Ощупывая пространство вокруг себя, Вика наткнулась на горячую девичью грудь и почему-то очень этого устыдилась.
— Эй! Ты спишь? — спросила она.
Соседка не ответила. Похоже, она и правда спала, но как-то очень крепко, так что Вероника не смогла ее разбудить, даже когда позвала в полный голос, приблизив губы к самому уху.
Вернее, не совсем так. В ответ на этот зов, девушка что-то пробормотала, но Вика не смогла разобрать слов. Зато убедилась, что соседка именно спит, а не находится в коме или обмороке. Слишком характерным было бормотание — как раз такое, какое издает человек, накачанный снотворным, но проспавший достаточно долго, чтобы начать реагировать на внешние раздражители. Однако недостаточно, чтобы проснуться.
Потом зажегся свет. Вика едва успела надвинуть себе на глаза черную повязку. Она сделала это не только потому, что боялась наказания, но еще и по причинам психологическим. Вика стыдилась своей наготы, а с закрытыми глазами ей казалось, что вокруг темно. Тем не менее, она машинально прикрылась руками от взглядов тех, кто вошел в дверь, — и тут же услышала мужской голос:
— Запомни первое правило. Ты никогда не должна закрывать свое тело от глаз хозяев. Убери руки и встань.
Вероника поднялась.
— Заведи руки за голову и разведи локти в стороны, — приказал мужчина.
Вика сделала и это. Она отлично помнила, что было с Таней, когда та не сразу выполнила требования этих людей.
Она выглядела очень соблазнительно в этой позе — нимфа, распускающая волосы. Но похитители заставили ее принять такое положение с чисто утилитарными целями — чтобы бич обжег тело, а не руки. Он просвистел в воздухе и обвил бедра Вероники. Девушка вскрикнула от боли и стала оседать на пол. На месте удара выступила кровавая роса, но можно было ручаться, что шрама не останется. Слезы сами собой брызнули из глаз, и Вика закрыла лицо руками, сжавшись в углу.
— Ты должна научиться смирно стоять во время наказания. Впрочем, в следующий раз мы тебя привяжем, — сказал все тот же голос.
— Кто вы? Что вам нужно от меня? — прошептала сквозь слезы Вероника.
— Нам нужна покорность, — с оттенком торжественности в голосе объявил мучитель.
Свет погас и дверь бесшумно закрылась.
Фотоохота
Ира Лубенченко с фотографом вышли к бывшей «Бригантине» через лес. Когда-то в этом месте был хлипкий заборчик, через который легко перебирались даже октябрята из младших отрядов, отправляясь в самовольное путешествие по окрестностям.
Теперь забор подрос метров до четырех и сделан был не из трухлявого штакетника, а из армированного бетона. И спирали из колючей проволоки поверху.
— Даже не думай! — предостерегающе воскликнул Чердаков, перехватив оценивающий взгляд Ирины, нацеленный на бетонное препятствие. По безбашенности своей Ира вполне могла затеять проникновение на охраняемую территорию, тогда как Коля был заранее уверен, что ни к чему хорошему это не приведет.
— Они могут стрелять и будут на сто процентов правы, — добавил он, заметив, что его первая реплика не возымела должного действия.
Он уже вовсю щелкал своим аппаратом, не замечая маленькой видеокамеры, внимательно оглядывающей окрестности из-под колючей проволоки.
Продолжая снимать, Чердаков вместе с Ириной быстро смещался ближе к главному въезду. Въезд следовало сфотографировать обязательно: только там были хорошие приметы, доказывающие, что территория, огороженная четырехметровой бетонной стеной — действительно бывший пионерлагерь «Бригантина». Например, здоровенный валун с выбитой на века надписью «Здесь был я» и рядом с ним — гигантская сосна с причудливой кроной.
Снимали то место из леса — чтобы не показываться на глаза охране. Видеокамеры и другие средства сигнализации Ирина и Николай так и не засекли. Они и не предполагали, что территория охраняется настолько хорошо.
Главные ворота вдруг плавно раскрылись и оттуда выехал фургончик «Газель». Коля потратил на него несколько кадров и сказал:
— Все. Сматываемся.
До оставленного на дороге «Москвича» они добирались минут пятнадцать. Возле машины никого не было, и вокруг царило идиллическое спокойствие. Чердаков шумно выдохнул и сказал:
— Уф! Пронесло.
