Медик приказал сделать еще одну инъекцию и произнес:
— Необходимо отправить в аптеку продукты выделения, пусть сделают общий анализ. Мадам, я все время в больнице и буду наведываться к нему. В случае острой необходимости не откажите в любезности поставить меня в известность. А мадемуазель де Сен-Клер лучше, чем кто бы то ни было, станет ухаживать за пострадавшим, со всем старанием и преданностью, в которых он так нуждается. Она будет лучшая из сиделок.
— Ах доктор, вы предупредили мое самое большое желание, — сказала настоятельница.
Мадьяна, услышав эти утешительные слова, встала, схватила руку врача и сказала ему с горячей признательностью:
— Спасибо за вашу человечность и великодушие. От всего сердца благодарю вас!
Давно уже наступила ночь. Несмотря на все усилия доктора, который пытался сотворить чудо воскрешения, Железная Рука находился по-прежнему в тяжелом состоянии. Пульс прослушивался, правда, слабый, но ровный.
В половине одиннадцатого пришла неутомимая монахиня. Едва она вымолвила слово, как влетел старый араб Калдур и выкрикнул:
— Мадам настоятельница, извините! Какой-то молодой человек хочет говорить с вами… Отталкивает санитара, теснит часового, шумит…
— Где он? Ты привел его?
В то же время в коридоре раздался пронзительный, протестующий голос. Монахиня открыла дверь и увидела Мустика, который отбивался от угрожавшей ему пары штыков.
— Мустик! Ты! Дитя мое. Как тебе удалось?..
— Ах, мадам… неслыханные вещи, ужасные. Если б вы только знали!
Женщина ввела мальчика в комнату, тот увидел Железную Руку и Мадьяну. Кинулся к девушке, которая обняла его и сказала, показывая на больного:
— Смотри, что они с ним сделали!
— Да, мадемуазель. Я знаю. О, бандиты! Они отравили его… знаете чем?
— Увы! Нет.
— А я знаю. Хорошо запомнил название отвратительного зелья… Это ядовитый корень пассифлоры.
Девушка вскрикнула, и в ее крике смешались ужас, удивление и, быть может, надежда:
— Ты уверен?
— Да, мадемуазель! И я-знаю также, что рассчитывать на выздоровление не приходится…
— Если удастся его все-таки спасти, это тебе он будет обязан жизнью. Матушка, мне надо на пять минут сбегать к себе в комнату. Вы позволите?..
— Идите, дитя мое.
Когда они остались одни, Мустик спросил:
— Мадам, могу ли я с вами побеседовать?
— Да, дорогой друг, и сейчас же.
Мальчик говорил долго. Вещи, о которых он рассказывал, были настолько страшны, что, несмотря на свое обычное хладнокровие, монахиня ужаснулась.
Она шептала, глядя попеременно то на мальчика, то на больного:
— Возможно ли это? О, Господи!
Тут вернулась Мадьяна, в руке она держала маленький флакон, до половины заполненный коричневой жидкостью, в которой плавали черные зерна.
— Дорогое дитя, — сказала настоятельница, — я должна покинуть вас. Я ухожу с Мустиком по очень важному для вас делу. Нас не будет часа два. Больше пока ничего не могу вам сказать. Минуты сейчас равны часам. Никто, кроме вас и доктора, не должны приближаться к больному. До свидания, моя девочка. Будьте мужественны и не теряйте надежды.
— А я, дорогая матушка, попробую сделать невозможное и дам смерти последний бой.
Спустя пять минут настоятельница и Мустик покинули больницу, их сопровождал надзиратель, несший фонарь. Вскоре они прибыли в особняк коменданта и остановились в большом холле, заставленном удобными креольскими табуретками.
Дневальный поднялся, поприветствовав вошедших.
— Будьте любезны, прошу вас, скажите месье коменданту, что я желаю немедленно говорить с ним по чрезвычайно важному делу, не терпящему отлагательств.
Комендант еще не ложился, он работал в своем кабинете. Чиновник! Ночью! Работает для государства! Чудеса! Это уж слишком! Однако критическая обстановка в крае требовала того. Настоятельница вошла. Прошло несколько минут, и дневальный отправился за Мустиком…
Состоялась беседа, быстрая, таинственная и решившая дело. Охранники полетели пулей, а настоятельница, комендант и Мустик остались ждать в холле. Мустик, красный как рак, сиял; здоровый глаз блестел, а повязка по-прежнему пересекала лоб.
Комендант, несмотря на свое обычное хладнокровие, казался удрученным. Все трое хранили молчание. Оно длилось бесконечно! Наконец, не выдержав, комендант прошептал:
— Они не придут! Следовательно, это страшное сообщение, ставящее меня в ужасное положение…
Прошло еще несколько минут. Послышались скорые шаги.
