– Уколите ее… она даже не шелохнется, – и, видя, что Павел превратился в подобие соляного столпа, сам с силой ткнул иглой в бедро женщины.
Больная даже не пошевелилась. Выпитый ею сок был не только простым наркозом, казалось, он парализовал все нервные окончания в теле женщины. При этом ее маленькая грудь ровно вздымалась и опускалась, словно она просто мирно спала в своей кровати. Ровное дыхание, сердце бьется спокойно. Никто не следил за ее пульсом, за давлением, за положением языка… наисложнейшая система современного наркоза была здесь абсолютно ни к чему. Для чего какой-то контроль? Напиток богов даровал блаженное умиротворение.
Савельев чувствовал, как пот струится по всему его телу, бежит холодными дорожками по лицу. Он еще раз глянул на инструменты, на застывшие в сосредоточенной невозмутимости лица жрецов. И почувствовал подкатывающую к горлу дурноту.
Домбоно торжественно-величественно взял со стола нож и поднял его. А потом начал растирать металлическую его поверхность ладонями. Другие врачи прижали руки к груди и начали тихо молиться.
Минут пять Домбоно тер нож, а потом… потом скальпель молнией мелькнул в его руках, опускаясь на тело женщины и делая первый надрез. Савельев сдавленно ахнул.
Ни одной капли крови! Ни одной-единственной капли крови не пролилось из раны, даже сосуды и то не кровили.
Он ничего не понимал. Он смотрел в открытую рану, смотрел на желчный пузырь, на ловкие руки Домбоно… Он видел, как вздрагивает жрец, словно от разряда электричества, всякий раз берясь за новый нож.
«Это и в самом деле сумасшедший дом, – пронеслось в голове Савельева. – Молния богов… в руках жрецов, в железных инструментах. Электрическим током заряженный нож, заряженный непонятной энергией этих чужих, навсегда остающихся тайной, людей!»
Савельев потерял чувство времени. Он не знал, сколько часов длится эта бескровная операция. Он знал лишь одно, что стал свидетелем чуда. Недвижимый, будто в параличе, стоял он рядом с Домбоно и вбирал в себя каждое движение жреца. Это было невероятно, это было почти непостижимо нормальным человеческим рассудком…
Наконец, операция подошла к концу. Домбоно вновь погрузил руки в большую золотую чашу, совершая ритуальное омовение. Остальные врачи молча покинули «операционную». Осталась только прооперированная больная, нагая и прекрасная. На ее лице играла счастливая улыбка. Она спала.
– Ну, я убедил вас? – глухо поинтересовался Домбоно.
– Мне казалось, что это я нахожусь под наркозом… – Савельев только сейчас решился смахнуть пот с лица. Домбоно протянул ему полотенце, материю из нитей какого-то неизвестного растения. – Если бы у меня была возможность когда-нибудь поведать миру об этой операции… Никто бы мне не поверил. Меня бы загнали в ближайший дурдом, и все.
– У вас такой возможности все равно не будет, – утешил его Домбоно, а Павел вздрогнул: это был смертный приговор. – Так вы теперь верите, что мы сможем оперировать принца Мин-Ра?
– Боюсь, что да.
– Боитесь?
– Риск слишком велик. На этом операционном столе лежит простая женщина. Ее смерть ни для кого не стала бы грандиозной потерей… боги позвали ее к себе и все такое прочее. Но смерть Мин-Ра под вашим ножом… это совсем иное дело! Царице нужны гарантии.
– Поэтому вы здесь! Вам известна эта болезнь. Ладно! Я режу, вы раздаете указания. Мы или выиграем, или проиграем. Вместе.
– Да не смогу я вам ничем помочь, Домбоно, – Савельев устало прикрыл глаза. – Даже если вы убьете меня и моих друзей, все равно… Мин-Ра может помочь только настоящий хирург.
– Но я и есть хирург! – удивленно воскликнул Домбоно.
