Дерущихся было не менее сорока человек, и всеобщая неразбериха служила крадущемуся убийце самым лучшим прикрытием, какое можно придумать. Никто не обращал внимания на человека в плаще, тихонько пробиравшегося в глубину комнаты, где все еще выясняли отношения Конан и Кулг.
К изумлению киммерийца, Кулг упорно отказывался терять сознание. Конан размазывал его по опрокинутой стойке, влепливал в каменную стену и, кажется, сломал гиганту одну волосатую руку. И что же?.. Кулг знай вставал и устремлялся на Конана. Когда он понесся на варвара в очередной раз, Конан решил не уступать дороги и, если потребуется, переломать ему остальные кости. А не поможет – вытащить наконец меч и принять еще более суровые меры.
Вот Кулг подскочил к нему, и Конан, извернувшись, приготовился отправить человекообразную обезьяну в полет. Но в этот момент кто-то дернул его за ногу, мешая совершить нужное движение. Это проблевавшнйся Ванза на какое-то время перестал нянчиться с поломанными ребрами и решил отплатить обидчику. Конан рывком высвободил ногу, и тут в него врезался Кулг. Делать нечего, пришлось падать на спину и принимать на себя свалившуюся сверху тушу. Недовольно рыча, Конан потянулся к мечу…
В нескольких шагах от него Мадезус без большого успеха пытался привести в чувство Кейлаша. Железная кружка оставила на лбу горца уродливый след, расшибив череп и содрав лоскут кожи, болтавшийся и кровоточивший. Жрецу оставалось только клясть себя за то, что не сумел удержать своих товарищей от посещения столь малопочтенного места. А ведь он с самого начала был против!
Вздохнув, он сунул руку в кошель и вытащил небольшую баночку мази. Щедро обмазав рану, чтобы прекратить кровотечение, Мадезус многоопытными пальцами ощупал лоб горца и обнаружил в кости звездообразную трещину. Совладать с такой раной было непросто. Чтобы спасти Кейлаша, придется использовать амулет.
– Мальгореш!.. – окликнул он туранца, только еще вылезавшего из-под стойки.
– Что с ним? – подползая и тяжело отдуваясь, осведомился тот. – Плохо?.. Клянусь волосатыми…
– Он жив, но нужно скорее перенести его в спокойное место, где я смогу заняться его черепом, – сказал жрец.
Вместе они кое-как оттащили обмякшее тело к задней стене. Мадезус вытащил амулет и устроился так, чтобы никто во всей комнате, кроме Мальгореша, не заметил серебряной семиконечной звезды. У туранца округлились глаза, и митраит поспешно предупредил:
– Никому не говори о том, что ты здесь видел. Мальгореш облизал губы и поднялся:
– Что ты, никому ни полслова, клянусь шерстью на Ханумановых…
Он не мог оторвать глаз от амулета.
– Лучше постарайся прекратить драку, пока твою таверну по камешку не разнесли, – посоветовал Мадезус. Отвернулся и положил руку на окровавленный лоб Кейлаша. В другой руке он держал амулет. Закрыв глаза, жрец негромко запел исцеляющую молитву.
Мальгореш прохромал туда, где катались по полу Конан и Кулг. В ногах трактирщика, там, куда пришелся удар столешницы, тяжело пульсировала кровь. Выбрав среди развалин какого-то стола доску поувесистее, он шарахнул ею Кулга по голове.
Дубовая доска гулко обрушилась на затылок громилы, но череп у того был, по-видимому, из гранита: Кулг даже не вздрогнул. Не веря собственным глазам, Мальгореш размахнулся снова, уже изо всей силы. На сей раз Кулг басовито заворчал и перестал душить Конана, чтобы потереть ушибленное место ладонью.
Получив возможность дышать, киммериец не стал тратить времени даром и тут же вывернулся из смертоносных объятий. Его колено врезалось в лоб упрямого Кулга, а Мальгореш импровизированной палицей огрел гиганта по спине. Тот зашатался и медленно поник на колени. Мальгореш хотел приложить ему снова, но исполин здоровой рукой перехватил конец доски и попытался выдернуть ее у туранца. Тот не захотел выпускать, но только заработал полные ладони заноз.
