– Это длинная дорога. К ней надо относиться серьезно.
Вопреки ожиданию Сергей не смог заснуть сразу.
Лежа, он смотрел на огни, проносящиеся за окном, на стремительные тени, призраки и чудеса железной дороги. Колеса выбивали ту самую, удивительную полиритмию, которая, словно бубен шамана или стремительный языческий конь, способна унести человека далеко-далеко…
«Месть – это хорошо… С местью мы разберемся. Но надо же двигаться куда-то дальше? – Сергей заложил руки за голову. – Что же дальше? Вот, скажем, Кавказ, все эти южные народы с их кровными вендеттами, род на род, племя на племя, и так из поколения в поколение. Резня… Дикость. Тоже не годится. Дикость и есть. Дискредитация идеи. Людям жить надо, вперед двигаться, а не ползать по кустам с автоматами. Это на югах хорошо. Там и погода, и стиль жизни позволяют. Северным людям нужен другой пример. Иначе все уткнется в диких горцев. Да и то примеры найдутся какие-нибудь, исключительно уродливые. Как всегда…
Но вообще-то вопрос действительно серьезный. Ну, вот осуществил кто-то месть. А ему с той стороны в ответ… Понятие вины, оно… по-разному воспринимается. Что тогда?»
И словно кто-то посторонний, до этого момента молчавший, ответил:
«Бандиты же нашли выход. Разводящий. Авторитет. Именно он решает, кто прав, кто виноват, по понятиям. Нарушены ли неписаные законы?…»
«А где его взять?»
«Ну, брат, – усмехнулся кто-то. – Мы же не берем в расчет мелочи, типа, кот насрал на коврик… Если у тебя проблема на уровне, или ты их, или они тебя, то авторитета найти можно. Ситуация к тому обязывает. Ответственность за близких, семью… Сам говорил, месть – не для слабых духом».
«Ну, хорошо, а какие могут быть пути к… ну… Как это говорят, несиловому разрешению конфликта?»
«Давай посмотрим в историю. Все на том же Севере. Вот, скажем, скандинавы, месть – это было очень распространенное понятие среди викингов. И не всегда роды резали друг друга до последнего мужчины. Было же такое понятие, как вира. Сейчас ее назвали бы как-нибудь, типа, денежная компенсация. Принять ее означало и честь соблюсти, и отказаться от дальнейшей мести. Это была особая мера, чтобы предотвратить бесконечную вендетту. Собственно, ты же сам пытался к этому свести, когда с Карасиком разговаривал. Подумай, если бы тебе Карасик отступного предложил? Ты бы успокоился?»
«Наверное, да…»
«Но он, дурак, в бутылку полез. Почувствовал, что не готов ты до конца идти…»
«А разве я был не готов?»
«Конечно. Вспомни. Когда он сказал, что ни копья тебе не вернет, хотя и признает, что обокрал. Вспомни. Ты же как вкопанный перед стеной встал. Что делать? Как быть? Вот так, Сережка, маховики-то завертелись. Колеса, шестеренки. Не остановить… А Карасик, тот был готов тебя валить. Помнишь? Пистолет под столом… С одной стороны, это тебе в плюс, ты его так запугал, что он уже себя не помнил, но, с другой стороны, брат, это ты его должен был на мушке держать, а не он тебя. Страшно?»
«Страшно, – признался Сергей. – Очень».
«Правду говоришь. А помнишь, ты назвал вопросы, на которые должен ответить человек, собирающийся мстить?»
«Кажется».
«Вспомни…»
«Сможешь ли ты справиться с тем, что обрушится на тебя?»
«Так…»
«Стоят ли результаты такой жертвы?»
«Дальше…»
«Имеет ли ценность то, ради чего ты решил рисковать?»
«И?»
«И что будет, если ты простишь обидчика?»
«Правильно. Ты ведь ответил для себя на эти вопросы? Правда?»
«Конечно. Иначе я не стал бы…»
«Но есть еще один вопрос. Его надо задавать себе везде и всегда. Везде перед тем, как принять решение. Всегда после того, как ты решил, что готов».
