Если рубль обеспечивается производством, сельским хозяйством и прочими схемами, то давайте исключим бумажного посредника из системы поощрения. Людям нужны машины, дайте им новые «жигули». Людям нужна одежда, дайте им форму, которую почетно носить и которая удобна и красива. Людям нужны квартиры, дайте. Постройте. Это все наш производственный сектор! Этим мы обеспечиваем рубль! Людям нужна еда, не проблема… Не надо оскорблять таких людей деньгами. Они придут к нам не для того, чтобы продаться или чтобы их купили. Они придут по велению Долга. Они должны сделаться основой. Базой, для того, чтобы успешно функционировал рынок. Дверь может свободно открываться и закрываться именно потому, что петли намертво вделаны в косяк. Кажется, это сказал Витгенштейн.
— Вы действительно в это верите?
— Конечно, иначе я бы тут не сидел.
— Думаете, такие люди придут?
— Уверен. Нужно только правильно составить… агитку. Я написал там приблизительный образец.
— Да я вижу. — Президент перевернул лист и прочитал: — «Только для сумасшедших! Если вы ненавидите весь этот сучий, продажный современный мир, и особенно рыночные отношения… Если вас нельзя купить за деньги… Если вы не хотите горбатиться, но готовы служить… Если вы хотите, чтобы вас боялись и уважали… Хотите сделать мир лучше и чище — здесь и сейчас… Вступайте в наши ряды!»
— Да. — Костя почесал затылок. Сегодня текст казался чуть-чуть резковатым. — В общих чертах, я думаю, необходимо что-то подобное. Мы набираем злых мужиков. Которые озлоблены на современный мир, Им в нем просто нет места. Но это здоровые, сильные люди. Какого черта мы должны вычеркивать их просто потому, что они выросли из экономических штанишек человечества?
— Кому, вы думаете, должна быть подчинена новая организация?
— Я думаю, что это, для начала, должна быть служба при Президенте.
— Для начала?
— Да. Впоследствии эта организация заменит милицию. Полностью. Безусловно, процесс нужно проводить без лишней спешки. Нужно, чтобы новая милиция, хотя было бы желательно вообще отойти от этого слова как от изжившего себя, чтобы эта новая структура набрала опыт и уважение в народе. И уж потом взяла па себя функции, которые уверенно не выполняются нынешними органами охраны правопорядка.
— Фактически вы предлагаете мне заиметь личную гвардию.
— Не совсем. Личная гвардия у вас и так есть. Организация будет отчитываться только перед вами. При этом подчиняться спецотделу в Минюсте. Очень желательно, чтобы имелась некая внутренняя партия.
— Тоталитаризм?
— Так обязательно скажут. И сравнивать будут с сектой. Коммунистами. Фашистами. Маоистами. И прочими. Пугать будут тридцать седьмым годом. Обязательно. Репрессиями. Но бояться этого не стоит.
— А чего стоит бояться?
— Вот когда милиция поймет, что ее собираются заменить, начнется самое интересное. Особенно если учесть, что отдел кадров новой организации к тому времени выметет всех честных ментов к себе. Хотя до открытого противостояния не дойдет, побоятся.
— Интересно, мы с вами беседуем о некой новой организации, а названия ее так и не знаем.
— Да, с названиями у меня туго.
— Давайте тогда вместе попробуем. — Президент закрыл папку, выпрямился в кресле. — С чем будет бороться новая организация? Для начала…
— Ну, полагаю, что в первую очередь с коррупцией.
— Значит, с государственными преступлениями. Защита государственных интересов. Правильно?
— Конечно.
— Получается что-то интересное. — Президент откинулся в кресле. — ОБСГП? Нет. Так язык сломать можно Представляю: «Внимание! Работает ОБСГП!» Преступники от смеха помрут.
— А может быть, так и надо, чтобы поначалу вызывало улыбку?
— Улыбку — может быть. Но не смех. Знаете, что может сработать. Могут сработать розги…
— Мне всегда нравилась идея телесных наказаний. Особенно в чиновничьем аппарате, — выдал Костя.
Президент внимательно посмотрел на собеседника:
— Вы опасный человек, Константин. Я имел в виду другое.
— Что же?
— ОЗГИ. Организация по Защите Государственных Интересов. В простонародье — РОЗГИ. Понимаете?
— А сформировать общественное мнение?..
— Об этом не задумывайтесь. Более того, все остальные структуры в будущем войдут под эгиду ОЗГИ. Все, кто должен защищать интересы России. И пусть улыбаются поначалу. Потом будет не до смеха.