– Молнии богов не помогут Мин-Ра! Операция остеомы – нечто иное, чем операция на желчном пузыре.
– Да вы и в нее-то не больно верили.
– Признаю свою ошибку!
Внезапно дверь резко распахнулась. В операционную вбежал один из жрецов и что-то прокричал на непонятном языке. Домбоно дернул головой, взглянул на Савельева. И как-то потерянно взмахнул рукой. Откуда-то издалека неслись жалобно-тревожные крики гонга.
– Город в тревоге, – до странности спокойно произнес верховный жрец. – Солдаты поднялись. Кто-то напал на нашего стража и украл его одежду! Чужой проник в Мерое. Впервые у кого-то это все-таки получилось! – он кивнул на двери. – Что ж, это очень многое меняет, – зло продолжил Домбоно спустя какое-то время. – Идемте! Вы и ваши друзья будете висеть на стене храма без воды и пищи до тех пор, пока мы не найдем того незнакомца. Мерое важнее… важнее, чем тот же Мин-Ра!
Через полчаса Савельев вновь сидел в своей клетке. Он видел, как колонны солдат брошены в горы. Жители затаились в домах, словно загнанные зверьки в норах.
Наверху, на самой вершине пирамиды взмыл к небесам тонкий дымок.
Бог воли и победы, помоги же нам!
– Что случилось? – закричал Алик. Он сорвал голос и был настолько измотан, что сейчас без сил лежал на дне клетки.
Вероника сидела в клетке, старательно вытягивая голову и пытаясь разглядеть хоть что-то.
– В Мерое прибыли гости, – прошептал Савельев.
– Гости? – повернулась к нему Ника. – Но кто?
– А вот этого никто не знает. Кто-то обдурил кордоны патрульных и теперь в солдатской одежде марширует по городу. Чокнутый какой-то. Его шансы равны нулю. А нас наверху будут поджаривать без еды и воды, пока этого гада не найдут…
И в этот момент Алик Шелученко начал громко плакать.
…Алексей Холодов присел на камень и устало потер глаза. «Этого не может быть, – прошептал он. – Такого не может быть».
Он крепко зажмурился, затем открыл глаза вновь. Перед ним стоял древний город. Он слышал шум на улицах, суматоху звуков, из которых состоит жизнь. Он видел высокие стены храма, город напоминал черепаху, прикрывшуюся панцирем святилища. А высоко над городом висели четыре маленькие, черные клетки. Сердце Холодова на мгновение остановилось, а город завертелся в бешеной пляске перед его глазами.
«Они– там, – ударило в виски. – Ника там. Я знаю, что она там. Она висит в клетке над городом. В клетке, словно редкое, опасное животное».
Глава 11
НЕЗНАКОМЕЦ В ГОРОДЕ
Проходившие мимо горожане удивленно глядели на него. Из последних сил стараясь не рухнуть в пыль древнего города, Алексей шел дальше, не опознанный, как ему казалось, никем, под прикрытием кожаного шлема. В голове билось нечто совсем уж безумное: интересно, а как ведет себя солдат в этой сказочной стране, встречая командира? Приветствует так же, как все прочие солдаты всего остального мира приветствуют своих офицеров? Но как именно приветствует? И как узнать этих самых командиров?
Холодов устало замер у стены какого-то дома. Нет, а точно, как выглядели офицеры, шедшие во главе той колонны в горах? Может, у них какие-то знаки отличия на черном одеянии или на шлемах были? Черт, он не помнил. Холодов в те минуты настолько обалдел от всего увиденного, что ничего и не рассмотрел толком.
