Помещение очистили от репортеров. Поначалу я наблюдал за реакцией Джанса, но постепенно увлекся.
Кто-то сказал: "Юнайтед три-пять, я Окленд. Ваша высота двадцать три тысячи, снижайтесь до пятнадцати. Под вами воздушный коридор, ведущий..." и так далее. Я заметил, как Джанс дернулся, услышав свой голос. По крайней мере я решил, что голос его, хотя при мне он еще ни разу рта не раскрыл. Качество записи было вполне сносное.
Затем последовал обмен обычными репликами, немного потрепались между собой пилоты, но им двоим в "десятке" особенно разговаривать не о чем. Мы услышали, как вошла стюардесса, потом вышла и закрыла за собой дверь.
В течение десяти-пятнадцати минут все продолжалось в том же духе, что позволило нам привыкнуть к голосам и связать их с именами. Помогли нам и старшие пилоты "Панам" и "Юнайтед", присутствовавшие в зале. К тому времени, когда события начали приобретать остроту, я уже без труда различал голоса.
В кабине DC-10 находились командир Верн Рокуэлл, второй пилот Гарольд Дэвис и бортинженер Томас Абаята. Интересно, подумал я мельком, кто он по национальности? Временами раздавался голос командира "боинга" Гилберта Крейна, отвечавшего по радио на вызовы Джанса. Самолетов в округе было пруд пруди, и отрывки их радиопереговоров то и дело вплетались в запись.
Самолет компании "Юнайтед", следовавший рейсом номер 35, снижался сквозь облака с северо-востока, и Джанс провел его через серию поворотов, чтобы направить прямо на запад и передать Оклендскому пункту управления заходом на посадку. Дэвис буркнул что-то насчет облаков. Рокуэлл обругал погоду в Окленде; похоже, командир не жаловал этот город. Абаята разоткровенничался по поводу ночного свидания, послышался дружный смех. А потом началось.
Джанс сказал: "Юнайтед три-пять, вы слишком отклонились к югу. У вас на пути другой самолет. Советую увеличить скорость и повернуть налево".
Рокуэлл ответил: "Вас понял, Окленд, но..."
Он не успел продолжить, поскольку Джанс неожиданно снова вышел в эфир: "Панам восемь-восемь-ноль, предлагаю вам начать левый поворот, одновременно снижая скорость. Сообщите свою высоту, восемь-восемь-ноль!"
Я глянул на Джанса. Ему не пришлось бы спрашивать, если бы компьютер был в порядке. Цифры с указанием высоты должны были светиться на экране рядом с сигналом рейса 880. Джанс отрешенно уставился вдаль. Похоже, он вообще ничего уже не слышал.
Кто-то-- вроде бы Дэвис, второй пилот,-- воскликнул: "Какого черта?!"
"Не знаю,-- сказал Рокуэлл.-- Но я сделаю, как он велел. Вызови его еще раз".
"Окленд, я Юнайтед три-пять, поворачиваю".
И вновь его перебил голос Джанса: "Юнайтед три-пять, вы что-нибудь видите в правом окне?"
Последовала пауза. Я представил, как Дэвис смотрит через стекло. Ему пришлось буквально прилипнуть к нему, поскольку самолет, поворачивая влево, наверняка сильно накренился.
"Ничего не видать, Окленд,-- отозвался наконец Дэвис.-- Сплошные облака. Вы предлагаете..."
"Господи Иисусе! Что за?.."
Это опять был Рокуэлл, и больше он ничего сказать не успел. Мы услышали скрежет металла, приглушенный и далекий, а потом завыла сирена тревоги. Пять секунд ничего, кроме ее воя, слышно не было. Затем вновь прорезался голос Рокуэлла.
"Э-э... Окленд, я... Бог ты мой, мы долбанулись!"
Бортинженер Абаята кричал что-то неразборчивое. В лаборатории мы выясним, что он кричит; мы будем гонять пленку снова и снова, пока не восстановим картину полностью. Но сейчас мы слушали последние слова Верна Рокуэлла, произнесенные спокойным, почти скучающим тоном.
"Окленд, я Юнайтед три-пять... Да, мы с чем-то столкнулись и... И машина не слушается управления. Руль направления не работает... э-э... рули высоты тоже. Мы потеряли почти все левое крыло, машина горит, повторяю, машина горит."
"Мы вышли из облаков,-- добавил Дэвис.-- Ну же, ну, давай вверх, давай!"
И опять Рокуэлл: "Машину заносит влево".
Абаята: "Тысяча пятьсот футов".
Рокуэлл: "Попробую... правый элерон. Ручка управления вихляет".
Дэвис: "Нос задирай, давай нос кверху... Мы падаем, Верн!"
Рокуэлл: "Похоже на то".
Абаята: "Давление на нуле, резервная гидравлика..."
