То, что количество убитых никак не соотносилось с населением деревни, могло говорить только о насильственном угоне жителей. Их могли захватить кочевники, занимающиеся торговлей людьми, а то и какой-нибудь дикий помещик, заинтересованный в новой рабочей силе.
В сумерках я вернулся к своей бане. Пес по-прежнему ковылял позади. Он так ослабел, что едва шел, и я вынуждено замедлял шаг, за что едва не поплатился. Уже невдалеке от стоянки, он вдруг забеспокоился, зарычал и, обогнав меня, затрусил к нашей бане. Я намёк понял и побежал посмотреть, что там могло случиться. А происходило там самое в моей ситуации неприятное, какой-то человек собирался увести мою лошадь. Он уже успел ее оседлать и теперь пытался сесть в седло, но делал это неловко, лошадь ему мешала, отступала, и он, цепляясь за повод, вынуждал ее кружиться на месте.
– Стой! – закричал я и бросился к злоумышленнику.
Увидев меня, конокрад бросил повод и побежал к задам двора. Двигался он медленно, и я скоро его догнал. Им оказался какой-то дед. Кража коня всегда была таким серьезным преступлением, за которое запросто можно лишиться жизни. Он это понимал и бежал изо всех своих старческих сил. Теперь вблизи я рассмотрел, кто покусился на мою собственность. Деду был сто лет в обед, но двигался он довольно шустро Для своего почтенного возраста. Небольшого роста, коренастый, когда я его догнал, резко повернулся и попытался ударить меня дубинкой.
Я увернулся, а старик, видимо, потеряв последнюю возможность спастись, опустился на землю, закрыл лицо руками и заплакал.
– Ты, что это дед вытворяешь? – спросил я, радуясь и тому, что нашелся, наконец, живой свидетель кровавой драмы и тому, что помешал угнать коня.
– Дай хоть перед смертью помолиться! – попросил он, так и не открывая лица.
– Молись, если хочешь, – ответил я. – Ты что умирать собрался?
– Тоже зарубишь, изверг? – в свою очередь спросил он.
– Зачем мне тебя рубить. Лучше расскажи, что у вас тут случилось?
Старик опустил руки, поднял лицо и попытался меня рассмотреть. Однако для его зрения было уже слишком темно.
– Так ты не из тех? – спросил он, так и не дождавшись удара саблей по голове.
– Нет, я сам по себе. Приехал к вашему крестьянину Гривову.
– Господи, воля твоя! – воскликнул старик, становясь на колени. – Услышал, наконец, мольбы грешника! А я думал, все, конец мой пришел! Нет больше твоего Гришки, угнали его в полон и неволю! Всех угнали, а кого и убили, – сказал старик и снова заплакал.
– И кто все это сотворил?
– Кто, кто, казаки! Сами ведь христианского звания люди, а хуже, прости Господи, басурман!
На казаков я, надо сказать, не подумал, хотя эти окраинные ребята последнее время как воронье слетелись со всех сторон в Московию. Часть их пришла с Лжедмитрием, часть сама по себе. Справиться с ними метрополия уже не могла.
Впрочем, Москва сама своей жестокой политикой породила эту проблему. Еще в середине шестнадцатого века в пустующую Донскую область начали стекаться из Руси множество беглых– «казаковать». Теперь они возвращались на родину, но не сирыми смердами, а хорошо вооруженными ватагами, познавшими вкус побед и сладость трофеев.
– Значит, говоришь, казаки, – машинально повторил я, – и куда они ваших погнали?
– Я-то откуда знаю? Сам только случаем спасся. Пошел в лес лыка надрать, а возвращался, увидел, что вся деревня уже пылает. Отсиделся на опушке, а когда вернулся, ни избы ни детей, кругом одни покойники. Своих-то хоть по христиански похоронил, а на всех наших сельских сил не хватило. Ты случаем не поможешь?
– Потом поговорим, – ответил я, – у меня собака куда-то пропала, пойду, поищу. А ты меня подожди и больше коня не пытайся увести, хорошо?
– Как можно, – испугано ответил старик, – я же не знал, что он твой, думал сам по себе...
После внезапного рывка Полкан так и не добрался До бани, отстал где-то на полдороге. У меня уже возникло перед ним чувство ответственности, так что на розыски я отправился, быстрым шагом, едва сдерживая бег. Собака нашлась невдалеке на дороге, лежала на боку. Я присел перед ней на корточки, Она с тру. дом приподняла голову и ткнулась мне в руку горячим носом. Было ясно, что пес совсем обессилел. Пришлось взять его на руки и нести к бане. Обставаться в стороне от своего «транспортного средства» я не рискнул, мало ли что выкинет старик. Заберись он тогда на лошадь, видел бы я их как свои уши. Однако дед сидел на прежнем месте, и убегать не собирался. Видимо поверил, что я не причиню зла. То, что я несу на руках собаку, его удивило. Он даже спросил:
– Чего ты нечисть в руки берешь?
