Вот я за ними и иду, православных от неволи спасать.
– Кто же такое подлое дело сотворил, крымчуки или нагаи? – спросил старший.
– Старик, что в живых остался, сказывал, что наши, казаки.
– Казаки! – разом воскликнуло несколько голосов. – Быть такого не может!
– А вы пойдите со мной и проверьте. Я вам помог, теперь вы мне помогите.
Казаки молчали, угрюмо переглядываясь. Пришлось ждать, что они решат. Помощь в моем деле была бы крайне желательна.
– Я думаю надо Тарасу помочь, – наконец сказал старший.
Остальные согласно закивали.
– Не дело казакам такие дела творить! – продолжил он. – Только как ты их искать будешь, шляхов много, все нам не перекрыть! Это все равно, что искать иголку в стоге сена.
– Полкан по следам доведет, – ответил я, – он сам из той самой сожженной деревни, я его там и подобрал. Он меня и на вас вывел, Я сначала подумал, что вы из тех, но когда сказали, что Запорожцы, понял, что ошибся.
Сечевикам скрытый комплимент понравился.
– Ладно, что зря время терять, – сказал старший, – пора выступать. Давай, Степка, – обратился он к кашевару, – собирай припасы.
Спустя четверть часа мы уже выехали. Чистое утром небо затянуло облаками и день обещал быть пасмурным. Я боялся, что пойдет дождь, и собака может потерять след. Пока же пес резво бежал впереди нашей маленькой кавалькады. Мой новый конь, несмотря на неказистый экстерьер, шел первым, не давая возможности более рослым казачьим лошадям себя обойти.
Как сложатся события, если мы догоним похитителей, я не представлял. Это зависело от слишком многих факторов, так что загодя ломать голову в составлении планов смысла не имело. Запорожцы скакали молча, не разговаривая. Скорее всего, за долгое пребывание вместе уже обо всем переговорили и понимали друг друга без слов. Как-то так получилось, что хотя мы были вместе уже несколько часов, ужинали и ночевали под одним звездным небом, я, кроме кашевара, никого из них еще не знал по имени.
Полкан, отъевшись за последние дни, уже приобрел хорошую форму и бежал так быстро, что наши кони, чтобы не отстать, временами вынуждены были переходить с рыси на легкий галоп. Пока наш путь проходил по открытой местности. Двигались мы в юго-восточном направлении. По моим расчетам, скоро должна была показаться Ока. Нетрудно было предположить, что переправляться (если они еще этого не сделали) казаки с пленниками будут не на официальных переправах и не через броды, которые охраняли стрельцы, а приватно и, скорее всего, в темное время суток. Для этого им нужны были лодки или плоты.
Пока же все происходящее было так мутно и непонятно, что я начинал все больше сомневаться в способностях Полкана, вывести нас на похитителей. За все время пути я не увидел ни одного внятного следа того, что где-то здесь проходила большая группа людей. Не могли же они двигаться без остановки, не отдыхая и не оставляя после себя следов жизнедеятельности!
Примерно так же думали и запорожцы. Перед обедом меня догнал старший казак и спросил:
– А твоя собака-то, случаем, след не потеряла?
Вопрос был хороший, только ответить на него было невозможно. Пришлось сказать уклончиво:
– Полкан пес умный, если бы потерял, то как-то дал знать.
– Твой пес, тебе виднее, – задумчиво сказал он. – Только сдается мне, что пора бы им объявиться.
Лучше бы он этого не говорил! Не прошло и получаса, как Полкан остановился, сел на задние лапы, поднял вверх морду, понюхал воздух и вдруг завыл. Все лошади кроме моей, шарахнулись по сторонам. Казаки заставили их подчиниться и съехались в кучу, наблюдая, что пес будет делать дальше. Тот же, посмотрел в нашу сторону и, прекратив вой, побежал в сторону недалекой березовой рощи. Мы поскакали следом за ним.
