Мягкий, тонкий пушок, который спускался к основанию шеи, постепенно переходил в нежные рыжеватые перышки. Они разделялись на две полосы, разбегаясь к лопаткам. Сменялись более жесткими. угольно-черными с красным отливом маховыми перьями.
Шрамы шли от плеч, наискосок, через всю спину до самых ягодиц. Широкие. Длинные. Рваные. Уродующие. Отвратительные шрамы, память о страшной боли и еще более страшном предательстве.
В районе лопаток они были особенно жуткими – там, где топор вгрызался в хрупкие кости, зарубцевавшиеся ткани теперь собрались в складки. Тэйон знал, что в этих местах нервные окончания вросли глубоко внутрь, временами вызывая у нее сводящие с ума, доводящие до слез, до животного воя фантомные боли, с которыми не мог справиться ни один целитель.
Ближе к позвоночнику вдоль кривых и неровных шрамов все еще росли редкие черные перья – жалкие и неуместные здесь, на изуродованной бронзовой коже. С внешней стороны, там, где должна была бы находиться мягкая ткань подкрыльев, рыжеватые перышки были тонкими и мягкими, точно совиный пух.
Шарсу, свободная женщина-птица. Женщина, которую насильно лишили крыльев. Женщина, которую научили ненавидеть.
Белоснежная рубашка упала к стройным ногам. Она подошла к кровати, обеими руками ожесточенно терзая прическу, вытаскивая из нее заколки и боевые шпильки. Со стоном облегчения и усталости рухнула на подушки рядом с Тэйоном, зарылась лицом в пахнущую вереском ткань.
Магистр Алория в насмешливом отчаянии поднял глаза к небу, призывая стихии в свидетели того, с чем ему приходится иметь дело. Протянул свободную руку, чтобы вытащить из черных волос два забытых гребня И зарылся пальцами в тяжелые локоны, наслаждаясь ощущением прохладных жестких прядей в своей ладони. У Таш были совершенно потрясающие волосы – густые, вьющиеся, спускающиеся, когда она их расплетала, до самых ягодиц.
Тэйон еще немного приподнялся на локте, осторожно завел тяжелые пряди за ее плечо. Провел рукой по нежной коже спускаясь вдоль позвоночника. Накрыл ладонью область между лопаток. Затем осторожно, самыми кончикам пальцев, пробежал вдоль одного из шрамов.
Таш дернулась, мускулы на плече напряглись, подсказывая, что рука под подушкой рефлекторно сжала кинжал Тэйон не обиделся. Он почти так же реагировал, когда кто-то дотрагивался до потерявших способность ощущать боль ног. Все еще.
И, наверное, это навсегда.
Они были женаты более трех лет, она родила ему сына и готовилась подарить второго, прежде чем позволила молодому мужу впервые прикоснуться к своей спине, не скрытой потоком роскошных черных волос. Лишь много лет спустя, уже сражаясь с собственной неполноценностью, Тэйон понял, какого безоглядного, не требующего слов и объяснений доверия потребовал от нее этот случайный на первый взгляд жест.
И только когда он лежал, прикованный к жесткой кровати, навечно обреченный быть калекой, была рассказана история страшных шрамов. Только тогда он услышал о прошлом соколиной лэри не из чьих-то сплетен, а из ее собственных уст.
Таш Алория была незаконнорожденной дочерью Керра вер Алория, тогдашнего лэрда клана соколов, и Раташ-шарры, королевы малочисленного и скрытного крылатого народа. Шарсу обитали в самом диком, самом непроходимом и самом заоблачном из хребтов горной Халиссы. Тэйон не знал подробностей о том, как познакомились крылатая королева и способный оборачиваться соколом воин, и не совсем понимал, как их запретная любовь вообще была возможна, учитывая прославившийся в веках стервозный характер тогдашней жены Керра. Но так получилось: они встретились и полюбили друг друга. Через некоторое время на свет появилась Таш.