Журналисты все еще думали, что имеют дело с обыкновенными новыми русскими, проворачивающими какую-то темную махинацию за счет детей, лишившихся пионерлагеря.
Однако все оказалось гораздо хуже. Уже на шоссе, в нескольких километрах от поворота к «Бригантине», «Москвич» ждали двое в милицейской форме. Один был с жезлом, второй — с расстегнутой кобурой.
— Не останавливайся, — сказал Коля.
— А кто объясняться будет? — спросила Ира, которая подумала, что это вполне могут оказаться настоящие милиционеры, либо подкупленные хозяевами «Бригантины», либо вообще не имеющие к ней отношения. А с милицией шутки плохи. Ей сейчас позволено даже стрелять по машинам, которые не выполняют приказа остановиться.
Однако один из «милиционеров» — тот, что с кобурой, — допустил ошибку. Он начал доставать пистолет еще до того, как стало ясно, что «Москвич» не собирается останавливаться.
Увидев это, Ира сильнее надавила на газ.
Пистолет тотчас же оказался в руке «милиционера», и по колесам он стрелял практически в упор.
Как только «Москвич» остановился, из леса выскочили люди в камуфляже и спецназовских масках. Со стороны это с абсолютной достоверностью напоминало арест крутых мафиози. Иру и Николая вытащили из машины, бросили грудью на капот и устроили им фирменный обыск. «Гаишник» в это время стоял посреди дороги и энергично махал своей полосатой палкой, побуждая шоферов других машин поскорее проезжать мимо. А один из «замаскированных» склонился к уху Ирины и сказал очень тихо:
— Очень прошу послушать моего совета. Не надо жаловаться на наши действия в компетентные органы или, упаси Боже, писать об этом в газете. Иначе, уверяю, смерть в автокатастрофе покажется вам наилучшим выходом.
Его коллеги тем временем засветили все фотопленки, какие только нашли, а заодно отвинтили простреленное колесо и укатили его по лесной тропинке.
— У вас в багажнике превосходная запаска, — сказал разговорчивый «камуфляжник». — И запомните — никакого происшествия с вами по дороге не было, и пленки вам никто не засвечивал. Вы просто передумали заниматься этим объектом. И вообще решили выбрать другую тему. Убежден — редактор вас поймет.
Студент
Имя Геннадий не относится к числу наиболее распространенных в современной России. Редким его тоже не назовешь, но все-таки с Сергеем или Игорем ему не сравниться.
На английском отделении филологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета среди студентов всех курсов числился только один Геннадий. Надо отметить, что в последние годы половая пропорция на филфаке нисколько не изменилась — здесь ощутимо преобладали девушки, а юноши попадались спорадически.
Геннадий Вересов окончил четвертый курс, и это тоже стыковалось с рассказом чемпиона мира Щукина о том, почему его любимая девушка Светлана ушла к покойному ныне Густову. Очевидно, Вересов плохо сдал экзамены за четвертый курс и его шансы на работу за границей резко упали.
В деканате это предположение подтвердилось целиком и полностью. Вересов с трудом проскочил зимнюю сессию, а летнюю не сдал вовсе. В мае месяце он лег в неврологическую больницу, а шестнадцатого июня вышел из нее и буквально за день до убийства Густова получил академический отпуск. В общежитии на Мытнинской набережной оперуполномоченному угрозыска Максимову сообщили, что днем в пятницу Вересов забрал из комнаты свои вещи и сообщил соседям, что едет домой в Петрозаводск, лечить нервы рыбалкой и купанием в лесных озерах.
Отправлять в Петрозаводск официальный запрос и ждать ответа — это развлечение дня на три, но по счастью, у Максимова в Петрике служил однокашник по высшей школе милиции. Правда, не в угрозыске, а в ОБЭП, но для выполнения дружеской просьбы это особой роли не играло.
Однокашник Максимова вечерком сбегал к Вересовым домой и ближе к ночи позвонил в Питер.
— Короче, он не приезжал, — сообщил он Максимову. — Мамаша сильно удивилась. Если она не училась актерскому мастерству у Станиславского лично, то в Петрике его нет.
— Очень интересно, — сказал на это Максимов.
Чуть позже, рассказывая о своих открытиях следователю Протопопову, опер заметил:
— Похоже, наш «глухарь» рассосался сам собой. Вместо страшной мафиозной разборки — банальное убийство из ревности. Подозреваемый налицо, мотив очевидный, улики будут, как только его возьмем…
— Ой не кажи гоп… — ответил следователь с украинским акцентом. — Сначала возьмите, потом радуйтесь.
