Глаза Габриэля заблестели;
— Где?
— На постоялом дворе в Бодмине. У меня не было случая рассказать тебе об этом — из-за лорда Сент-Саймона.
— Да, — согласился Габриэль и замолчал при виде лакея, вернувшегося с кружкой эля. Он поставил сосуд перед Габриэлем, выразительно фыркнув, и взял у вошедшего за ним поваренка тарелку с едой.
— Благодарю, парнишка, — сказал Габриэль вежливо, опуская нос в кружку. У лакея был такой вид, будто он вот-вот взорвется, а мальчик, подавив улыбку, шустро выскочил из комнаты, пока лакей Том не успел выместить на нем свою ярость, дав хорошую затрещину.
— Ты с ним не разговаривала? — спросил Габриэль, накалывая гриб на вилку и окуная его в яичный желток.
— Нет, но полковник разговаривал. Кажется, они знакомы.
— В этих местах почти все знают друг друга.
— Но, думаю, они друг друга не любят. И это еще мягко сказано. — Она рассказала ему о своих впечатлениях, упомянув те отрывки беседы, которые случайно подслушала.
— Лучше мне об этом навести справки, — удовлетворенно заметил Габриэль. — Поспрашиваю в тавернах. Они, эти племянники, приходятся тебе кузенами?
— Похоже, что так. Видимо, они дети младшего брата Сесили. Не помню его имени, она как-то его называла, но я забыла. Кажется, он не имел какого бы то ни было веса в семье.
— Кажется, в этой семье вес имеет один Седрик, — заметил Габриэль, снова окуная нос в кружку.
— До поры до времени, Габриэль, — сказала Тэмсин с легкой улыбкой. — До поры до времени.
— Ну-ну, будь я проклят. Неужели мы и впрямь видели Сент-Саймона, резвившегося на волнах с бабенкой?
Чарльз Пенхэллан высмотрел добычу, прицелился и выстрелил. Подбитая ворона стремительно упала на вершину утеса.
Дэвид улыбнулся брату, и тот снова начал целиться. Пугать ворон было скучным занятием, но все-таки лучше, чем палить в кроликов, только это и можно было себе позволить в данное время года. — Я узнал бы эту рыжую голову где угодно, — сказал Дэвид. — И он ничуть не изменился, верно?
— Нет, но, кажется, стал менее чопорным. — Чарльз опустил ружье на луку седла. — Или изменил взгляды на нравственность, или просто всегда был лицемером. Что касается его шлюхи, то на нее второй раз и не взглянешь — маленькая и тощая.
— Мне показалось, она похожа на мальчишку, — заметил Дэвид, опуская ружье, — Может, в армии его вкусы изменились.
Они расхохотались. У обоих были худощавые острые лица, узкие рты, скорее похожие на щели, маленькие, жесткие, глубоко посаженные карие глаза. Они были тощими, угловатыми, с узкими плечами и грудью. Но если природа и обделила их физической мощью, то она им это компенсировала, снабдив запасом такого количества злости, что ее хватило бы на десятерых, и эта злоба окружала их, как аура. Когда на горизонте показывались близнецы Пенхэлланы, люди спешили перейти на другую сторону. Они редко появлялись поодиночке, если заговаривали, то фразы их были полны грязных намеков, и даже немногие близкие друзья чувствовали себя с ними неуютно.
— Хотел бы я знать, известно ли старику, что Сент-Саймон объявился в Тригартане? — сказал Дэвид, хмурясь. — Он, верно, уже вернулся из Бодмина.
— Если он еще об этом не знает, то скоро узнает. Давай-ка лучше уберемся с земли Сент-Саймона, — сказал Чарльз с неохотой. — Не стоит нам здесь оставаться — увидят и насплетничают.
— Не могу понять, почему тогда Сент-Саймон поднял всю эту шумиху, — заметил Дэвид, кривя губы. — Эта девчонка ничего собой не представляла, просто дочь какой-то шлюхи.
— «Шлюха» была его арендаторшей, и дело происходило на его земле.
Чарльз пришпорил лошадь и повернул ее прочь с земель Сент-Саймона, а его брат с мрачным лицом последовал за ним.
— Полковник — ханжа и лицемер, — объявил он. — Однажды мы увидим, как драгоценные гордость и честь этого проклятого Сент-Саймона будут валяться в грязи и никто не даст за них и цента.
— О да, — тихонько поддержал его Чарльз. — Скоро мы оба это увидим.
Глава 16
— Так что вы там собирались сказать о моей осанке? — спросила Тэмсин, входя в библиотеку.
Высоко подобрав юбки, она уселась верхом на подлокотник кожаного дивана и смотрела теперь на полковника с вопросительным выражением.
Джулиан оторвался от «Газетт» и свирепо уставился на нее.