Рокуэлл: "Я пытаюсь... Сейчас попробую... Не выходит. Ладно, я... э-э... Давай попробуем... Ах ты, чтоб тебя!.."
Я ни разу не слыхал, чтобы пилоты кричали во время крушения. У некоторых голоса более взволнованны, чем у Рокуэлла, но в панику никто не впадает. Летчики уверены, что всегда можно сделать что-то еще, и если они забудут это сделать, то сваляют большого дурака. Поэтому они пытаются, и пробуют, и продолжают пытаться до тех пор, пока земля не окажется в дюйме от ветрового стекла. И тогда, как мне думается, они действительно приходят к выводу, что остались в дураках. Они понимают наконец, что времени на дальнейшие попытки не осталось. Они проиграли. Они лопухнулись. Они презирают себя за то, что не справились с проблемой вовремя, и они говорят: "Ах ты, чтоб тебя!.."
Конечно, пилотам страшно. По крайней мере те из них, кому удалось-таки справиться, не раз говорили мне, что ощущали нечто весьма похожее на страх. Но пилот обязан держать машину в воздухе, и он делает свое дело до последней секунды, пока не врежется в землю.
Вы можете определять героизм как угодно, но, по-моему, это он и есть. Держаться до конца, несмотря ни на что. Будь то пилот, сражающийся со своей машиной до самой последней мили, или телефонистки, врачи и санитарки, остающиеся на посту во время бомбежки Лондона, или даже оркестр "Титаника", продолжающий играть, когда корабль идет ко дну.
Люди просто выполняют свои обязанности.
В зале стало тихо. Никто не мог найти подходящих слов. Рокуэлл не сказал ни единой бессмертной фразы, пригодной для цитирования потомкам, но никому не хотелось нарушать тишину.
Это моя обязанность.
--Давайте прослушаем вторую пленку,-- сказал я, и все зашевелились. Я взглянул налево, где сидела стенографистка из "Юнайтед" с блокнотом на коленях. Она была бледна, глаза у нее блестели. Я улыбнулся ей: дескать, все в порядке, я понимаю, но судя по взгляду, которым она меня одарила в ответ, девушка, вероятно, решила, что я над ней насмехаюсь. Такая уж у меня физиономия, не приспособленная для выражения сочувствия. Мне не раз говорили, что я обычно выгляжу то ли слегка раздраженным, то ли чуточку злым.
--Вторая еще в работе,-- сказал Эли.
Он посмотрел многозначительно на Джанса, прикрытого с флангов защитниками. Я вздохнул, потащил за собой стул и оседлал его прямо напротив парнишки. Мне представили его адвоката, но имя вылетело у меня из головы.
Без законников не обходится ни одно расследование. Скоро их будет здесь не меньше, чем червей в недельной давности трупе.
--Я вел 35-й и 880-й туда, куда и собирался,-- безучастно проговорил Джанс. Он не отрывал взгляда от своих ладоней, сцепленных на коленях. Казалось, парень вот-вот хлопнется в обморок. Глаза у него закрывались, веки потихоньку ползли книзу, потом вдруг судорожно распахивались-- и взгляд опять устремлялся к ладоням. Изъяснялся он двумя способами: слишком быстро и слишком медленно. Взрыв словоизвержения внезапно сменялся еле слышным бормотанием, в котором невозможно было разобрать ни слова.
--И как ты вел их, Дон?-- спросил я ободряюще.
--А?
--В каком порядке? Они ведь оба приближались к Окленду, верно? Какой из них ты собирался передать на посадку первым?
--Э-э-э...-- Глаза у Джанса сделались совершенно пустыми.
Чего и следовало ожидать. Адвокат предостерегающе кашлянул. Мы уже прослушали целую лекцию о том, что допрос проводится вопреки его советам, и он уже неоднократно встревал в нашу с Джансом беседу, обвиняя меня в грубом обращении с его клиентом. В грубом обращении! Это дрянцо в костюме-тройке будет указывать мне, черт побери, как обращаться с парнишкой! Можно подумать, я сам не вижу, в каком он состоянии. Больше всего я боялся, как бы он не начал плакать.
--О'кей, советник!-- Я поднял руки кверху.-- Никаких вопросов! Я просто сижу и слушаю.
По-видимому, это была наилучшая тактика. Вопросы лишь сбивали Джанса с толку.
--Так ты говорил, Дон, что...
Несколько минут он сидел, силясь сообразить, на чем прервался.
--Ах да. Какой из них был впереди... Я... я не могу вспомнить.
--Это неважно. Продолжай.
--А? Ах да, конечно.
Он замолчал, не выказывая ни малейшего намерения продолжать. Потом вдруг затараторил:
--У меня в работе было пятнадцать коммерческих рейсов. Сколько частных самолетов-- не знаю. И еще несколько военных... Суматошный вечер, но мы справлялись, все было о'кей. Я видел, что они сближаются, эти двое, но времени в запасе было навалом.
