Карточная игра захватила его: иногда они дулись с утра до поздней ночи. И вот Ратмир все проиграл, что представляло для Налима какую-либо ценность. Остался лишь пистолет с мешочком золотистых патронов… Финку и ту проиграл! Степка Ненашев уже не раз предлагал играть под пистолет. В полторы тысячи оценил его, да еще триста посулил за патроны…
Ратмир вспомнил про дамский велосипед, что висел под самым потолком на крюке в кладовке. Шины спущены, розовая шелковая сетка на заднем колесе оборвалась, но никелированный руль и обода сверкали как новые.
— Сыграем на велосипед? — предложил Ратмир.
— На кой мне твой велосипед? — хмыкнул Налим. — Что я его, к товарняку прицеплю и по шпалам покачу в туманную даль?
— Как хочешь, — пожал плечами Ратмир. Проклятый азарт не давал ему покоя, — казалось, что уж на этот-то раз он обязательно выиграет: не может ведь все время везти одному человеку? Повезет же когда-нибудь и ему?..
— На пистолет давай? — вкрадчиво сказал Налим. — Мало полтора куска — держи два! Я нынче добрый, ясное дело!
Велико было искушение, но Ратмир отказался. Пистолет — это самое дорогое, что у него осталось, да еще продуктовые карточки… Может, на них сыграть?.. А потом уж, если проиграет, идти в поселковый и оформляться рабочим на станцию. Там выдадут рабочие карточки, а на них одного хлеба дают в два раза больше, чем иждивенцам. А какой он иждивенец? Сам о себе заботится…
Игру заканчивали ночью при керосиновой лампе. Электричество уже давно не действовало в поселке: старая воинская часть уехала и законсервировала небольшую электростанцию, обеспечивающую военный городок и поселок электроэнергией. У лампы было треснутое у края закопченное стекло, которое время от времени нужно было чистить колючим черным ершом, лежащим за рамкой с портретами родственников Валуевых. На одной фотокарточке были сняты отец, мать и он, Ратмир. В смешной матроске с якорями на воротнике. Лицо круглое, лобастое, глаза по ложке и нос пуговкой.
На кону лежала продуктовая карточка. Хлебная уже давно перекочевала к Налиму в карман. Банк метал Степка. Володька Грошев с блестящими от возбуждения темно-серыми глазами следил за его ловкими пальцами. Ратмир понимал, что проигрывает, но остановиться уже не мог. Проклятый азарт, желание отыграться и вернуть свои деньги и карточки не оставляли его до самой последней минуты. Время для них не существовало. Мелькали короли, валеты, десятки, тузы. Когда на руках были туз или десятка, внутренний голос подленько шептал: «Иди на все! Бей по банку». Ратмир слушался внутреннего голоса, шел на все, и худые пальцы Налима с черной окаемкой на отросших ногтях небрежно выбрасывали ему к тузу ехидно улыбающегося короля или нагло таращившего глупые глаза валета. Тревожно замирало сердце: взять еще карту или остановиться? Светло-свинцовые глаза Степки Ненашева пристально следили за лицом Ратмира. Казалось, Налим по лицу читает мысли партнера. Да так оно и было. Это очень опытные игроки при плохой карте делают хорошую мину… Ратмир не мог остановиться на тринадцати очках, он чувствовал, что Налим заметил его внутреннее смятение, и… протягивал руку за следующей картой. К тринадцати приходила девятка. Перебор! И всего на одно-единственное проклятое очко!
Ратмир, не сдержав себя, с перекосившимся от злости лицом замахивается картами на Степку, но в самый последний момент рука его останавливается. Немного выпуклые оловянные глаза Налима насмешливо смотрят на него.
— Ох уж эта война, — добродушно говорит Степка. — Все нервишки людям поистрепала… — Глаза его леденеют, продолговатое лицо становится хищным. — Не умеешь играть в очко не садись за стол, Родька. А проиграл — будь мужчиной. Как раньше-то играли? Имения спускали за ночь, дворцы, целые состояния — и ничего… улыбались и поздравляли счастливчика с выигрышем. А ты готов в морду запустить картишками… Ай-я-яй, Родька! Нехорошо так, некультурно.
