— Он слышал разговоры о них в тавернах Фоуи.
— Виконт Пенхэллан, — отозвалась Люси. — Он очень влиятельный человек, но не появляется в местном обществе. Думаю, он занимает достаточно важное положение в правительстве. Я сама только дважды встречала его в Лондоне.
Хмурясь, она посмотрела на список гостей и сказала с отсутствующим видом:
— Он мне не нравится. Очень высокомерен и пугает меня.
— Ваш брат с ним знаком?
— Да, конечно, — ответила Люси все еще отрешенным тоном. — Но там был какой-то скандал, связанный с его племянниками, и теперь их никто не принимает… Не знаю, что там случилось, и ничего не спрашивайте у Джулиана, а то он обвинит меня в любви к сплетням и будет после этого совершенно неприступен и некоммуникабелен.
— Но разве не следует пригласить Пенхэллана, раз вы приглашаете всех остальных? — спросила Тэмсин беззаботным тоном, беря из стоявшей на столе вазы с фруктами яблоко и деловито вытирая его подолом юбки.
— О, он и не подумает приехать, — возразила Люси заговорщическим тоном.
— Но вы ведь сказали, что и другие, возможно, не приедут и все-таки их следует пригласить.
— Ну, разумеется, но это совсем другое дело. Лорд Пенхэллан — очень важная птица и не нуждается в приглашении на такой скромный прием, как этот.
— Сто человек гостей — это немало. — Тэмсин захрустела яблоком. — Мне представляется, что это половина графства. По крайней мере, если вы его пригласите, у него не будет повода обидеться. Я всегда говорю, лучше принять меры заранее, чтобы потом не жалеть.
Люси, хмурясь, в очередной раз обозревала список.
— Если то, что он остался за бортом, может быть сочтено пренебрежением…
— Я напишу приглашение, — решительно предложила Тэмсин, придвигая с деловитым видом лист бумаги. — Давайте я возьму на себя одну половину списка, а вы — другую.
Придет ли он? Если она его заинтересовала, то непременно придет. Тэмсин была убеждена, что не он натравил на нее близнецов. Для столь умного и хитрого человека, каким, несомненно, был ее дядя, такой ход казался крайне неуклюжим. Но это нападение не было случайностью. Просто близнецы взяли дело виконта в свои грязные, порочные и неумелые руки.
Безусловно, Седрик Пенхэллан проявлял к ней интерес, и он, конечно, должен прийти.
Приглашение прибыло на следующее утро во время завтрака. Седрик дважды перечитал его, и легкая улыбка скривила его мясистые губы. Почерк свидетельствовал об отважном и решительном характере. Тот, кто писал, не жалел чернил — линии букв были широкими и четкими, а манера письма не походила на женскую. Конечно, это не было похоже на руку Люси Фортескью. Каким-то образом он понял, что письмо было написано девушкой, которую он видел на лестнице, девушкой с фиалковыми глазами, ездившей на молочно-белом арабском жеребце. Он тщательно изучал послание, стараясь обнаружить в нем какую-нибудь связь с Силией. Ничего подобного он, разумеется, не обнаружил, и все же учуял вызов, исходивший от плотной веленевой бумаги. Приглашение можно было счесть открытым вызовом.
Но, ради всего святого, каким образом Джулиан Сент-Саймон вписывался в эту картину?
Глава 21
— Я надену рубины на этот прием, — объявила Тэмсин, сидевшая скрестив ноги, посреди постели Джулиана. Она была, как обычно, обнаженной и с пристальным вниманием наблюдала за тем, как он раздевается.
— Нет, не наденешь, — сказал Сент-Саймон, наклоняясь, чтобы плеснуть в лицо воды из кувшина.
Тэмсин жадно впитывала его облик: четкие линии спины, длинные мускулистые бедра…
— Почему же?
