Я пододвинул им коробку с сигаретами, чиркнул зажигалкой и поднес огонек сначала одной, потом другой. Девушки переглянулись, и Юлька, с наслаждением выпустив дым, сказала:
— Ого! «Мальборо»! Давно я таких не курила…
Сигареты оставила Нина. Это она где-то доставала американские оигареты, а я предпочитал курить наши, отечественные.
— Странно, — сказала Маша. — Сидим в гостях у директора, чаи пьем, музыку слушаем…
— Курим «Мальборо», — прибавила Юлька.
— Расскажи кому-нибудь — не поверят, — сказала Маша.
— Можно, мы похвастаем подружкам? — с улыбкой посмотрела на меня Юлька.
— Я рад, что вы зашли, — сказал я.
— А вообще, вы не похожи на директора, — продолжала Маша. — Директор завода должен быть солидным и с рабочими общаться только в приемные часы…
— А вы к рабочим домой ходите, — ввернула Юлька.
— И к себе приглашаете, — сказала Маша.
— Наверное, я никудышный директор…
— Завод-то работает, — философски заметила Юлька.
— И даже план перевыполняет, — прибавила Маша. — Сама во вчерашней газете читала.
Действительно, план за первый квартал мы перевыполнили. Правда, не на много. Всего-навсего на восемь процентов. Бутафоров первый меня поздравил по телефону и откровенно признался, что не ожидал от нас такой прыти: все-таки завод только что вступил в строй, еще не исправлены кое-какие недоделки, не налажено снабжение. А мы вдруг без всякой раскачки взяли да и перевыполнили квартальный план. Из министерства тоже пришла поздравительная телефонограмма. От того самого замминистра, который уговорил меня поехать сюда.
— Как ваш отец? Работает? — спросил я Машу Кривину.
— Работает, — взглянула она на меня с вызовом. — А что?
— Я рад за него, — пробормотал я, не поняв, чего это она разозлилась.
— Не он один пьет, — сказала Маша.
— Когда он трезвый — душа-человек, — прибавила Юлька.
— Он мой отец, и я не стыжусь за него, — сердито взглянула на нее Маша.
— Учитесь где-нибудь? — перевел я разговор на другое.
— Теперь вы заговорили, как директор, — съехидничала Юлька. — Спросите заодно и про наше семейное положение.
— Я знаю, — сказал я.
— Я учусь на заочном в Политехническом, — сообщила Маша, стараясь сгладить свою резкость.
— А я нигде не учусь, — с вызовом сказала Юлька. — Не вижу в этом смысла.
— Это ты сейчас так рассуждаешь, — возразила подруга. — А потом будешь локти кусать.
Юлька откинулась на спинку тахты, положила ногу на ногу и насмешливо уставилась на Машу.
— Ты ошибаешься, — сказала она. — Я никогда не жалею о том, что было…
— Пожалеешь, — не сдавалась Маша.
— Ты, возможно, и пожалела бы, если бы не поступила в институт… — сказала Юлька. — А я — нет.
— Почему это я пожалела бы, а ты — нет? — покраснев от возмущения, спросила Маша.
Я с интересом слушал их. Казалось, девушки забыли обо мне и продолжали свой старый спор. Юлька гибким движением — ее волосы, попав в свет торшера, золотисто вспыхнули, — небрежно сунула в пепельницу сигарету и тут же закурила новую. Глаза ее блеснули болотной зеленью, когда она снова взглянула на подругу.
— Есть женщины, которые не верят в то, что когда-нибудь выйдут замуж, — продолжала она. — Такие женщины рассчитывают только на себя. Они хорошо в школе учатся, стремятся в институты, в общем, хлопочут о своем будущем…
— Я догадываюсь, каких ты женщин имеешь в виду. — Маша еще больше покраснела.
— Я имею в виду некрасивых женщин, которым трудно выйти замуж, — беспощадно отрезала Юлька.
— Можно подумать, что в институтах учатся одни уроды… — усмехнулась Маша.
— Я бы принимала в институт только некрасивых девушек, — продолжала Юлька. — От них больше проку. Они закончат институт и будут работать, а красотки еще во время учебы повыскакивают замуж, чтобы остаться в большом городе, обзаведутся детишками и спрячут свой диплом в сундук… — Юлька взглянула на меня. — Скажите, есть на заводе хотя бы одна хорошенькая женщина-инженер с высшим образованием? Ну, которая работала бы в цехе и приносила пользу?
Юлька права: женщин-инженеров на производстве нет. В заводоуправлении работают несколько женщин с высшим образованием, среди них главный бухгалтер. И Юлька совершенно права: никого из них красотками не назовешь.
