блестящая вода, а на ней ладья, качавшаяся на волнах неподалеку от берега.
То, что довелось увидеть Павлу, он не забудет уже никогда.
В ладье сидела царица-богиня Сикиника с распущенными волосами. Внезапно в полной тишине она воздела руки к небу и начала плач: плач по только что ушедшей в землю погребенных подруге, плач по погибшему две зимы назад царственному супругу:
– Приди в свой дом, о мой бог! Приди в свой дом, мой супруг! Осирис, прекрасный юноша, не имеющий врагов, приди в свой дом! Я зову тебя и плачу, так что слышно даже на небесах, ты же не внемлешь моему гласу!
Словно издалека долетел до слуха Савельева хор низких мужских голосов:
– Его убил Сет! Его, у которого не было врагов, кроме собственного брата! Его убил Сет, и нет больше жизни в его теле. Плачь, богиня, его убил Сет!
«Здорово, что я потратил столько времени, чтобы выучить этот древний, практически забытый язык», – мелькнуло в голове Савельева.
– Его убил Сет!…
«А кто убил моего Осириса?» – всхлипнула Сикиника, прикрывая глаза, в которых блестели хрусталики слез.
День, решивший ее судьбу, царица-богиня помнила болезненно-отчетливо. Тогда солнце стояло уже высоко в небе, и от его лучей из влажных после дождя садов поднимались испарения. Тогда шел дождь, тогда бог дождя не гневался на них… День обещал быть жарким и душным. Деревья царского сада казались неподвижными арабесками на синем, цвета индиго, безоблачном небе. Повсюду стояла тишина, и не было слышно даже щебетания птиц.
Сикиника решительно поднялась с низкого ложа, лениво потянулась и хлопнула в ладоши.
– Купаться! Всем купаться, – крикнула она рабыням.
Босой ногой царица толкнула Нефру-Ра, задремавшую рядом, и рассмеялась:
– Мы идем купаться!
Служанки торопливо собирали все, что необходимо царице-богине Мерое для купания. Одни нагрузились коробочками с золотой пудрой и склянками с мазями, другие – кувшинами с душистым маслом, третьи побежали за тонкими льняными полотенцами. Пока они суетились, Сикиника примеряла золотые сандалии, удивительно подходившие к ее золотисто-бронзовой коже. У царицы были восхитительные ноги, самые прекрасные ноги во всей Мерое, как говорила ее свита.
Царица шла купаться. Одна рабыня раскрыла над ее головой голубой зонтик, а две другие обмахивали ее длинным опахалом. Под звуки арфы Нефру-Ра прославляла в песнях ее красоту.
У пруда Сикиника сбросила узкое льняное платье, сняла сандалий и скользнула в воду. Благодать и благословение богов – эта вода.
Внезапно рабыни переполошились и завизжали. Солнце закрыла черная тень огромного орла. Он, кружась, спустился, черной молнией вновь взмыл вверх, и в клюве у него было зажато нечто сверкающее на солнце.
Когда все оправились от ужаса, Сикиника заметила, что на берегу осталась только одна сандалия, одинокая и печальная. День был испорчен. Юная царица тогда еще не знала, что ее золотая сандалия окажется в руках будущего ее царственного супруга. Ее Осириса.
– Его убил Сет! Его, у которого не было врагов, кроме собственного брата! Плачь, богиня, его убил Сет!
…К Савельеву, застывшему на берегу пруда в немом восхищении, подошел стражник в чешуйчатом одеянии и, осторожно тронув за рукав, повел прочь от священного пруда…
Глава 17
КОГДА ЖЕНЩИНА ЛЮБИТ
Они долго сидели друг против дружки и грустно молчали. Мальчик доверчиво прижался белокурой головенкой к плечу Холодова… и это было не одним лишь признаком слепого доверия к врачу, взявшемуся спасти его, нет, это стало молчаливым свидетельством страшного одиночества земного бога: ты и только ты – мой единственный друг и товарищ. С тобой и только с тобой я могу говорить обо всем на свете. С тобой и только с тобой мне не нужно быть маленьким богом, этим пресловутым сыном Солнца, которого нельзя видеть простым смертным, к которому нельзя прикоснуться, не связав себя навеки с его судьбой. Здесь и только здесь мне не нужно прятаться под золотой пеленой, прикидываться холодной статуей. Ты и только ты – мой дорогой друг… Я всегда прощу тебя, даже если послезавтра ты ампутируешь мне ногу. Как мне объяснить тебе, что только благодаря твоим усилиям я перестал бояться жизни?..