Глава 10
Из разных Интернет-ресурсов:
«Когда передохнут все ветераны и инвалиды?
Я терпеть не могу этих старых тунеядцев. Сдохли бы они все поскорее!»
Семен Липинский сидел на краю большого круглого бассейна. Вокруг цвели какие-то растения, названий которых Семен не знал, да и знать не хотел. Безымянная зелень просто радовала глаз, учитывая, что за прозрачными стенками зимнего сада нелепая английская погода брызгала дождем. В бассейне плавали девочки. Специально отобранные, готовые на все. Где-то в зарослях сидели люди, тоже специально отобранные, наученные и готовые на все.
Сколько понадобилось денег на то. чтобы построить этот сад, заставить цвести всю эту чертову зелень, превратить кусок Великобритании в эдемский сад, Семен не задумывался. Вообще думать о деньгах он считал плохим тоном. Зачем о них думать? Их надо делать.
Но сейчас он размышлял именно о них. Под каким-то странным, особенно извращенным углом.
«Вот сижу я, довольно скромный еврейский мужчина, который вырос из скромного еврейского мальчика. Я владею огромными богатствами. Могу купить при желании какое-нибудь государство в Африке или Латинской Америке. И устроить там что-нибудь вроде рая земного или, наоборот, учинить царство террора. И то и другое, естественно, кончится плохо. Поэтому я ничего такого делать не буду. Глупо. Вокруг сейчас множество людей, зависящих от меня и моих желаний. Все они меня любят. Правда, правда! Любят. И эти девочки. Стройные, красивые, умные. Любят мой волосатый, круглый живот. Лысину. И горбатый нос. Любят. Это не шутка. Когда я смотрю в их глаза, я вижу любовь. Но что они видят, когда смотрят на меня? Свое благосостояние? Свое счастье? Удачу? Или просто деньги? Так что же они любят во мне? И кто я?»
Семен встал, прошлепал босыми ногами по краю. Остановился. Потом сделал несколько шагов назад, разбежался и, подняв тучу брызг, плюхнулся в бассейн. Прохладная вода смыла горячечную дрожь с тела. В последнее время Липинский чувствовал себя не очень хорошо. И никакие врачи не могли определить причину недомогания. Необъяснимое волнение, скачки температуры и давления. Так было, когда Семен сделал свой первый миллион, легко и быстро провернув «машинную» сделку. Потом приступы случались еще несколько раз, и всегда это было связано с финансовыми успехами или неудачами Семена. «Миллиардная лихорадка», называл он про себя это состояние. Но сейчас с финансами все было в порядке. После бегства из России все капиталы были переведены в соответствующие места. Потери сведены к минимуму. А кривая роста снова направила упрямый носик вверх. Стабильный рост, никаких резких изменений. Но организм сбоил. Странная, ни на что не похожая слабость изводила Семена. Ему казалось, что сам он только пассажир в этом теле. Смотрит изнутри комфортабельного вагона на проносящиеся мимо пейзажи. Кто-то из близких английских друзей ненавязчиво отрекомендовал хорошего психоаналитика, но Липинский никогда не обращался к этим хитрецам, сделавшим из естественных реакций и инстинктов человеческого тела нечто засекреченное, табуированное, сакральное. Семен вырос в стране, где психоанализ применялся только к малочисленным серийным маньякам, да и то часто безуспешно. Ему вообще казалось, что именно психоанализ вкупе с христианской моралью и породил сексуальных маньяков-извращенцев как болезнь Запада. На Востоке то ли с психоанализом было туго, то ли христианство прижилось в какой-то причудливой форме, но проблем в этой области было меньше. Так что к хитрым любителям поковыряться в чужой голове Липинский не пошел. Но лучше себя чувствовать от этого не стал.
Вынырнув на поверхность, Семен мощными гребками поплыл к противоположной стороне бассейна. Отмахнулся от девчонок, пытавшихся завладеть его вниманием, выбрался из воды и понял, что на сегодня запас энергии кончился. Внутри грудной клетки все сжалось, спина против воли начала сгибаться, горбиться.
— Семен Маркович, все в порядке? — поинтересовался чей-то голос из-за душного марева, повисшего перед глазами.
— Устал, кажется, — ответил Липинский, через силу выпрямляясь. — Пойду я, пожалуй, отдохну…
Отказавшись от помощи, он добрался до спальни, едва разбирая дорогу, и там повалился на кровать. Когда в комнату заглянул референт, Семен спал.