Читать ему лекцию о гуманном отношении к животным было бесполезно, и я ничего не ответил. Просто опустил пса на землю и попробовал нащупать у него пульс.
Лечить собак мне пока не доводилось, но пес был так плох, что я решил рискнуть и испытать на нем свои экстрасенсорные способности. Поможет, не поможет, терять ему особенно было нечего.
Дед, когда увидел, что я вожу над собакой руками, пододвинулся ближе, пытаясь понять, что я такое делаю. Полкана же мои упражнения никак не волновали. Однако чуть позже его пробрала дрожь, он заскулил, и смог поднять голову. Кажется, что-то у меня вытанцовывалось.
– Ты, что его так гладишь? – не выдержал молчания старик.
– Глажу, – подтвердил я.
– А касаться шкуры брезгуешь?
– Брезгую.
Дед помолчал и когда я кончил пассы, вздохнул.
– Зря ты с ним возишься. Это плохой пес. Все равно в лес уйдет.
– Почему?
– Он не просто так, а из волков. Его то ли Васьки Драча сучка от волка прижила, то ли его Васька в лесу щенком нашел. Народ по-разному болтал. Очень за то Ваську в деревне не одобряли, разве дело в своем дворе серого держать? А, волка, сколько не корми, он все равно в лес убежит. Васька его не даром на железной цепи держал, сам боялся.
О волках живущих с людьми я знаю мало, только из художественной литературы, а в ней чего только не придумают. Зато теперь мне стало ясно, почему Полкана содержали в таких суровых условиях. Скорее всего, неведомый мне Васька Драч, повесть Джека Лондона «Белый клык» не читал потому и обращался с псом-волком излишне жестоко.
– Это не волк, – объяснил я, – сам слышал, как он лает, а если уйдет, то это его дело. Мне он уже помог тем, что не дал тебе лошадь увезти, – ответил я.
Старика намек на недавний инцидент напряг, он засопел и отодвинулся от меня подальше. Потом резко поменял тему:
– Это ты баню затопил?
– Я.
– Вместе помоемся? Я уже пятый день не моюсь, с тех пор, как черное дело случилось.
– Давай вместе, – согласился я, – баня-то твоя.
– Нет, не моя, я на другом конце деревни жил, только там вообще ничего не осталось, а здесь и баня и колодец. Так поможешь покойников похоронить?
– Не смогу, – отказался я. – Мне нужно попробовать ваших полонян догнать. Я тебе денег оставлю, сходи в соседнюю деревню и подряди мужиков.
– А у тебя, что деньги есть? – вдруг заинтересовался он.
– Есть немного, но все тебе отдам, – ответил я, начиная опасаться крестьянской жадности. Засну, а он врежет дубиной по голове и ищи ветра в поле.
– С деньгами пешковские мужики точно помогут, – пробормотал. – Видать тебя сюда сам Господь послал.
У меня такой уверенности не было, хотя кто знает, все мы под Богом ходим.
– Ладно, баня, наверное, готова, пойдем мыться.
Я разделся снаружи, зачерпнул ведром воды из бочки, и мы ощупью спустились в землянку полную угара и испарений влажной земли. Сориентировавшись, я выплеснул половину ведра на камни очага. Они угрожающе зашипели и в лицо ударил столб пара. Какое-то время мы потели, потом обмылись холодной водой и вернулись наружу. Долго оставаться в угарном помещении я не рискнул.
– Хороша банька, – похвалил старик.
– Да, конечно, – согласился я, хотя ничего хорошего в ней не увидел, Однако даже такая сомнительная водная процедура был лучше, чем ничего.
– Давненько так славно не мылся, – бормотал между тем старик, надевая на себя заскорузлую сермягу.
– Ты где ночуешь? Здесь? – спросил я, с удовольствием вдыхая прохладный чистый воздух, не отравленный здесь трупными запахами. Потом поднял голову вверх. На небе сияли яркие августовские созвездия.
– Здесь у костра. К утру станет холодно.
– Ладно, дед, тогда давай разжигать костер и лощиться. Завтра будет тяжелый день.
– А деньги ты мне, когда дашь, сейчас или после? – неожиданно спросил он.
– Утром дам, ты не бойся я не обману.
– Мало ли что до утра может случиться, дал бы сейчас, а я по холодку бы в Пешково и пошел.
– Как пошел, ночью?