Холодов отсутствующе смотрел в одну точку. Опасность, в которой оказалась Вероника, не давала покоя. Что может сделать такая страстно влюбленная женщина, как Сикиника, со своей соперницей, да еще обладая абсолютной властью, не хотелось даже и думать. Была только одна возможность спасти Веронику: разыграть в игре с Сикиникой карту больного мальчика.
Отвратительные игры, которые всегда претили ему… но ради спасения жизни. И вообще, не даром же говорят, что цель оправдывает средства?
– Ты не любишь мою маму? – тихо и удивленно спросил Мин-Ра. Холодов вздрогнул.
– Не в этом дело, просто у меня уже есть невеста, – признался он. – Ты знаешь, что такое иметь невесту?
– Нет.
– Это когда любишь девушку и обещаешь ей жениться. И это дело чести, Мин-Ра, выполнить свое обещание. Влюбленность – прекрасное чувство.
– Значит, у тебя есть девушка?
– Да. Кстати, она здесь, в Мерое. Твои солдаты захватили ее в заложники, вот я и добрался до Мерое, чтобы освободить свою девушку.
– Так, значит, ты пришел сюда не для того, чтобы вылечить меня?
– Нет. Я ведь о тебе вообще ничего не знал.
– А где теперь твоя девушка?
– Где-то во дворце или в храме. Я не знаю. До вчерашнего дня она висела в клетке на стене храма.
Мальчик задумчиво посмотрел на Холодова. Его огромные голубые глаза затопила печаль. Потом он молча прижался к плечу Алексея и обвил руками своего большого друга.
– Знаешь, я хочу, чтобы твою девушку освободили, – наконец решительно произнес он. Его голосок изменился… теперь в нем звучали жесткие, холодные нотки. – Я так хочу!
– Думаю, наше с тобой «хочу» или «не хочу» никого здесь не интересует. Мы боремся со страстью, уничтожавшей целые народы! К счастью, ты в этом еще ничего не понимаешь!
– Я поговорю с мамой!
– И впервые в жизни увидишь, что мама не послушается тебя.
– Она должна послушаться! Я – сын Солнца!
– В первую очередь ты всего лишь маленький мальчик и ее сын, Мин-Ра.
Им не дали договорить. Дверь распахнулась, и в комнату вошел Домбоно. Два санитара вкатили простую деревянную кровать и поставили к окну. Еще два санитара втащили огромный глиняный чан на ножках. От чана шел приятный сладковатый запах. Умывальник по-меройски.
– Ну, теперь вы довольны? – с издевкой спросил Домбоно. – И когда будет операция?
– Завтра мы обо всем с вами поговорим. Больше всего меня беспокоит наркоз.
– Не вижу никакого повода для беспокойства.
– Знаю. Павел рассказывал мне о чудесном соке. Он-то меня и волнует. Сколько времени этот сок действует?
– Сколько угодно… хоть целую вечность… – с непроницаемым видом ответил Домбоно.
– Вот вечности я, честно говоря, и опасаюсь! С другой стороны, меня успокаивает то, что за наркоз именно вы отвечаете перед царицей головой. А то я не хотел бы работать с эфиром. Придется положиться на ваш божественный сок.
– Можете положиться! – Домбоно покосился на Мин-Ра, сидевшего рядом с Холодовым без золотой пелены. – С другими врачами знакомиться будете?
– Тоже завтра. И сразу же начну с самого рутинного обследования мальчика. Давление, сердце, частота пульса…
– Да ни к чему нам все это, – гордо отмахнулся Домбоно. – Ваша современная медицина все только усложняет. Если у нас у больного сердце бьется неправильно, мы просто смотрим ему в глаза… и его сердце вновь бьется нормально.
«Загадочные магические силы, о которых мне уже рассказывал Савельев, – даже напрягся Холодов. – У них есть то, что мы привыкли называть паранормальными способностями. Телепатическая дуга, пробегающая от врача к пациенту… М-да, необъяснимо, но на слуху даже у нас, ни во что не верующих».
– А как же вы с инфарктниками обходитесь? – насмешливо спросил он.