Он повернулся к ней, и она потеряла интерес к тому, о чем спросила, спрыгнула с постели с негромким хищным возгласом, какой издает охотник, выследивший лису…
— Почему же я не могу надеть рубины? — спросила она спустя некоторое время. — Они прекрасно подойдут к платью, которое Хосефа шьет для меня. Оно из серебристых кружев, на чехле из кремового шелка, с большим вырезом и полудлинным шлейфом. Не имею ни малейшего представления, как мне удастся с ним справиться: он ужасно мешает и путается под ногами. Возможно, я зацеплюсь им за лестницу или опрокинусь на спину посреди танца.
Джулиан подул, чтобы убрать со своего носа щекотавшую его прядь золотистых волос.
— Я сомневаюсь в этом, Лютик. Ты кажешься мне прирожденной танцовщицей.
— Все дело в том, что во мне течет испанская кровь, — ответила она. — Ты бы посмотрел, как я танцую во время фиесты — сплошной вихрь юбок, кастаньет и голых ног.
— Весьма подходит для небольшого приема в сонной корнуолльской деревушке, — откликнулся Джулиан.
Тэмсин подумала, знает ли он, насколько многолюдным будет этот вечер. Он не проявлял никакого интереса к деталям.
— Как бы то ни было, — сказал он, возвращаясь к началу разговора, — ты не можешь носить рубины, потому что молодые незамужние девушки носят только жемчуг, бирюзу, гранаты или топазы. Что-либо более серьезное считается вульгарным.
— Какое ханжество!
— Безусловно, — согласился он. — Ты еще кое-что должна запомнить: дебютантки держатся во всех отношениях скромно, не рвутся вперед. Ты имеешь право танцевать только с партнером, который должным образом представлен тебе, и с каждым можешь протанцевать только один танец. В остальное время, когда не будешь танцевать, ты должна сидеть у стены рядом с присматривающей за тобой дамой.
— Да ты шутишь!
Тэмсин приподнялась, оперлась на его грудь и воззрилась на него, глядя сверху вниз, в тусклом свете, под тенью полога.
— Вовсе нет, никогда не был более серьезен, — сказал Джулиан, улыбаясь при виде ее смятения. — Но помни: ты должна сыграть эту роль.
— А тебе нравится вдалбливать мне это, да? Она сверкнула на него глазами, но в их глубине все еще теплились искры, зажженные страстью.
— Возможно, — ответил он, все еще усмехаясь. — Но со мной ты можешь танцевать больше одного раза, потому что я твой опекун… и будет вполне прилично, если ты протанцуешь несколько раз с Гаретом.
— Благодарю, завидная перспектива. — Она снова плюхнулась на кровать рядом с ним.
— То есть я хотела сказать… — Она вскочила и села. — Не знаю, во сколько это обойдется тебе, но раз это часть моего плана и это будет мой дебют в обществе, я, конечно, готова заплатить за это. Так что если ты представишь мне счет…
— О, — ответил он беспечно, — одного рубина будет вполне достаточно. — Внезапно горло его сжалось: он вспомнил «пещеру Аладдина» в Эльвасе. Тогда она предложила ему свои сокровища, а он не правильно понял ее и взбесился, подумав, что она готова заплатить ему как наемному лакею. Но на самом деле она предложила ему роскошные сокровища своего тела и плоды своего удивительно изобретательного воображения.
— В чем дело? — спросила Тэмсин, заметив, как жестко сжались его губы, как напряглись мышцы лица. А ведь всего минуту назад он смеялся, и в глазах его было полное наслаждение, а выражение лица было мягким и насмешливым, именно таким, какое она любила.
Он не ответил, а только потянул ее вниз и привлек к себе, и, перекатившись, она снова оказалась под ним. Тэмсин все еще была озадачена этой странной метаморфозой, жесткостью его тела, внезапно вновь проснувшимся голодом и настоятельной потребностью в близости. Но она позволила страсти захватить себя и своему телу слиться с его, жестким и грубым, позволила ему войти в нее и дышала в такт его дыханию, потому что недели мчались галопом и Седрик Пенхэллан приближался к расставленной ею сети… И скоро все должно было кончиться.