Ратмир отворачивался, чтобы не видеть его наглую рожу, еще секунда — и он набросится на Степку с кулаками. А тот с ухмылочкой подливает масла в огонь:
— Проигрывать тоже надо, Родька, красиво, с достоинством… Вон погляди на Здыхлю. Проигрался до нитки и молчком отвалил от стола, даже не пикнул…
— Дал бы я тебе н поганое рыло, — бурчит Грошев, но Налим делает вид, будто не слышит.
— Бывало и так: проиграется в пух и прах аристократ, особливо если еще казенные денежки спустит, достанет револьверчик из сейфа и, ясное дело, пульку себе в лоб! Ты, Родька, ведь не аристократ и стреляться не станешь? Лучше проиграй ты свой пистолет в карты?
— Заткнись, — сквозь стиснутые зыбы цедит Ратмир. — Я не аристократ и не джентльмен — могу и рыло тебе начистить!
Степка поднимается из-за стола, лицо его становится серьезным. В глазах лишь поблескивает бесовский огонь. Кончик острого носа его лоснится, на подбородке свежая царапина: прошлой ночью лазил в чей-то дом и оцарапался о разбитое стекло.
— Ладно, мальчики, повеселились и будет… — Он молча начинает выгребать на стол из карманов галифе смятые деньги. Даже пригоршню мелочи выложил. Хлебную и продуктовую карточки придвинул к Ратмиру. — Все делим на три части… Карточки, Родька, забери. Они твои.
Он разделил деньги, свою долю снова положил в карман. Володька, с недоверием наблюдавший за его манипуляциями, подскочил к столу и, не считая, сграбастал расправленные бумажки.
— Сыграем? — алчно, с радостным блеском в глазах предложил он.
— Играть со мной не советую, — ответил Налим. — Пустое это дело, соколики… В этом деле я чемпион! Мы других будем потихоньку обыгрывать, ясное дело…
— С чего ты такой нынче добрый? — недоверчиво посмотрел на него Ратмир, однако деньги и карточки забрал.
— Мы кто? Кореши? — воскликнул Налим. — А раз так, все должно быть поровну. Что у меня, ясное дело, совести нету? Своих обдирать? Не такой человек Степка Ненашев, чтобы корешей обчистить! Это я так, попугал, значит, вас, соколики!
— Я думал, мы снова будем играть, — разочарованно протянул Володька.
— Деньги ваши будут наши, — засмеялся Налим. — Зачем судьбу-то пытать? Играй, Здыхля, с другими, а я — собаку на этом деле съел! Я у самого Леньки Золотого Зуба выиграл тыщу!
— Кто такой Золотой Зуб? — спросил Ратмир.
— Большой человек, — заметил Налим. — Битый фраер. На югах сейчас кантуется Ленька Золотой Зуб. На солнышке греется и в синюю волну поплевывает, а мальчики на барахолке денежки ему добывают… Ленька — это сила!
— Ворюга твой Ленька, — сказал Ратмир.
— Бери выше, — рассмеялся Налим. — Начальник над ворами — вот кто Линька. Пахан. Скажет ножик тебе под лопатку воткнуть — и крышка тебе! Закопают родненького где-нибудь под откосом. И мать родная на твою могилку не придет…
— А если я ему пулю в лоб?
— Тогда я снимаю перед тобой шляпу, Родя! — изогнулся в шутливом поклоне Налим. — Буду тебе на цирлах преподносить бациллу!
— Чего? — не понял Ратмир.
— Кофей и эту какаву буду тебе по утрам в постелю подавать, — ответил Степка. — И все воры будут тебя уважать и слушаться… Засиделись мы тут, братцы-кролики! Надо нарезать отсюда… Дождь тут, тоска!
— Куда? — спросил Ратмир.
— Туда, где нас нет, — засмеялся Степка, и глаза его ожили, посветлели. Нас теперь трое — не пропадем! И Ленька Золотой Зуб не страшен нам… — Он взглянул на Ратмира. — С твоей пушкой сам злодей фюрер Гитлер нам нипочем!