– Вообще никак! Умирает такой пациент, что ж поделать.
– И это вы называете медициной?! – Холодов шлепнул мальчика по руке. Принц Мин-Ра хихикнул. Его голубые глазенки сияли. – Нет уж, мы лучше по-моему лечить будем, Домбоно!
– Конечно. Ведь от вас зависит жизнь сына Солнца.
– Вы уже говорили об этом, – Холодов поднялся с кровати. – Кстати, где Вероника?
– С ней все в порядке.
– Это мне понятно. Но где она сейчас находится?
– Ваши друзья – наши гости. Их поселили в храме.
– Я бы хотел поговорить с моей невестой.
– Такое может разрешить только богиня.
– Ну, так передайте вашей богине мои пожелания. А еще скажите, что я требую, чтобы мою невесту поселили здесь, в соседней палате.
– Здесь больница, милейший, а не дом свиданий, – зло хмыкнул Домбоно.
– Моя невеста может помогать мне здесь по уходу за больным, – улыбнулся Холодов. – У нас этому даже археологов учат. Как-никак наша медицина без жрецов обходится. Вероника нужна мне здесь. Я буду только рад, если она поможет мне в послеоперационном уходе за мальчиком.
Домбоно, не удостоив Алексея ответом, вышел из палаты.
– Он в ярости, – сказал Мин-Ра, когда дверь с шумом захлопнулась за верховным жрецом. – Как же, как же, он ведь здесь величайший врач в истории Мерое. А ты его обижаешь…
И принц залился веселым смехом.
– Просто мне нужна определенность, мой мальчик. Когда все закончится, я постараюсь все объяснить тебе. Про Домбоно, в частности.
«Интересно, – подумал Алексей, – пришлют ли ко мне Нику? Поселят ли рядом? Господи, пусть материнская любовь окажется в сердце Сикиники сильнее ее женской тоски! На что она решится, Господи? Позволь мне выстоять в этой битве!»
Алексей раскрыл чемоданчик и выложил на стол хирургические инструменты. А еще стетоскоп, тонометр, маленький молоточек.
Мальчик немного испуганно глядел на все его приготовления, на стетоскоп, а затем скорчил жалобную мордочку при виде Холодова с «трубочками» в ушах.
– Так, а теперь я послушаю, что там делается у тебя внутри, – с улыбкой сказал Алексей, приподнимая прозрачную рубашечку на теле Мин-Ра. – А потом послушаю твое сердце и точно-преточно скажу тебе, все ли с тобой в порядке, – и он приложил трубку к груди мальчика. Принц Мин-Ра вздрогнул. – Дыши глубже, друг мой, – невозмутимо приказал Холодов. – Так, еще глубже, ровнее, ну, спокойно, спокойно. Не бойся, дружок. Ты же веришь мне…
Мальчик молча кивнул головой в знак согласия. Его пальцы намертво вцепились в львиную шкуру, Мин-Ра старательно дышал, как все пациенты мира, к которым обращается доктор: «Дышите – не дышите…»
Жилище, в котором разместили пленников, ныне обретших статус почетных гостей Мерое, могло показаться почти что царскими палатами по сравнению с клетками. Здесь были кровати, стол, тростниковые циновки на каменном полу и отличная вентиляция.
Савельев тщательно «проинспектировал» эту большую комнату, подергал дверь и пожал плечами.
– Опять нас заперли!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
– Паша?
Я с трудом возвращался к реальности, на голос обернулся чисто на автомате, на автомате глянул на Холодова, давнего моего приятеля. Под покрасневшими глазами у него залегли круги, небритые щеки ввалились. Странно, но сегодня его грустная физиономия так некстати напомнила мне морду бассета. Глаза Холодова под стать его фамилии холодно поблескивали, и мне почему-то подумалось, что Лешка безумно устал от боли и страданий, навсегда поселившихся в стенах его заведения.
– Паша! – терпеливо позвал он меня во второй раз. А я все глядел на него и ничего не отвечал. – Ты к Александре?
– Да.
– Гм, понимаю.
«Скажи мне, что вы перевели ее в другую палату! – кричал мой взгляд. – Скажи же!»
– Она… она умерла, да? – и мой голос предательски дрогнул.
Холодов молча кивнул. А потом отвел глаза, словно что-то старательно выискивал на пустой кровати.