— Боже милостивый, — пробормотала Тэмсин, разглядывая незнакомку в псише в субботу.
Она уже привыкла видеть себя одетой в платья, но легкие батист и муслин, которые она носила до сегодняшнего дня, не подготовили ее к тому образу, который возник перед ней сейчас. Это платье оставляло открытыми ее плечи и руки, а низкий вырез позволял видеть верхнюю часть груди и глубокую ложбинку в середине.
Она редко думала о своем теле, разве что иногда, мимоходом, и без одежды чувствовала себя столь же удобно, как и одетая. Но туалет, рассчитанный на то, чтобы привлечь внимание к определенным частям тела, показался ей почти непристойным, хотя Тэмсин трудно было шокировать. Она припомнила; как Сесиль описывала некоторые свои туалеты, которые носила, когда впервые появилась в свете, и говорила, насколько глубокий вырез был у ее платьев — так, что ткань едва прикрывала соски. Она вспомнила, как смеялась Сесиль, а ее фиалковые глаза плутовато блестели, когда она показывала с помощью веера, как пыталась привлечь внимание к своей груди, хотя со стороны могло показаться, будто она скромно прикрывает ее.
Тэмсин проглотила комок в горле и повернулась к Хосефе.
— Как ты думаешь, Хосефа? Похожа я на Сесиль? Блестящие черные глаза Хосефы обежали ее легкую фигурку с головы до ног.
— Клянусь жизнью, дорогая! — произнесла она, и ее глаза увлажнились. Она улыбнулась и начала суетиться вокруг своей питомицы, наклоняясь, чтобы разгладить юбку и поправить шлейф.
Раздался стук в дверь.
— Можно войти? — спросила Люси, просовывая голову в дверь. — О Тэмсин, — воскликнула она, входя в комнату, — какая вы красавица!
— Чепуха, — отозвалась Тэмсин, слегка покраснев. — Я тощая и смуглая, а волосы мои не по моде коротки.
— Нет, — возразила Люси, качая головой. — Вы совершенно не правы. Вы выглядите чудесно. Какая-то совсем другая… но красивая.
Она повернулась, чтобы критически оглядеть себя в зеркале.
— Минуту назад мне нравилось мое платье, но теперь оно мне кажется будничным и скучным по сравнению с вашим.
— Глупости, — снова возразила Тэмсин, смеясь, — вы напрашиваетесь на комплименты. Стыдитесь, Люси.
Люси смущенно рассмеялась и поправила локон. Она знала, что выглядит хорошенькой и элегантной. «И все же, — подумала она, разглядывая Тэмсин в зеркале, — при виде Тэмсин захватывает дух… может быть, потому, что она такая необычная».
— Ну, если вы готовы, пойдемте вниз. Я уверена, что Джулиан и Гарет уже там, — Идите, — сказала Тэмсин, вдруг почувствовав потребность в одиночестве собраться с мыслями. — Я приду вслед за вами, через несколько минут.
Люси заколебалась, но потом вышла, пожав округлыми кремовыми плечами.
Тэмсин подошла к окну, отдернула занавески и устремила взгляд на лужайку и видневшееся за ней море. Был восхитительный летний вечер, полумесяц луны повис над горизонтом, и в темнеющем небе появились первые бледные звезды.
Сесиль однажды описала ей свое любимое платье. Оно было из серебряных кружев и кремового шелка. Сегодня ее дочь явится перед Седриком Пенхэлланом в платье тех же цветов. Правда, покрой несколько иной. Во времена Сесили носили кринолин и плотно облегающий корсет, ее дочь была одета в платье на чехле, облегавшем фигуру, как паутинка. Но ее фиалковые глаза были такими же лучистыми и глубокими, как у матери, и их блеск оттеняло матовое мерцание платья. И серебристые волосы, и фигура такая же легкая и стройная… Узнает ли Седрик Пенхэллан свою сестру?
Она прикоснулась к медальону, который носила на шее, черпая силу и решительность в образах Сесили и Барона. Они улыбались ей с портрета, спрятанного под изящной филигранной серебряной крышкой. Потом подошла к двери решительным и твердым шагом.