— Опять будем шарить по поездам? — спросил Володька.
— А что, тут лучше пухнуть с голоду? — зыркнул на него Налим. — Поселок маленький, все на виду. Съедут с хавиры официантки — и хана, братцы, нам. Зима за окном, а у нас и одежки путной нету. Добывать теплое обмундирование надо, ясное дело!
— Я вчера одноногого Андрея видел, он сказал, что тетка Серафима на этой неделе вернется, — вспомнил Ратмир.
— Горбатая? Про которую ты говорил? — спросил Налим.
— Может, меду привезет, — сказал Ратмир.
— Так как, хлопчики, отваливаем? — посмотрел на них Налим. — Сами себе господа, заберемся под вагонную полку и будем дремать под стук колес… Как это в детской песенке поется? «Мы едем, едем, едем в далекие края…» Или там-там-тарарам, нынче здесь, завтра там…
— Я как все, — сказал Володька Грошев. — Мне и тут не дует.
— А ты? — толкнул в бок Ратмира Налим. — Или будешь дожидаться, когда тебе медку привезут и в рот будут класть по чайной ложечке?
Ратмир молчал, он думал о матери. Володька сказал, что она уехала с эшелоном в Сергач Горьковской области… Где этот Сергач? Надо на карте посмотреть. Если туда доберешься, то мать, наверное, не трудно будет разыскать… Есть же эти… эвакуационные пункты, где все знают про эвакуированных. Надо ехать разыскивать мать. Не сидеть же ему тут, стеречь дядин дом? Да и кому он нужен! Переночуют бойцы и — на фронт. Сколько домов в поселке пустых, стоят себе целыми. Налим прочесал их, говорит, ничего подходящего не сыщешь — все хозяева увезли да попрятали.
— Ты знаешь, где город Сергач? — спросил Ратмир.
— Степка Налим проехал зайцем всю Россию-матушку, — ответил приятель. — Ох и много в ней городов разных!
— Я про Сергач спрашиваю, он в Горьковской области.
— В Горьком был, а про Сергач не слыхал, — сказал Степка. — Да ты не сумлевайся, отыщем мы, если надо, и Сергач, и Дергач…
— Мне в Сергач надо, — сказал Ратмир.
— А что ты там потерял? — спросил Налим.
— Ладно, дождемся Серафиму и уедем отсюда, — решился Ратмир. Загостились у него ребятки, пора их выпроваживать. И так уже в поселке на них косо поглядывают!..
— Давайте спать, — зевнул Володька. — Как это говорят: утро вечера мудренее?
— Я не люблю на одном месте долго задерживаться, — снимая с ног тяжелые, несокрушимые башмаки, говорил Налим. — Меня все время вдаль дорога туманная манит…
— Не дорога тебя манит, а чужой мешок с харчами, — заметил Володька.
ГЛАВА 11
Эту молодуху в черном овчинном полушубке и крепких неподшитых валенках они запомнили еще на барахолке. С тугой котомкой за плечами она не спеша ходила меж торгующих всяким барахлом людей и останавливалась лишь у тех, кто продавал золотые или серебряные вещи. Подолгу придирчиво осматривала, взвешивала в руке, дотошно интересовалась пробой, потом негромко говорила, что даст за кольцо с рубином «килу» сала, банку меда, ну еще прибавит лук, чеснок.
Если соглашались, поторговавшись, то снимала с плеч мешок с лямками, развязывала и доставала завернутый в газету кусок сала и литровую банку с желтым медом.
— Тута ровно кила, — говорила она, взвешивая в руке сало. — У нас дома безмен не врет.
Выменянное колечко заворачивала в белую тряпицу, засовывала за пазуху, завязывала мешок, продевала руки в скрученные жгутом лямки и шла дальше, зорко озираясь по сторонам. Около женщин и стариков, продававших разное тряпье и кухонную утварь, она не задерживалась.
Ратмир бы и внимания на нее не обратил, но настырный Налим почему-то сразу засек эту тетку.