Размахивая новоприобретеиным оружием, Кулг покачивался на месте, туго соображая, кого из нападающих сплющить вначале, кого потом. Конан без дальнейшего промедления выхватил меч и с беспощадной яростью занес его над головой. Мальгореш попятился, протягивая руку к Винакову ножу, торчавшему в пустом бочонке.
Ламици, скукожившийся в десятке футов от них, понял, что заветное мгновение наступило. Все спины, в том числе и Мадезуса, были обращены к нему. И на жреце не было даже кожаного камзола, способного смягчить удар. Евнух подбирался все ближе к ничего не подозревавшему мигранту, возносившему над Кейлашем спасительную молитву в уголке помещения. Стол, поваленный набок, надежно укрывал его от посторонних глаз… Ламици скользил вдоль стены, отворачивая рукав и нащупывая ножны стилета. Он уже слышал негромкое пение мигранта. Он вытащил кинжал из ножен… и замер на месте, потому что жрец неожиданно замолчал.
Мадезус завершил исцеляющую молитву и открыл глаза. Кейлаш закашлялся и слабо зашевелился рядом с ним на полу. В это время жрец услышал у себя за спиной отрывистое шипение и обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть тонкую полоску стального лезвия, нацеленного прямо в него. Он поспешно вскочил, но совсем увернуться не успел. Стилет полоснул его по левой руке и впился в плечо. Мадезус все-таки дотянулся и ухватил Ламици за рукав. Рана показалась ему неопасной, – чуть погодя он легко залечит ее.
Но Ламици засмеялся сквозь стиснутые зубы:
– Умри, глупец!.. Заплати за свои преступления против моей страны!..
И Мадезуса накрыла волна чудовищной боли, хлынувшей изнутри. Яд!.. Жрец повалился на пол и выронил амулет. Ламици схватил его, но амулет неожиданно вспыхнул. Он обжег евнуху ладонь и на миг ослепил. С амулетом в одной руке и отравленным кинжалом в другой Ламици крутанулся на месте и бросился прочь. Амулет постепенно остывал, свет его меркнул. Евнух спрятал его во внутреннем кармашке плаща, ощупью добрался до двери и выскочил вон.
А Мадезус еще пытался найти и открыть лекарскую сумку, отчаянно призывая своего бога и чувствуя, что раздирающая боль вот-вот дойдет до сердца. Он попытался позвать на помощь, но воздух не достигал легких. Понимая, что это конец, Мадезус закрыл глаза, поручил свою душу Митре и безмолвно ушел из мира живых…
Когда по глазам ударила вспышка света, Конан мгновенно обернулся, выдирая из простертого тела Кулга окровавленный меч. В десяти футах от него, сжимая тонкий кинжал, вдоль стены быстро пробирался некто в сером плаще. Варвар бросил быстрый взгляд в дальний угол комнаты – и потрясенно ахнул! Опрокинутый стол не давал возможности рассмотреть всей картины, но он увидел обмякшую, безвольно вытянутую руку жреца. А вокруг быстро растекалась большая лужа крови…
Не размышляя, Конан бросился следом за незнакомцем в сером плаще. Точно взбесившийся бык, проложил он себе дорогу сквозь всеобщую свалку. Он быстро настигал убегавшего, тем более что тот двигался неуверенно, наполовину вслепую, и не подозревал о своем грозном преследователе. А Конан мчался за ним, как буря, и, настигая, испустил жуткий боевой клич своей родной Киммерии. Он уже видел влажный блеск крови на клинке убегавшего и не сомневался, что это кровь жреца.