«Какой?!» – Сергей едва не закричал.
«Не вру ли я самому себе? И даже если ты еще немного не готов, еще чуть-чуть не смеешь, этот вопрос поставит все на свои места. Потому что, если ты не врешь самому себе, значит, ты владеешь собой. И готов идти до конца. И еще дальше».
– Не вру ли я самому себе? – повторил Сергей шепотом. – Не вру ли я?…
«Не могу. Не должен. И не буду лгать самому себе…»
– Надо не забыть… Только бы не забыть…
А потом он заснул, как нырнул в черную воду.
Через которую бежал, бежал могучий языческий конь. Поезд в ночи…
51.
В кабинете у Битова было, как всегда, тихо. С суровой задумчивостью смотрел со стены Железный Феликс, лежал в открытой коробке, на черном бархате подарочный «маузер», и голубым подсвечивал сумрак голографический монитор.
Шеф стоял спиной к дверям, рассматривал что-то за окном.
Калугин осторожно кашлянул.
– Входи, Володя, входи, – не отрываясь от окна, сказал Битов и махнул Калугину рукой, подходи, мол. – Смотри, сволочи, что делают…
Владимир Дмитриевич остановился рядом с Антоном Михайловичем и посмотрел вниз. Там, на небольшой стоянке, четверо каких-то охламонов вертелись вокруг машины.
– Что там?
– Воруют, – меланхолично ответил Битов. – Натурально перед зданием ФСБ… Засранцы. Надо все-таки машину на подземную парковку загонять. Да ленюсь все.
– Так это вашу машину?!
Шеф кивнул.
Одиноко стоящая «Субару» подозрительно взмаргивала габаритными огнями, но звуковых сигналов уже не подавала.
– Идиоты, конечно, но специалисты… – прокомментировал Битов. – Обрати внимание, звук уже убрали.
– Так… – осторожно предположил Калугин. – Может быть, в милицию? Или нашими силами?…
– Ну, все-таки нашими силами не стоит. Чего ребят зря дергать? Да и… еще скажут, мол, злоупотребление служебным положением. Пусть милиция занимается. Это ее работа.
– А сообщили?
– Конечно. Вот смотрю, проверяю время реагирования. Ты не против, если мы дождемся конца этой пьесы? Ничего срочного нет?
– Нет. Хотел с вами просто один момент обговорить…
– Тогда немного подождем. – Битов показал на парня, который сидел чуть поодаль. – Видишь вон того? Он сейчас сигналы перехватывает. А остальные вокруг носятся с датчиками, сканируют. Потом, когда у программы база подберется порядочная, они попробуют с компьютером, который в машине стоит, «договориться». Если получится, он им сам двери откроет. Никакой грубой силы. Электроника, прогресс, цивилизация.
– А если они раньше милиции доберутся?
– Могут, – согласился Битов.
– Так ведь уедут!
– Это вряд ли. – Антон Михайлович покачал головой. – Электроника, конечно, хорошо… Но она далеко не все решает. Мне сосед-умелец на приборку кнопку вывел. Без нее не заведется. А ее еще найти надо. Не все так просто… Впрочем, вот и кавалерия.
На большой скорости к стоянке подлетел, мигая разноцветными огнями, милицейский «пакет». Взломщики заметались, кинулись в разные стороны. Но с другой стороны подъехала еще одна машина. Охламоны кинули на землю инструменты и упали рядом. Стандартная поза «Не бей меня, начальник», ноги в стороны, руки за головой. Со столичной милицией шутить себе дороже.
– Идиоты и есть… – кивнул Битов. – А может, наоборот, представители очередной творческой интеллигенции. И это их способ самовыражения. Угнать тачку с Лубянки. Этот вариант, кстати, более реален. Угонщики все-таки должны обладать каким-то интеллектом. А для людей творческих это совсем не обязательно. Им нужно иметь жилку социальную, чтобы там… устроить акт политической сатиры. Смарт-моб, понимаешь. Так и хочется процитировать классика мирового пролетариата…
– Интеллигенция не мозг нации, а ее говно?