— Золотишко скупает, ясное дело, — шепнул он приятелям. — Часики, кольца, браслеты… Жирная тетя! Эх, ей бы поглубже за пазуху заглянуть…
Ратмир остановился возле худенького седого старичка в пенсне на красноватом от мороза носу. Старичок был в длинном черном пальто и белых фетровых валенках с кожаными заплатками на задниках. Через согнутую в локте руку почти до земли свисали новые диагоналевые брюки. Подойдя поближе, Ратмир почувствовал запах нафталина. Но не брюки привлекли внимание мальчишки: на коричневом чемодане, лежащем прямо на снегу у ног старичка, были разложены книги. Много книг. Почти невидимый глазу снежок слегка припорошил обложки. Ратмир взглянул на старичка. Тот строго и торжественно смотрел прямо перед собой и в отличие от других не зазывал громким голосом покупателей. Опустившись на колени перед чемоданом, мальчишка стал перебирать книги… «Утраченные иллюзии» О. Бальзака, «Капитанская дочка» А. Пушкина, «Белые ночи» Ф. Достоевского, Лесков, Шишков, Лермонтов, «Казаки» Л. Толстого…
Ратмир очнулся, когда над ним проскрипел простуженный голос:
— Ты любишь, мальчик, книги?
Ратмир кивнул и снизу вверх взглянул на старичка: позолоченное пенсне нацелилось прямо на него, прищуренные глаза за стеклами расплывались.
— Сейчас никто книги не покупает, — печально проговорил старичок. — Людям не до книг.
— Сколько стоит вот эта? — протянул ему Ратмир потрепанный томик Джека Лондона.
— Ты не читал «Белый Клык»? — блеснул пенсне старичок.
— Тут еще «Зов предков», — сказал Ратмир. — И потом, я хорошие книги перечитываю.
— А что ты еще читал?
Ратмир принялся перечислять: что-что, а книг прочел он много. Дома, в Задвинске, была своя полка, заставленная любимыми книгами. Володька Грошев рассказывает, что подожженный бомбой дом сгорел… Ни о чем так не жалел Ратмир, как о книгах. И вот сейчас в небольшом незнакомом городке, на толкучке, или балочке, как называет ее Налим, он наткнулся на книги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Ратмир вспомнил про дамский велосипед, что висел под самым потолком на крюке в кладовке. Шины спущены, розовая шелковая сетка на заднем колесе оборвалась, но никелированный руль и обода сверкали как новые.
— Сыграем на велосипед? — предложил Ратмир.
— На кой мне твой велосипед? — хмыкнул Налим. — Что я его, к товарняку прицеплю и по шпалам покачу в туманную даль?
— Как хочешь, — пожал плечами Ратмир. Проклятый азарт не давал ему покоя, — казалось, что уж на этот-то раз он обязательно выиграет: не может ведь все время везти одному человеку? Повезет же когда-нибудь и ему?..
— На пистолет давай? — вкрадчиво сказал Налим. — Мало полтора куска — держи два! Я нынче добрый, ясное дело!
Велико было искушение, но Ратмир отказался. Пистолет — это самое дорогое, что у него осталось, да еще продуктовые карточки… Может, на них сыграть?.. А потом уж, если проиграет, идти в поселковый и оформляться рабочим на станцию. Там выдадут рабочие карточки, а на них одного хлеба дают в два раза больше, чем иждивенцам. А какой он иждивенец? Сам о себе заботится…
Игру заканчивали ночью при керосиновой лампе. Электричество уже давно не действовало в поселке: старая воинская часть уехала и законсервировала небольшую электростанцию, обеспечивающую военный городок и поселок электроэнергией. У лампы было треснутое у края закопченное стекло, которое время от времени нужно было чистить колючим черным ершом, лежащим за рамкой с портретами родственников Валуевых. На одной фотокарточке были сняты отец, мать и он, Ратмир. В смешной матроске с якорями на воротнике. Лицо круглое, лобастое, глаза по ложке и нос пуговкой.