Варвар изготовился для выпада: еще миг, и он насадил бы убийцу на меч, точно свинью на вертел. Ему помешал ничтожный Винак, скрючившийся под столом. Запнувшись о его выставленную ногу, Конан выронил меч, а потом, потеряв равновесие, упал сам. Меч лязгнул об пол в нескольких футах от распростертого киммерийца, а Ламици выскользнул за дверь и растворился в ночи.
Упустив убийцу, Конан от ярости потерял человеческий облик. Его глаза застлал багровый туман. Он схватил Винака за лодыжку и выволок его из-под стола. Винак пронзительно завизжал, взвиваясь в железных тисках, в которые угодил.
– Мерзкий сучонок! – взревел киммериец. – Ступай в ад следом за братом!..
Голова Винака врезалась в стену с тошнотворным хрустом, какой производит раздавленная гнилушка. По камню размазалась отвратительная серо-красная жижа…
Кровь Конана клокотала по жилам, в висках стучало. Он подхватил меч и отшвырнул с дороги мешавший ему стол. Разыскать убийцу жреца!.. Содрать с него живьем шкуру!..
За его спиной не в меру разошедшийся деревенский житель схватил здоровенный кусок доски и без разбору крушил им всякого, кто оказывался в пределах досягаемости. Подняв в очередной раз свое громоздкое, но весьма убедительное оружие, верзила опустил его сзади на шею киммерийца. Удар был таков, что доска разлетелась в щепы. Конан сделал еще несколько неверных шагов в сторону двери и, по-прежнему сжимая меч, свалился на пол таверны. Прополз еще сколько-то футов… Потом его глаза закрылись, а голова стукнула о порог.
Когда Конан очнулся, утреннее солнце уже плыло к зениту. Оно светило сквозь окна жилой комнаты в гостинице Мальгореша. Не вполне понимая, что происходит, киммериец кое-как поднялся на ноги и первым делом нашарил меч. Потом в его памяти всплыли более чем скверные события вчерашнего вечера. Он поник на жесткую лежанку, на которой провел ночь, и принялся растирать затылок. Он вздрогнул от боли, наткнувшись на шишку размером с финик, набухшую в основании черепа.
Голова киммерийца гудела, точно боевой барабан. Его мутило: он слишком быстро поднялся на ноги. Все же он выпрямился и прошаркал ногами в угол комнаты, где стояла большая миска с водой. Судя по всему, он находился в одной из каменных построек деревни. Наверное, в той, что стояла рядом с таверной.
Он жадно отпил несколько глотков воды, а остальное вылил себе на голову, чтобы хоть как-то отделаться от боли. Он понятия не имел, кто и чем нанес ему удар, и только надеялся про себя, что его обидчику пришлось еще хуже. Найдя свой меч благополучно прислоненным к стене, он забрал его и стал оглядываться дальше. Каким-то чудом кошелек с золотом ухитрился не покинуть его ремня. Конан мысленно возблагодарил Крома за то, что тот дал ему силы быстро очнуться после вчерашних событий. Жизнь, в конце концов, не так уж плоха, если в руке меч, а на поясе – кошелек с деньгами!
Выбравшись наружу, он увидел, что не ошибся в своих догадках: он в самом деле отлеживался в одном из домиков, принадлежавших гостинице. До пивнушки было не более тридцати шагов. Он увидел небольшую кучку деревенских, торчавших у входа, и стал гадать про себя, как там Мальгореш и Кейлаш.
Мадезус… Тягостно было думать об этом, но Конан чувствовал почти наверняка: Мадезуса нет в живых. Воспоминание о безвольно вытянутой руке жреца, о бледной кисти, торчавшей из пропитанного кровью рукава, наполнило его яростью и отчаянием. Месть! Месть!!! – кричало все его существо.
Но сперва он выяснит, что же сталось с Кейлашем.
Наружная дверь таверны была загромождена. Несколько деревенских жителей нехорошо покосились на Конана. Притихнув, они разошлись при его приближении. Осталось только двое стариков, смотревших на подходившего киммерийца. Он не помнил, чтобы эти седобородые были вчера в заведении.
– Где Мальгореш? – сипло спросил Конан. Ему было не до любезностей.