— Семен Маркович, — позвал секретарь. — Сегодня есть встречи, вы запланировали…
— Оставь его, — посоветовал сидящий у входа в спальню Дмитрий. — Ему что-то нездоровится в последнее время. Придумай что-нибудь. С кем он там встречается?
— С лордом Джадом.
Охранник удивленно поднял брови:
— Ну, скажи лорду, что хозяин спит. Лорд не царь, подождет.
— У него не сейчас встреча. Часа через четыре.
— Вот и приходи попозже, может, очнется к тому времени.
Референт сел рядом с охранником.
— Не узнаю его в последнее время. Раньше он не такой был.
Дмитрий пожал плечами:
— Может, у него ностальгия.
— Чего?
— Ностальгия. По родине скучает.
Секретарь как-то странно посмотрел на охранника и молча удалился.
В это время Семен метался по кровати. Его охватывал то жар, то холод. Во сне Липинскнй бормотал что-то. Доносились обрывки какого-то разговора:
— Не хочу… Так… Постепенный рост… Мне не важно…
Семену было плохо. Казалось, что кости начинают изгибаться. Обрастать уродливыми наростами. И вот уже тело Липинского становится другим. Не похожим на прежнее.
Семен плавал в темноте, зная, что где-то рядом находятся такие же, как он, но другие. Они тоже плавают в черной взвеси и ждут чего-то. Иногда ведут разговоры. Понятные, но пугающие в этом жутком месте.
— Иногда мне кажется, что мы крутимся вокруг чего-то, но не замечаем, не знаем о существовании этого центра, — плаксиво говорил кто-то. — Словно нас водят за нос.
— Какая тебе разница? — спрашивал другой, раздраженный голос.
— Большая, очень большая. Вокруг все одно и то же. Мы стараемся поддержать баланс, а у нас не получается. Неудача за неудачей. Все напрасно.
— Бред. Не надо истерики.
— Тебе легко говорить…
— Мне? Ты даже себе не представляешь, над какой пропастью я балансирую все время.
— Ты, может быть, и балансируешь. А я там давным-давно сижу! Думаешь, мне не страшно?
— Ладно, не горячись.
Липинский ощутил жалость к тому несчастному голосу и робость перед тем вторым, раздраженным, властным. Были и другие. Семен чувствовал их присутствие.
— Тебе легко говорить. — Жалостливый голос снова запричитал. — Не хочу так, не хочу…
— Это нужно, пойми. Нужно. Там, где живешь ты, нас не любят Ненавидят. А должны любить. Больше, больше… Пойми ты, глупый. Больше.
— Я знаю, знаю… — Первый голос едва ли не плакал. — Но они не любят меня.
— Тебя мало. Тебя очень мало…
— Да, да…
И тут заговорили все. Разом. Этот хор тонких, басовитых, тихих, громких, злых, вкрадчивых, доверительных, агрессивных голосов слился в один могучий, сильный голос, который спросил Семена:
— А ты? Ты зачем пришел сюда?
— Я? — спросил Семен.
— Ты любишь нас? Ты готов для нас на все? ТЫ!
Липинского скрутило, жестоко ломая кости.
— Я не знаю вас, — закричал он. — Кто вы такие?!
— Ты нас знаешь, — ответил голос. — Ты нас кормишь!
И пространство затопил свет, яркий, злой, обнажающий свет.
И Семен увидел говорившего.
Липинский закричал, пытаясь оттолкнуться. Но ОН был близко, прижался к груди, обхватил руками… И Семен, не в силах сомкнуть веки, уставился в его немигающие, зеленые глазищи.
Когда Липинский с криком проснулся, у кровати сидели референт и доктор. Первый выглядел испуганно, а второй сочувственно.
— Плохой сон? — поинтересовался Самуил Абрамович, личный доктор Семена.
— Что вы видели? — спросил референт. Доктор кинул в его сторону неодобрительный взгляд.
— Бога, — выдохнул Липинский.
Глава 11
Из статьи «Опасность сильной России»:
«Для того чтобы трезво оценить место России в сегодняшнем мире, надо выкинуть из головы навязчивые идеи русского мессианства, а из сердца — пламенную любовь к Родине…» «Идея великой России замешана на уязвленном самолюбии и недостатке самоуважения».
Из газетных статей:
"На носу весенний призыв. Что делать?»