Незаконнорожденная принцесса надменного крылатого народа выросла и воспитывалась где-то далеко в горах, в продуваемых ледяными ветрами владениях шарсу. Она рассказывала о примкнувших к горным склонам воздушных дворцах, о снежных вершинах, сияющих извечной и недостижимой красотой. Детство и юность будущей лэри прошли среди немногословных крылатых воинов, в атмосфере дикой магии и причудливых старинных легенд. Таш очень редко видела отца, иногда залетавшего в далекие владения своих непростых соседей, и едва ли не реже встречалась с королевой – суровой, резкой и властной женщиной, под чьими могучими крыльями жил весь народ шарсу.
В основном воспитанием Таш занимался один из советников ее матери, светлокрылый и очень непростой маг по имени Ракшас. Лэри Алория не любила об этом рассказывать, голос ее, когда речь заходила о шарсу, становился невыразителен, а фразы – короткими и сухими, но у Тэйона создалось отчетливое впечатление, что о детских годах бескрылая женщина с раскосыми, безнадежными глазами вспоминала как о самом счастливом времени в своей жизни. Кем бы ни был этот Ракшас, он сумел оставить девочке ощущение беззаботности, яростной свободы и сумасшедшей феерии дикого полета. А еще он смог подарить ей стойкую, выходящую за пределы разума верность. И умение полностью концентрироваться на избранной цели, оставляя за гранью все, что в достижение этой цели не вписывалось.
Опять-таки, лэри Алория никогда не говорила об этом вслух, но Тэйон был почти уверен: тогда, во времена своей буйной крылатой юности, Таш была по-детски влюблена в наставника. А может, и совсем не по-детски…
А потом случилось то, что и должно было случиться. У королевы Раташшарры появился чистокровный сын, а у народа шарсу – законный наследник, наделенный, судя по всему, немалым магическим даром. Только вот крылатые не делали различия между детьми, зачатыми в браке, и теми, что появились в результате случайной связи. Любой признанный ребенок королевы, вне зависимости от пола или расы, являлся абсолютно законным. И маленький принц не мог рассчитывать на престол до тех пор, пока жива его старшая сестра. Полукровка.
Разумеется, в королевском Совете тут же появилась партия, требовавшая изменения порядка наследования. Тэйон их вполне понимал. Чистота крови есть чистота крови, это вам подтвердит любой халиссиец. А зная Таш, он мог предположить, что в юности она вряд ли подавала надежды стать вдумчивой и мудрой правительницей. Вполне возможно, даже выкинула что-нибудь дерзкое и безумное, чтобы бросить вызов злобным и завистливым языкам, просто чтобы доказать свою независимость и свою волю…
Королева Раташшарра приняла единственное возможное решение. Отстранить дочь от правления она не могла, понимая, что надменная, склонная к авантюрам ради авантюр принцесса станет магнитом для любых заговорщиков. Малочисленный, затерянный среди суровых гор народ не мог позволить себе внутренних междоусобиц. Принцессу приказали убить.
Приказ должен был выполнить ее воспитатель. Ракшас.
Тот, которого Таш описывала словами «воплощенная верность», не мог ослушаться повеления крылатой королевы. Он, конечно, хотел как лучше. Лэри Алория рассказывала о той страшной ночи очень подробно и очень невыразительно.
«У них было слишком мало времени, чтобы успеть придумать что-нибудь не столь… грубое. Ракшас вошел ко мне в покои уже на рассвете, за его спиной были стражи. Мои стражи, телохранители, охранявшие меня еще с колыбели. Первая мысль была – нападение извне. Я подбежала к ним, толком еще не проснувшись и бормоча какие-то вопросы. – Улыбка, старая и странная на лишенном возраста лице. Из темных глаз глянула бездна. – Ракшас перехватил меня за руку, завернул ее за спину, заставляя упасть на колени. Тут уже подоспели остальные, вывернули вторую руку, крылья стянули сзади, не давая пошевелить ими. Все это – молча, быстро, спокойно. Потом я увидела топор и забилась уже по-настоящему».