Один из старцев только хмыкнул, возмущенный его тоном, и решил не отвечать. Второй, чье лицо было изборождено морщинами и обветрено, точно сами Карпашские горы, долго молчал, прежде чем заговорить. Потом беззубый старец оперся на посох, наклонился вперед и все-таки ответил.
– Внутри. Заперся. Все утро там просидел, – сообщил он Конану.
Он говорил безразличным тоном, очень невнятно.
Конан шагнул мимо и замолотил кулаком в деревянную баррикаду, окликая Мальгореша по имени голосом, от которого из стен чуть не начали вываливаться камни. Потом, потеряв терпение, попросту отпихнул завал и вошел внутрь.
Мальгореш стоял посреди комнаты. Его бледное лицо и поникшие плечи многое объяснили киммерийцу яснее всяких слов. Судя по всему, трактирщик предпринимал вялую попытку прибраться у себя в заведении.
– Я все это нагромоздил вчера вечером, чтобы никто не лез, – объяснил он Конану. – Там вообще-то есть задняя дверь, так что если бы ты подождал…
– Ладно, – перебил молодой варвар. – Где Кейлаш и Мадезус?
– Вас с Кейлашем, – был ответ, – я вчера оттащил в комнаты, чтобы вы могли оправиться от ран. Так что Кейлаш, полагаю, все еще спит. Вчера он получил так, что кому похлипче хватило бы помереть. А уж удар, который достался тебе, взбешенного кабана уложил бы на месте. А ты стоишь себе целехонек…
– Мадезус… – выдавил из себя Конан, заранее ужасаясь ответу.
Мальгореш молча указал на один из столов у стены. На нем очень тихо и неподвижно лежал жрец. Конан подбежал и откинул угол плаща, натянутого на лицо. Вид мертвого спутника наполнил его душу горем. И новой жаждой отмщения.
– На нем всего одна рана, – тихо сказал Мальгореш. – Порез на плече.
Конан осмотрел эту рану, и его брови сошлись к переносице. По его мнению, от таких ран люди не умирали. Порез был совсем невелик и жизненно важных органов ну никак не затрагивал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
К изумлению киммерийца, Кулг упорно отказывался терять сознание. Конан размазывал его по опрокинутой стойке, влепливал в каменную стену и, кажется, сломал гиганту одну волосатую руку. И что же?.. Кулг знай вставал и устремлялся на Конана. Когда он понесся на варвара в очередной раз, Конан решил не уступать дороги и, если потребуется, переломать ему остальные кости. А не поможет – вытащить наконец меч и принять еще более суровые меры.
Вот Кулг подскочил к нему, и Конан, извернувшись, приготовился отправить человекообразную обезьяну в полет. Но в этот момент кто-то дернул его за ногу, мешая совершить нужное движение. Это проблевавшнйся Ванза на какое-то время перестал нянчиться с поломанными ребрами и решил отплатить обидчику. Конан рывком высвободил ногу, и тут в него врезался Кулг. Делать нечего, пришлось падать на спину и принимать на себя свалившуюся сверху тушу. Недовольно рыча, Конан потянулся к мечу…
В нескольких шагах от него Мадезус без большого успеха пытался привести в чувство Кейлаша. Железная кружка оставила на лбу горца уродливый след, расшибив череп и содрав лоскут кожи, болтавшийся и кровоточивший. Жрецу оставалось только клясть себя за то, что не сумел удержать своих товарищей от посещения столь малопочтенного места. А ведь он с самого начала был против!
Вздохнув, он сунул руку в кошель и вытащил небольшую баночку мази. Щедро обмазав рану, чтобы прекратить кровотечение, Мадезус многоопытными пальцами ощупал лоб горца и обнаружил в кости звездообразную трещину. Совладать с такой раной было непросто. Чтобы спасти Кейлаша, придется использовать амулет.
– Мальгореш!.. – окликнул он туранца, только еще вылезавшего из-под стойки.