Битов кивнул.
– В самую точку сказал. Помнишь, может быть, как эти ребята к нам на Лубянку камни носили?
– Нет…
– Очень давняя история. Даже я не слишком хорошо помню, кто это все придумал. Молодой был… Кажется, рифмоплет какой-то придумал… Слова я запомнил хорошо, «политическая сатира». Ты работаешь, жизнью иногда рискуешь. Ночами не спишь. Мразь всякую ловишь. А для них – это только повод устроить политическую сатиру. Верно сказано, исключительно верно. Говно оно и есть… И не тонет. – Битов опустил жалюзи. – Ладно. Импровизированный спектакль, пожалуй, окончен. Актеры сейчас огребают свои аплодисменты, а мы делом займемся. Что у тебя?
Калугин сел за стол, напротив начальника. Разложил распечатки.
– Мы нашли человека, который работал в тесном контакте с «кротом». Но, к сожалению, нашли поздно. Кто-то, по всей видимости, сам «крот», успел убрать сообщника. Сейчас на квартире у убитого проводят обыск и все сопутствующие мероприятия.
– Почему ты думаешь, что это нужный нам человек? Наиболее распространенный мотив для убийства – бытовуха.
– Стопроцентной гарантии, конечно, нет. Но мы подняли все логи, все архивы, все, что только можно. Именно во время дежурства Константина Тимирязева был произведен подлог определенных материалов и уничтожение данных. Тимирязев первым вышел на те видеофрагменты, которые позволили ему определить имена, фамилии и адреса подозреваемых. Соответственно, он же и направил к ним погромщиков. Точнее сказать, направил не он, но с его помощью.
– Серьезно они взялись, раз так кадрами разбрасываются. – Битов побарабанил пальцами по столу. – Что думаешь дальше предпринять? Да! Кстати, что-нибудь по остальным участникам есть? Как я понял, лица их все-таки в систему попали?
– Попали. Но не всех, как я понимаю. По свидетельству проституток, в квартире, помимо Лаптева, были еще трое. Одного мы вычислили. Столяров Сергей Васильевич, вот его досье. А двое других вне системы. Сейчас идет поиск и Лаптева, и Столярова по всей системе видеонаблюдения. Это займет время.
– Не надо по всей. Только за последние дни. – Битов пробежал глазами досье Столярова. – Дизайнер?
Калугин кивнул.
– Неприятное ощущение, что это случайный человек…
– Почему неприятное?
– Потому что случайный. – Битов вздохнул. – Очень плохо иметь дело с непрофессионалами. Бойню в ресторане затеяли непрофессионалы. Идиоты, у которых от компьютеров сдвинулись все… понятия. Лучше слова и не подберешь. Все-таки уголовная «феня» имеет право на существование как специфическое добавление к русскому языку. Эдакий дополнительный словарь. Понятия… Да. Так вот, непрофессионал опасен тем, что непредсказуем. Потому хороший профи всегда должен стремиться к тому, чтобы быть абсолютным любителем. Куда ветер подул, туда и бросился… Подхватил идею, упала она на благодатную почву, и готов экстремист, а снаружи обыватель обывателем.
– Так, может, это высококвалифицированный профи? Просто голову нам морочит… – Калугин, впрочем, понимал, что говорит ерунду.
– Нет. – Битов поморщился. – Вероятность маленькая. Ты посмотри, как все складывается. В ресторане любители. Программисты. Еще дизайнер наш. Всяко не спецназовец. Один только Лаптев картину портит. Но и он в отставке. От военных, кстати, пришел ответ. Они заявили, что Лаптев полностью снят с актива. Полностью. То есть никаких обращений к нему нет и быть не может. Так что тоже, в некотором смысле, любитель… Чайник.