Она помолчала.
«Знаете, у шарсу очень сильные крылья. Тяжелые и довольно большие. В свернутом состоянии они поднимаются над головой, изгибаются, а кончиками подметают пол. Если же крылья расправить, каждое из них окажется в полтора раза длиннее тела летуна. Когда кто-то начинает биться в слепой панике, справиться с этим, не причиняя непоправимого вреда, довольно сложно. Они никак не могли зафиксировать меня в неподвижном положении. Потом что-то ударило сзади, в голове вспыхнула боль. Когда перед глазами прояснилось, Ракшас пытался влить что-то в горло. Я извернулась, отплевываясь, и он больно сжал мое лицо в ладонях. Взгляд его был спокойным и очень сосредоточенным. Наверное, безумным.
– У нас мало времени. Ты не должна стать королевой, Таш, дитя чужой крови. Ты чужая, и сама это понимаешь. Но ты будешь жить. Бескрылая не может стать королевой крылатых, а ты сумеешь жить без Неба, ты ведь не из Народа. Так будет лучше.
Только тогда я начала что-то понимать. Страх… Это выходило за пределы страха. Какая-то черная волна, животная, низкая накрыла с головой, гася мысли, разум, способность дышать. Я завыла, стала отбиваться так, что, кажется, серьезно покалечила кого-то из них. Если бы в тот момент мне предложили яд, я приняла бы его. Если б кто-то вскинул копье – бросилась бы на острие. Но им не нужна была моя жизнь. Лишь Небо.
Потом был еще один удар по голове. Должно быть, они все-таки влили мне в горло что-то дурманящее, но оно подействовало много позже. Я очнулась от боли. Лежала на боку, руки и ноги прижимали к пропитавшемуся кровью полу, а крылья вытянули назад – кто-то наступил на них, чтобы не дать дернуться в последний момент. Топор снова ударил, и я не видела движения, но ощущала его, ощущала приближение и слышала свист рассекаемого воздуха, а потом снова была боль. И тьма.
Новая боль, и вновь вернувшееся сознание, когда на спину плеснули чем-то едким и обжигающим. Во рту – горечь, я до сих пор боюсь ее появления, когда по-настоящему испугана.
Кажется, дурманящая гадость все-таки подействовала, потому что я не чувствовала, как спину перевязали, как тело заворачивали в сеть для переноски тяжестей. Перелет через горы должен был занять не один день, но, наверное, Ракшас создал портал – он умел, а им и в самом деле надо было очень спешить…
Была тьма, боль, дурнота… Выворачивающий наизнанку ужас. Меня подбросили в один из самых отдаленных и почти заброшенных замков, принадлежащих клану сокола. Там жила старая, почти выжившая из ума Тайара, и к ней как раз сослали совсем еще молоденькую тогда Лию. Официально – для обучения целительству, а на самом деле – за скандальную историю с каким-то чернобровым бескланником. Это было задолго до того, как она вышла за твоего дедушку…
Не знаю, как им удалось меня выходить. И не дать убить себя в те первые годы. Тайара научила, что означает не быть шарсу. Нет, не так. Она научила меня, что означает быть халиссийкой и дочерью клана. И она же на смертном одре вынудила дать ту безумную клятву, которая и закончилась нашим с тобой браком. А Лия… Лия научила меня жить. Даже без крыльев. Даже без Неба. Без Ракшаса».
Она долго молчала, вглядываясь в бездны, в которых нет дна.
«Самое страшное – он действительно в это верил. Что так лучше. Что я не из Народа, что, раз моя кровь нечиста, я не могу быть существом, достойным крыльев. Что полукровка… она только выглядит как шарсу. А внутри… внутри она сможет жить без Неба.