В холле у подножия лестницы Джулиан нетерпеливо ожидал ее. Первые гости должны были появиться с минуты на минуту, и он хотел удостовериться, что с Тэмсин все в порядке и что она не надела на себя рубины и алмазы. Он увидел ее на верхней площадке лестницы и окликнул:
— Поторапливайся, Тэмсин, гости сейчас начнут собираться. Она сбежала к нему вниз, как всегда, оживленная, одной рукой небрежно придерживая юбку с развевающимся сзади шлейфом.
— Прошу прощения. Я не хотела заставить вас ждать. Сияя улыбкой и слегка склонив головку набок, как малиновка, она перепрыгнула через последнюю ступеньку.
— Ну, как вы думаете, милорд полковник? Я выдержу экзамен?
— Бог мой, — выдохнул он тихо.
— Что-нибудь не так? — Ее улыбка потускнела.
— Да, — ответил он. — Дамы не мчатся по лестнице, будто за ними гонятся все дьяволы ада. Вернись и спустись, как полагается.
— О, очень хорошо.
С комическим вздохом Тэмсин снова подобрала юбки и помчалась вверх по лестнице. На верхней площадке она остановилась, повернулась, положив одну руку на перила, и грациозно поплыла вниз, в холл.
Джулиан стоял внизу, положив руку на перила и поставив ногу на нижнюю ступеньку, и наблюдал за ней критически. Изысканное платье не могло скрыть бурлившей в ней чувственности, и сияние глаз усиливалось по контрасту с прозрачностью кожи. Бледные цвета и тонкий материал только подчеркивали ее бьющую через край живость. Ему хотелось схватить ее, прижаться губами к изящному изгибу, в том месте, где граничат шея и плечо, вдохнуть медовый аромат ее кожи, пробежать пальцами по шапочке сверкающих волос…
Ему хотелось предъявить права на нее, держать ее в объятиях, будучи уверенным в своем праве на обладание ею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— Виконт Пенхэллан, — отозвалась Люси. — Он очень влиятельный человек, но не появляется в местном обществе. Думаю, он занимает достаточно важное положение в правительстве. Я сама только дважды встречала его в Лондоне.
Хмурясь, она посмотрела на список гостей и сказала с отсутствующим видом:
— Он мне не нравится. Очень высокомерен и пугает меня.
— Ваш брат с ним знаком?
— Да, конечно, — ответила Люси все еще отрешенным тоном. — Но там был какой-то скандал, связанный с его племянниками, и теперь их никто не принимает… Не знаю, что там случилось, и ничего не спрашивайте у Джулиана, а то он обвинит меня в любви к сплетням и будет после этого совершенно неприступен и некоммуникабелен.
— Но разве не следует пригласить Пенхэллана, раз вы приглашаете всех остальных? — спросила Тэмсин беззаботным тоном, беря из стоявшей на столе вазы с фруктами яблоко и деловито вытирая его подолом юбки.
— О, он и не подумает приехать, — возразила Люси заговорщическим тоном.
— Но вы ведь сказали, что и другие, возможно, не приедут и все-таки их следует пригласить.
— Ну, разумеется, но это совсем другое дело. Лорд Пенхэллан — очень важная птица и не нуждается в приглашении на такой скромный прием, как этот.
— Сто человек гостей — это немало. — Тэмсин захрустела яблоком. — Мне представляется, что это половина графства. По крайней мере, если вы его пригласите, у него не будет повода обидеться. Я всегда говорю, лучше принять меры заранее, чтобы потом не жалеть.
Люси, хмурясь, в очередной раз обозревала список.
— Если то, что он остался за бортом, может быть сочтено пренебрежением…
— Я напишу приглашение, — решительно предложила Тэмсин, придвигая с деловитым видом лист бумаги. — Давайте я возьму на себя одну половину списка, а вы — другую.