«Неявка в военкомат как форма акта гражданского неповиновения».
«Создается впечатление, что, родившись в России, ты просто „попал"! А если родился мужчиной в России — ты „попал" вдвойне!»
«Лучше два года условно, чем два года реально и в армии».
В каптерке было холодно. Неожиданные весенние холода выдались на редкость суровыми, и вечно пьяный истопник был не в состоянии поддерживать нормальную температуру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— Вы действительно в это верите?
— Конечно, иначе я бы тут не сидел.
— Думаете, такие люди придут?
— Уверен. Нужно только правильно составить… агитку. Я написал там приблизительный образец.
— Да я вижу. — Президент перевернул лист и прочитал: — «Только для сумасшедших! Если вы ненавидите весь этот сучий, продажный современный мир, и особенно рыночные отношения… Если вас нельзя купить за деньги… Если вы не хотите горбатиться, но готовы служить… Если вы хотите, чтобы вас боялись и уважали… Хотите сделать мир лучше и чище — здесь и сейчас… Вступайте в наши ряды!»
— Да. — Костя почесал затылок. Сегодня текст казался чуть-чуть резковатым. — В общих чертах, я думаю, необходимо что-то подобное. Мы набираем злых мужиков. Которые озлоблены на современный мир, Им в нем просто нет места. Но это здоровые, сильные люди. Какого черта мы должны вычеркивать их просто потому, что они выросли из экономических штанишек человечества?
— Кому, вы думаете, должна быть подчинена новая организация?
— Я думаю, что это, для начала, должна быть служба при Президенте.
— Для начала?
— Да. Впоследствии эта организация заменит милицию. Полностью. Безусловно, процесс нужно проводить без лишней спешки. Нужно, чтобы новая милиция, хотя было бы желательно вообще отойти от этого слова как от изжившего себя, чтобы эта новая структура набрала опыт и уважение в народе. И уж потом взяла па себя функции, которые уверенно не выполняются нынешними органами охраны правопорядка.
— Фактически вы предлагаете мне заиметь личную гвардию.
— Не совсем. Личная гвардия у вас и так есть. Организация будет отчитываться только перед вами. При этом подчиняться спецотделу в Минюсте. Очень желательно, чтобы имелась некая внутренняя партия.
— Тоталитаризм?
— Так обязательно скажут. И сравнивать будут с сектой. Коммунистами. Фашистами. Маоистами. И прочими. Пугать будут тридцать седьмым годом. Обязательно. Репрессиями. Но бояться этого не стоит.
— А чего стоит бояться?
— Вот когда милиция поймет, что ее собираются заменить, начнется самое интересное. Особенно если учесть, что отдел кадров новой организации к тому времени выметет всех честных ментов к себе. Хотя до открытого противостояния не дойдет, побоятся.
— Интересно, мы с вами беседуем о некой новой организации, а названия ее так и не знаем.
— Да, с названиями у меня туго.
— Давайте тогда вместе попробуем. — Президент закрыл папку, выпрямился в кресле. — С чем будет бороться новая организация? Для начала…
— Ну, полагаю, что в первую очередь с коррупцией.
— Значит, с государственными преступлениями. Защита государственных интересов. Правильно?
— Конечно.
— Получается что-то интересное. — Президент откинулся в кресле. — ОБСГП? Нет. Так язык сломать можно Представляю: «Внимание! Работает ОБСГП!» Преступники от смеха помрут.
— А может быть, так и надо, чтобы поначалу вызывало улыбку?
— Улыбку — может быть. Но не смех. Знаете, что может сработать. Могут сработать розги…
— Мне всегда нравилась идея телесных наказаний. Особенно в чиновничьем аппарате, — выдал Костя.
Президент внимательно посмотрел на собеседника:
— Вы опасный человек, Константин. Я имел в виду другое.
— Что же?
— ОЗГИ. Организация по Защите Государственных Интересов. В простонародье — РОЗГИ. Понимаете?
— А сформировать общественное мнение?..
— Об этом не задумывайтесь. Более того, все остальные структуры в будущем войдут под эгиду ОЗГИ. Все, кто должен защищать интересы России. И пусть улыбаются поначалу. Потом будет не до смеха.
Глава 10
Из разных Интернет-ресурсов:
«Когда передохнут все ветераны и инвалиды?
Я терпеть не могу этих старых тунеядцев. Сдохли бы они все поскорее!»
