Одеяние и фартук в сочетании с сурово-сосредоточенным бородатым лицом позволяли заподозрить человека в принадлежности к магической или алхимической братии, а может быть, и к обеим. Остро отточенное перо в его руке стремительно металось по пергаменту, иногда на мгновение замирая, чтобы затем с новой силой устремиться вперед.
Наконец человек отложил перо и некоторое время перечитывал свежие записи, близоруко щурясь и держа пергамент в руке, прежде чем положить его на стопку таких же листков.
Старая, выточенная из цитрина клепсидра закончила отбивать капли. Человек встряхнулся и бодро прошел в другой конец помещения – к шкафу, сконструированному по его специальному чертежу. В шкафу на спиртовке стояла тонкая стеклянная реторта, которую он и снял с огня. Сейчас это чудо работы стеклодувов содержало в себе странную жидкость: золотисто-зеленую, вязкую, с застывшими на поверхности жемчужинками пузырьков. Человек повертел реторту в руках, посмотрел сквозь нее на свет, падавший из окна, хмыкнул и, подойдя к большому столу, покрытому пятнами от едких реактивов, перелил несколько капель неизвестной жидкости в керамическую плошку. В ту же плошку капнул из маленького пузырька пару капель – жидкость стала ядовито-синей. Человек был, несомненно, удовлетворен результатом, поскольку стал фальшиво насвистывать какой-то жизнерадостный мотивчик. Он вернул реторту в шкаф, а сам занялся важным делом – взвешиванием неведомого белого порошка.
Всякий непосвященный, оказавшийся сейчас в том же помещении, был бы по меньшей мере удивлен, увидев парящие над столом весы с двумя наитончайшими металлическими чашками.
Но хозяин комнаты, или, правильнее было бы сказать, лаборатории, знал, что руки человеческих и даже эльфийских мастеров не способны сделать весы нужного ему качества. Оставалось полагаться на магию.
На рычаги этих уникальных весов трение не действовало, а стрелку заменил вращающийся прямо в воздухе над весами циферблат, позволяющий уравновешивать чашки с поразительной точностью. Узким серебряным шпателем алхимик начал осторожно сыпать на весы какой-то порошок – не только перестав во время этой процедуры свистеть, но и закусив губу от напряжения.
Наконец нужная доза была отмерена, насвистывание не поддающегося определению мотива возобновилось, и хозяин лаборатории вновь вернулся к шкафу: поставил на огонь колбу с неким раствором и принялся потихоньку добавлять в него только что взвешенный порошок. С последней крупинкой порошка раствор поменял цвет и стал опалесцировать, что вызвало к жизни еще один бодрый мотивчик. Оставив колбу в шкафу, человек тщательно вытер руки полотенцем и направился к письменному столу.
Шкаф, в котором стояла спиртовая горелка, был своеобразен. В верхней его части располагалось широкое отверстие, открывавшееся в уходившую в стену помещения трубу. В системе труб поддерживался восходящий ток воздуха, успешно не позволявший едким или тошнотворным запахам, нередко сопровождавшим удачные эксперименты, попадать в лабораторию, а выносивший все эти запахи прямиком на крышу. Вот и сейчас нагревшаяся на огне колба испустила легкий дымок, который немедленно устремился вверх и нырнул в трубу, а мгновения спустя легкий ветерок развеял его над конической крышей массивной каменной башни, угнездившейся на невысоком холме посреди чуть тронутого желтизной леса.
Вокруг башни не было никаких других построек – она одна возвышалась памятником старинному эльфийскому замку, заброшенному лет пятьсот назад, а впоследствии и практически разрушенному. Заросли шиповника, сверкая лакированными плодами, давно погребли под собой развалины стен, и лишь башня цитадели стояла, противясь разрушению, пока не дождалась новых постояльцев.
Если бы алхимик, поглощенный изучением содержимого еще одной колбы, выглянул сейчас в окно и взглянул вверх, он увидел бы существо, плававшее в синеве неба на огромных широких крыльях и оглядывавшее внимательным взором останки замка. Но он не прервал своих опытов, не выглянул и ничего не увидел.
Громадный дракон, чьи перепончатые крылья могли бы накрыть десять всадников, едущих в ряд, заложил еще один вираж. Зеленоватая от лишайников крыша башни проплыла под ним, и еле уловимый запах, поднимавшийся из небольшой отдушины, зацепил ноздри старого ящера. Завершив разворот, дракон по широкой дуге начал снижаться. Ветер загудел в полусложенных плоскостях, сильные лапы плотнее прижались к хвосту, золотистый шипастый гребень опустился, уменьшая сопротивление воздуха. Под брюхом дракона мелькнули кроны старых ясеней, их листва жалобно затрепетала вслед промчавшемуся чудовищу. Янтарные глаза крылатой рептилии сузились, отчего обычно бесстрастная морда дракона приобрела зловеще-холодное выражение.
Теперь ящер двигался прямо на башню. То, что она стояла на некотором возвышении, облегчало его задачу – он мчался на бреющем полете над самыми кронами, не задевая их. Дракон сделал резкий выдох сквозь приоткрытые челюсти. И еще раз, и еще… Сгустки ослепительно белого пламени один за другим полетели вперед, грозя сжечь, смять, сломать любые возможные преграды – испепелить дерево, расплавить камень. Старый дракон знал, что делает: такой тип пламени был способен пройти сквозь каменную кладку в полсажени толщиной, оставив ровное оплавленное отверстие. Не раз и не два в своей долгой жизни ящер атаковал такие постройки, без разницы – людские, эльфийские или чьи-то еще. Стремительная атака и здесь не должна была оставить даже руин, только бесформенную, матово поблескивающую груду.