На кону лежала продуктовая карточка. Хлебная уже давно перекочевала к Налиму в карман. Банк метал Степка. Володька Грошев с блестящими от возбуждения темно-серыми глазами следил за его ловкими пальцами. Ратмир понимал, что проигрывает, но остановиться уже не мог. Проклятый азарт, желание отыграться и вернуть свои деньги и карточки не оставляли его до самой последней минуты. Время для них не существовало. Мелькали короли, валеты, десятки, тузы. Когда на руках были туз или десятка, внутренний голос подленько шептал: «Иди на все! Бей по банку». Ратмир слушался внутреннего голоса, шел на все, и худые пальцы Налима с черной окаемкой на отросших ногтях небрежно выбрасывали ему к тузу ехидно улыбающегося короля или нагло таращившего глупые глаза валета. Тревожно замирало сердце: взять еще карту или остановиться? Светло-свинцовые глаза Степки Ненашева пристально следили за лицом Ратмира. Казалось, Налим по лицу читает мысли партнера. Да так оно и было. Это очень опытные игроки при плохой карте делают хорошую мину… Ратмир не мог остановиться на тринадцати очках, он чувствовал, что Налим заметил его внутреннее смятение, и… протягивал руку за следующей картой. К тринадцати приходила девятка. Перебор! И всего на одно-единственное проклятое очко!
Ратмир, не сдержав себя, с перекосившимся от злости лицом замахивается картами на Степку, но в самый последний момент рука его останавливается. Немного выпуклые оловянные глаза Налима насмешливо смотрят на него.
— Ох уж эта война, — добродушно говорит Степка. — Все нервишки людям поистрепала… — Глаза его леденеют, продолговатое лицо становится хищным. — Не умеешь играть в очко не садись за стол, Родька. А проиграл — будь мужчиной. Как раньше-то играли? Имения спускали за ночь, дворцы, целые состояния — и ничего… улыбались и поздравляли счастливчика с выигрышем. А ты готов в морду запустить картишками… Ай-я-яй, Родька! Нехорошо так, некультурно.
Ратмир отворачивался, чтобы не видеть его наглую рожу, еще секунда — и он набросится на Степку с кулаками. А тот с ухмылочкой подливает масла в огонь:
— Проигрывать тоже надо, Родька, красиво, с достоинством… Вон погляди на Здыхлю. Проигрался до нитки и молчком отвалил от стола, даже не пикнул…
— Дал бы я тебе н поганое рыло, — бурчит Грошев, но Налим делает вид, будто не слышит.
— Бывало и так: проиграется в пух и прах аристократ, особливо если еще казенные денежки спустит, достанет револьверчик из сейфа и, ясное дело, пульку себе в лоб! Ты, Родька, ведь не аристократ и стреляться не станешь? Лучше проиграй ты свой пистолет в карты?
— Заткнись, — сквозь стиснутые зыбы цедит Ратмир. — Я не аристократ и не джентльмен — могу и рыло тебе начистить!
Степка поднимается из-за стола, лицо его становится серьезным. В глазах лишь поблескивает бесовский огонь. Кончик острого носа его лоснится, на подбородке свежая царапина: прошлой ночью лазил в чей-то дом и оцарапался о разбитое стекло.
— Ладно, мальчики, повеселились и будет… — Он молча начинает выгребать на стол из карманов галифе смятые деньги. Даже пригоршню мелочи выложил. Хлебную и продуктовую карточки придвинул к Ратмиру. — Все делим на три части… Карточки, Родька, забери. Они твои.
Он разделил деньги, свою долю снова положил в карман. Володька, с недоверием наблюдавший за его манипуляциями, подскочил к столу и, не считая, сграбастал расправленные бумажки.
— Сыграем? — алчно, с радостным блеском в глазах предложил он.
— Играть со мной не советую, — ответил Налим. — Пустое это дело, соколики… В этом деле я чемпион! Мы других будем потихоньку обыгрывать, ясное дело…
— С чего ты такой нынче добрый? — недоверчиво посмотрел на него Ратмир, однако деньги и карточки забрал.