— Нет, они все-таки будут здесь, — оживился комендант со вздохом облегчения.
— Они идут! Вот они! Победа!
И их взору предстали двое прилично одетых мужчин, в сопровождении надзирателя, объявившего:
— Месье Поль Жермон… Месье Анатоль Бодю.
Чувствуя себя превосходно и непринужденно, инженер почтительно поклонился коменданту. Поприветствовав таким образом высокое начальство, он сказал:
— Мы с большим удовольствием прибыли по вашему любезному приглашению. Прошу вас соблаговолить сказать, чем мы можем быть полезны?
— Дорогой месье, это дело одновременно и очень простое, и очень сложное… Даже и не знаю, как к нему приступить.
Мустик, до сих пор сидевший в кресле-качалке, вдруг выпрыгнул из него, словно черт из коробочки. И хотя его никто не приглашал к разговору, внезапно прервал беседу и выкрикнул звенящим голосом:
— Хватит историй и лжи, долой маски! Я узнал этих негодяев и заявляю об этом со всей ответственностью! Только-тот, кто был брюнетом, стал рыжим, а второй, почти мулатского вида, на самом деле — рыжий. Ошибки быть не может: у него те же свиные глазки и тот же тик . И другой тоже, с его голосом и задымленным пенсне, не обманет меня. Я пятьдесят раз подходил к ним в кафе в Неймлессе у бармена Джека. Месье комендант, мадам настоятельница. Смуглолицый — это Маль-Крепи, а другой Король каторги!
Мустик сорвал повязку, свет упал на его лицо, и он добавил:
— Вы, конечно, узнали меня, боя Мустика, друга Железной Руки, настоящего Поля Жермона, инженера, которого вы здесь отравили, выкрав сперва у него документы, чтобы выдавать себя за него…
С великолепным хладнокровием, ничуть не оробев от этого ужасного обвинения, инженер расхохотался и сказал странно спокойным голосом:
— Комендант, у этого молодого человека скорее всего — солнечный удар. Он бредит. Но поскольку его безумные речи просто абсурдны , чтобы не сказать — оскорбительны, я прошу вас…
Тогда надзиратель, до сих пор хранивший молчание, прервал его:
— Хватит! Я тоже узнал вас. Ваш голос из тех, что не забываются. Как и взгляд, который скрестился с моим там, в бухте Шарвен, когда упало ваше пенсне. Я был надзирателем в тюрьме Кайенны.
Инженер весело рассмеялся и сказал:
— Я, стало быть, так неприятно похож на какого-то негодяя…
— Да, похожи во всем, вплоть до татуировки на груди, которую мы сейчас увидим. Прежде всего с левой стороны четыре красных буквы Л. Р. Д. Б., затем — корона и скипетр. И наконец, с правой стороны девиз: «Быть свободным или умереть!» Вы все еще будете отрицать? Комендант, отдайте приказ арестовать их…
Комендант, очень бледный, но спокойный и полный решимости, вмешался наконец и холодно сказал:
— Месье, защищайтесь! Не словами. Один-единственный жест может опровергнуть это обвинение. Раскройте ваши одежды и покажите грудь.
Мужчина опять рассмеялся и, глядя на своего компаньона, сказал ему, пожав плечами:
— Думаю, мы попались.
— Так вы признаетесь? — комендант.
— Да, признаюсь! Во всем!
— Это вы — Король каторги?
— Да, я!
— В таком случае, вы — мой пленник!
— Нет! Короля каторги так просто не взять! Комендант, опасаясь отчаянного сопротивления, крикнул:
— К оружию!
Его голос прозвучал как гром и через открытые окна достиг двух постов, выставленных у входов. Послышался звон металла и шум быстрых шагов: люди прибежали, не мешкая ни минуты.
Надзиратель выхватил из кармана наручники и попытался схватить запястье каторжника. Король каторги снова расхохотался, а Маль-Крепи вторил ему. В это время со всех сторон сбежались вооруженные люди; они были в окнах, в дверях, в коридорах. Блестели бронзовые стволы ружей, сверкала сталь штыков…
Внезапно комендант, надзиратель и сам Мустик одновременно вскрикнули от страха и удивления.
Тесная толпа прибежавших людей, дрожавших от нетерпения, но молчаливых, была одета вовсе не в форму морских пехотинцев. Бритые наголо, бледные, с блестящими глазами и приоткрытыми ртами, мерзкие и ужасные, эти люди выставляли напоказ зловещую наружность каторги. Без единого крика или слова они, повинуясь тщательно разработанному плану, окружили Короля каторги и его компаньона забором ощетинившихся штыков. Но никакого насилия, никакого проявления жестокости.