И вот теперь он осторожно прочесывал этот фантастический город. Алексей намеренно избегал выходить на широкие улицы, пробирался к своей цели тесными, больше похожими на ходы шахты закоулками, гордо поглядывая на их обитателей в отчаянной надежде, что мундир удержит на почтительном расстоянии «гражданских лиц», как это было повсюду, где государство полагалось на силу и всемогущество армии. И, кажется, надежды Холодова оправдывались… никто не заговаривал с ним, женщины так вообще шарахались в сторону, натыкаясь на него в тесных переулочках, дети смотрели с почти священным ужасом в глазах. И только об одном он не подумал: в правой руке Алексей нес свой рюкзак, набитый медикаментами, и вот это-то и было самым необычным для людей Мерое.
На открытом дворе булочной виднелись работники, месившие грубое тесто ногами, а более нежное – руками. Из печей вынимали хлеба всевозможных форм и видов; круглые и овальные ковриги укладывались тут же в корзины. Проворные мальчики ставили себе на головы по три, по четыре и по пять таких корзин и с величайшим проворством и поспешностью уносили их к покупателям, живущим, вероятно, в других частях города. Мясник убивал у себя в доме быка, а подмастерья мочили свои ножи, чтобы разрезать на части дикую козу. Веселые башмачники зазывали прохожих из глубины своих лавок. Все занимались своим делом.
Женщины, ведя за руку нагих детей, выходили на улицу из своих домов за покупками, и все шарахались от него, Алексея, обряженного в форму воина. Воина, вызывавшего страх и тревогу.
Его цель была видна издалека. Огромные стены храма были символом города. Где ни стой, отовсюду видно. Они были сердцем этого маленького мирка, местом прописки богов, вечно сущих и неизменных.
И вот на этой самой стене висели четыре клетки… теперь он видел их совершенно отчетливо, видел людские фигурки за железной решеткой. И среди них – женская. Женщина сидела на полу клетки. Ника. Никуся.
Когда Алексей добрался до большой площади, жавшейся к телам дворца и храма, он понял, что его поиски подошли к концу. Вполне закономерному. У стены были выставлены посты солдат. И к храму было ни за что не пробраться. Наверх к небесам вился тонкий белый дымок, рвался к облачку, зацепившемуся за острую макушку пирамиды… вечный огонь во славу всевидящего Солнца.
Алексей тоскливо глядел на клетки. Люди за толстыми прутьями решеток были похожи на существ с какой-то далекой планеты… Впрочем, они и сейчас были настолько далеки от земли, что и лиц-то их не разглядишь, как ни старайся, и не дозовешься их, как ни кричи. Один из пленников в отчаянии раскачивал клетку – Алик Шелученко, испускавший крики отчаянного ужаса.
Алексей тоже внезапно ощутил прилив самой настоящей паники. Что делать-то? Что делать? «Возьми себя в руки, – приказал он себе. – Не дергайся хотя бы! Спокойствие, мой мальчик, только спокойствие, как говорил маленький толстый дядечка с пропеллером… даже если Веронику, как зверя диковинного, в клетке держат, даже если все здесь не только волшебно, нереально, но и в высшей степени жестоко, все равно без паники! Нервные клетки не восстанавливаются, так что не дергайся! Ты здесь единственный, кто сможет их спасти, единственный… Интересно, сколько времени они уже висят там? С самого первого дня? Неужели они уже лишились рассудка от ужаса и безнадеги?»
Он смотрел на клетки из своего укрытия в маленьком садике неизвестного дома. Впрочем, почему неизвестного? Из домика доносились ритмичные удары молоточков… золотых дел мастер по заказу жрецов готовил золотые чаши и жертвенные сосуды из серебряных пластин.
Внезапно у всего города разом как будто перехватило дыхание. Котловину заполнило пение мрачных и зловещих бронзовых гонгов, и люди замерли в страхе. Со всех сторон рвались крики набата. Люди торопливо кинулись по домам, улицы как-то вдруг опустели, словно по мановению волшебной палочки, даже домашние животные и те скрылись из вида, собаки бросились под защиту хозяйских стен.
«Тревога, – понял Холодов и зябко передернул плечами. – Все как у нас во время Великой Отечественной из кинофильмов… воздушная тревога, рев сирен, и все бегут, сломя голову, в бомбоубежища, ожидая катастрофы, тайком молятся, чтоб пронесла нелегкая».