— Мы кто? Кореши? — воскликнул Налим. — А раз так, все должно быть поровну. Что у меня, ясное дело, совести нету? Своих обдирать? Не такой человек Степка Ненашев, чтобы корешей обчистить! Это я так, попугал, значит, вас, соколики!
— Я думал, мы снова будем играть, — разочарованно протянул Володька.
— Деньги ваши будут наши, — засмеялся Налим. — Зачем судьбу-то пытать? Играй, Здыхля, с другими, а я — собаку на этом деле съел! Я у самого Леньки Золотого Зуба выиграл тыщу!
— Кто такой Золотой Зуб? — спросил Ратмир.
— Большой человек, — заметил Налим. — Битый фраер. На югах сейчас кантуется Ленька Золотой Зуб. На солнышке греется и в синюю волну поплевывает, а мальчики на барахолке денежки ему добывают… Ленька — это сила!
— Ворюга твой Ленька, — сказал Ратмир.
— Бери выше, — рассмеялся Налим. — Начальник над ворами — вот кто Линька. Пахан. Скажет ножик тебе под лопатку воткнуть — и крышка тебе! Закопают родненького где-нибудь под откосом. И мать родная на твою могилку не придет…
— А если я ему пулю в лоб?
— Тогда я снимаю перед тобой шляпу, Родя! — изогнулся в шутливом поклоне Налим. — Буду тебе на цирлах преподносить бациллу!
— Чего? — не понял Ратмир.
— Кофей и эту какаву буду тебе по утрам в постелю подавать, — ответил Степка. — И все воры будут тебя уважать и слушаться… Засиделись мы тут, братцы-кролики! Надо нарезать отсюда… Дождь тут, тоска!
— Куда? — спросил Ратмир.
— Туда, где нас нет, — засмеялся Степка, и глаза его ожили, посветлели. Нас теперь трое — не пропадем! И Ленька Золотой Зуб не страшен нам… — Он взглянул на Ратмира. — С твоей пушкой сам злодей фюрер Гитлер нам нипочем!
— Опять будем шарить по поездам? — спросил Володька.
— А что, тут лучше пухнуть с голоду? — зыркнул на него Налим. — Поселок маленький, все на виду. Съедут с хавиры официантки — и хана, братцы, нам. Зима за окном, а у нас и одежки путной нету. Добывать теплое обмундирование надо, ясное дело!
— Я вчера одноногого Андрея видел, он сказал, что тетка Серафима на этой неделе вернется, — вспомнил Ратмир.
— Горбатая? Про которую ты говорил? — спросил Налим.
— Может, меду привезет, — сказал Ратмир.
— Так как, хлопчики, отваливаем? — посмотрел на них Налим. — Сами себе господа, заберемся под вагонную полку и будем дремать под стук колес… Как это в детской песенке поется? «Мы едем, едем, едем в далекие края…» Или там-там-тарарам, нынче здесь, завтра там…
— Я как все, — сказал Володька Грошев. — Мне и тут не дует.
— А ты? — толкнул в бок Ратмира Налим. — Или будешь дожидаться, когда тебе медку привезут и в рот будут класть по чайной ложечке?
Ратмир молчал, он думал о матери. Володька сказал, что она уехала с эшелоном в Сергач Горьковской области… Где этот Сергач? Надо на карте посмотреть. Если туда доберешься, то мать, наверное, не трудно будет разыскать… Есть же эти… эвакуационные пункты, где все знают про эвакуированных. Надо ехать разыскивать мать. Не сидеть же ему тут, стеречь дядин дом? Да и кому он нужен! Переночуют бойцы и — на фронт. Сколько домов в поселке пустых, стоят себе целыми. Налим прочесал их, говорит, ничего подходящего не сыщешь — все хозяева увезли да попрятали.
— Ты знаешь, где город Сергач? — спросил Ратмир.
— Степка Налим проехал зайцем всю Россию-матушку, — ответил приятель. — Ох и много в ней городов разных!
— Я про Сергач спрашиваю, он в Горьковской области.
— В Горьком был, а про Сергач не слыхал, — сказал Степка. — Да ты не сумлевайся, отыщем мы, если надо, и Сергач, и Дергач…
— Мне в Сергач надо, — сказал Ратмир.