– Пошли-ка ко мне, – сказал он…
…– Как ты думаешь, – нервно теребил Алик Шелученко Савельева за рукав. – Как ты думаешь, этот Холодов сможет помочь сыну богини, а?
Павел внимательно глянул на товарища по несчастью. Шелученко напряженно щурил маленькие глазки-буравчики с красными от хронического неумывания веками. На кончике носа, словно точка от вопросительного знака, висела зеленоватая соп-лина.
– Не знаю, – проворчал Павел и брезгливо отодвинулся от Алика. – Ничего я не знаю.
– Ну, тогда я постараюсь послать ему положительный импульс, – важно заявил Алик, а затем ни к месту хихикнул.
Савельев рванул ворот рубашки, словно ему было нестерпимо душно, и выскочил прочь из храмовых покоев.
В саду при храме находилось священное озеро. Его окружали смоковницы, по берегам росли камыш и тростник. Однако в одном месте эту зелень срезали, так что глазам Савельева открылась блестящая вода, а на ней ладья, качавшаяся на волнах неподалеку от берега.
То, что довелось увидеть Павлу, он не забудет уже никогда.
В ладье сидела царица-богиня Сикиника с распущенными волосами. Внезапно в полной тишине она воздела руки к небу и начала плач: плач по только что ушедшей в землю погребенных подруге, плач по погибшему две зимы назад царственному супругу:
– Приди в свой дом, о мой бог! Приди в свой дом, мой супруг! Осирис, прекрасный юноша, не имеющий врагов, приди в свой дом! Я зову тебя и плачу, так что слышно даже на небесах, ты же не внемлешь моему гласу!
Словно издалека долетел до слуха Савельева хор низких мужских голосов:
– Его убил Сет! Его, у которого не было врагов, кроме собственного брата! Его убил Сет, и нет больше жизни в его теле. Плачь, богиня, его убил Сет!
«Здорово, что я потратил столько времени, чтобы выучить этот древний, практически забытый язык», – мелькнуло в голове Савельева.
– Его убил Сет!…
«А кто убил моего Осириса?» – всхлипнула Сикиника, прикрывая глаза, в которых блестели хрусталики слез.
День, решивший ее судьбу, царица-богиня помнила болезненно-отчетливо. Тогда солнце стояло уже высоко в небе, и от его лучей из влажных после дождя садов поднимались испарения. Тогда шел дождь, тогда бог дождя не гневался на них… День обещал быть жарким и душным. Деревья царского сада казались неподвижными арабесками на синем, цвета индиго, безоблачном небе. Повсюду стояла тишина, и не было слышно даже щебетания птиц.
Сикиника решительно поднялась с низкого ложа, лениво потянулась и хлопнула в ладоши.
– Купаться! Всем купаться, – крикнула она рабыням.
Босой ногой царица толкнула Нефру-Ра, задремавшую рядом, и рассмеялась:
– Мы идем купаться!
Служанки торопливо собирали все, что необходимо царице-богине Мерое для купания. Одни нагрузились коробочками с золотой пудрой и склянками с мазями, другие – кувшинами с душистым маслом, третьи побежали за тонкими льняными полотенцами. Пока они суетились, Сикиника примеряла золотые сандалии, удивительно подходившие к ее золотисто-бронзовой коже. У царицы были восхитительные ноги, самые прекрасные ноги во всей Мерое, как говорила ее свита.
Царица шла купаться. Одна рабыня раскрыла над ее головой голубой зонтик, а две другие обмахивали ее длинным опахалом. Под звуки арфы Нефру-Ра прославляла в песнях ее красоту.
У пруда Сикиника сбросила узкое льняное платье, сняла сандалий и скользнула в воду. Благодать и благословение богов – эта вода.
Внезапно рабыни переполошились и завизжали. Солнце закрыла черная тень огромного орла. Он, кружась, спустился, черной молнией вновь взмыл вверх, и в клюве у него было зажато нечто сверкающее на солнце.
Когда все оправились от ужаса, Сикиника заметила, что на берегу осталась только одна сандалия, одинокая и печальная. День был испорчен. Юная царица тогда еще не знала, что ее золотая сандалия окажется в руках будущего ее царственного супруга. Ее Осириса.
– Его убил Сет! Его, у которого не было врагов, кроме собственного брата! Плачь, богиня, его убил Сет!