Все еще тревожно звенели гонги. Из казарм подле дворца потянулся ручеек солдат… Трубачи изо всех сил дули в странно изогнутые, похожие на домик улитки, бронзовые трубы. Сигнал тревоги.
Солдаты торопливо маршировали небольшими отрядами по горной дороге, по той самой, которой он пришел сюда, в злую сказку. «А ведь это из-за меня весь сыр-бор разгорелся, – догадался наконец Холодов, скорчившийся за невысокой оградой садика. – Они нашли стражника. А может, и джип мой нашли… Конечно, они его нашли, я ведь его и не прятал даже. Разве ж мог я подумать еще день назад, что здесь, в горах, живет своей собственной, ни на что не похожей жизнью, город, переживший тысячелетия такой разной истории? Кто вообще мог бы такое подумать?»
Алексей обождал, пока пройдут солдаты. Теперь в городе остались только караульные у высокой стены… шесть человек в черных чешуйчатых одеяниях, неподвижные, словно застывшая лава вулкана. Шесть против одного… мм, многовато. Нет, шанса выиграть «бои без правил» у него не было.
Алексей чуть привстал. Можно бы, конечно, попытаться взобраться на эту стену… Вон ведь лестница к храму, ступени, ведущие прямо на небеса. Глянешь вниз, и голова кругом пойдет – такая высотища. Сколько ж там ступенек? Триста? Четыреста? На глазок не прикинешь… Да хоть бы и меньше, хотя бы и сто… кто ж сможет забраться на такую высоту и остаться незамеченным? Разве что жучок-паучок!
Удары гонга смолкли. Издалека лишь долетали вскрики бронзовых труб. И все. В городе царила мертвая, совершенно мертвая тишина. Долина мертвых домов, одиноких улиц, пустых садов и покинутых деревянных телег.
Лестница! Алексей Холодов глянул на сидевшую в клетке Веронику. Лестница.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Больная даже не пошевелилась. Выпитый ею сок был не только простым наркозом, казалось, он парализовал все нервные окончания в теле женщины. При этом ее маленькая грудь ровно вздымалась и опускалась, словно она просто мирно спала в своей кровати. Ровное дыхание, сердце бьется спокойно. Никто не следил за ее пульсом, за давлением, за положением языка… наисложнейшая система современного наркоза была здесь абсолютно ни к чему. Для чего какой-то контроль? Напиток богов даровал блаженное умиротворение.
Савельев чувствовал, как пот струится по всему его телу, бежит холодными дорожками по лицу. Он еще раз глянул на инструменты, на застывшие в сосредоточенной невозмутимости лица жрецов. И почувствовал подкатывающую к горлу дурноту.
Домбоно торжественно-величественно взял со стола нож и поднял его. А потом начал растирать металлическую его поверхность ладонями. Другие врачи прижали руки к груди и начали тихо молиться.
Минут пять Домбоно тер нож, а потом… потом скальпель молнией мелькнул в его руках, опускаясь на тело женщины и делая первый надрез. Савельев сдавленно ахнул.
Ни одной капли крови! Ни одной-единственной капли крови не пролилось из раны, даже сосуды и то не кровили.
Он ничего не понимал. Он смотрел в открытую рану, смотрел на желчный пузырь, на ловкие руки Домбоно… Он видел, как вздрагивает жрец, словно от разряда электричества, всякий раз берясь за новый нож.
«Это и в самом деле сумасшедший дом, – пронеслось в голове Савельева. – Молния богов… в руках жрецов, в железных инструментах. Электрическим током заряженный нож, заряженный непонятной энергией этих чужих, навсегда остающихся тайной, людей!»