— Не сиди так! Не говоря уж о том, что это неженственно и некрасиво, ты можешь порвать платье — оно разлезется по швам.
Тэмсин перекинула обе ноги на одну сторону и устроилась так, склонив головку на бок, глаза ее ярко блестели, и она снова напомнила ему малиновку.
— Так лучше?
— Отчасти.
Он бросил газету на столик.
— Леди не влезают на подлокотник и ставят ноги вместе, а руки у них лежат на коленях. Иди, сядь на стул у окна, тот, что с прямой спинкой.
Тэмсин промаршировала к окну и опустилась на указанное ей место, выжидательно глядя на своего наставника.
— Держи спину прямо. Ты всегда сутулишься.
— Но какое это имеет значение? Она была искренне изумлена и озадачена, потому что никогда не задумывалась о том, как она ходит и сидит.
— Имеет.
Джулиан встал и подошел к ней, потом остановился за ее спиной. Взяв ее за плечи, он сильно развернул их назад.
— Чувствуешь разницу?
— Но это же нелепо, — сказала Тэмсин. — Я не могу так сидеть. Я чувствую себя манекеном.
— Ты должна так сидеть, так ходить и так же ездить верхом, — заявил Сент-Саймон твердо, не отпуская ее. — Ты ездишь верхом, как мешок с картошкой. А все дело в, ваших испанских седлах. Они больше похожи на кресла, чем на настоящее седло. Потому-то вы и расслабляетесь и горбитесь.
Тэмсин не считала, что критика ее манеры ездить верхом, да еще такая огульная критика, входила в условия их договора. Какое отношение это имело к ее превращению в леди?
— Невозможно проехать сто миль по проселочной дороге, сидя, как манекен, — возразила она. — А я могу, как вы знаете, ехать весь день, да еще ночь без устали.
— Тебе не придется ездить верхом день и ночь, если ты станешь английской дамой, — утешил ее Джулиан. — Самая отчаянная езда, которая от тебя потребуется, — охота с гончими, а она не начнется до октября. Главное — научиться ездить изящно. И в этом поможет английское седло.
— Вы сняли камень с моей души, — пробормотала Тэмсин, но Джулиан предпочел этого не расслышать.
Выпустив хрупкие плечи из своих железных рук, он обошел ученицу вокруг и внимательно осмотрел ее.
— Поставь ступни рядом, чтобы щиколотки соприкасались, а руки пусть свободно, непринужденно лежат на коленях.
Тэмсин последовала этим инструкциям с преувеличенной тщательностью и села, неподвижно глядя прямо перед собой.
— Расслабься.
— Как же я могу расслабиться в такой позе? — поинтересовалась она, едва открывая рот, и потому выражение ее лица оставалось таким же застывшим, под стать ее позе.
Но Джулиан не позволил рассмешить себя.
— Если ты будешь упорствовать и пытаться сделать из этого игру, я умываю руки и предоставляю тебе вести это дурацкое дело по собственному усмотрению. Хочешь верь, хочешь нет, но я могу найти себе более интересное занятие, чем быть гувернанткой или учителем танцев при неотесанной испанской девице. Встань!
Тэмсин подчинилась. Полковник был явно не склонен отвлекаться. Руки ее повисли вдоль тела, глаза были устремлены в одну точку, прямо перед собой. В такой позе она ожидала дальнейших распоряжений, пытаясь сохранить непроницаемое выражение лица.
— Ради всего святого, у тебя спина скрючена, как у горбуна. — Он нетерпеливо снова рванул ее плечи назад.
— Не выпячивай зад.
Он похлопал ее по упомянутой части тела.
— Все подумают, что я сделана из проволоки, — проворчала Тэмсин. — Мое тело не гнется, как вы хотите.
— О, ты забыла, Лютик, — заявил Джулиан, — что я был свидетелем удивительных гимнастических подвигов, которые ты совершала. — Он отошел и критически оглядел ее. — А теперь улыбнись.
Тэмсин одарила его жеманной улыбкой, вытянув при этом шею, откинув назад плечи и подобрав зад.
— Так?
— Господи, спаси и помилуй, — забормотал он, не в силах удержаться от смеха и сознавая, что потерпел поражение в попытке сохранить серьезность.
Сент-Саймон круто отвернулся, стараясь восстановить свое прежнее, критическое отношение. Потом вновь подошел к своей ученице, как раз вовремя, чтобы успеть заметить удовлетворенную улыбку, еще не слетевшую с ее лица. Затем Тэмсин снова попыталась проникнуться важностью момента.
— Не нахожу ничего смешного!
— Нет, — согласилась она. — Конечно же, нет, сэр. — Но губы ее так и подергивались улыбкой.
— Ну, если ты сама с этим не справляешься, тебе следует помочь, — заявил Джулиан. — Доска, привязанная к спине, сотворит чудо.