Сказать, что там, наконец, нашлись следы большого количества людей, значило бы ничего не сказать. Люди там были, и было их много, только все мертвые, Они лежал вповалку, не меньше двадцати– тридцати человек. Сразу понять, сколько здесь окровавленных тел, было невозможно. Слишком зрелище поразило, даже привыкших ко всему воинов. Убиты в основном были старики и дети и, правда, потом, в стороне, мы еще нашли тела нескольких растерзанных молодых девушек.
Мы спешились и обнажили головы. Минуту, даже больше, молча стояли и смотрели в землю. Первым, заговорил старший:
– Это не казаки, – тихо произнес он. – Такое могли сделать только басурмане.
Ему никто не возразил. Тогда он докончил мысль:
– Будем казнить их как басурман, кто бы они ни были.
Глава 12
Мы с кашеваром Степаном до самой ночи прятались в чахлом березняке и только чудом нас не нашли казаки. Остальные запорожцы погибли в сечи, не своей, а самой обычной боевой стычке, когда против одной сабли оказалось десять безжалостных клинков, Степана спасло чудо, меня излишняя осторожность и недоверчивость. Теперь он лежал на сухой траве без своего оселедца и куска кожи на голове, а я сидел рядом с ним и собирался его лечить.
– Как же они могли, – в который раз начинал бормотать он, – они ведь такие же, как и мы казаки!
– Такие, да видно не такие, – так же в очередной раз говорил я, заматывая ему голову порванной на полосы нижней рубахой, – Говорил я вам, нельзя к ним ехать, не послушались...
Хотя я считал себя полностью правым, но чувство вины не проходило. Так бывает всегда, когда нарушается артельный принцип. Как я не уговаривал запорожцев не ехать прямо без разведки в ватагу, сотню, курень, даже не знаю, как правильно назвать банду, которую мы догнали сегодня по утру, они так свято верили в казацкую честь и братство, что слушать меня не стали. Я, чтобы не стать агнцем на заклании, следовать с ними отказался и наблюдал за всеми событиями со стороны.
Мои запорожцы открыто подъехали к казакам, гнавшим гурьбу крестьян, долго о чем-то с ними спорили, потом те и другие вытащили сабли, и началась рубка. Броситься им на помощь меня удержали не трусость или чувство самосохранение, хотя и это имело место, а простой расчет. Бандитов было больше сотни, и порубить пятерых или шестерых для них не имело никакого значения.
Потом я увидел, как из галдящей, сверкающей клинками толпы, выскочила лошадь, с лежащем на шее всадником, узнал в нем нашего кашевара и пока за ним не организовали погоню, перехватил и ускакал.
Скорее всего, кто-то из казаков увидел, что у их «неблаговидного» поступка есть свидетель и теперь они группами по десять человек прочесывали окрестные леса, пока счастливо для нам, обходя чахлую рощицу, в которой мы со Степаном прятались.
– Но ведь они казаки! – опять завел свое парень, но я на него прикрикнул, велел, что бы он лежал и не вертелся. После чего приступил к своим шаманским упражнениям.
Скоро у меня, как обычно бывает, занемели мышцы, и навалилась усталость. Кашевар же успокоился и, кажется, задремал. Лошади со связанными ногами лежали в самой середине рощицы. Что бы они нас не выдали, пришлось воспользоваться походным опытом убитого Селима. Я передохнул несколько минут, позвал Полкана, и пошел проверить диспозицию. Наша рощица из пары десятков молодых берез, находилась почти в центре большой пустоши, с трех сторон окруженной лесами. Возле дальнего леса несколько всадников о чем-то совещались, съехавшись тесной группой. Расстояние до них было приличное, около километра и рассмотреть детали я не смог. Других казачьих разъездов видно не было, они, скорее всего, искали нас в лесу.
До заката было около часа и можно было надеяться, что за это время на нас не наткнутся.