– Хорош чайник…
– Ну, – Битов развел руками, – другого нет. Случайность. Очень редкая. Но тем не менее возможная. Тем хуже для нас. Тем хуже. Да еще компьютерщики эти, неизвестные. Вообще подарок. Мало того, что они в Зеленограде устроили… Кстати, пробей связи этого дизайнера и того… Убитого в ресторане. Забыл… О! Карасик! Он ведь с ним беседовал, так?
Калугин кивнул.
– Пробей связь. Что они могли делить, о чем могли говорить. И так далее. Может быть, это нам ничего не даст, но картина станет более ясна, точно.
– Я это все сделаю, Антон Михайлович. Но мне точно понадобится установить контроль за банковскими счетами и выбить из телефонных компаний лист звонков с телефонами Лаптева и Столярова. А они могут заартачиться. Санкция прокурора… Ну вы знаете систему.
– Знаю. Составь мне заявку, я все сделаю. Хочешь жизнь нашим товарищам осложнить?
– Точно так. Чем труднее жизнь, тем больше движений надо сделать, а тут уж…
– Я понял. – Битов кивнул. – Но есть одно «но»…
– Какое? – спросил Калугин.
– «Крот», – коротко ответил Антон Михайлович. – А есть ли у тебя, Володенька, на примете хороший видеоинженер?
52.
Открыв глаза, умывшись и придя на кухню, Калугин неожиданно понял, что попал в утро вчерашнего Дня.
Фантасмагорическое это ощущение было настолько явным, что он на всякий случай проверил календарь. Но электроника субъективных ощущений не воспринимала. Для нее время делилось на равные отрезки, которые изменялись последовательно, без задержек, с точно отмеренными паузами. Человеческие ощущения в расчет не шли.
Владимир Дмитриевич припомнил, что примерно года два назад проскакивала информация, что наконец изобрели прибор, фиксирующий кванты времени. То есть чувствующий время как субстанцию, где часы и минуты приобретали физические свойства реальных предметов. Потом информация потерялась, будто и не было. То ли утка, то ли ошиблись ученые, то ли, как всегда, очередное открытие оказалось интересно исключительно для математиков-теоретиков, изучающих особенности евклидовой метрики, как проективного отношения к фундаментальным образам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Вопреки ожиданию Сергей не смог заснуть сразу.
Лежа, он смотрел на огни, проносящиеся за окном, на стремительные тени, призраки и чудеса железной дороги. Колеса выбивали ту самую, удивительную полиритмию, которая, словно бубен шамана или стремительный языческий конь, способна унести человека далеко-далеко…
«Месть – это хорошо… С местью мы разберемся. Но надо же двигаться куда-то дальше? – Сергей заложил руки за голову. – Что же дальше? Вот, скажем, Кавказ, все эти южные народы с их кровными вендеттами, род на род, племя на племя, и так из поколения в поколение. Резня… Дикость. Тоже не годится. Дикость и есть. Дискредитация идеи. Людям жить надо, вперед двигаться, а не ползать по кустам с автоматами. Это на югах хорошо. Там и погода, и стиль жизни позволяют. Северным людям нужен другой пример. Иначе все уткнется в диких горцев. Да и то примеры найдутся какие-нибудь, исключительно уродливые. Как всегда…
Но вообще-то вопрос действительно серьезный. Ну, вот осуществил кто-то месть. А ему с той стороны в ответ… Понятие вины, оно… по-разному воспринимается. Что тогда?»
И словно кто-то посторонний, до этого момента молчавший, ответил:
«Бандиты же нашли выход. Разводящий. Авторитет. Именно он решает, кто прав, кто виноват, по понятиям. Нарушены ли неписаные законы?…»
«А где его взять?»
«Ну, брат, – усмехнулся кто-то. – Мы же не берем в расчет мелочи, типа, кот насрал на коврик… Если у тебя проблема на уровне, или ты их, или они тебя, то авторитета найти можно. Ситуация к тому обязывает. Ответственность за близких, семью… Сам говорил, месть – не для слабых духом».
«Ну, хорошо, а какие могут быть пути к… ну… Как это говорят, несиловому разрешению конфликта?»