— А куда ему деться, сам посуди. Он на сто процентов не профессионал, связей в криминальной среде не имеет, денег тоже. Ну куда бедному убийце податься?
— Знаешь, друг, прежде чем слать мне победные реляции, объясни-ка, откуда бедный студент без денег и без связей в криминальной среде мог взять пистолет?
— Мало ли… — уже не так уверенно ответил Максимов.
Данных по оружию пока не было. Среди экспертов-трассологов ни Максимов, ни Мышкин близких друзей не имели, так что ждать экспертизы приходилось в порядке общей очереди.
Но вероятность того, что эти данные добавят что-то новое к уже имеющимся сведениям представлялась крайне незначительной. Надо искать Вересова, задержать его как можно скорее — а там уже проще простого будет выбить из него признание. И тогда все — делу конец. Долой «глухари» и «висяки» — да здравствуют успехи в борьбе с преступностью.
И плевать на неувязочку с пистолетом.
Досада
Чемпион мира в опорном прыжке Олег Щукин очень хорошо умел владеть собой. Поэтому оперуполномоченный угрозыска Максимов в беседе с ним не заметил никаких подозрительных эмоций. Щукин был огорчен и заметно удивлен — кому это вдруг понадобилось убивать его товарища по команде, — но не раздосадован, нет. Внешне.
Но на самом деле именно досада охватила чемпиона при получении известия о смерти Вадима Густова. Его убили весьма некстати. Густов нужен был Олегу для одного важного дела, которое теперь осложнялось чрезвычайно.
Предполагалось, что Густов и Щукин вместе отправятся на соревнования в Чикаго и как всегда поселятся в одном двухместном номере. Причем бабника Густова в номере не будет ни днем, ни ночью. Днем тренировки и соревнования, а ночью — любовь. Если Вадим не проведет ночь с женщиной, то на следующий день он просто не сможет выступать — так уж он устроен.
А сумка бронзового призера чемпионата Европы все это время будет стоять в номере. Потом — если ничего плохого не случится на американской и российской таможне — эту сумку в аэропорту Шереметьево-2 случайно украдут. Густов на это дело благополучно плюнет — ничего ценного в этой сумке отродясь не бывало, деньги и документы он держит во внутреннем кармане куртки. Так что Вадим трахнет пару московских девочек и спокойно укатит в Питер на «Красной Стреле».
Весь расчет строился на том, что американским таможенникам плевать, кто что вывозит из их страны — они тщательно следят лишь за въезжающими. А на Родине спортсменов, следующих организованной группой, тоже не станут особенно шмонать — они ведь не челноки какие-нибудь. А следовательно, сумка без проблем проследует через обе границы вплоть до того места, где ее должны «украсть». Густов потеряет сумку, форму (оплаченную спонсорами), смену белья и бритвенные принадлежности, и ничего не будет знать о комбинации, проведенной с его участием.
Но теперь Густов погиб, и вся прекрасно продуманная операция отправилась коту под хвост. Теперь Щукин даже не знал заранее, с кем вместе его поселят в Америке. Узнать, конечно, не проблема, но удастся ли провернуть ту же самую операцию с новым «почтовым голубем» — большой вопрос. А вдруг новый сосед будет безвылазно сидеть в номере. А вдруг он подымет кипеж в Шереметьеве, и «вора» возьмут еще до того, как он увезет сумку из аэропорта.
Нет, гибель Густова путала все планы. А деньги в операцию уже вложены. И прибыли запланированы сногсшибательные. Недаром босс так горячился после Щукинского звонка. И, прервав поток обещаний закончить дело во что бы то ни стало, сказал:
— Ты лучше найди мне, кто это сделал. Если кто-то из вашей шатии или из шлюх — это еще куда ни шло. А если против меня работают…
— Если это против вас работают, то я тут не помощник, — возразил Щукин. — Я же не частный сыщик и не супермен из боевика.
— Ты дурак, Рыба. Частных сыщиков и суперменов сейчас полно — были бы деньги. Только если я их нанимать стану, что менты подумают? А если ты этим займешься — они проглотят за милую душу и еще прослезятся: «Ах какая дружба между ними была, что чемпион своих денег не жалеет, лишь бы подлого убийцу изловить и примерно наказать». Теперь понятно?