Я иногда думаю, что он был прав. Наверное. Я ведь… смогла.
Наверное…»
И она застыла у распахнутого окна, одетая лишь в рассыпавшиеся по плечам червонно-черные волосы, устремив взгляд ввысь. В небо.
И было в этом взгляде такое, что Тэйон знал: однажды она вновь встретила Ракшаса, он умер. Умер страшно.
Магистр Алория тряхнул головой, отгоняя воспоминания. Вновь провел рукой по ее спине, ощущая чуткой ладонью мага шероховатость шрамов и мягкую гладкость редких перьев. И в бессчетный раз поразился тому, что она позволяла ему это делать.
Таш не считала, что шрамы ее уродуют, она их просто ненавидела. Исступленно. Для нее слова «бескрылая шарсу» означали даже не «калека» и не «неполноценная», а… что-то вроде «недочеловека». Наверное, дело было в том, как именно надменная воительница получила позорные для нее отметины. Долгие годы, стоило разговору зайти о шрамах, тело заходилось неосознанным, беззвучным криком – разворотом плеч и напряжением в нервных руках оно шептало: «Отстань от меня… Пожалуйста».
Впрочем, кто он такой, чтобы показывать пальцем? Сам ведь тоже отнюдь не выставляет свои ноги напоказ.
Тэйон наклонился, чтобы поцеловать нежную кожу между лопаток. На кончиках пальцев родилась сияющая острыми синеватыми искрами магия, он умело провел рукой там, где крыло должно было смыкаться с телом. Внутренняя поверхность подкрыльев – одна из самых чувствительных областей на теле шарсу. Таш охнула, выгнулась под его прикосновением, по ее коже пробежала волна мурашек. А он откинулся назад, глядя на супругу с откровенной иронией.
– В самом деле, моя лэри. Вы ведь не пытаетесь соблазнить меня, чтобы заставить сделать то, что Вам хочется?
Таш пробурчала в подушку что-то весьма нелицеприятное, гибко приподнялась на руках, чтобы одарить его затягивающим темным взглядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Шрамы шли от плеч, наискосок, через всю спину до самых ягодиц. Широкие. Длинные. Рваные. Уродующие. Отвратительные шрамы, память о страшной боли и еще более страшном предательстве.
В районе лопаток они были особенно жуткими – там, где топор вгрызался в хрупкие кости, зарубцевавшиеся ткани теперь собрались в складки. Тэйон знал, что в этих местах нервные окончания вросли глубоко внутрь, временами вызывая у нее сводящие с ума, доводящие до слез, до животного воя фантомные боли, с которыми не мог справиться ни один целитель.
Ближе к позвоночнику вдоль кривых и неровных шрамов все еще росли редкие черные перья – жалкие и неуместные здесь, на изуродованной бронзовой коже. С внешней стороны, там, где должна была бы находиться мягкая ткань подкрыльев, рыжеватые перышки были тонкими и мягкими, точно совиный пух.
Шарсу, свободная женщина-птица. Женщина, которую насильно лишили крыльев. Женщина, которую научили ненавидеть.
Белоснежная рубашка упала к стройным ногам. Она подошла к кровати, обеими руками ожесточенно терзая прическу, вытаскивая из нее заколки и боевые шпильки. Со стоном облегчения и усталости рухнула на подушки рядом с Тэйоном, зарылась лицом в пахнущую вереском ткань.
Магистр Алория в насмешливом отчаянии поднял глаза к небу, призывая стихии в свидетели того, с чем ему приходится иметь дело. Протянул свободную руку, чтобы вытащить из черных волос два забытых гребня И зарылся пальцами в тяжелые локоны, наслаждаясь ощущением прохладных жестких прядей в своей ладони. У Таш были совершенно потрясающие волосы – густые, вьющиеся, спускающиеся, когда она их расплетала, до самых ягодиц.