– Вот так-то, друг Полкан, – сказал я собаке, – выходит, зря ты нашел этих казаков, накликал гибель на хороших людей!
Пес будто понял, заскулил, виновато поджал хвост, лег рядом со мной и потребовал ласки, Пришлось гладить ему залепленную репьями голову. Его вины в гибели запорожцев не было. Я вытянулся на траве, покусывал травинку, и думал, что делать дальше. Казаков оказалось слишком много, что бы можно было рассчитывать победить их силой. Нужна была какая-нибудь военная хитрость, но ничего толкового пока на ум не шло. Слишком внезапно случилась трагедия, и у меня еще не прошла растерянность.
– Ну, что там видно? – спросил сзади голос кашевара.
Я удивился, что он так быстро оправился. Рана его была не опасна для жизни, но болезненная и он потерял много крови. Я обернулся. Степан, с перевязанной пропитанными кровью тряпками головой и надетой поверх бинтов папахой, лежал в полушаге от меня, и тоже рассматривал пустошь.
– Как ты? – поинтересовался я.
– А... – пренебрежительно сказа он, демонстрируя стоическое отношение к собственному здоровью, – как-нибудь выдюжу.
– Что там у вас случилось? – спросил я, имея в виду их стычку с бандитами. До сих пор поговорить нам не удавалось, было не до того.
– Подъехали мы, значит, они нас окружили, Загоруйка и говорит...
– Загоруйка это ваш старший, тот, что был в бабьем летнике? – уточнил я.
– Ага, – кивнул Степан, – Загоруйка и спрашивает, кто, мол, у вас тут за атамана.
Выехал один, оказался из наших из Сечи, он еще до меня там был, потом сбежал, на краже попался. Загоруйка то его знает, он в сечи давно. Ну, вот, Загоруйка как этого атамана увидел, так сразу и помрачнел. У нас в Сечи, если за кражу, да еще у своих, одно – смерть. Такое никак невозможно! Он, значит, и говорит Панасу, ты говорит, Панас, как такое мог совершить...
Я понял, что дослушать эту историю до конца мне все равно не удастся, и перешел к вопросам:
– Сколько их там человек?
– Чего? – с трудом вернулся ко мне из недавнего прошлого Степан. – Человек, говоришь? Казаков что ли?
– Казаков.
– Так кто же их считал.
– Ну, сотня, две?
Степан задумался, лежал, шевеля губами, будто пересчитывал одного за другим всех противников. Потом покачал головой:
– Много, думаю, будет. Может, вся сотня, а то и две, Кто их разберет. Я в счете не очень силен. Саблей, это да, помахать могу, а считать не приучен.
– Ладно. А крестьяне где были?
– Крестьяне? Мужики что ли?
– Да, мужики, – подтвердил я.
– Там, невдалеке стояли, – он задумался и вернулся к тому, что волновало. – Если атаман вор, то какие они будут казаки? Может, они про Панаса и не знали, что он с Сечи сбежал? …..
– Мужиков там сколько? Ты, Степа, не отвлекайся, вспоминай.
– Много мужиков и баб много. Так вот Загоруйка Панасу и говорит...
Я понял, что все равно, пока он не расскажет все подробности недавно пережитых событий, ничего токового сказать не сможет. Потому больше не перебивал, но и не слушал, просто лежал и наблюдал, как садится солнце. Дни делались все короче...
– Тогда Загоруйка, – говорил между тем кашевар, – как выхватит саблю и вскричит...
Пока никаких положительных сдвигов для возвращении из прошлого у меня не было. Правда, среди убитых крестьян, моего знакомого Гривова не оказалось. Казаки порубили стариков и ослабевших детей, которых все равно было не довезти до невольничьего рынка.
– Тут он как махнет саблей, так Панаса надвое от плеча до пояса. Я сам двоих порубить успел, а тут меня как сзади... Ну, дальше ты и сам знаешь...