Придет ли он? Если она его заинтересовала, то непременно придет. Тэмсин была убеждена, что не он натравил на нее близнецов. Для столь умного и хитрого человека, каким, несомненно, был ее дядя, такой ход казался крайне неуклюжим. Но это нападение не было случайностью. Просто близнецы взяли дело виконта в свои грязные, порочные и неумелые руки.
Безусловно, Седрик Пенхэллан проявлял к ней интерес, и он, конечно, должен прийти.
Приглашение прибыло на следующее утро во время завтрака. Седрик дважды перечитал его, и легкая улыбка скривила его мясистые губы. Почерк свидетельствовал об отважном и решительном характере. Тот, кто писал, не жалел чернил — линии букв были широкими и четкими, а манера письма не походила на женскую. Конечно, это не было похоже на руку Люси Фортескью. Каким-то образом он понял, что письмо было написано девушкой, которую он видел на лестнице, девушкой с фиалковыми глазами, ездившей на молочно-белом арабском жеребце. Он тщательно изучал послание, стараясь обнаружить в нем какую-нибудь связь с Силией. Ничего подобного он, разумеется, не обнаружил, и все же учуял вызов, исходивший от плотной веленевой бумаги. Приглашение можно было счесть открытым вызовом.
Но, ради всего святого, каким образом Джулиан Сент-Саймон вписывался в эту картину?
Глава 21
— Я надену рубины на этот прием, — объявила Тэмсин, сидевшая скрестив ноги, посреди постели Джулиана. Она была, как обычно, обнаженной и с пристальным вниманием наблюдала за тем, как он раздевается.
— Нет, не наденешь, — сказал Сент-Саймон, наклоняясь, чтобы плеснуть в лицо воды из кувшина.
Тэмсин жадно впитывала его облик: четкие линии спины, длинные мускулистые бедра…
— Почему же?
Он повернулся к ней, и она потеряла интерес к тому, о чем спросила, спрыгнула с постели с негромким хищным возгласом, какой издает охотник, выследивший лису…
— Почему же я не могу надеть рубины? — спросила она спустя некоторое время. — Они прекрасно подойдут к платью, которое Хосефа шьет для меня. Оно из серебристых кружев, на чехле из кремового шелка, с большим вырезом и полудлинным шлейфом. Не имею ни малейшего представления, как мне удастся с ним справиться: он ужасно мешает и путается под ногами. Возможно, я зацеплюсь им за лестницу или опрокинусь на спину посреди танца.
Джулиан подул, чтобы убрать со своего носа щекотавшую его прядь золотистых волос.
— Я сомневаюсь в этом, Лютик. Ты кажешься мне прирожденной танцовщицей.
— Все дело в том, что во мне течет испанская кровь, — ответила она. — Ты бы посмотрел, как я танцую во время фиесты — сплошной вихрь юбок, кастаньет и голых ног.
— Весьма подходит для небольшого приема в сонной корнуолльской деревушке, — откликнулся Джулиан.
Тэмсин подумала, знает ли он, насколько многолюдным будет этот вечер. Он не проявлял никакого интереса к деталям.
— Как бы то ни было, — сказал он, возвращаясь к началу разговора, — ты не можешь носить рубины, потому что молодые незамужние девушки носят только жемчуг, бирюзу, гранаты или топазы. Что-либо более серьезное считается вульгарным.
— Какое ханжество!
— Безусловно, — согласился он. — Ты еще кое-что должна запомнить: дебютантки держатся во всех отношениях скромно, не рвутся вперед. Ты имеешь право танцевать только с партнером, который должным образом представлен тебе, и с каждым можешь протанцевать только один танец. В остальное время, когда не будешь танцевать, ты должна сидеть у стены рядом с присматривающей за тобой дамой.
— Да ты шутишь!
Тэмсин приподнялась, оперлась на его грудь и воззрилась на него, глядя сверху вниз, в тусклом свете, под тенью полога.
— Вовсе нет, никогда не был более серьезен, — сказал Джулиан, улыбаясь при виде ее смятения. — Но помни: ты должна сыграть эту роль.