«Давай посмотрим в историю. Все на том же Севере. Вот, скажем, скандинавы, месть – это было очень распространенное понятие среди викингов. И не всегда роды резали друг друга до последнего мужчины. Было же такое понятие, как вира. Сейчас ее назвали бы как-нибудь, типа, денежная компенсация. Принять ее означало и честь соблюсти, и отказаться от дальнейшей мести. Это была особая мера, чтобы предотвратить бесконечную вендетту. Собственно, ты же сам пытался к этому свести, когда с Карасиком разговаривал. Подумай, если бы тебе Карасик отступного предложил? Ты бы успокоился?»
«Наверное, да…»
«Но он, дурак, в бутылку полез. Почувствовал, что не готов ты до конца идти…»
«А разве я был не готов?»
«Конечно. Вспомни. Когда он сказал, что ни копья тебе не вернет, хотя и признает, что обокрал. Вспомни. Ты же как вкопанный перед стеной встал. Что делать? Как быть? Вот так, Сережка, маховики-то завертелись. Колеса, шестеренки. Не остановить… А Карасик, тот был готов тебя валить. Помнишь? Пистолет под столом… С одной стороны, это тебе в плюс, ты его так запугал, что он уже себя не помнил, но, с другой стороны, брат, это ты его должен был на мушке держать, а не он тебя. Страшно?»
«Страшно, – признался Сергей. – Очень».
«Правду говоришь. А помнишь, ты назвал вопросы, на которые должен ответить человек, собирающийся мстить?»
«Кажется».
«Вспомни…»
«Сможешь ли ты справиться с тем, что обрушится на тебя?»
«Так…»
«Стоят ли результаты такой жертвы?»
«Дальше…»
«Имеет ли ценность то, ради чего ты решил рисковать?»
«И?»
«И что будет, если ты простишь обидчика?»
«Правильно. Ты ведь ответил для себя на эти вопросы? Правда?»
«Конечно. Иначе я не стал бы…»
«Но есть еще один вопрос. Его надо задавать себе везде и всегда. Везде перед тем, как принять решение. Всегда после того, как ты решил, что готов».
«Какой?!» – Сергей едва не закричал.
«Не вру ли я самому себе? И даже если ты еще немного не готов, еще чуть-чуть не смеешь, этот вопрос поставит все на свои места. Потому что, если ты не врешь самому себе, значит, ты владеешь собой. И готов идти до конца. И еще дальше».
– Не вру ли я самому себе? – повторил Сергей шепотом. – Не вру ли я?…
«Не могу. Не должен. И не буду лгать самому себе…»
– Надо не забыть… Только бы не забыть…
А потом он заснул, как нырнул в черную воду.
Через которую бежал, бежал могучий языческий конь. Поезд в ночи…
51.
В кабинете у Битова было, как всегда, тихо. С суровой задумчивостью смотрел со стены Железный Феликс, лежал в открытой коробке, на черном бархате подарочный «маузер», и голубым подсвечивал сумрак голографический монитор.
Шеф стоял спиной к дверям, рассматривал что-то за окном.
Калугин осторожно кашлянул.
– Входи, Володя, входи, – не отрываясь от окна, сказал Битов и махнул Калугину рукой, подходи, мол. – Смотри, сволочи, что делают…
Владимир Дмитриевич остановился рядом с Антоном Михайловичем и посмотрел вниз. Там, на небольшой стоянке, четверо каких-то охламонов вертелись вокруг машины.
– Что там?
– Воруют, – меланхолично ответил Битов. – Натурально перед зданием ФСБ… Засранцы. Надо все-таки машину на подземную парковку загонять. Да ленюсь все.
– Так это вашу машину?!
Шеф кивнул.
Одиноко стоящая «Субару» подозрительно взмаргивала габаритными огнями, но звуковых сигналов уже не подавала.
– Идиоты, конечно, но специалисты… – прокомментировал Битов. – Обрати внимание, звук уже убрали.
– Так… – осторожно предположил Калугин. – Может быть, в милицию? Или нашими силами?…
– Ну, все-таки нашими силами не стоит. Чего ребят зря дергать? Да и… еще скажут, мол, злоупотребление служебным положением. Пусть милиция занимается. Это ее работа.