Савельев потерял чувство времени. Он не знал, сколько часов длится эта бескровная операция. Он знал лишь одно, что стал свидетелем чуда. Недвижимый, будто в параличе, стоял он рядом с Домбоно и вбирал в себя каждое движение жреца. Это было невероятно, это было почти непостижимо нормальным человеческим рассудком…
Наконец, операция подошла к концу. Домбоно вновь погрузил руки в большую золотую чашу, совершая ритуальное омовение. Остальные врачи молча покинули «операционную». Осталась только прооперированная больная, нагая и прекрасная. На ее лице играла счастливая улыбка. Она спала.
– Ну, я убедил вас? – глухо поинтересовался Домбоно.
– Мне казалось, что это я нахожусь под наркозом… – Савельев только сейчас решился смахнуть пот с лица. Домбоно протянул ему полотенце, материю из нитей какого-то неизвестного растения. – Если бы у меня была возможность когда-нибудь поведать миру об этой операции… Никто бы мне не поверил. Меня бы загнали в ближайший дурдом, и все.
– У вас такой возможности все равно не будет, – утешил его Домбоно, а Павел вздрогнул: это был смертный приговор. – Так вы теперь верите, что мы сможем оперировать принца Мин-Ра?
– Боюсь, что да.
– Боитесь?
– Риск слишком велик. На этом операционном столе лежит простая женщина. Ее смерть ни для кого не стала бы грандиозной потерей… боги позвали ее к себе и все такое прочее. Но смерть Мин-Ра под вашим ножом… это совсем иное дело! Царице нужны гарантии.
– Поэтому вы здесь! Вам известна эта болезнь. Ладно! Я режу, вы раздаете указания. Мы или выиграем, или проиграем. Вместе.
– Да не смогу я вам ничем помочь, Домбоно, – Савельев устало прикрыл глаза. – Даже если вы убьете меня и моих друзей, все равно… Мин-Ра может помочь только настоящий хирург.
– Но я и есть хирург! – удивленно воскликнул Домбоно.
– Молнии богов не помогут Мин-Ра! Операция остеомы – нечто иное, чем операция на желчном пузыре.
– Да вы и в нее-то не больно верили.
– Признаю свою ошибку!
Внезапно дверь резко распахнулась. В операционную вбежал один из жрецов и что-то прокричал на непонятном языке. Домбоно дернул головой, взглянул на Савельева. И как-то потерянно взмахнул рукой. Откуда-то издалека неслись жалобно-тревожные крики гонга.
– Город в тревоге, – до странности спокойно произнес верховный жрец. – Солдаты поднялись. Кто-то напал на нашего стража и украл его одежду! Чужой проник в Мерое. Впервые у кого-то это все-таки получилось! – он кивнул на двери. – Что ж, это очень многое меняет, – зло продолжил Домбоно спустя какое-то время. – Идемте! Вы и ваши друзья будете висеть на стене храма без воды и пищи до тех пор, пока мы не найдем того незнакомца. Мерое важнее… важнее, чем тот же Мин-Ра!
Через полчаса Савельев вновь сидел в своей клетке. Он видел, как колонны солдат брошены в горы. Жители затаились в домах, словно загнанные зверьки в норах.
Наверху, на самой вершине пирамиды взмыл к небесам тонкий дымок.
Бог воли и победы, помоги же нам!
– Что случилось? – закричал Алик. Он сорвал голос и был настолько измотан, что сейчас без сил лежал на дне клетки.
Вероника сидела в клетке, старательно вытягивая голову и пытаясь разглядеть хоть что-то.
– В Мерое прибыли гости, – прошептал Савельев.
– Гости? – повернулась к нему Ника. – Но кто?
– А вот этого никто не знает. Кто-то обдурил кордоны патрульных и теперь в солдатской одежде марширует по городу. Чокнутый какой-то. Его шансы равны нулю. А нас наверху будут поджаривать без еды и воды, пока этого гада не найдут…
И в этот момент Алик Шелученко начал громко плакать.
…Алексей Холодов присел на камень и устало потер глаза. «Этого не может быть, – прошептал он. – Такого не может быть».