— А тебе нравится вдалбливать мне это, да? Она сверкнула на него глазами, но в их глубине все еще теплились искры, зажженные страстью.
— Возможно, — ответил он, все еще усмехаясь. — Но со мной ты можешь танцевать больше одного раза, потому что я твой опекун… и будет вполне прилично, если ты протанцуешь несколько раз с Гаретом.
— Благодарю, завидная перспектива. — Она снова плюхнулась на кровать рядом с ним.
— То есть я хотела сказать… — Она вскочила и села. — Не знаю, во сколько это обойдется тебе, но раз это часть моего плана и это будет мой дебют в обществе, я, конечно, готова заплатить за это. Так что если ты представишь мне счет…
— О, — ответил он беспечно, — одного рубина будет вполне достаточно. — Внезапно горло его сжалось: он вспомнил «пещеру Аладдина» в Эльвасе. Тогда она предложила ему свои сокровища, а он не правильно понял ее и взбесился, подумав, что она готова заплатить ему как наемному лакею. Но на самом деле она предложила ему роскошные сокровища своего тела и плоды своего удивительно изобретательного воображения.
— В чем дело? — спросила Тэмсин, заметив, как жестко сжались его губы, как напряглись мышцы лица. А ведь всего минуту назад он смеялся, и в глазах его было полное наслаждение, а выражение лица было мягким и насмешливым, именно таким, какое она любила.
Он не ответил, а только потянул ее вниз и привлек к себе, и, перекатившись, она снова оказалась под ним. Тэмсин все еще была озадачена этой странной метаморфозой, жесткостью его тела, внезапно вновь проснувшимся голодом и настоятельной потребностью в близости. Но она позволила страсти захватить себя и своему телу слиться с его, жестким и грубым, позволила ему войти в нее и дышала в такт его дыханию, потому что недели мчались галопом и Седрик Пенхэллан приближался к расставленной ею сети… И скоро все должно было кончиться.
— Боже милостивый, — пробормотала Тэмсин, разглядывая незнакомку в псише в субботу.
Она уже привыкла видеть себя одетой в платья, но легкие батист и муслин, которые она носила до сегодняшнего дня, не подготовили ее к тому образу, который возник перед ней сейчас. Это платье оставляло открытыми ее плечи и руки, а низкий вырез позволял видеть верхнюю часть груди и глубокую ложбинку в середине.
Она редко думала о своем теле, разве что иногда, мимоходом, и без одежды чувствовала себя столь же удобно, как и одетая. Но туалет, рассчитанный на то, чтобы привлечь внимание к определенным частям тела, показался ей почти непристойным, хотя Тэмсин трудно было шокировать. Она припомнила; как Сесиль описывала некоторые свои туалеты, которые носила, когда впервые появилась в свете, и говорила, насколько глубокий вырез был у ее платьев — так, что ткань едва прикрывала соски. Она вспомнила, как смеялась Сесиль, а ее фиалковые глаза плутовато блестели, когда она показывала с помощью веера, как пыталась привлечь внимание к своей груди, хотя со стороны могло показаться, будто она скромно прикрывает ее.
Тэмсин проглотила комок в горле и повернулась к Хосефе.
— Как ты думаешь, Хосефа? Похожа я на Сесиль? Блестящие черные глаза Хосефы обежали ее легкую фигурку с головы до ног.
— Клянусь жизнью, дорогая! — произнесла она, и ее глаза увлажнились. Она улыбнулась и начала суетиться вокруг своей питомицы, наклоняясь, чтобы разгладить юбку и поправить шлейф.
Раздался стук в дверь.
— Можно войти? — спросила Люси, просовывая голову в дверь. — О Тэмсин, — воскликнула она, входя в комнату, — какая вы красавица!
— Чепуха, — отозвалась Тэмсин, слегка покраснев. — Я тощая и смуглая, а волосы мои не по моде коротки.
— Нет, — возразила Люси, качая головой. — Вы совершенно не правы. Вы выглядите чудесно. Какая-то совсем другая… но красивая.