Тэйон еще немного приподнялся на локте, осторожно завел тяжелые пряди за ее плечо. Провел рукой по нежной коже спускаясь вдоль позвоночника. Накрыл ладонью область между лопаток. Затем осторожно, самыми кончикам пальцев, пробежал вдоль одного из шрамов.
Таш дернулась, мускулы на плече напряглись, подсказывая, что рука под подушкой рефлекторно сжала кинжал Тэйон не обиделся. Он почти так же реагировал, когда кто-то дотрагивался до потерявших способность ощущать боль ног. Все еще.
И, наверное, это навсегда.
Они были женаты более трех лет, она родила ему сына и готовилась подарить второго, прежде чем позволила молодому мужу впервые прикоснуться к своей спине, не скрытой потоком роскошных черных волос. Лишь много лет спустя, уже сражаясь с собственной неполноценностью, Тэйон понял, какого безоглядного, не требующего слов и объяснений доверия потребовал от нее этот случайный на первый взгляд жест.
И только когда он лежал, прикованный к жесткой кровати, навечно обреченный быть калекой, была рассказана история страшных шрамов. Только тогда он услышал о прошлом соколиной лэри не из чьих-то сплетен, а из ее собственных уст.
Таш Алория была незаконнорожденной дочерью Керра вер Алория, тогдашнего лэрда клана соколов, и Раташ-шарры, королевы малочисленного и скрытного крылатого народа. Шарсу обитали в самом диком, самом непроходимом и самом заоблачном из хребтов горной Халиссы. Тэйон не знал подробностей о том, как познакомились крылатая королева и способный оборачиваться соколом воин, и не совсем понимал, как их запретная любовь вообще была возможна, учитывая прославившийся в веках стервозный характер тогдашней жены Керра. Но так получилось: они встретились и полюбили друг друга. Через некоторое время на свет появилась Таш.
Незаконнорожденная принцесса надменного крылатого народа выросла и воспитывалась где-то далеко в горах, в продуваемых ледяными ветрами владениях шарсу. Она рассказывала о примкнувших к горным склонам воздушных дворцах, о снежных вершинах, сияющих извечной и недостижимой красотой. Детство и юность будущей лэри прошли среди немногословных крылатых воинов, в атмосфере дикой магии и причудливых старинных легенд. Таш очень редко видела отца, иногда залетавшего в далекие владения своих непростых соседей, и едва ли не реже встречалась с королевой – суровой, резкой и властной женщиной, под чьими могучими крыльями жил весь народ шарсу.
В основном воспитанием Таш занимался один из советников ее матери, светлокрылый и очень непростой маг по имени Ракшас. Лэри Алория не любила об этом рассказывать, голос ее, когда речь заходила о шарсу, становился невыразителен, а фразы – короткими и сухими, но у Тэйона создалось отчетливое впечатление, что о детских годах бескрылая женщина с раскосыми, безнадежными глазами вспоминала как о самом счастливом времени в своей жизни. Кем бы ни был этот Ракшас, он сумел оставить девочке ощущение беззаботности, яростной свободы и сумасшедшей феерии дикого полета. А еще он смог подарить ей стойкую, выходящую за пределы разума верность. И умение полностью концентрироваться на избранной цели, оставляя за гранью все, что в достижение этой цели не вписывалось.
Опять-таки, лэри Алория никогда не говорила об этом вслух, но Тэйон был почти уверен: тогда, во времена своей буйной крылатой юности, Таш была по-детски влюблена в наставника. А может, и совсем не по-детски…
А потом случилось то, что и должно было случиться. У королевы Раташшарры появился чистокровный сын, а у народа шарсу – законный наследник, наделенный, судя по всему, немалым магическим даром. Только вот крылатые не делали различия между детьми, зачатыми в браке, и теми, что появились в результате случайной связи. Любой признанный ребенок королевы, вне зависимости от пола или расы, являлся абсолютно законным. И маленький принц не мог рассчитывать на престол до тех пор, пока жива его старшая сестра. Полукровка.