Он крепко зажмурился, затем открыл глаза вновь. Перед ним стоял древний город. Он слышал шум на улицах, суматоху звуков, из которых состоит жизнь. Он видел высокие стены храма, город напоминал черепаху, прикрывшуюся панцирем святилища. А высоко над городом висели четыре маленькие, черные клетки. Сердце Холодова на мгновение остановилось, а город завертелся в бешеной пляске перед его глазами.
«Они– там, – ударило в виски. – Ника там. Я знаю, что она там. Она висит в клетке над городом. В клетке, словно редкое, опасное животное».
Глава 11
НЕЗНАКОМЕЦ В ГОРОДЕ
Проходившие мимо горожане удивленно глядели на него. Из последних сил стараясь не рухнуть в пыль древнего города, Алексей шел дальше, не опознанный, как ему казалось, никем, под прикрытием кожаного шлема. В голове билось нечто совсем уж безумное: интересно, а как ведет себя солдат в этой сказочной стране, встречая командира? Приветствует так же, как все прочие солдаты всего остального мира приветствуют своих офицеров? Но как именно приветствует? И как узнать этих самых командиров?
Холодов устало замер у стены какого-то дома. Нет, а точно, как выглядели офицеры, шедшие во главе той колонны в горах? Может, у них какие-то знаки отличия на черном одеянии или на шлемах были? Черт, он не помнил. Холодов в те минуты настолько обалдел от всего увиденного, что ничего и не рассмотрел толком.
И вот теперь он осторожно прочесывал этот фантастический город. Алексей намеренно избегал выходить на широкие улицы, пробирался к своей цели тесными, больше похожими на ходы шахты закоулками, гордо поглядывая на их обитателей в отчаянной надежде, что мундир удержит на почтительном расстоянии «гражданских лиц», как это было повсюду, где государство полагалось на силу и всемогущество армии. И, кажется, надежды Холодова оправдывались… никто не заговаривал с ним, женщины так вообще шарахались в сторону, натыкаясь на него в тесных переулочках, дети смотрели с почти священным ужасом в глазах. И только об одном он не подумал: в правой руке Алексей нес свой рюкзак, набитый медикаментами, и вот это-то и было самым необычным для людей Мерое.
На открытом дворе булочной виднелись работники, месившие грубое тесто ногами, а более нежное – руками. Из печей вынимали хлеба всевозможных форм и видов; круглые и овальные ковриги укладывались тут же в корзины. Проворные мальчики ставили себе на головы по три, по четыре и по пять таких корзин и с величайшим проворством и поспешностью уносили их к покупателям, живущим, вероятно, в других частях города. Мясник убивал у себя в доме быка, а подмастерья мочили свои ножи, чтобы разрезать на части дикую козу. Веселые башмачники зазывали прохожих из глубины своих лавок. Все занимались своим делом.
Женщины, ведя за руку нагих детей, выходили на улицу из своих домов за покупками, и все шарахались от него, Алексея, обряженного в форму воина. Воина, вызывавшего страх и тревогу.
Его цель была видна издалека. Огромные стены храма были символом города. Где ни стой, отовсюду видно. Они были сердцем этого маленького мирка, местом прописки богов, вечно сущих и неизменных.
И вот на этой самой стене висели четыре клетки… теперь он видел их совершенно отчетливо, видел людские фигурки за железной решеткой. И среди них – женская. Женщина сидела на полу клетки. Ника. Никуся.
Когда Алексей добрался до большой площади, жавшейся к телам дворца и храма, он понял, что его поиски подошли к концу. Вполне закономерному. У стены были выставлены посты солдат. И к храму было ни за что не пробраться. Наверх к небесам вился тонкий белый дымок, рвался к облачку, зацепившемуся за острую макушку пирамиды… вечный огонь во славу всевидящего Солнца.