— Какой же смысл учиться в институте, а потом нянчить детишек и готовить мужу обеды? Это можно делать и без института… Кстати, большинство мужей предпочитают, чтобы их хорошенькие женушки не работали, если даже и детей нет… Ты скажешь, институт дает общее развитие, приобщает к культуре и так далее… Умная любознательная женщина и без института может приобрести все эти качества. А дуре никакой институт не поможет.
— Ты, конечно, умная, — съязвила Маша.
— Я знаю, что я хочу, — сказала Юлька.
— Что же ты хочешь? — спросил я, даже не заметив, что перешел с ней на «ты».
— Это никого не касается, — отрезала Юлька.
— И все-таки я с тобой не согласен… — начал было я, но Юлька волчицей взглянула на меня и перебила:
— Воспитательной работой займетесь со мной на заводе, если есть у вас такое право…
— Юль, нельзя же так! — укоризненно посмотрела на нее подруга.
— Продолжай, — сказал я, с интересом глядя на Юльку.
— Я считаю, что каждый нормальный человек должен жить так, как ему хочется. Разумеется, не нарушая морали и законы нашего общества. Легче всего советовать человеку поступать так или иначе. И дураки те люди, которые слушаются чужих советов. Какой-то мудрец сказал, что совет — это самая мелкая разменная монета, которая ничего не стоит… Мне все уши прожужжали: заканчивай десятый класс и поступай в техникум или институт! А зачем, спрашивается? Все так делают? Так вот я всю жизнь ненавидела учиться! Я была самая недисциплинированная в школе. Сплошные тройки за поведение. Я лучше сама дома подготовлюсь за десятый класс и сдам экстерном, но в школу или в институт меня и на аркане не затянешь!
— Я знал одну очень красивую девушку, которая решила овладеть мужественной мужской профессией, — стал рассказывать я. — Никто в это не верил, думали, девичья блажь. Так вот она добилась своего и стала…
— Штурманом дальнего плавания, — сказала Юлька, и когда она подняла на меня глаза, я увидел, как погас в них малахитовый блеск. — Моя двоюродная сестра была необыкновенной женщиной. Таких больше нет.
— Это правда, — сказал я.
— Пора и честь знать, — скрипнув пружинами, Юлька резко поднялась с тахты. Маша последовала ее примеру.
— Спасибо за угощение, — поблагодарила она,
На лестничной площадке я сказал:
— Давайте в следующее воскресенье вместе на лыжах, а?
Девушки переглянулись. Даже при тусклом свете лампочки было заметно, как у Маши горят щеки. А я так и не понял, почему Юлька так резко прервала разговор о Рыси. Мне о многом хотелось ее расспросить, ведь она ездила в Севастополь и несколько месяцев жила в доме Рыси…
И все равно я рад был, что затащил их к себе. За сегодняшний вечер я немного лучше узнал Юльку Родионову, родственницу моей Рыси…
— Мы всегда в выходной ходим на лыжах в Верхи, — дипломатично сказала Маша и снова посмотрела на подругу. Маша бесспорно признавала Юлькино старшинство. Это я почувствовал еще во время спора: лишь только в Юлькиных глазах появлялась знакомая зелень, Маша сразу умолкала и больше не перебивала подругу. Вот и сейчас она выжидательно смотрит на Юльку. И я знал, как Юлька скажет, так и будет.
Мне очень хотелось наедине поговорить с Юлькой. Маша каким-то образом догадалась об этом и, прижав локтем лыжи к боку, медленно стала спускаться по лестнице. Юлька, кивнув мне, пошла было за ней, но я взял ее за руку.
— Юля, — сказал я, — что же все-таки означают эти два таинственные слова: «Приходи в воскресенье»?
Отодвинув прядь волос со лба, она сбоку посмотрела мне в глаза. Золеный ободок сузился и стал чуть заметным.
— Надо же, — улыбнулась она. — Не забыли?
— У меня это не идет из головы, — сказал я.
— Потом, — сказала она, мягко высвобождая руку. — Когда-нибудь потом я вам расскажу…
— Когда это будет «потом»? — настаивал я.
— Приходи…те в Верхи в воскресенье! — рассмеялась она и, задевая лыжами за перила, застучала ботинками вниз по каменным ступенькам.
Я слышал, как внизу хлопнула дверь, потом донеслись приглушенные девичьи голоса, скрип снега под ногами, а я все стоял, прислонившись к перилам. Сквозняк гулял по этажам, сначала попытался захлопнуть, а потом еще шире распахнул дверь в мою квартиру. Неожиданно передо мной, как привидение из мрака, возник худой черный кот с белой отметиной на груди. Включив два маленьких зеленых светофора, изучающе посмотрел мне в глаза, затем, задрав хвост-палку, важно прошествовал в квартиру.