— А что ты там потерял? — спросил Налим.
— Ладно, дождемся Серафиму и уедем отсюда, — решился Ратмир. Загостились у него ребятки, пора их выпроваживать. И так уже в поселке на них косо поглядывают!..
— Давайте спать, — зевнул Володька. — Как это говорят: утро вечера мудренее?
— Я не люблю на одном месте долго задерживаться, — снимая с ног тяжелые, несокрушимые башмаки, говорил Налим. — Меня все время вдаль дорога туманная манит…
— Не дорога тебя манит, а чужой мешок с харчами, — заметил Володька.
ГЛАВА 11
Эту молодуху в черном овчинном полушубке и крепких неподшитых валенках они запомнили еще на барахолке. С тугой котомкой за плечами она не спеша ходила меж торгующих всяким барахлом людей и останавливалась лишь у тех, кто продавал золотые или серебряные вещи. Подолгу придирчиво осматривала, взвешивала в руке, дотошно интересовалась пробой, потом негромко говорила, что даст за кольцо с рубином «килу» сала, банку меда, ну еще прибавит лук, чеснок.
Если соглашались, поторговавшись, то снимала с плеч мешок с лямками, развязывала и доставала завернутый в газету кусок сала и литровую банку с желтым медом.
— Тута ровно кила, — говорила она, взвешивая в руке сало. — У нас дома безмен не врет.
Выменянное колечко заворачивала в белую тряпицу, засовывала за пазуху, завязывала мешок, продевала руки в скрученные жгутом лямки и шла дальше, зорко озираясь по сторонам. Около женщин и стариков, продававших разное тряпье и кухонную утварь, она не задерживалась.
Ратмир бы и внимания на нее не обратил, но настырный Налим почему-то сразу засек эту тетку.
— Золотишко скупает, ясное дело, — шепнул он приятелям. — Часики, кольца, браслеты… Жирная тетя! Эх, ей бы поглубже за пазуху заглянуть…
Ратмир остановился возле худенького седого старичка в пенсне на красноватом от мороза носу. Старичок был в длинном черном пальто и белых фетровых валенках с кожаными заплатками на задниках. Через согнутую в локте руку почти до земли свисали новые диагоналевые брюки. Подойдя поближе, Ратмир почувствовал запах нафталина. Но не брюки привлекли внимание мальчишки: на коричневом чемодане, лежащем прямо на снегу у ног старичка, были разложены книги. Много книг. Почти невидимый глазу снежок слегка припорошил обложки. Ратмир взглянул на старичка. Тот строго и торжественно смотрел прямо перед собой и в отличие от других не зазывал громким голосом покупателей. Опустившись на колени перед чемоданом, мальчишка стал перебирать книги… «Утраченные иллюзии» О. Бальзака, «Капитанская дочка» А. Пушкина, «Белые ночи» Ф. Достоевского, Лесков, Шишков, Лермонтов, «Казаки» Л. Толстого…
Ратмир очнулся, когда над ним проскрипел простуженный голос:
— Ты любишь, мальчик, книги?
Ратмир кивнул и снизу вверх взглянул на старичка: позолоченное пенсне нацелилось прямо на него, прищуренные глаза за стеклами расплывались.
— Сейчас никто книги не покупает, — печально проговорил старичок. — Людям не до книг.
— Сколько стоит вот эта? — протянул ему Ратмир потрепанный томик Джека Лондона.
— Ты не читал «Белый Клык»? — блеснул пенсне старичок.
— Тут еще «Зов предков», — сказал Ратмир. — И потом, я хорошие книги перечитываю.
— А что ты еще читал?
Ратмир принялся перечислять: что-что, а книг прочел он много. Дома, в Задвинске, была своя полка, заставленная любимыми книгами. Володька Грошев рассказывает, что подожженный бомбой дом сгорел… Ни о чем так не жалел Ратмир, как о книгах. И вот сейчас в небольшом незнакомом городке, на толкучке, или балочке, как называет ее Налим, он наткнулся на книги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25