Из всего длинного рассказа удалось выяснить только то, что атаман убит и теперь у казаков, скорее всего, междувластие. Если даже они успели выбрать нового предводителя, то булаву он держит пока не крепко и беспрекословным авторитетом не пользуется.
– Понятно. Тогда ночью попробуем на них напасть. Ты как, сможешь держаться в седле?
– А ты надо мной еще руками поводишь? Очень после этого в голове проясняется.
– Повожу, – пообещал я, – а пока отдыхать. Поедем в середине ночи, когда они заснут.
– Ишь, ты, а я думал, что ты боязливый. Что же ты тогда вместе со всеми не поехал?
– Не хотел зазря погибать. А кто боязливый, кто нет, время покажет.
Степан тяжело вздохнул, видимо вспомнил товарищей и замолчал. Свою дневную норму слов, он уже явно выговорил. Уже совсем стемнело, только на западе еще светилась узкая розовая полоска. Я распутал лошадей, которых теперь стало невозможно увидеть со стороны, примостился на густой пахнущей сеном и летом траве и попытался уснуть.
Разбудила меня лесная ночная птица. Ночь была в самом разгаре, в просветах между облаками сияли звезды. Я тронул за плечо кашевара, и он тотчас привстал.
– Скоро выступать, – сказал я. – Как твоя голова?
– Трещит, – невнятно пробормотал он, – будь она неладна.
– Сейчас попробую тебе помочь, – пообещал я, вставая и разминая затекшее, занемевшее на ночной прохладе тело.
Времени было около двух часов и до начала «операции возмездия» оставался примерно час. Напасть на казаков я рассчитывал под утро, когда у людей самый крепкий сон. Прогнозировать, что из этого получиться было невозможно.
Времени на лечение Степана ушло немного, так что мы успели еще подкрепиться вяленным мясом и азиатским сыром из переметной сумы кочевника. Потом оседлали лошадей и поехали в сторону казачьего лагеря. Я рассчитывал, что они, проискав нас почти целый день, на ночь глядя, никуда не поехали и остались на старом месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– Кто же такое подлое дело сотворил, крымчуки или нагаи? – спросил старший.
– Старик, что в живых остался, сказывал, что наши, казаки.
– Казаки! – разом воскликнуло несколько голосов. – Быть такого не может!
– А вы пойдите со мной и проверьте. Я вам помог, теперь вы мне помогите.
Казаки молчали, угрюмо переглядываясь. Пришлось ждать, что они решат. Помощь в моем деле была бы крайне желательна.
– Я думаю надо Тарасу помочь, – наконец сказал старший.
Остальные согласно закивали.
– Не дело казакам такие дела творить! – продолжил он. – Только как ты их искать будешь, шляхов много, все нам не перекрыть! Это все равно, что искать иголку в стоге сена.
– Полкан по следам доведет, – ответил я, – он сам из той самой сожженной деревни, я его там и подобрал. Он меня и на вас вывел, Я сначала подумал, что вы из тех, но когда сказали, что Запорожцы, понял, что ошибся.
Сечевикам скрытый комплимент понравился.
– Ладно, что зря время терять, – сказал старший, – пора выступать. Давай, Степка, – обратился он к кашевару, – собирай припасы.
Спустя четверть часа мы уже выехали. Чистое утром небо затянуло облаками и день обещал быть пасмурным. Я боялся, что пойдет дождь, и собака может потерять след. Пока же пес резво бежал впереди нашей маленькой кавалькады. Мой новый конь, несмотря на неказистый экстерьер, шел первым, не давая возможности более рослым казачьим лошадям себя обойти.
Как сложатся события, если мы догоним похитителей, я не представлял. Это зависело от слишком многих факторов, так что загодя ломать голову в составлении планов смысла не имело. Запорожцы скакали молча, не разговаривая. Скорее всего, за долгое пребывание вместе уже обо всем переговорили и понимали друг друга без слов. Как-то так получилось, что хотя мы были вместе уже несколько часов, ужинали и ночевали под одним звездным небом, я, кроме кашевара, никого из них еще не знал по имени.