– Что с ним? – подползая и тяжело отдуваясь, осведомился тот. – Плохо?.. Клянусь волосатыми…
– Он жив, но нужно скорее перенести его в спокойное место, где я смогу заняться его черепом, – сказал жрец.
Вместе они кое-как оттащили обмякшее тело к задней стене. Мадезус вытащил амулет и устроился так, чтобы никто во всей комнате, кроме Мальгореша, не заметил серебряной семиконечной звезды. У туранца округлились глаза, и митраит поспешно предупредил:
– Никому не говори о том, что ты здесь видел. Мальгореш облизал губы и поднялся:
– Что ты, никому ни полслова, клянусь шерстью на Ханумановых…
Он не мог оторвать глаз от амулета.
– Лучше постарайся прекратить драку, пока твою таверну по камешку не разнесли, – посоветовал Мадезус. Отвернулся и положил руку на окровавленный лоб Кейлаша. В другой руке он держал амулет. Закрыв глаза, жрец негромко запел исцеляющую молитву.
Мальгореш прохромал туда, где катались по полу Конан и Кулг. В ногах трактирщика, там, куда пришелся удар столешницы, тяжело пульсировала кровь. Выбрав среди развалин какого-то стола доску поувесистее, он шарахнул ею Кулга по голове.
Дубовая доска гулко обрушилась на затылок громилы, но череп у того был, по-видимому, из гранита: Кулг даже не вздрогнул. Не веря собственным глазам, Мальгореш размахнулся снова, уже изо всей силы. На сей раз Кулг басовито заворчал и перестал душить Конана, чтобы потереть ушибленное место ладонью.
Получив возможность дышать, киммериец не стал тратить времени даром и тут же вывернулся из смертоносных объятий. Его колено врезалось в лоб упрямого Кулга, а Мальгореш импровизированной палицей огрел гиганта по спине. Тот зашатался и медленно поник на колени. Мальгореш хотел приложить ему снова, но исполин здоровой рукой перехватил конец доски и попытался выдернуть ее у туранца. Тот не захотел выпускать, но только заработал полные ладони заноз.
Размахивая новоприобретеиным оружием, Кулг покачивался на месте, туго соображая, кого из нападающих сплющить вначале, кого потом. Конан без дальнейшего промедления выхватил меч и с беспощадной яростью занес его над головой. Мальгореш попятился, протягивая руку к Винакову ножу, торчавшему в пустом бочонке.
Ламици, скукожившийся в десятке футов от них, понял, что заветное мгновение наступило. Все спины, в том числе и Мадезуса, были обращены к нему. И на жреце не было даже кожаного камзола, способного смягчить удар. Евнух подбирался все ближе к ничего не подозревавшему мигранту, возносившему над Кейлашем спасительную молитву в уголке помещения. Стол, поваленный набок, надежно укрывал его от посторонних глаз… Ламици скользил вдоль стены, отворачивая рукав и нащупывая ножны стилета. Он уже слышал негромкое пение мигранта. Он вытащил кинжал из ножен… и замер на месте, потому что жрец неожиданно замолчал.
Мадезус завершил исцеляющую молитву и открыл глаза. Кейлаш закашлялся и слабо зашевелился рядом с ним на полу. В это время жрец услышал у себя за спиной отрывистое шипение и обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть тонкую полоску стального лезвия, нацеленного прямо в него. Он поспешно вскочил, но совсем увернуться не успел. Стилет полоснул его по левой руке и впился в плечо. Мадезус все-таки дотянулся и ухватил Ламици за рукав. Рана показалась ему неопасной, – чуть погодя он легко залечит ее.
Но Ламици засмеялся сквозь стиснутые зубы:
– Умри, глупец!.. Заплати за свои преступления против моей страны!..