…К Савельеву, застывшему на берегу пруда в немом восхищении, подошел стражник в чешуйчатом одеянии и, осторожно тронув за рукав, повел прочь от священного пруда…
Глава 17
КОГДА ЖЕНЩИНА ЛЮБИТ
Они долго сидели друг против дружки и грустно молчали. Мальчик доверчиво прижался белокурой головенкой к плечу Холодова… и это было не одним лишь признаком слепого доверия к врачу, взявшемуся спасти его, нет, это стало молчаливым свидетельством страшного одиночества земного бога: ты и только ты – мой единственный друг и товарищ. С тобой и только с тобой я могу говорить обо всем на свете. С тобой и только с тобой мне не нужно быть маленьким богом, этим пресловутым сыном Солнца, которого нельзя видеть простым смертным, к которому нельзя прикоснуться, не связав себя навеки с его судьбой. Здесь и только здесь мне не нужно прятаться под золотой пеленой, прикидываться холодной статуей. Ты и только ты – мой дорогой друг… Я всегда прощу тебя, даже если послезавтра ты ампутируешь мне ногу. Как мне объяснить тебе, что только благодаря твоим усилиям я перестал бояться жизни?..
Холодов отсутствующе смотрел в одну точку. Опасность, в которой оказалась Вероника, не давала покоя. Что может сделать такая страстно влюбленная женщина, как Сикиника, со своей соперницей, да еще обладая абсолютной властью, не хотелось даже и думать. Была только одна возможность спасти Веронику: разыграть в игре с Сикиникой карту больного мальчика.
Отвратительные игры, которые всегда претили ему… но ради спасения жизни. И вообще, не даром же говорят, что цель оправдывает средства?
– Ты не любишь мою маму? – тихо и удивленно спросил Мин-Ра. Холодов вздрогнул.
– Не в этом дело, просто у меня уже есть невеста, – признался он. – Ты знаешь, что такое иметь невесту?
– Нет.
– Это когда любишь девушку и обещаешь ей жениться. И это дело чести, Мин-Ра, выполнить свое обещание. Влюбленность – прекрасное чувство.
– Значит, у тебя есть девушка?
– Да. Кстати, она здесь, в Мерое. Твои солдаты захватили ее в заложники, вот я и добрался до Мерое, чтобы освободить свою девушку.
– Так, значит, ты пришел сюда не для того, чтобы вылечить меня?
– Нет. Я ведь о тебе вообще ничего не знал.
– А где теперь твоя девушка?
– Где-то во дворце или в храме. Я не знаю. До вчерашнего дня она висела в клетке на стене храма.
Мальчик задумчиво посмотрел на Холодова. Его огромные голубые глаза затопила печаль. Потом он молча прижался к плечу Алексея и обвил руками своего большого друга.
– Знаешь, я хочу, чтобы твою девушку освободили, – наконец решительно произнес он. Его голосок изменился… теперь в нем звучали жесткие, холодные нотки. – Я так хочу!
– Думаю, наше с тобой «хочу» или «не хочу» никого здесь не интересует. Мы боремся со страстью, уничтожавшей целые народы! К счастью, ты в этом еще ничего не понимаешь!
– Я поговорю с мамой!
– И впервые в жизни увидишь, что мама не послушается тебя.
– Она должна послушаться! Я – сын Солнца!
– В первую очередь ты всего лишь маленький мальчик и ее сын, Мин-Ра.
Им не дали договорить. Дверь распахнулась, и в комнату вошел Домбоно. Два санитара вкатили простую деревянную кровать и поставили к окну. Еще два санитара втащили огромный глиняный чан на ножках. От чана шел приятный сладковатый запах. Умывальник по-меройски.
– Ну, теперь вы довольны? – с издевкой спросил Домбоно. – И когда будет операция?
– Завтра мы обо всем с вами поговорим. Больше всего меня беспокоит наркоз.
– Не вижу никакого повода для беспокойства.
– Знаю. Павел рассказывал мне о чудесном соке. Он-то меня и волнует. Сколько времени этот сок действует?
– Сколько угодно… хоть целую вечность… – с непроницаемым видом ответил Домбоно.
– Вот вечности я, честно говоря, и опасаюсь! С другой стороны, меня успокаивает то, что за наркоз именно вы отвечаете перед царицей головой. А то я не хотел бы работать с эфиром. Придется положиться на ваш божественный сок.