– А сообщили?
– Конечно. Вот смотрю, проверяю время реагирования. Ты не против, если мы дождемся конца этой пьесы? Ничего срочного нет?
– Нет. Хотел с вами просто один момент обговорить…
– Тогда немного подождем. – Битов показал на парня, который сидел чуть поодаль. – Видишь вон того? Он сейчас сигналы перехватывает. А остальные вокруг носятся с датчиками, сканируют. Потом, когда у программы база подберется порядочная, они попробуют с компьютером, который в машине стоит, «договориться». Если получится, он им сам двери откроет. Никакой грубой силы. Электроника, прогресс, цивилизация.
– А если они раньше милиции доберутся?
– Могут, – согласился Битов.
– Так ведь уедут!
– Это вряд ли. – Антон Михайлович покачал головой. – Электроника, конечно, хорошо… Но она далеко не все решает. Мне сосед-умелец на приборку кнопку вывел. Без нее не заведется. А ее еще найти надо. Не все так просто… Впрочем, вот и кавалерия.
На большой скорости к стоянке подлетел, мигая разноцветными огнями, милицейский «пакет». Взломщики заметались, кинулись в разные стороны. Но с другой стороны подъехала еще одна машина. Охламоны кинули на землю инструменты и упали рядом. Стандартная поза «Не бей меня, начальник», ноги в стороны, руки за головой. Со столичной милицией шутить себе дороже.
– Идиоты и есть… – кивнул Битов. – А может, наоборот, представители очередной творческой интеллигенции. И это их способ самовыражения. Угнать тачку с Лубянки. Этот вариант, кстати, более реален. Угонщики все-таки должны обладать каким-то интеллектом. А для людей творческих это совсем не обязательно. Им нужно иметь жилку социальную, чтобы там… устроить акт политической сатиры. Смарт-моб, понимаешь. Так и хочется процитировать классика мирового пролетариата…
– Интеллигенция не мозг нации, а ее говно?
Битов кивнул.
– В самую точку сказал. Помнишь, может быть, как эти ребята к нам на Лубянку камни носили?
– Нет…
– Очень давняя история. Даже я не слишком хорошо помню, кто это все придумал. Молодой был… Кажется, рифмоплет какой-то придумал… Слова я запомнил хорошо, «политическая сатира». Ты работаешь, жизнью иногда рискуешь. Ночами не спишь. Мразь всякую ловишь. А для них – это только повод устроить политическую сатиру. Верно сказано, исключительно верно. Говно оно и есть… И не тонет. – Битов опустил жалюзи. – Ладно. Импровизированный спектакль, пожалуй, окончен. Актеры сейчас огребают свои аплодисменты, а мы делом займемся. Что у тебя?
Калугин сел за стол, напротив начальника. Разложил распечатки.
– Мы нашли человека, который работал в тесном контакте с «кротом». Но, к сожалению, нашли поздно. Кто-то, по всей видимости, сам «крот», успел убрать сообщника. Сейчас на квартире у убитого проводят обыск и все сопутствующие мероприятия.
– Почему ты думаешь, что это нужный нам человек? Наиболее распространенный мотив для убийства – бытовуха.
– Стопроцентной гарантии, конечно, нет. Но мы подняли все логи, все архивы, все, что только можно. Именно во время дежурства Константина Тимирязева был произведен подлог определенных материалов и уничтожение данных. Тимирязев первым вышел на те видеофрагменты, которые позволили ему определить имена, фамилии и адреса подозреваемых. Соответственно, он же и направил к ним погромщиков. Точнее сказать, направил не он, но с его помощью.
– Серьезно они взялись, раз так кадрами разбрасываются. – Битов побарабанил пальцами по столу. – Что думаешь дальше предпринять? Да! Кстати, что-нибудь по остальным участникам есть? Как я понял, лица их все-таки в систему попали?