Комендант, пораженный, белый, как воск, смотрел, не веря своим глазам, на этот неслыханный спектакль, а надзиратель, не знавший, что делать, уронил наручники.
Тогда из глубины тяжело дышавшей толпы, готовой вспыхнуть гневом, отчего трагическое молчание казалось еще более впечатляющим, прозвучал голос, высокомерный и издевательский:
— Комендант, я покидаю вас! Без ненависти и насилия, не нанеся вам никакого ущерба. Оказываю власти услугу! Уходя, увожу с собой неисправимых. Я освобождаю вас от трехсот пятидесяти отпетых молодцов, чтобы сделать из них преторианскую гвардию . У меня были более обширные планы, но обстоятельства помешали их осуществить. Позднее увидимся. Прощайте! И главное — не пытайтесь преследовать меня. В противном случае вся каторга подымется, как один человек, а Сен-Лоран будет предан огню и потоплен в крови. Вперед, друзья!
При этих словах каторжники, по-прежнему храня молчание, устремились ко всем выходам, окружив своего короля неприступной стеной из оружия и тел.
Через несколько секунд ужасное видение растаяло в темноте, а монахиня, комендант, Мустик и надзиратель, обомлев, в недоумении смотрели друг на друга.
Но вернемся в больницу. Полночь. Доктор и Мадьяна сидят у изголовья больного. Девушка сияет. Только что произошло чудо. Конечно, Железная Рука еще очень слаб. Но, против всяких ожиданий, к нему вернулось сознание.
Он слышит! Он видит! Он даже прошептал несколько слов…
— Мадьяна! Вы! Мой добрый ангел!
Девушка наклонилась к нему, объяла, словно лаской, своим прекрасным взором и тихо сказала:
— Друг мой, не разговаривайте. Даже не думайте. Отдыхайте. Спите. Я с вами, рядом. Вы спасены, а вскоре будете свободны.
Потом взяла его за руку, села рядом и, словно ребенку, проговорила немного строго и ласково-повелительно:
— Ну же, спать.
И, повинуясь нежному приказу девушки, молодой человек закрыл глаза и заснул, а врач прошептал:
— Свершилось чудо!
Вскоре на лице Железной Руки выступили капли пота, сон стал сперва спокойным, а затем и глубоким.
Мало-помалу. шея атлета и наполовину обнаженные руки с мощной мускулатурой покрылись испариной. Он словно только что вышел из бани.
И Мадьяна, пристально следившая за всем, воскликнула, сцяя:
— Он спасен! Благодарю тебя, Господи!
— Мадемуазель, — сказал доктор, — покорно признаюсь в полной беспомощности официальной медицины. Я был в отчаянии. Позвольте от всего сердца присоединить к вашей радости и мою.
— А мне, месье, разрешите поблагодарить вас от всей души за ту трогательную заботу, которую вы так преданно оказывали моему дорогому больному.
Неожиданно вошли настоятельница и Мустик. Увидев сияющие лица двух собеседников, они поняли, что дело пошло на лад и состояние больного улучшилось.
— Спасен! Он спасен! — повторяла счастливая Мадьяна.
Она схватила Мустика за плечи и дружески расцеловала в обе щеки, сказав ему дрогнувшим голосом:
— Это тебе я обязана таким сверхчеловеческим счастьем, дорогой малыш!
— А я от радости схожу с ума, я потерял голову… Однако наш патрон… что с ним сейчас?
— Выздоровел! Через сутки он будет на ногах. Благодаря тебе, мой друг.
— Так, стало быть, корень пассифлоры…
— Смертельный яд. А на вид красивый куст с вкусными плодами. Ядом этим негры из мести травят своих врагов.
— Значит, хорошо, что я услышал его название.
— И что ты его запомнил. Да, это большое счастье. Без этого Полю не выкарабкаться бы.
— Выходит, есть противоядие?
— Единственное. И его мало кто знает. Это — ка-лалу-дьявол, а вернее его зерна, вымоченные в спирте.
Настоятельница добавила:
— Это также испытанное средство против укуса змеи.
— Да, дорогая матушка. Так как я весьма фамильярно обращаюсь с самыми опасными змеями, то всегда ношу с собой флакончик с этим снадобьем. Это от мамы Нене мне стало известно, что оно — действенное средство при отравлении пассифлорой.
— Я тем более счастлива, моя девочка, что несу добрую весть. Когда жених проснется, объявите ему, что его невиновность полностью доказана и всеми признана. Даже скрытые враги вынуждены были согласиться, что он мерзким образом оболган, что у него были украдены его имя и звание.
— К несчастью, — отозвался Мустик, — бандитам удалось бежать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31