– Можете положиться! – Домбоно покосился на Мин-Ра, сидевшего рядом с Холодовым без золотой пелены. – С другими врачами знакомиться будете?
– Тоже завтра. И сразу же начну с самого рутинного обследования мальчика. Давление, сердце, частота пульса…
– Да ни к чему нам все это, – гордо отмахнулся Домбоно. – Ваша современная медицина все только усложняет. Если у нас у больного сердце бьется неправильно, мы просто смотрим ему в глаза… и его сердце вновь бьется нормально.
«Загадочные магические силы, о которых мне уже рассказывал Савельев, – даже напрягся Холодов. – У них есть то, что мы привыкли называть паранормальными способностями. Телепатическая дуга, пробегающая от врача к пациенту… М-да, необъяснимо, но на слуху даже у нас, ни во что не верующих».
– А как же вы с инфарктниками обходитесь? – насмешливо спросил он.
– Вообще никак! Умирает такой пациент, что ж поделать.
– И это вы называете медициной?! – Холодов шлепнул мальчика по руке. Принц Мин-Ра хихикнул. Его голубые глазенки сияли. – Нет уж, мы лучше по-моему лечить будем, Домбоно!
– Конечно. Ведь от вас зависит жизнь сына Солнца.
– Вы уже говорили об этом, – Холодов поднялся с кровати. – Кстати, где Вероника?
– С ней все в порядке.
– Это мне понятно. Но где она сейчас находится?
– Ваши друзья – наши гости. Их поселили в храме.
– Я бы хотел поговорить с моей невестой.
– Такое может разрешить только богиня.
– Ну, так передайте вашей богине мои пожелания. А еще скажите, что я требую, чтобы мою невесту поселили здесь, в соседней палате.
– Здесь больница, милейший, а не дом свиданий, – зло хмыкнул Домбоно.
– Моя невеста может помогать мне здесь по уходу за больным, – улыбнулся Холодов. – У нас этому даже археологов учат. Как-никак наша медицина без жрецов обходится. Вероника нужна мне здесь. Я буду только рад, если она поможет мне в послеоперационном уходе за мальчиком.
Домбоно, не удостоив Алексея ответом, вышел из палаты.
– Он в ярости, – сказал Мин-Ра, когда дверь с шумом захлопнулась за верховным жрецом. – Как же, как же, он ведь здесь величайший врач в истории Мерое. А ты его обижаешь…
И принц залился веселым смехом.
– Просто мне нужна определенность, мой мальчик. Когда все закончится, я постараюсь все объяснить тебе. Про Домбоно, в частности.
«Интересно, – подумал Алексей, – пришлют ли ко мне Нику? Поселят ли рядом? Господи, пусть материнская любовь окажется в сердце Сикиники сильнее ее женской тоски! На что она решится, Господи? Позволь мне выстоять в этой битве!»
Алексей раскрыл чемоданчик и выложил на стол хирургические инструменты. А еще стетоскоп, тонометр, маленький молоточек.
Мальчик немного испуганно глядел на все его приготовления, на стетоскоп, а затем скорчил жалобную мордочку при виде Холодова с «трубочками» в ушах.
– Так, а теперь я послушаю, что там делается у тебя внутри, – с улыбкой сказал Алексей, приподнимая прозрачную рубашечку на теле Мин-Ра. – А потом послушаю твое сердце и точно-преточно скажу тебе, все ли с тобой в порядке, – и он приложил трубку к груди мальчика. Принц Мин-Ра вздрогнул. – Дыши глубже, друг мой, – невозмутимо приказал Холодов. – Так, еще глубже, ровнее, ну, спокойно, спокойно. Не бойся, дружок. Ты же веришь мне…
Мальчик молча кивнул головой в знак согласия. Его пальцы намертво вцепились в львиную шкуру, Мин-Ра старательно дышал, как все пациенты мира, к которым обращается доктор: «Дышите – не дышите…»
Жилище, в котором разместили пленников, ныне обретших статус почетных гостей Мерое, могло показаться почти что царскими палатами по сравнению с клетками. Здесь были кровати, стол, тростниковые циновки на каменном полу и отличная вентиляция.
Савельев тщательно «проинспектировал» эту большую комнату, подергал дверь и пожал плечами.
– Опять нас заперли!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31