– Попали. Но не всех, как я понимаю. По свидетельству проституток, в квартире, помимо Лаптева, были еще трое. Одного мы вычислили. Столяров Сергей Васильевич, вот его досье. А двое других вне системы. Сейчас идет поиск и Лаптева, и Столярова по всей системе видеонаблюдения. Это займет время.
– Не надо по всей. Только за последние дни. – Битов пробежал глазами досье Столярова. – Дизайнер?
Калугин кивнул.
– Неприятное ощущение, что это случайный человек…
– Почему неприятное?
– Потому что случайный. – Битов вздохнул. – Очень плохо иметь дело с непрофессионалами. Бойню в ресторане затеяли непрофессионалы. Идиоты, у которых от компьютеров сдвинулись все… понятия. Лучше слова и не подберешь. Все-таки уголовная «феня» имеет право на существование как специфическое добавление к русскому языку. Эдакий дополнительный словарь. Понятия… Да. Так вот, непрофессионал опасен тем, что непредсказуем. Потому хороший профи всегда должен стремиться к тому, чтобы быть абсолютным любителем. Куда ветер подул, туда и бросился… Подхватил идею, упала она на благодатную почву, и готов экстремист, а снаружи обыватель обывателем.
– Так, может, это высококвалифицированный профи? Просто голову нам морочит… – Калугин, впрочем, понимал, что говорит ерунду.
– Нет. – Битов поморщился. – Вероятность маленькая. Ты посмотри, как все складывается. В ресторане любители. Программисты. Еще дизайнер наш. Всяко не спецназовец. Один только Лаптев картину портит. Но и он в отставке. От военных, кстати, пришел ответ. Они заявили, что Лаптев полностью снят с актива. Полностью. То есть никаких обращений к нему нет и быть не может. Так что тоже, в некотором смысле, любитель… Чайник.
– Хорош чайник…
– Ну, – Битов развел руками, – другого нет. Случайность. Очень редкая. Но тем не менее возможная. Тем хуже для нас. Тем хуже. Да еще компьютерщики эти, неизвестные. Вообще подарок. Мало того, что они в Зеленограде устроили… Кстати, пробей связи этого дизайнера и того… Убитого в ресторане. Забыл… О! Карасик! Он ведь с ним беседовал, так?
Калугин кивнул.
– Пробей связь. Что они могли делить, о чем могли говорить. И так далее. Может быть, это нам ничего не даст, но картина станет более ясна, точно.
– Я это все сделаю, Антон Михайлович. Но мне точно понадобится установить контроль за банковскими счетами и выбить из телефонных компаний лист звонков с телефонами Лаптева и Столярова. А они могут заартачиться. Санкция прокурора… Ну вы знаете систему.
– Знаю. Составь мне заявку, я все сделаю. Хочешь жизнь нашим товарищам осложнить?
– Точно так. Чем труднее жизнь, тем больше движений надо сделать, а тут уж…
– Я понял. – Битов кивнул. – Но есть одно «но»…
– Какое? – спросил Калугин.
– «Крот», – коротко ответил Антон Михайлович. – А есть ли у тебя, Володенька, на примете хороший видеоинженер?
52.
Открыв глаза, умывшись и придя на кухню, Калугин неожиданно понял, что попал в утро вчерашнего Дня.
Фантасмагорическое это ощущение было настолько явным, что он на всякий случай проверил календарь. Но электроника субъективных ощущений не воспринимала. Для нее время делилось на равные отрезки, которые изменялись последовательно, без задержек, с точно отмеренными паузами. Человеческие ощущения в расчет не шли.
Владимир Дмитриевич припомнил, что примерно года два назад проскакивала информация, что наконец изобрели прибор, фиксирующий кванты времени. То есть чувствующий время как субстанцию, где часы и минуты приобретали физические свойства реальных предметов. Потом информация потерялась, будто и не было. То ли утка, то ли ошиблись ученые, то ли, как всегда, очередное открытие оказалось интересно исключительно для математиков-теоретиков, изучающих особенности евклидовой метрики, как проективного отношения к фундаментальным образам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53