— Понятно. Если так, то я согласен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
— Эй! Ты спишь? — спросила она.
Соседка не ответила. Похоже, она и правда спала, но как-то очень крепко, так что Вероника не смогла ее разбудить, даже когда позвала в полный голос, приблизив губы к самому уху.
Вернее, не совсем так. В ответ на этот зов, девушка что-то пробормотала, но Вика не смогла разобрать слов. Зато убедилась, что соседка именно спит, а не находится в коме или обмороке. Слишком характерным было бормотание — как раз такое, какое издает человек, накачанный снотворным, но проспавший достаточно долго, чтобы начать реагировать на внешние раздражители. Однако недостаточно, чтобы проснуться.
Потом зажегся свет. Вика едва успела надвинуть себе на глаза черную повязку. Она сделала это не только потому, что боялась наказания, но еще и по причинам психологическим. Вика стыдилась своей наготы, а с закрытыми глазами ей казалось, что вокруг темно. Тем не менее, она машинально прикрылась руками от взглядов тех, кто вошел в дверь, — и тут же услышала мужской голос:
— Запомни первое правило. Ты никогда не должна закрывать свое тело от глаз хозяев. Убери руки и встань.
Вероника поднялась.
— Заведи руки за голову и разведи локти в стороны, — приказал мужчина.
Вика сделала и это. Она отлично помнила, что было с Таней, когда та не сразу выполнила требования этих людей.
Она выглядела очень соблазнительно в этой позе — нимфа, распускающая волосы. Но похитители заставили ее принять такое положение с чисто утилитарными целями — чтобы бич обжег тело, а не руки. Он просвистел в воздухе и обвил бедра Вероники. Девушка вскрикнула от боли и стала оседать на пол. На месте удара выступила кровавая роса, но можно было ручаться, что шрама не останется. Слезы сами собой брызнули из глаз, и Вика закрыла лицо руками, сжавшись в углу.
— Ты должна научиться смирно стоять во время наказания. Впрочем, в следующий раз мы тебя привяжем, — сказал все тот же голос.
— Кто вы? Что вам нужно от меня? — прошептала сквозь слезы Вероника.
— Нам нужна покорность, — с оттенком торжественности в голосе объявил мучитель.
Свет погас и дверь бесшумно закрылась.
Фотоохота
Ира Лубенченко с фотографом вышли к бывшей «Бригантине» через лес. Когда-то в этом месте был хлипкий заборчик, через который легко перебирались даже октябрята из младших отрядов, отправляясь в самовольное путешествие по окрестностям.
Теперь забор подрос метров до четырех и сделан был не из трухлявого штакетника, а из армированного бетона. И спирали из колючей проволоки поверху.
— Даже не думай! — предостерегающе воскликнул Чердаков, перехватив оценивающий взгляд Ирины, нацеленный на бетонное препятствие. По безбашенности своей Ира вполне могла затеять проникновение на охраняемую территорию, тогда как Коля был заранее уверен, что ни к чему хорошему это не приведет.
— Они могут стрелять и будут на сто процентов правы, — добавил он, заметив, что его первая реплика не возымела должного действия.
Он уже вовсю щелкал своим аппаратом, не замечая маленькой видеокамеры, внимательно оглядывающей окрестности из-под колючей проволоки.
Продолжая снимать, Чердаков вместе с Ириной быстро смещался ближе к главному въезду. Въезд следовало сфотографировать обязательно: только там были хорошие приметы, доказывающие, что территория, огороженная четырехметровой бетонной стеной — действительно бывший пионерлагерь «Бригантина». Например, здоровенный валун с выбитой на века надписью «Здесь был я» и рядом с ним — гигантская сосна с причудливой кроной.
Снимали то место из леса — чтобы не показываться на глаза охране. Видеокамеры и другие средства сигнализации Ирина и Николай так и не засекли. Они и не предполагали, что территория охраняется настолько хорошо.
Главные ворота вдруг плавно раскрылись и оттуда выехал фургончик «Газель». Коля потратил на него несколько кадров и сказал:
— Все. Сматываемся.
До оставленного на дороге «Москвича» они добирались минут пятнадцать. Возле машины никого не было, и вокруг царило идиллическое спокойствие. Чердаков шумно выдохнул и сказал:
— Уф! Пронесло.
Журналисты все еще думали, что имеют дело с обыкновенными новыми русскими, проворачивающими какую-то темную махинацию за счет детей, лишившихся пионерлагеря.