Она повернулась, чтобы критически оглядеть себя в зеркале.
— Минуту назад мне нравилось мое платье, но теперь оно мне кажется будничным и скучным по сравнению с вашим.
— Глупости, — снова возразила Тэмсин, смеясь, — вы напрашиваетесь на комплименты. Стыдитесь, Люси.
Люси смущенно рассмеялась и поправила локон. Она знала, что выглядит хорошенькой и элегантной. «И все же, — подумала она, разглядывая Тэмсин в зеркале, — при виде Тэмсин захватывает дух… может быть, потому, что она такая необычная».
— Ну, если вы готовы, пойдемте вниз. Я уверена, что Джулиан и Гарет уже там, — Идите, — сказала Тэмсин, вдруг почувствовав потребность в одиночестве собраться с мыслями. — Я приду вслед за вами, через несколько минут.
Люси заколебалась, но потом вышла, пожав округлыми кремовыми плечами.
Тэмсин подошла к окну, отдернула занавески и устремила взгляд на лужайку и видневшееся за ней море. Был восхитительный летний вечер, полумесяц луны повис над горизонтом, и в темнеющем небе появились первые бледные звезды.
Сесиль однажды описала ей свое любимое платье. Оно было из серебряных кружев и кремового шелка. Сегодня ее дочь явится перед Седриком Пенхэлланом в платье тех же цветов. Правда, покрой несколько иной. Во времена Сесили носили кринолин и плотно облегающий корсет, ее дочь была одета в платье на чехле, облегавшем фигуру, как паутинка. Но ее фиалковые глаза были такими же лучистыми и глубокими, как у матери, и их блеск оттеняло матовое мерцание платья. И серебристые волосы, и фигура такая же легкая и стройная… Узнает ли Седрик Пенхэллан свою сестру?
Она прикоснулась к медальону, который носила на шее, черпая силу и решительность в образах Сесили и Барона. Они улыбались ей с портрета, спрятанного под изящной филигранной серебряной крышкой. Потом подошла к двери решительным и твердым шагом.
В холле у подножия лестницы Джулиан нетерпеливо ожидал ее. Первые гости должны были появиться с минуты на минуту, и он хотел удостовериться, что с Тэмсин все в порядке и что она не надела на себя рубины и алмазы. Он увидел ее на верхней площадке лестницы и окликнул:
— Поторапливайся, Тэмсин, гости сейчас начнут собираться. Она сбежала к нему вниз, как всегда, оживленная, одной рукой небрежно придерживая юбку с развевающимся сзади шлейфом.
— Прошу прощения. Я не хотела заставить вас ждать. Сияя улыбкой и слегка склонив головку набок, как малиновка, она перепрыгнула через последнюю ступеньку.
— Ну, как вы думаете, милорд полковник? Я выдержу экзамен?
— Бог мой, — выдохнул он тихо.
— Что-нибудь не так? — Ее улыбка потускнела.
— Да, — ответил он. — Дамы не мчатся по лестнице, будто за ними гонятся все дьяволы ада. Вернись и спустись, как полагается.
— О, очень хорошо.
С комическим вздохом Тэмсин снова подобрала юбки и помчалась вверх по лестнице. На верхней площадке она остановилась, повернулась, положив одну руку на перила, и грациозно поплыла вниз, в холл.
Джулиан стоял внизу, положив руку на перила и поставив ногу на нижнюю ступеньку, и наблюдал за ней критически. Изысканное платье не могло скрыть бурлившей в ней чувственности, и сияние глаз усиливалось по контрасту с прозрачностью кожи. Бледные цвета и тонкий материал только подчеркивали ее бьющую через край живость. Ему хотелось схватить ее, прижаться губами к изящному изгибу, в том месте, где граничат шея и плечо, вдохнуть медовый аромат ее кожи, пробежать пальцами по шапочке сверкающих волос…
Ему хотелось предъявить права на нее, держать ее в объятиях, будучи уверенным в своем праве на обладание ею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60