И Мадезуса накрыла волна чудовищной боли, хлынувшей изнутри. Яд!.. Жрец повалился на пол и выронил амулет. Ламици схватил его, но амулет неожиданно вспыхнул. Он обжег евнуху ладонь и на миг ослепил. С амулетом в одной руке и отравленным кинжалом в другой Ламици крутанулся на месте и бросился прочь. Амулет постепенно остывал, свет его меркнул. Евнух спрятал его во внутреннем кармашке плаща, ощупью добрался до двери и выскочил вон.
А Мадезус еще пытался найти и открыть лекарскую сумку, отчаянно призывая своего бога и чувствуя, что раздирающая боль вот-вот дойдет до сердца. Он попытался позвать на помощь, но воздух не достигал легких. Понимая, что это конец, Мадезус закрыл глаза, поручил свою душу Митре и безмолвно ушел из мира живых…
Когда по глазам ударила вспышка света, Конан мгновенно обернулся, выдирая из простертого тела Кулга окровавленный меч. В десяти футах от него, сжимая тонкий кинжал, вдоль стены быстро пробирался некто в сером плаще. Варвар бросил быстрый взгляд в дальний угол комнаты – и потрясенно ахнул! Опрокинутый стол не давал возможности рассмотреть всей картины, но он увидел обмякшую, безвольно вытянутую руку жреца. А вокруг быстро растекалась большая лужа крови…
Не размышляя, Конан бросился следом за незнакомцем в сером плаще. Точно взбесившийся бык, проложил он себе дорогу сквозь всеобщую свалку. Он быстро настигал убегавшего, тем более что тот двигался неуверенно, наполовину вслепую, и не подозревал о своем грозном преследователе. А Конан мчался за ним, как буря, и, настигая, испустил жуткий боевой клич своей родной Киммерии. Он уже видел влажный блеск крови на клинке убегавшего и не сомневался, что это кровь жреца.
Варвар изготовился для выпада: еще миг, и он насадил бы убийцу на меч, точно свинью на вертел. Ему помешал ничтожный Винак, скрючившийся под столом. Запнувшись о его выставленную ногу, Конан выронил меч, а потом, потеряв равновесие, упал сам. Меч лязгнул об пол в нескольких футах от распростертого киммерийца, а Ламици выскользнул за дверь и растворился в ночи.
Упустив убийцу, Конан от ярости потерял человеческий облик. Его глаза застлал багровый туман. Он схватил Винака за лодыжку и выволок его из-под стола. Винак пронзительно завизжал, взвиваясь в железных тисках, в которые угодил.
– Мерзкий сучонок! – взревел киммериец. – Ступай в ад следом за братом!..
Голова Винака врезалась в стену с тошнотворным хрустом, какой производит раздавленная гнилушка. По камню размазалась отвратительная серо-красная жижа…
Кровь Конана клокотала по жилам, в висках стучало. Он подхватил меч и отшвырнул с дороги мешавший ему стол. Разыскать убийцу жреца!.. Содрать с него живьем шкуру!..
За его спиной не в меру разошедшийся деревенский житель схватил здоровенный кусок доски и без разбору крушил им всякого, кто оказывался в пределах досягаемости. Подняв в очередной раз свое громоздкое, но весьма убедительное оружие, верзила опустил его сзади на шею киммерийца. Удар был таков, что доска разлетелась в щепы. Конан сделал еще несколько неверных шагов в сторону двери и, по-прежнему сжимая меч, свалился на пол таверны. Прополз еще сколько-то футов… Потом его глаза закрылись, а голова стукнула о порог.
Когда Конан очнулся, утреннее солнце уже плыло к зениту. Оно светило сквозь окна жилой комнаты в гостинице Мальгореша. Не вполне понимая, что происходит, киммериец кое-как поднялся на ноги и первым делом нашарил меч. Потом в его памяти всплыли более чем скверные события вчерашнего вечера. Он поник на жесткую лежанку, на которой провел ночь, и принялся растирать затылок. Он вздрогнул от боли, наткнувшись на шишку размером с финик, набухшую в основании черепа.
Голова киммерийца гудела, точно боевой барабан. Его мутило: он слишком быстро поднялся на ноги. Все же он выпрямился и прошаркал ногами в угол комнаты, где стояла большая миска с водой. Судя по всему, он находился в одной из каменных построек деревни. Наверное, в той, что стояла рядом с таверной.