Однако все оказалось гораздо хуже. Уже на шоссе, в нескольких километрах от поворота к «Бригантине», «Москвич» ждали двое в милицейской форме. Один был с жезлом, второй — с расстегнутой кобурой.
— Не останавливайся, — сказал Коля.
— А кто объясняться будет? — спросила Ира, которая подумала, что это вполне могут оказаться настоящие милиционеры, либо подкупленные хозяевами «Бригантины», либо вообще не имеющие к ней отношения. А с милицией шутки плохи. Ей сейчас позволено даже стрелять по машинам, которые не выполняют приказа остановиться.
Однако один из «милиционеров» — тот, что с кобурой, — допустил ошибку. Он начал доставать пистолет еще до того, как стало ясно, что «Москвич» не собирается останавливаться.
Увидев это, Ира сильнее надавила на газ.
Пистолет тотчас же оказался в руке «милиционера», и по колесам он стрелял практически в упор.
Как только «Москвич» остановился, из леса выскочили люди в камуфляже и спецназовских масках. Со стороны это с абсолютной достоверностью напоминало арест крутых мафиози. Иру и Николая вытащили из машины, бросили грудью на капот и устроили им фирменный обыск. «Гаишник» в это время стоял посреди дороги и энергично махал своей полосатой палкой, побуждая шоферов других машин поскорее проезжать мимо. А один из «замаскированных» склонился к уху Ирины и сказал очень тихо:
— Очень прошу послушать моего совета. Не надо жаловаться на наши действия в компетентные органы или, упаси Боже, писать об этом в газете. Иначе, уверяю, смерть в автокатастрофе покажется вам наилучшим выходом.
Его коллеги тем временем засветили все фотопленки, какие только нашли, а заодно отвинтили простреленное колесо и укатили его по лесной тропинке.
— У вас в багажнике превосходная запаска, — сказал разговорчивый «камуфляжник». — И запомните — никакого происшествия с вами по дороге не было, и пленки вам никто не засвечивал. Вы просто передумали заниматься этим объектом. И вообще решили выбрать другую тему. Убежден — редактор вас поймет.
Студент
Имя Геннадий не относится к числу наиболее распространенных в современной России. Редким его тоже не назовешь, но все-таки с Сергеем или Игорем ему не сравниться.
На английском отделении филологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета среди студентов всех курсов числился только один Геннадий. Надо отметить, что в последние годы половая пропорция на филфаке нисколько не изменилась — здесь ощутимо преобладали девушки, а юноши попадались спорадически.
Геннадий Вересов окончил четвертый курс, и это тоже стыковалось с рассказом чемпиона мира Щукина о том, почему его любимая девушка Светлана ушла к покойному ныне Густову. Очевидно, Вересов плохо сдал экзамены за четвертый курс и его шансы на работу за границей резко упали.
В деканате это предположение подтвердилось целиком и полностью. Вересов с трудом проскочил зимнюю сессию, а летнюю не сдал вовсе. В мае месяце он лег в неврологическую больницу, а шестнадцатого июня вышел из нее и буквально за день до убийства Густова получил академический отпуск. В общежитии на Мытнинской набережной оперуполномоченному угрозыска Максимову сообщили, что днем в пятницу Вересов забрал из комнаты свои вещи и сообщил соседям, что едет домой в Петрозаводск, лечить нервы рыбалкой и купанием в лесных озерах.
Отправлять в Петрозаводск официальный запрос и ждать ответа — это развлечение дня на три, но по счастью, у Максимова в Петрике служил однокашник по высшей школе милиции. Правда, не в угрозыске, а в ОБЭП, но для выполнения дружеской просьбы это особой роли не играло.
Однокашник Максимова вечерком сбегал к Вересовым домой и ближе к ночи позвонил в Питер.
— Короче, он не приезжал, — сообщил он Максимову. — Мамаша сильно удивилась. Если она не училась актерскому мастерству у Станиславского лично, то в Петрике его нет.
— Очень интересно, — сказал на это Максимов.
Чуть позже, рассказывая о своих открытиях следователю Протопопову, опер заметил:
— Похоже, наш «глухарь» рассосался сам собой. Вместо страшной мафиозной разборки — банальное убийство из ревности. Подозреваемый налицо, мотив очевидный, улики будут, как только его возьмем…
— Ой не кажи гоп… — ответил следователь с украинским акцентом. — Сначала возьмите, потом радуйтесь.