– Так что ночь, она для всех ночь. Днем, поди, еще встретишь лихих людей, они все и отберут. Я старик старый, куда мне с молодыми силой тягаться, А ночью все спят, да и прохладно. Как-нибудь дорогу найду, я здешние места назубок знаю!
– Так может быть ты, и нечистый лес знаешь и тамошние болота? – живо заинтересовался я.
– Как можно, не к ночи будь, помянуто! – испугался он. – Мне в те места ходить заказано! Там, тьфу, тьфу, тьфу, – плюнул он через левое плечо, – всякая нечисть обретается. Туда православному человеку хода нет! И сам не пойду и тебе заказываю. Коли хочешь живым остаться и свою душу спасти, туда не ногой!
– Ладно, как скажешь, – разочаровано согласился я, – а пока давай разведем костер, да поужинаем, у меня есть кусок пирога. Потом можешь уходить.
Дед не возразил, хотя чувствовалось, что ему не терпится поскорее получить деньги. Когда я встал, он тоже поднялся и пошел собирать дрова для костра. Мы приготовили топливо, я принес из бани уголья, а он взялся разводить костер. Делал он это значительно сноровистее меня. Скоро тот разгорелся, и я вытащил остаток пирога. Полкан, доселе мирно спавший, тотчас поднял голову. Однако на этот раз ему ничего не досталось. Старик жадно вцепился остатками зубов в свою часть куска. Так что наша скудная трапеза продолжалась всего несколько коротких минут.
Пока дед был занят едой, я выудил из кармана три серебряные монеты. Больше ему дать я не рискнул, излишняя щедрость могла вызвать только нездоровый ажиотаж. И то, что он увидел в своей руке, произвело шоковое действие. Оказалось, что он еще никогда в жизни не держал в руке такие большие деньги.
– Бывают же на свете такие деньжищи, – бормотал он, в очередной раз пересчитывая свалившееся почти с неба богатство, – да на такие деньжищи я не то что наших похороню, я себе новую избу поставлю! А тебе самому их не жалко?
– Нет, – ответил я, – не жалко.
– Ты погоди, я сейчас! – не слушая моего ответа, горячо воскликнул старик и куда-то убежал. – Вот возьми, тебе пригодятся, – через минуту появляясь, сказал он, кладя передо мной две увесистые гусиные тушки. – Покушай, а то, кусочек пирога разве еда для молодого человека.
– Спасибо, – поблагодарил я, даже не столько за себя, сколько за Полкана. – Он уже стоял рядом, не мигая глядя на еду.
– Ну, я пошел, – смущаясь и отводя взгляд, заторопился старик, – удачи тебе!
– Тебе тоже удачи! – сказа я ему вслед.
Глава 10
К утру под чистым звездным небом так похолодало, что я проснулся в измороси. На голой земле выспаться не удалось, Как недавнему юродивому мне такое должно было быть все равно, но после мягких поповских перин, я несколько пересмотрел отношение к удобствам и комфорту, потому был недовольным жизнью, холодом и всем на свете. Костер давно потух, Полкан исчез, в наличие оказалась только заиндевевшая лошадь, понуро стоящая неподалеку. Тело так задубело, что пришлось четверть часа активно разминаться, пока я не почувствовал способность нормально двигаться.
Как оказалось, вчера вечером пес умудрился съесть почти всего гуся, после чего сбежал, чем подтвердил свое волчье происхождение. Я к нему уже немного привык и такая неблагодарность, почему-то задела.
Постепенно светлело. Нужно было собираться в дорогу. Я рассчитывал попробовать отыскать угнанных селян, хотя это было маловероятно. Понятно было, что угнать их могли только на юг. Однако фора у казаков была солидная, пять дней, а если считать сегодняшний, то все шесть. Правда, передвигаться они могли только безлюдными местами и пролесками, что должно было существенно замедлить движение, к тому же пленники шли пешком. Учитывая, сколько людей они угоняют, двигаться они должны было очень медленно. Если я правильно определю направление, то на лошади смогу догнать их за пару дней. Ну, а там будет видно, что удастся предпринять. Если же у меня ничего не получится, Гривова я не отыщу, то придется пробиваться на северо-восток, в Троицк, навстречу наступающим холодам.
Прежде чем оседлать лошадь, я обтер ее сухой травой. Коняга меланхолично мотала головой, переступала с ноги на ногу и терпеливо выносила манипуляции со своей шкурой. За неимением другого собеседника, я разговаривал с ней, объясняя наши дальнейшие планы. Лошадь слушала, пряла ушами, но ничего толкового не посоветовала.
– Не хочешь разговаривать, как хочешь, – сказал я, садясь в седло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42