Разумеется, в королевском Совете тут же появилась партия, требовавшая изменения порядка наследования. Тэйон их вполне понимал. Чистота крови есть чистота крови, это вам подтвердит любой халиссиец. А зная Таш, он мог предположить, что в юности она вряд ли подавала надежды стать вдумчивой и мудрой правительницей. Вполне возможно, даже выкинула что-нибудь дерзкое и безумное, чтобы бросить вызов злобным и завистливым языкам, просто чтобы доказать свою независимость и свою волю…
Королева Раташшарра приняла единственное возможное решение. Отстранить дочь от правления она не могла, понимая, что надменная, склонная к авантюрам ради авантюр принцесса станет магнитом для любых заговорщиков. Малочисленный, затерянный среди суровых гор народ не мог позволить себе внутренних междоусобиц. Принцессу приказали убить.
Приказ должен был выполнить ее воспитатель. Ракшас.
Тот, которого Таш описывала словами «воплощенная верность», не мог ослушаться повеления крылатой королевы. Он, конечно, хотел как лучше. Лэри Алория рассказывала о той страшной ночи очень подробно и очень невыразительно.
«У них было слишком мало времени, чтобы успеть придумать что-нибудь не столь… грубое. Ракшас вошел ко мне в покои уже на рассвете, за его спиной были стражи. Мои стражи, телохранители, охранявшие меня еще с колыбели. Первая мысль была – нападение извне. Я подбежала к ним, толком еще не проснувшись и бормоча какие-то вопросы. – Улыбка, старая и странная на лишенном возраста лице. Из темных глаз глянула бездна. – Ракшас перехватил меня за руку, завернул ее за спину, заставляя упасть на колени. Тут уже подоспели остальные, вывернули вторую руку, крылья стянули сзади, не давая пошевелить ими. Все это – молча, быстро, спокойно. Потом я увидела топор и забилась уже по-настоящему».
Она помолчала.
«Знаете, у шарсу очень сильные крылья. Тяжелые и довольно большие. В свернутом состоянии они поднимаются над головой, изгибаются, а кончиками подметают пол. Если же крылья расправить, каждое из них окажется в полтора раза длиннее тела летуна. Когда кто-то начинает биться в слепой панике, справиться с этим, не причиняя непоправимого вреда, довольно сложно. Они никак не могли зафиксировать меня в неподвижном положении. Потом что-то ударило сзади, в голове вспыхнула боль. Когда перед глазами прояснилось, Ракшас пытался влить что-то в горло. Я извернулась, отплевываясь, и он больно сжал мое лицо в ладонях. Взгляд его был спокойным и очень сосредоточенным. Наверное, безумным.
– У нас мало времени. Ты не должна стать королевой, Таш, дитя чужой крови. Ты чужая, и сама это понимаешь. Но ты будешь жить. Бескрылая не может стать королевой крылатых, а ты сумеешь жить без Неба, ты ведь не из Народа. Так будет лучше.
Только тогда я начала что-то понимать. Страх… Это выходило за пределы страха. Какая-то черная волна, животная, низкая накрыла с головой, гася мысли, разум, способность дышать. Я завыла, стала отбиваться так, что, кажется, серьезно покалечила кого-то из них. Если бы в тот момент мне предложили яд, я приняла бы его. Если б кто-то вскинул копье – бросилась бы на острие. Но им не нужна была моя жизнь. Лишь Небо.
Потом был еще один удар по голове. Должно быть, они все-таки влили мне в горло что-то дурманящее, но оно подействовало много позже. Я очнулась от боли. Лежала на боку, руки и ноги прижимали к пропитавшемуся кровью полу, а крылья вытянули назад – кто-то наступил на них, чтобы не дать дернуться в последний момент. Топор снова ударил, и я не видела движения, но ощущала его, ощущала приближение и слышала свист рассекаемого воздуха, а потом снова была боль. И тьма.