— А куда ему деться, сам посуди. Он на сто процентов не профессионал, связей в криминальной среде не имеет, денег тоже. Ну куда бедному убийце податься?
— Знаешь, друг, прежде чем слать мне победные реляции, объясни-ка, откуда бедный студент без денег и без связей в криминальной среде мог взять пистолет?
— Мало ли… — уже не так уверенно ответил Максимов.
Данных по оружию пока не было. Среди экспертов-трассологов ни Максимов, ни Мышкин близких друзей не имели, так что ждать экспертизы приходилось в порядке общей очереди.
Но вероятность того, что эти данные добавят что-то новое к уже имеющимся сведениям представлялась крайне незначительной. Надо искать Вересова, задержать его как можно скорее — а там уже проще простого будет выбить из него признание. И тогда все — делу конец. Долой «глухари» и «висяки» — да здравствуют успехи в борьбе с преступностью.
И плевать на неувязочку с пистолетом.
Досада
Чемпион мира в опорном прыжке Олег Щукин очень хорошо умел владеть собой. Поэтому оперуполномоченный угрозыска Максимов в беседе с ним не заметил никаких подозрительных эмоций. Щукин был огорчен и заметно удивлен — кому это вдруг понадобилось убивать его товарища по команде, — но не раздосадован, нет. Внешне.
Но на самом деле именно досада охватила чемпиона при получении известия о смерти Вадима Густова. Его убили весьма некстати. Густов нужен был Олегу для одного важного дела, которое теперь осложнялось чрезвычайно.
Предполагалось, что Густов и Щукин вместе отправятся на соревнования в Чикаго и как всегда поселятся в одном двухместном номере. Причем бабника Густова в номере не будет ни днем, ни ночью. Днем тренировки и соревнования, а ночью — любовь. Если Вадим не проведет ночь с женщиной, то на следующий день он просто не сможет выступать — так уж он устроен.
А сумка бронзового призера чемпионата Европы все это время будет стоять в номере. Потом — если ничего плохого не случится на американской и российской таможне — эту сумку в аэропорту Шереметьево-2 случайно украдут. Густов на это дело благополучно плюнет — ничего ценного в этой сумке отродясь не бывало, деньги и документы он держит во внутреннем кармане куртки. Так что Вадим трахнет пару московских девочек и спокойно укатит в Питер на «Красной Стреле».
Весь расчет строился на том, что американским таможенникам плевать, кто что вывозит из их страны — они тщательно следят лишь за въезжающими. А на Родине спортсменов, следующих организованной группой, тоже не станут особенно шмонать — они ведь не челноки какие-нибудь. А следовательно, сумка без проблем проследует через обе границы вплоть до того места, где ее должны «украсть». Густов потеряет сумку, форму (оплаченную спонсорами), смену белья и бритвенные принадлежности, и ничего не будет знать о комбинации, проведенной с его участием.
Но теперь Густов погиб, и вся прекрасно продуманная операция отправилась коту под хвост. Теперь Щукин даже не знал заранее, с кем вместе его поселят в Америке. Узнать, конечно, не проблема, но удастся ли провернуть ту же самую операцию с новым «почтовым голубем» — большой вопрос. А вдруг новый сосед будет безвылазно сидеть в номере. А вдруг он подымет кипеж в Шереметьеве, и «вора» возьмут еще до того, как он увезет сумку из аэропорта.
Нет, гибель Густова путала все планы. А деньги в операцию уже вложены. И прибыли запланированы сногсшибательные. Недаром босс так горячился после Щукинского звонка. И, прервав поток обещаний закончить дело во что бы то ни стало, сказал:
— Ты лучше найди мне, кто это сделал. Если кто-то из вашей шатии или из шлюх — это еще куда ни шло. А если против меня работают…
— Если это против вас работают, то я тут не помощник, — возразил Щукин. — Я же не частный сыщик и не супермен из боевика.
— Ты дурак, Рыба. Частных сыщиков и суперменов сейчас полно — были бы деньги. Только если я их нанимать стану, что менты подумают? А если ты этим займешься — они проглотят за милую душу и еще прослезятся: «Ах какая дружба между ними была, что чемпион своих денег не жалеет, лишь бы подлого убийцу изловить и примерно наказать». Теперь понятно?
— Понятно. Если так, то я согласен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28