— Ты куда, приятель? — удивился я такой бесцеремонности.
Кот даже ухом не повел. Не закрывая дверь, я отправился за ним. Не обращая на меня никакого внимания, черный кот с белой отметиной степенно обошел все мои владения, небрежно бросая взгляды то направо, то налево. Немного подольше задержался у стола, где на бумаге лежали остатки сыра и колбасы, но ничего не тронул и, бесшумно вспрыгнув на тахту, преспокойно уселся там. Несколько раз уморительно провел лапой по хитрющей усатой морде, как обычно кошки моются, и лишь после этой непродолжительной, но важной процедуры соизволил наконец более внимательно взглянуть на меня. И взгляд его примерно выражал следующее: «Квартира мне понравилась, хотя я против подобного беспорядка на столе, и, в общем, я ее занимаю. Вопросы есть?»
Вопросов у меня не было… Покачав головой, я решительно подошел к тахте и протянул руку, намереваясь схватить нахала за шиворот и безжалостно вышвырнуть вон, но тут кот удивил меня: вместо того чтобы спрыгнуть на пол и восвояси убраться, он, прижмурив яркие зеленые глаза, громко умиротворенно замурлыкал и доверчиво потерся шелковистой мордой о мою дрогнувшую карающую десницу.
И я уступил. После такого явного проявления дружелюбия нужно быть скотиной, чтобы попросить, пусть даже незваного, гостя за порог.
— Черт с тобой, живи, — подумав, сказал я коту. — А звать тебя, братец, я буду Мефистофелем.
Кот не возражал. Весь его благодушный вид говорил, что хоть горшком зови меня, только в печку не ставь.
И должен сказать, что впоследствии я не пожалел, что пустил к себе в тот воскресный вечер черного кота, которого, не долго думая, окрестил Мефистофелем, хотя и доставил он мне массу хлопот.
6
В широкие окна кабинета врывался яркий солнечный свет. Металлический стаканчик для карандашей пускал в глаза веселых зайчиков. Я стоял у окна и курил. В раскрытую форточку медленно уползал дым. Заводской двор был залит солнцем. Было морозно, голубоватый кристаллический снег искрился, скрипел под ногами рабочих, разгружающих у котельной грузовики с силикатным кирпичом. В это мартовское утро ветер принес ко мне в кабинет запах пробуждающейся от зимней спячки земли, едва ощутимый аромат лесных деревьев, в артериях которых буйно забродил хмельной сок.
У меня только что закончилось совещание по итогам выполнения плана первого квартала. В черных стеклянных пепельницах еще дымились окурки, на ковровой дорожке отпечатались пыльные следы разнокалиберных ботинок и сапог, стулья отодвинуты вкривь и вкось. Все ушли, остался лишь Архипов.
Я понимал, у него ко мне дело — просто так Валентин Спиридонович в моем кабинете не задерживался, но я продолжал стоять у окна, вдыхая свежий воздух. Совещание длилось больше часа, и я устал. Мне захотелось закрыть кабинет, сесть в «газик» и укатить куда-нибудь в город.
Я докурил сигарету, с трудом пристроил окурок в переполненную пепельницу, и мы с Архиповым вышли в приемную, а оттуда к нему. В кабинете главного инженера было солнечно и душно. Архипов боялся простуды и никогда не открывал форточку. И одевался он зимой тепло: под пиджаком — шерстяной пуловер, зимнее пальто на меху, клапаны пушистой ушанки всегда опущены.
— Вчера после обеда приезжал Васин, — сказал Валентин Спиридонович. — Вы были в горкоме, ну он и зашел ко мне. Хочет сделать нам большой заказ…
— Ну и прекрасно, — заметил я.
— Вы так думаете? — усмехнулся Архипов.
Про будущий заказ я слышал от самого Васина и не мог понять иронии главного инженера. Поймав мой вопросительный взгляд, Архипов согнал с лица улыбку и озабоченно сказал:
— Дело в том, что заказ не совсем обычный…
Я молчал, терпеливо дожидаясь, что он дальше скажет, но Валентин Спиридонович не спешил. Он подошел к письменному столу и стал перекладывать пухлые папки. Наконец нашел нужную и молча протянул мне.
Я раскрыл большую серую папку и увидел знакомые ватманы с чертежами Любомудрова. Проекты двух— и четырехквартирных жилых домов для колхозников. Эти самые чертежи я отвозил в Москву и показывал начальнику отдела Дроздову.
— Ну и что вы сказали Васину? — поинтересовался я.
— Сказал, что наш завод сейчас не может изготовлять детали к таким домам, — Валентин Спиридонович взглянул на меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57