Алексей тоскливо глядел на клетки. Люди за толстыми прутьями решеток были похожи на существ с какой-то далекой планеты… Впрочем, они и сейчас были настолько далеки от земли, что и лиц-то их не разглядишь, как ни старайся, и не дозовешься их, как ни кричи. Один из пленников в отчаянии раскачивал клетку – Алик Шелученко, испускавший крики отчаянного ужаса.
Алексей тоже внезапно ощутил прилив самой настоящей паники. Что делать-то? Что делать? «Возьми себя в руки, – приказал он себе. – Не дергайся хотя бы! Спокойствие, мой мальчик, только спокойствие, как говорил маленький толстый дядечка с пропеллером… даже если Веронику, как зверя диковинного, в клетке держат, даже если все здесь не только волшебно, нереально, но и в высшей степени жестоко, все равно без паники! Нервные клетки не восстанавливаются, так что не дергайся! Ты здесь единственный, кто сможет их спасти, единственный… Интересно, сколько времени они уже висят там? С самого первого дня? Неужели они уже лишились рассудка от ужаса и безнадеги?»
Он смотрел на клетки из своего укрытия в маленьком садике неизвестного дома. Впрочем, почему неизвестного? Из домика доносились ритмичные удары молоточков… золотых дел мастер по заказу жрецов готовил золотые чаши и жертвенные сосуды из серебряных пластин.
Внезапно у всего города разом как будто перехватило дыхание. Котловину заполнило пение мрачных и зловещих бронзовых гонгов, и люди замерли в страхе. Со всех сторон рвались крики набата. Люди торопливо кинулись по домам, улицы как-то вдруг опустели, словно по мановению волшебной палочки, даже домашние животные и те скрылись из вида, собаки бросились под защиту хозяйских стен.
«Тревога, – понял Холодов и зябко передернул плечами. – Все как у нас во время Великой Отечественной из кинофильмов… воздушная тревога, рев сирен, и все бегут, сломя голову, в бомбоубежища, ожидая катастрофы, тайком молятся, чтоб пронесла нелегкая».
Все еще тревожно звенели гонги. Из казарм подле дворца потянулся ручеек солдат… Трубачи изо всех сил дули в странно изогнутые, похожие на домик улитки, бронзовые трубы. Сигнал тревоги.
Солдаты торопливо маршировали небольшими отрядами по горной дороге, по той самой, которой он пришел сюда, в злую сказку. «А ведь это из-за меня весь сыр-бор разгорелся, – догадался наконец Холодов, скорчившийся за невысокой оградой садика. – Они нашли стражника. А может, и джип мой нашли… Конечно, они его нашли, я ведь его и не прятал даже. Разве ж мог я подумать еще день назад, что здесь, в горах, живет своей собственной, ни на что не похожей жизнью, город, переживший тысячелетия такой разной истории? Кто вообще мог бы такое подумать?»
Алексей обождал, пока пройдут солдаты. Теперь в городе остались только караульные у высокой стены… шесть человек в черных чешуйчатых одеяниях, неподвижные, словно застывшая лава вулкана. Шесть против одного… мм, многовато. Нет, шанса выиграть «бои без правил» у него не было.
Алексей чуть привстал. Можно бы, конечно, попытаться взобраться на эту стену… Вон ведь лестница к храму, ступени, ведущие прямо на небеса. Глянешь вниз, и голова кругом пойдет – такая высотища. Сколько ж там ступенек? Триста? Четыреста? На глазок не прикинешь… Да хоть бы и меньше, хотя бы и сто… кто ж сможет забраться на такую высоту и остаться незамеченным? Разве что жучок-паучок!
Удары гонга смолкли. Издалека лишь долетали вскрики бронзовых труб. И все. В городе царила мертвая, совершенно мертвая тишина. Долина мертвых домов, одиноких улиц, пустых садов и покинутых деревянных телег.
Лестница! Алексей Холодов глянул на сидевшую в клетке Веронику. Лестница.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31