Он жадно отпил несколько глотков воды, а остальное вылил себе на голову, чтобы хоть как-то отделаться от боли. Он понятия не имел, кто и чем нанес ему удар, и только надеялся про себя, что его обидчику пришлось еще хуже. Найдя свой меч благополучно прислоненным к стене, он забрал его и стал оглядываться дальше. Каким-то чудом кошелек с золотом ухитрился не покинуть его ремня. Конан мысленно возблагодарил Крома за то, что тот дал ему силы быстро очнуться после вчерашних событий. Жизнь, в конце концов, не так уж плоха, если в руке меч, а на поясе – кошелек с деньгами!
Выбравшись наружу, он увидел, что не ошибся в своих догадках: он в самом деле отлеживался в одном из домиков, принадлежавших гостинице. До пивнушки было не более тридцати шагов. Он увидел небольшую кучку деревенских, торчавших у входа, и стал гадать про себя, как там Мальгореш и Кейлаш.
Мадезус… Тягостно было думать об этом, но Конан чувствовал почти наверняка: Мадезуса нет в живых. Воспоминание о безвольно вытянутой руке жреца, о бледной кисти, торчавшей из пропитанного кровью рукава, наполнило его яростью и отчаянием. Месть! Месть!!! – кричало все его существо.
Но сперва он выяснит, что же сталось с Кейлашем.
Наружная дверь таверны была загромождена. Несколько деревенских жителей нехорошо покосились на Конана. Притихнув, они разошлись при его приближении. Осталось только двое стариков, смотревших на подходившего киммерийца. Он не помнил, чтобы эти седобородые были вчера в заведении.
– Где Мальгореш? – сипло спросил Конан. Ему было не до любезностей.
Один из старцев только хмыкнул, возмущенный его тоном, и решил не отвечать. Второй, чье лицо было изборождено морщинами и обветрено, точно сами Карпашские горы, долго молчал, прежде чем заговорить. Потом беззубый старец оперся на посох, наклонился вперед и все-таки ответил.
– Внутри. Заперся. Все утро там просидел, – сообщил он Конану.
Он говорил безразличным тоном, очень невнятно.
Конан шагнул мимо и замолотил кулаком в деревянную баррикаду, окликая Мальгореша по имени голосом, от которого из стен чуть не начали вываливаться камни. Потом, потеряв терпение, попросту отпихнул завал и вошел внутрь.
Мальгореш стоял посреди комнаты. Его бледное лицо и поникшие плечи многое объяснили киммерийцу яснее всяких слов. Судя по всему, трактирщик предпринимал вялую попытку прибраться у себя в заведении.
– Я все это нагромоздил вчера вечером, чтобы никто не лез, – объяснил он Конану. – Там вообще-то есть задняя дверь, так что если бы ты подождал…
– Ладно, – перебил молодой варвар. – Где Кейлаш и Мадезус?
– Вас с Кейлашем, – был ответ, – я вчера оттащил в комнаты, чтобы вы могли оправиться от ран. Так что Кейлаш, полагаю, все еще спит. Вчера он получил так, что кому похлипче хватило бы помереть. А уж удар, который достался тебе, взбешенного кабана уложил бы на месте. А ты стоишь себе целехонек…
– Мадезус… – выдавил из себя Конан, заранее ужасаясь ответу.
Мальгореш молча указал на один из столов у стены. На нем очень тихо и неподвижно лежал жрец. Конан подбежал и откинул угол плаща, натянутого на лицо. Вид мертвого спутника наполнил его душу горем. И новой жаждой отмщения.
– На нем всего одна рана, – тихо сказал Мальгореш. – Порез на плече.
Конан осмотрел эту рану, и его брови сошлись к переносице. По его мнению, от таких ран люди не умирали. Порез был совсем невелик и жизненно важных органов ну никак не затрагивал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40