Семен Липинский сидел на краю большого круглого бассейна. Вокруг цвели какие-то растения, названий которых Семен не знал, да и знать не хотел. Безымянная зелень просто радовала глаз, учитывая, что за прозрачными стенками зимнего сада нелепая английская погода брызгала дождем. В бассейне плавали девочки. Специально отобранные, готовые на все. Где-то в зарослях сидели люди, тоже специально отобранные, наученные и готовые на все.
Сколько понадобилось денег на то. чтобы построить этот сад, заставить цвести всю эту чертову зелень, превратить кусок Великобритании в эдемский сад, Семен не задумывался. Вообще думать о деньгах он считал плохим тоном. Зачем о них думать? Их надо делать.
Но сейчас он размышлял именно о них. Под каким-то странным, особенно извращенным углом.
«Вот сижу я, довольно скромный еврейский мужчина, который вырос из скромного еврейского мальчика. Я владею огромными богатствами. Могу купить при желании какое-нибудь государство в Африке или Латинской Америке. И устроить там что-нибудь вроде рая земного или, наоборот, учинить царство террора. И то и другое, естественно, кончится плохо. Поэтому я ничего такого делать не буду. Глупо. Вокруг сейчас множество людей, зависящих от меня и моих желаний. Все они меня любят. Правда, правда! Любят. И эти девочки. Стройные, красивые, умные. Любят мой волосатый, круглый живот. Лысину. И горбатый нос. Любят. Это не шутка. Когда я смотрю в их глаза, я вижу любовь. Но что они видят, когда смотрят на меня? Свое благосостояние? Свое счастье? Удачу? Или просто деньги? Так что же они любят во мне? И кто я?»
Семен встал, прошлепал босыми ногами по краю. Остановился. Потом сделал несколько шагов назад, разбежался и, подняв тучу брызг, плюхнулся в бассейн. Прохладная вода смыла горячечную дрожь с тела. В последнее время Липинский чувствовал себя не очень хорошо. И никакие врачи не могли определить причину недомогания. Необъяснимое волнение, скачки температуры и давления. Так было, когда Семен сделал свой первый миллион, легко и быстро провернув «машинную» сделку. Потом приступы случались еще несколько раз, и всегда это было связано с финансовыми успехами или неудачами Семена. «Миллиардная лихорадка», называл он про себя это состояние. Но сейчас с финансами все было в порядке. После бегства из России все капиталы были переведены в соответствующие места. Потери сведены к минимуму. А кривая роста снова направила упрямый носик вверх. Стабильный рост, никаких резких изменений. Но организм сбоил. Странная, ни на что не похожая слабость изводила Семена. Ему казалось, что сам он только пассажир в этом теле. Смотрит изнутри комфортабельного вагона на проносящиеся мимо пейзажи. Кто-то из близких английских друзей ненавязчиво отрекомендовал хорошего психоаналитика, но Липинский никогда не обращался к этим хитрецам, сделавшим из естественных реакций и инстинктов человеческого тела нечто засекреченное, табуированное, сакральное. Семен вырос в стране, где психоанализ применялся только к малочисленным серийным маньякам, да и то часто безуспешно. Ему вообще казалось, что именно психоанализ вкупе с христианской моралью и породил сексуальных маньяков-извращенцев как болезнь Запада. На Востоке то ли с психоанализом было туго, то ли христианство прижилось в какой-то причудливой форме, но проблем в этой области было меньше. Так что к хитрым любителям поковыряться в чужой голове Липинский не пошел. Но лучше себя чувствовать от этого не стал.
Вынырнув на поверхность, Семен мощными гребками поплыл к противоположной стороне бассейна. Отмахнулся от девчонок, пытавшихся завладеть его вниманием, выбрался из воды и понял, что на сегодня запас энергии кончился. Внутри грудной клетки все сжалось, спина против воли начала сгибаться, горбиться.
— Семен Маркович, все в порядке? — поинтересовался чей-то голос из-за душного марева, повисшего перед глазами.
— Устал, кажется, — ответил Липинский, через силу выпрямляясь. — Пойду я, пожалуй, отдохну…
Отказавшись от помощи, он добрался до спальни, едва разбирая дорогу, и там повалился на кровать. Когда в комнату заглянул референт, Семен спал.
— Семен Маркович, — позвал секретарь. — Сегодня есть встречи, вы запланировали…
— Оставь его, — посоветовал сидящий у входа в спальню Дмитрий. — Ему что-то нездоровится в последнее время. Придумай что-нибудь. С кем он там встречается?
— С лордом Джадом.