— Что?
У нее пропало всякое желание смеяться.
— Доска для спины, — начал он объяснять самым серьезным образом, — это приспособление, которое почти всегда используется в процессе обучения. Девочки носят ее, чтобы исправить осанку. Конечно, лучше начинать это делать раньше, но в какой-то мере доска и тебе поможет.
— Но это варварство! — воскликнула Тэмсин.
— Вовсе нет. Моя сестра носила такую доску по несколько часов в день год или два, — ответил он с любезной улыбкой. — Поеду в город и раздобуду сей предмет. Увидим, как исправится твоя осанка, если будешь носить ее каждое утро. Если же и это не поможет, то тебе придется ходить с нею целый день.
Тэмсин молча негодовала. Он пустил в ход тяжелые орудия, превратив таким образом в войну то, что, как она надеялась, будет игрой, даже если для нее эта игра и была чрезвычайно серьезным делом.
— Но пока я не достану доску, мы попробуем еще кое-что, — продолжал Джулиан с той же мягкой небрежностью.
Подойдя к книжным полкам, он выбрал два тяжелых тома в кожаных переплетах.
— Иди-ка сюда.
Тэмсин нерешительно приблизилась.
— Стой очень спокойно. — Он осторожно возложил книги ей на голову. — А теперь обойди комнату так, чтобы они не упали. Ты должна держать голову высоко и совершенно неподвижно. И, кстати, передвигайся мелкими шажками, а не галопируй, как необъезженный жеребенок.
Тэмсин глубоко вздохнула, но, сделав над собой усилие, сжала губы: она не поддастся на эту провокацию! Шея, казалось, сейчас сломается под тяжестью книг. С мрачным видом она воззрилась на сучок в деревянных панелях и восстановила равновесие. Если полковник лорд Сент-Саймон пытался таким образом заставить ее бросить это мероприятие, то ему предстоит узнать: она намного крепче, чем он воображает. Тэмсин сделала неверный шаг, и книги дрогнули, но остались на месте.
Джулиан усмехнулся и прилег на диван, небрежно подняв брошенную раньше газету.
— Час таких упражнений пойдет тебе на пользу, — заметил он. — А когда ты станешь держать спину прямо, я научу тебя делать реверанс, и тебе придется это постигнуть, если ты рассчитываешь быть представленной ко двору.
Так далеко планы Тэмсин не заходили, но едва ли имело смысл заявлять об этом. Джулиан вернулся к чтению, как если бы считал, что его дела окончены.
Тэмсин, не сбавляя шага, бушевала и ругалась, позволяя себе не стесняться в выражениях, и проклиная его, и называя самодовольным чудовищем, мстительным и злорадным псом. Она расхаживала взад и вперед по комнате, стараясь удержать эти проклятые книги. Несколько раз они все-таки с грохотом падали на ковер. Полковник поднимал голову, ждал, когда она снова водрузит их на место и возобновит прогулку, потом опять углублялся в чтение «Газетт».
Шея болела, плечи свело судорогой, а на голову, казалось, поставили чугунный котел… Тэмсин украдкой взглянула на часы и убедилась, что прошло всего лишь пятнадцать минут. Это была пытка, способная превзойти любую другую. Хуже, чем ехать верхом в пламенеющий полдень жаркого испанского лета с пустой фляжкой и с потным лицом, на которое садятся мухи, когда каждый мускул в теле ноет.
Не будь дурой. Конечно, это не так мучительно. Ей приходилось, терпеть худшее, хотя она не думала, что когда-нибудь будет выглядеть так нелепо. Но этот чертов английский лорд пытался заставить ее признать свое поражение, а это было не в ее правилах, как бы трудно ни приходилось.
Джулиан мог догадываться о бродивших в ее голове мыслях: они были, ясно написаны на подвижном и выразительном лице, где мгновенно отвращение сменяла решимость. Он откинулся назад, сцепив руки за головой, и наблюдал за ней сквозь полусомкнутые веки, соображая, какие еще дьявольские методы дрессировки можно придумать. У нее очень женственная, изящная фигурка в этом платье, мечтательно отметил он, оно как-то смягчило атлетические линии ее тела и подчеркнуло его грациозность.
Послышался стук в дверь. Тэмсин тотчас же прервала свою прогулку и подняла руку, чтобы снять книги с головы. Вошел дворецкий Хибберт:
— Гости, милорд. Миссис и мисс Маршалл, лорд и леди Пендрагон, викарий и миссис Торнтон.
Он искоса бросил быстрый взгляд на гостью его лордства. Весь дом недоумевал и терялся в догадках о том, кто же эта молодая леди, ее иностранка-горничная и гигант-шотландец, который не признавал никаких законов, кроме собственной воли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60