Полкан, отъевшись за последние дни, уже приобрел хорошую форму и бежал так быстро, что наши кони, чтобы не отстать, временами вынуждены были переходить с рыси на легкий галоп. Пока наш путь проходил по открытой местности. Двигались мы в юго-восточном направлении. По моим расчетам, скоро должна была показаться Ока. Нетрудно было предположить, что переправляться (если они еще этого не сделали) казаки с пленниками будут не на официальных переправах и не через броды, которые охраняли стрельцы, а приватно и, скорее всего, в темное время суток. Для этого им нужны были лодки или плоты.
Пока же все происходящее было так мутно и непонятно, что я начинал все больше сомневаться в способностях Полкана, вывести нас на похитителей. За все время пути я не увидел ни одного внятного следа того, что где-то здесь проходила большая группа людей. Не могли же они двигаться без остановки, не отдыхая и не оставляя после себя следов жизнедеятельности!
Примерно так же думали и запорожцы. Перед обедом меня догнал старший казак и спросил:
– А твоя собака-то, случаем, след не потеряла?
Вопрос был хороший, только ответить на него было невозможно. Пришлось сказать уклончиво:
– Полкан пес умный, если бы потерял, то как-то дал знать.
– Твой пес, тебе виднее, – задумчиво сказал он. – Только сдается мне, что пора бы им объявиться.
Лучше бы он этого не говорил! Не прошло и получаса, как Полкан остановился, сел на задние лапы, поднял вверх морду, понюхал воздух и вдруг завыл. Все лошади кроме моей, шарахнулись по сторонам. Казаки заставили их подчиниться и съехались в кучу, наблюдая, что пес будет делать дальше. Тот же, посмотрел в нашу сторону и, прекратив вой, побежал в сторону недалекой березовой рощи. Мы поскакали следом за ним.
Сказать, что там, наконец, нашлись следы большого количества людей, значило бы ничего не сказать. Люди там были, и было их много, только все мертвые, Они лежал вповалку, не меньше двадцати– тридцати человек. Сразу понять, сколько здесь окровавленных тел, было невозможно. Слишком зрелище поразило, даже привыкших ко всему воинов. Убиты в основном были старики и дети и, правда, потом, в стороне, мы еще нашли тела нескольких растерзанных молодых девушек.
Мы спешились и обнажили головы. Минуту, даже больше, молча стояли и смотрели в землю. Первым, заговорил старший:
– Это не казаки, – тихо произнес он. – Такое могли сделать только басурмане.
Ему никто не возразил. Тогда он докончил мысль:
– Будем казнить их как басурман, кто бы они ни были.
Глава 12
Мы с кашеваром Степаном до самой ночи прятались в чахлом березняке и только чудом нас не нашли казаки. Остальные запорожцы погибли в сечи, не своей, а самой обычной боевой стычке, когда против одной сабли оказалось десять безжалостных клинков, Степана спасло чудо, меня излишняя осторожность и недоверчивость. Теперь он лежал на сухой траве без своего оселедца и куска кожи на голове, а я сидел рядом с ним и собирался его лечить.
– Как же они могли, – в который раз начинал бормотать он, – они ведь такие же, как и мы казаки!
– Такие, да видно не такие, – так же в очередной раз говорил я, заматывая ему голову порванной на полосы нижней рубахой, – Говорил я вам, нельзя к ним ехать, не послушались...
Хотя я считал себя полностью правым, но чувство вины не проходило. Так бывает всегда, когда нарушается артельный принцип. Как я не уговаривал запорожцев не ехать прямо без разведки в ватагу, сотню, курень, даже не знаю, как правильно назвать банду, которую мы догнали сегодня по утру, они так свято верили в казацкую честь и братство, что слушать меня не стали. Я, чтобы не стать агнцем на заклании, следовать с ними отказался и наблюдал за всеми событиями со стороны.