Новая боль, и вновь вернувшееся сознание, когда на спину плеснули чем-то едким и обжигающим. Во рту – горечь, я до сих пор боюсь ее появления, когда по-настоящему испугана.
Кажется, дурманящая гадость все-таки подействовала, потому что я не чувствовала, как спину перевязали, как тело заворачивали в сеть для переноски тяжестей. Перелет через горы должен был занять не один день, но, наверное, Ракшас создал портал – он умел, а им и в самом деле надо было очень спешить…
Была тьма, боль, дурнота… Выворачивающий наизнанку ужас. Меня подбросили в один из самых отдаленных и почти заброшенных замков, принадлежащих клану сокола. Там жила старая, почти выжившая из ума Тайара, и к ней как раз сослали совсем еще молоденькую тогда Лию. Официально – для обучения целительству, а на самом деле – за скандальную историю с каким-то чернобровым бескланником. Это было задолго до того, как она вышла за твоего дедушку…
Не знаю, как им удалось меня выходить. И не дать убить себя в те первые годы. Тайара научила, что означает не быть шарсу. Нет, не так. Она научила меня, что означает быть халиссийкой и дочерью клана. И она же на смертном одре вынудила дать ту безумную клятву, которая и закончилась нашим с тобой браком. А Лия… Лия научила меня жить. Даже без крыльев. Даже без Неба. Без Ракшаса».
Она долго молчала, вглядываясь в бездны, в которых нет дна.
«Самое страшное – он действительно в это верил. Что так лучше. Что я не из Народа, что, раз моя кровь нечиста, я не могу быть существом, достойным крыльев. Что полукровка… она только выглядит как шарсу. А внутри… внутри она сможет жить без Неба.
Я иногда думаю, что он был прав. Наверное. Я ведь… смогла.
Наверное…»
И она застыла у распахнутого окна, одетая лишь в рассыпавшиеся по плечам червонно-черные волосы, устремив взгляд ввысь. В небо.
И было в этом взгляде такое, что Тэйон знал: однажды она вновь встретила Ракшаса, он умер. Умер страшно.
Магистр Алория тряхнул головой, отгоняя воспоминания. Вновь провел рукой по ее спине, ощущая чуткой ладонью мага шероховатость шрамов и мягкую гладкость редких перьев. И в бессчетный раз поразился тому, что она позволяла ему это делать.
Таш не считала, что шрамы ее уродуют, она их просто ненавидела. Исступленно. Для нее слова «бескрылая шарсу» означали даже не «калека» и не «неполноценная», а… что-то вроде «недочеловека». Наверное, дело было в том, как именно надменная воительница получила позорные для нее отметины. Долгие годы, стоило разговору зайти о шрамах, тело заходилось неосознанным, беззвучным криком – разворотом плеч и напряжением в нервных руках оно шептало: «Отстань от меня… Пожалуйста».
Впрочем, кто он такой, чтобы показывать пальцем? Сам ведь тоже отнюдь не выставляет свои ноги напоказ.
Тэйон наклонился, чтобы поцеловать нежную кожу между лопаток. На кончиках пальцев родилась сияющая острыми синеватыми искрами магия, он умело провел рукой там, где крыло должно было смыкаться с телом. Внутренняя поверхность подкрыльев – одна из самых чувствительных областей на теле шарсу. Таш охнула, выгнулась под его прикосновением, по ее коже пробежала волна мурашек. А он откинулся назад, глядя на супругу с откровенной иронией.
– В самом деле, моя лэри. Вы ведь не пытаетесь соблазнить меня, чтобы заставить сделать то, что Вам хочется?
Таш пробурчала в подушку что-то весьма нелицеприятное, гибко приподнялась на руках, чтобы одарить его затягивающим темным взглядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67