Охранник удивленно поднял брови:
— Ну, скажи лорду, что хозяин спит. Лорд не царь, подождет.
— У него не сейчас встреча. Часа через четыре.
— Вот и приходи попозже, может, очнется к тому времени.
Референт сел рядом с охранником.
— Не узнаю его в последнее время. Раньше он не такой был.
Дмитрий пожал плечами:
— Может, у него ностальгия.
— Чего?
— Ностальгия. По родине скучает.
Секретарь как-то странно посмотрел на охранника и молча удалился.
В это время Семен метался по кровати. Его охватывал то жар, то холод. Во сне Липинскнй бормотал что-то. Доносились обрывки какого-то разговора:
— Не хочу… Так… Постепенный рост… Мне не важно…
Семену было плохо. Казалось, что кости начинают изгибаться. Обрастать уродливыми наростами. И вот уже тело Липинского становится другим. Не похожим на прежнее.
Семен плавал в темноте, зная, что где-то рядом находятся такие же, как он, но другие. Они тоже плавают в черной взвеси и ждут чего-то. Иногда ведут разговоры. Понятные, но пугающие в этом жутком месте.
— Иногда мне кажется, что мы крутимся вокруг чего-то, но не замечаем, не знаем о существовании этого центра, — плаксиво говорил кто-то. — Словно нас водят за нос.
— Какая тебе разница? — спрашивал другой, раздраженный голос.
— Большая, очень большая. Вокруг все одно и то же. Мы стараемся поддержать баланс, а у нас не получается. Неудача за неудачей. Все напрасно.
— Бред. Не надо истерики.
— Тебе легко говорить…
— Мне? Ты даже себе не представляешь, над какой пропастью я балансирую все время.
— Ты, может быть, и балансируешь. А я там давным-давно сижу! Думаешь, мне не страшно?
— Ладно, не горячись.
Липинский ощутил жалость к тому несчастному голосу и робость перед тем вторым, раздраженным, властным. Были и другие. Семен чувствовал их присутствие.
— Тебе легко говорить. — Жалостливый голос снова запричитал. — Не хочу так, не хочу…
— Это нужно, пойми. Нужно. Там, где живешь ты, нас не любят Ненавидят. А должны любить. Больше, больше… Пойми ты, глупый. Больше.
— Я знаю, знаю… — Первый голос едва ли не плакал. — Но они не любят меня.
— Тебя мало. Тебя очень мало…
— Да, да…
И тут заговорили все. Разом. Этот хор тонких, басовитых, тихих, громких, злых, вкрадчивых, доверительных, агрессивных голосов слился в один могучий, сильный голос, который спросил Семена:
— А ты? Ты зачем пришел сюда?
— Я? — спросил Семен.
— Ты любишь нас? Ты готов для нас на все? ТЫ!
Липинского скрутило, жестоко ломая кости.
— Я не знаю вас, — закричал он. — Кто вы такие?!
— Ты нас знаешь, — ответил голос. — Ты нас кормишь!
И пространство затопил свет, яркий, злой, обнажающий свет.
И Семен увидел говорившего.
Липинский закричал, пытаясь оттолкнуться. Но ОН был близко, прижался к груди, обхватил руками… И Семен, не в силах сомкнуть веки, уставился в его немигающие, зеленые глазищи.
Когда Липинский с криком проснулся, у кровати сидели референт и доктор. Первый выглядел испуганно, а второй сочувственно.
— Плохой сон? — поинтересовался Самуил Абрамович, личный доктор Семена.
— Что вы видели? — спросил референт. Доктор кинул в его сторону неодобрительный взгляд.
— Бога, — выдохнул Липинский.
Глава 11
Из статьи «Опасность сильной России»:
«Для того чтобы трезво оценить место России в сегодняшнем мире, надо выкинуть из головы навязчивые идеи русского мессианства, а из сердца — пламенную любовь к Родине…» «Идея великой России замешана на уязвленном самолюбии и недостатке самоуважения».
Из газетных статей:
"На носу весенний призыв. Что делать?»
«Неявка в военкомат как форма акта гражданского неповиновения».
«Создается впечатление, что, родившись в России, ты просто „попал"! А если родился мужчиной в России — ты „попал" вдвойне!»
«Лучше два года условно, чем два года реально и в армии».
В каптерке было холодно. Неожиданные весенние холода выдались на редкость суровыми, и вечно пьяный истопник был не в состоянии поддерживать нормальную температуру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51