Мои запорожцы открыто подъехали к казакам, гнавшим гурьбу крестьян, долго о чем-то с ними спорили, потом те и другие вытащили сабли, и началась рубка. Броситься им на помощь меня удержали не трусость или чувство самосохранение, хотя и это имело место, а простой расчет. Бандитов было больше сотни, и порубить пятерых или шестерых для них не имело никакого значения.
Потом я увидел, как из галдящей, сверкающей клинками толпы, выскочила лошадь, с лежащем на шее всадником, узнал в нем нашего кашевара и пока за ним не организовали погоню, перехватил и ускакал.
Скорее всего, кто-то из казаков увидел, что у их «неблаговидного» поступка есть свидетель и теперь они группами по десять человек прочесывали окрестные леса, пока счастливо для нам, обходя чахлую рощицу, в которой мы со Степаном прятались.
– Но ведь они казаки! – опять завел свое парень, но я на него прикрикнул, велел, что бы он лежал и не вертелся. После чего приступил к своим шаманским упражнениям.
Скоро у меня, как обычно бывает, занемели мышцы, и навалилась усталость. Кашевар же успокоился и, кажется, задремал. Лошади со связанными ногами лежали в самой середине рощицы. Что бы они нас не выдали, пришлось воспользоваться походным опытом убитого Селима. Я передохнул несколько минут, позвал Полкана, и пошел проверить диспозицию. Наша рощица из пары десятков молодых берез, находилась почти в центре большой пустоши, с трех сторон окруженной лесами. Возле дальнего леса несколько всадников о чем-то совещались, съехавшись тесной группой. Расстояние до них было приличное, около километра и рассмотреть детали я не смог. Других казачьих разъездов видно не было, они, скорее всего, искали нас в лесу.
До заката было около часа и можно было надеяться, что за это время на нас не наткнутся.
– Вот так-то, друг Полкан, – сказал я собаке, – выходит, зря ты нашел этих казаков, накликал гибель на хороших людей!
Пес будто понял, заскулил, виновато поджал хвост, лег рядом со мной и потребовал ласки, Пришлось гладить ему залепленную репьями голову. Его вины в гибели запорожцев не было. Я вытянулся на траве, покусывал травинку, и думал, что делать дальше. Казаков оказалось слишком много, что бы можно было рассчитывать победить их силой. Нужна была какая-нибудь военная хитрость, но ничего толкового пока на ум не шло. Слишком внезапно случилась трагедия, и у меня еще не прошла растерянность.
– Ну, что там видно? – спросил сзади голос кашевара.
Я удивился, что он так быстро оправился. Рана его была не опасна для жизни, но болезненная и он потерял много крови. Я обернулся. Степан, с перевязанной пропитанными кровью тряпками головой и надетой поверх бинтов папахой, лежал в полушаге от меня, и тоже рассматривал пустошь.
– Как ты? – поинтересовался я.
– А... – пренебрежительно сказа он, демонстрируя стоическое отношение к собственному здоровью, – как-нибудь выдюжу.
– Что там у вас случилось? – спросил я, имея в виду их стычку с бандитами. До сих пор поговорить нам не удавалось, было не до того.
– Подъехали мы, значит, они нас окружили, Загоруйка и говорит...
– Загоруйка это ваш старший, тот, что был в бабьем летнике? – уточнил я.
– Ага, – кивнул Степан, – Загоруйка и спрашивает, кто, мол, у вас тут за атамана.
Выехал один, оказался из наших из Сечи, он еще до меня там был, потом сбежал, на краже попался. Загоруйка то его знает, он в сечи давно. Ну, вот, Загоруйка как этого атамана увидел, так сразу и помрачнел. У нас в Сечи, если за кражу, да еще у своих, одно – смерть. Такое никак невозможно! Он, значит, и говорит Панасу, ты говорит, Панас, как такое мог совершить...