Столкновение им не грозило, клянусь. Даже если бы они ни слова больше от меня не услышали, они разминулись бы... ну, милях в четырех-пяти как минимум.
В общем, я велел 35-му свернуть... свернуть направо. Совсем чуть-чуть. Мне просто хотелось освободить дорогу кому-то сзади... Ну да, это был рейс "Пасифик Саутуэст" из... как его?.. ах да, из Бейкерсфилда. Рейс одиннадцать-ноль, точно.
Он слабо улыбнулся, припомнив, как четко провел операцию. Потом лицо его перекосилось.
--И тут компьютер вырубился. Конечно, сразу началась запарка. Я вроде как отодвинул в уме 35-й и 880-й куда-то на задний план; я только что с ними разобрался, там все было в норме. У меня возникла другая ситуа... Была еще пара других машин... Да, пара других, которыми я должен был заняться незамедлительно.-- Джанс посмотрел на Карпентера.-- Надолго он вырубился-то?
--На девять минут,-- спокойно ответил Карпентер.
--Девять минут.-- Джанс пожал плечами.-- Я тогда потерял счет времени. Разметил их всех...-- Он встревоженно взглянул на меня:-- Вы знаете, что бывает, когда компьютер выходит из строя? Вы знаете, как мы...
--Знаю,-- сказал я.-- Вы помечаете сигналы вручную.
--Верно. Вручную.-- Он невесело усмехнулся.-- Но мне и в голову не приходило, что это будет так трудно. Только я успел взять ситуацию под контроль, как компьютер снова заработал. При некоторых сигналах даже метки сохранились, хотя информация о высоте почти вся стерлась. Так бывает, когда компьютер включается после перегрузки. Какие-то вещи стираются, а другие...
--Да, знаю,-- повторил я. Перед глазами у меня отчетливо стояла описанная им картина; я видел, словно наяву, как он лихорадочно переключается с одной системы на другую, с неадекватными данными.
--Ну вот. Он, значит, врубился, но информацию выдавал с запозданием. Она не соответствовала действительности.
--Она почти всегда не соответствует,-- проворчал Карпентер, обращаясь ко мне.
Адвокат пребывал в замешательстве и, похоже, собирался заявить протест. Он был выбит из колеи и не мог понять, стоит ли позволять клиенту говорить о вещах, в которых он, то бишь адвокат, ничего не смыслит. Карпентер заметил это и покачал головой.
--Не волнуйтесь,-- сказал он.-- Дон просто говорит, что компьютер отставал. В часы пик они, как правило, отстают секунд на пятнадцать.-- Адвокат по-прежнему выглядел озадаченным. Карпентера разозлила его бестолковость.-- Это значит, что картинка, которую Дон видел на экране, устарела на пятнадцать секунд, только и всего. Иногда компьютеры запаздывают на полторы минуты. Никто не может вменить Дону в вину тот факт, что у него допотопный компьютер.
Судя по выражению лица Карпентера, он прекрасно знал, кому нужно вменить в вину сей факт, но распространяться на эту тему не стал. Адвокат успокоился.
Джанс даже не заметил, что его перебили. Он по-прежнему находился сейчас в диспетчерской, пытаясь справиться с ситуацией.
--И тут я вижу: с три-пять и восемь-восемьдесят творится что-то неладное. Они не сблизились еще настолько, чтобы стоило поднимать тревогу, но дело к тому шло. По крайней мере, я не думал, что им грозят серьезные неприятности, тем более что картинка шла с запозданием. Но они находились не там, где должны были быть.
Они поменялись местами. Черт возьми, я не мог понять, как эти сволочные машины умудрились проделать рокировку! А главное-когда они успели? Данные у меня, конечно, были неточные, но не настолько же! 35-й должен был находиться севернее 880-го, а на экране все было наоборот. И они быстро сближались.
Джанс закрыл руками лицо, медленно качая головой из стороны в сторону.
--Времени для принятия решения оставалось всего ничего. Я прикинул-- минуты три, не больше. Но сирена тревоги, зараза, не врубалась, и этого я тоже не мог понять. Я в темпе развел их и решил, что разберусь со всеми вопросами позже, когда буду составлять рапорт об инциденте.
И тут они снова поменялись местами.
Я взглянул на Джанса, потом на Карпентера. Тот угрюмо кивнул головой.
--Ты хочешь сказать, Дон, что компьютер перепутал разметку двух самолетов?
Джанс кивнул.
--Всего на пару мгновений. Я не знаю... Может, какая-то накладка с автоответчиками, одновременные сигналы... черт его знает. Что бы там ни было, но в течение нескольких секунд компьютер показывал мне "Панам" как "Юнайтед", а "Юнайтед" как "Панам".-Джанс впервые поднял на меня глаза, и в них была лишь жуткая пустота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28