Я понял, что дослушать эту историю до конца мне все равно не удастся, и перешел к вопросам:
– Сколько их там человек?
– Чего? – с трудом вернулся ко мне из недавнего прошлого Степан. – Человек, говоришь? Казаков что ли?
– Казаков.
– Так кто же их считал.
– Ну, сотня, две?
Степан задумался, лежал, шевеля губами, будто пересчитывал одного за другим всех противников. Потом покачал головой:
– Много, думаю, будет. Может, вся сотня, а то и две, Кто их разберет. Я в счете не очень силен. Саблей, это да, помахать могу, а считать не приучен.
– Ладно. А крестьяне где были?
– Крестьяне? Мужики что ли?
– Да, мужики, – подтвердил я.
– Там, невдалеке стояли, – он задумался и вернулся к тому, что волновало. – Если атаман вор, то какие они будут казаки? Может, они про Панаса и не знали, что он с Сечи сбежал? …..
– Мужиков там сколько? Ты, Степа, не отвлекайся, вспоминай.
– Много мужиков и баб много. Так вот Загоруйка Панасу и говорит...
Я понял, что все равно, пока он не расскажет все подробности недавно пережитых событий, ничего токового сказать не сможет. Потому больше не перебивал, но и не слушал, просто лежал и наблюдал, как садится солнце. Дни делались все короче...
– Тогда Загоруйка, – говорил между тем кашевар, – как выхватит саблю и вскричит...
Пока никаких положительных сдвигов для возвращении из прошлого у меня не было. Правда, среди убитых крестьян, моего знакомого Гривова не оказалось. Казаки порубили стариков и ослабевших детей, которых все равно было не довезти до невольничьего рынка.
– Тут он как махнет саблей, так Панаса надвое от плеча до пояса. Я сам двоих порубить успел, а тут меня как сзади... Ну, дальше ты и сам знаешь...
Из всего длинного рассказа удалось выяснить только то, что атаман убит и теперь у казаков, скорее всего, междувластие. Если даже они успели выбрать нового предводителя, то булаву он держит пока не крепко и беспрекословным авторитетом не пользуется.
– Понятно. Тогда ночью попробуем на них напасть. Ты как, сможешь держаться в седле?
– А ты надо мной еще руками поводишь? Очень после этого в голове проясняется.
– Повожу, – пообещал я, – а пока отдыхать. Поедем в середине ночи, когда они заснут.
– Ишь, ты, а я думал, что ты боязливый. Что же ты тогда вместе со всеми не поехал?
– Не хотел зазря погибать. А кто боязливый, кто нет, время покажет.
Степан тяжело вздохнул, видимо вспомнил товарищей и замолчал. Свою дневную норму слов, он уже явно выговорил. Уже совсем стемнело, только на западе еще светилась узкая розовая полоска. Я распутал лошадей, которых теперь стало невозможно увидеть со стороны, примостился на густой пахнущей сеном и летом траве и попытался уснуть.
Разбудила меня лесная ночная птица. Ночь была в самом разгаре, в просветах между облаками сияли звезды. Я тронул за плечо кашевара, и он тотчас привстал.
– Скоро выступать, – сказал я. – Как твоя голова?
– Трещит, – невнятно пробормотал он, – будь она неладна.
– Сейчас попробую тебе помочь, – пообещал я, вставая и разминая затекшее, занемевшее на ночной прохладе тело.
Времени было около двух часов и до начала «операции возмездия» оставался примерно час. Напасть на казаков я рассчитывал под утро, когда у людей самый крепкий сон. Прогнозировать, что из этого получиться было невозможно.
Времени на лечение Степана ушло немного, так что мы успели еще подкрепиться вяленным мясом и азиатским сыром из переметной сумы кочевника. Потом оседлали лошадей и поехали в сторону казачьего лагеря. Я рассчитывал, что они, проискав нас почти целый день, на ночь глядя, никуда не поехали и остались на старом месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42