Но что-то было не так. Первый огненный клубок, вместо того чтобы прошить стену, растекся по ней, словно впитавшись в паутину голубоватых нитей, вспыхнувшую на мгновение. Но следующие заряды белого огня попали в цель, и паутина, уже начавшая затухать, ярко вспыхнула и словно распухла, отрываясь от стены башни. Дракон резко расправил крылья, пытаясь затормозить, но его масса по инерции влекла его вперед. Навстречу заклинанию. Не абы какому защитному заклинанию, понял ящер, а тщательно сплетенному специально для такого случая.
Вспышки и треск за стенами башни не могли не привлечь внимания алхимика. Он бережно поставил на стол реторту и лишь после этого подошел к окну.
– Ха, – сказал он. – А Моркас не соврал, говоря о драконах. И сработал аккуратно. Надо же, на ловца и зверь…
Паутинный кокон, заключивший в себя башню со всем содержимым, резко вспучился навстречу приближающемуся дракону, который изрыгал порции разноцветного пламени в тщетной попытке отбиться. Тонкие светящиеся нити рванулись к чудовищу, захлестнув петлями его крылья, лапы и шею. Громадный ящер ревел и шипел, извиваясь и хлеща длинным хвостом, но все больше и больше нитей опутывало его. Человек из окна башни отчетливо увидел, как лопаются крыловые перепонки дракона, как, не выдерживая напряжения, ломаются поддерживающие их тонкие кости. Мечущийся в агонии дракон, неестественно вывернувшись, рухнул вниз, ломая кусты и молодые клены. Какое-то время, минуты две или три, хвост ящера еще бешено мотался, сбивая ветви и листья с соседних деревьев, а затем все стихло. Сияние охранной паутины начало тускнеть, стягиваясь обратно к стенам башни, пока окончательно не погасло. Человек покачал головой. – Надо же, – произнес он вслух. – я таких крупных никогда не видел. Интересно, что ему втемяшилось в голову? Надо будет завтра сходить, зубы достать – пригодятся…
И, так и не потеряв внешнего спокойствия, человек вернулся к своим колбам и ретортам.
* * *
Утро красило нежным светом стены древней турвинской крепости, из которой город вырос лет двести назад. Теперь крепостные стены окружали только исторический центр города, к которому постоялый двор никак не относился. И все же он был относительно чистым и мог похвастаться вполне приличным завтраком, а в такие погожие дни – и видом из окна на подсвеченную солнцем зубчатую каменную стену, прикрытую у основания пледом из зеленых побегов плюща.
Турвин – хоть и не самый большой город в королевстве – произвел на Ивону приятное впечатление. В отличие от столицы он выглядел менее суетливым и каким-то более ухоженным. Дома, даже вблизи окраины, стояли под черепичными крышами, улицы как земляные, так и мощеные были чисто выметены и большей частью отремонтированы. Ближе к центру, уже в границах крепости, немощеные дороги и вовсе пропадали, огороды возле домов сменялись небольшими аккуратными палисадничками, носившими явно декоративное значение. – Ну что, – поинтересовался Сивер, когда Ивона, позавтракав, спустилась в конюшню проведать своего жеребчика, – как отдыхалось после первой самостоятельной работы?
– Спасибо, хорошо. – Девушка сладко потянулась, а затем протянула коню ломоть хлеба и погладила жующую животину по бархатистому храпу. – Я даже как будто выспалась.
– Дело сделано, можно и развеяться. Чем будешь заниматься? Пошли, я тут корчму знаю, в которой в это время суток хорошее пиво дают. Угощаю!..
– Э-э! Не прямо же с утра! Давай все-таки попозже, – отозвалась Ивона, разглядывая часы на ратуше. – Я вообще-то хотела просто посмотреть город.
– Ты, я надеюсь, не подумала, что я бессовестно клеюсь? На будущее – я не имею привычки заводить шашни с напарниками… и напарницами. Кроме того, у кого утро, а у кого уже и день…
– Без обид! – махнула рукой Ивона. – И в мыслях не было. Лучше подскажи, что здесь посмотреть можно? Ты ведь уже бывал тут.
– Полагаю, что для такой книгочейки, как ты, здесь наиболее интересное место – Мусеон, который основал местный герцог. Слышала, наверное? Так это в двух шагах отсюда: ратушу слева обойдешь – и вперед по улице. Сперва будет дом самого герцога, а потом, по другую сторону улицы, – Мусеон. Так что сходи, там много любопытного, а я пожалуй, приникну все же к местному источнику пива…
* * *
Домом герцога оказался здоровенный, явно недавно отстроенный дворец, выполненный в белых и светло-желтых тонах. Высокие центральные ворота имели каменный въезд для экипажей, прикрытый сверху портиком, опиравшимся на несколько колонн. Сам дворец возвышался четырьмя этажами, посверкивая на солнце арочными окнами с частыми переплетами. Пространство перед фасадом дворца, отделенное от улицы солидным забором с коваными решетками, занимали клумбы, пестротой соперничающие с лучшим степным разнотравьем: похоже, садовник герцога не столько украшал территорию, сколько коллекционировал цветы. По сторонам от внушительных ворот располагались две странные статуи.
Ивона даже прижалась к решетке, чтобы рассмотреть изваянных зверей. Они отдаленно напоминали огромных псов песчано-желтой масти, с короткими хвостами, широкими лапами и массивными головами. Левое изваяние словно дремало, положив вытянутую морду на скрещенные лапы, правое же застыло сидя, внимательно глядя в сторону ворот. Размером оба зверя были немногим меньше лошади, но их прототипы, если таковые существовали, явно не придерживались вегетарианской диеты. Вдобавок, чтобы как-то оживить скульптуры, некий умелец разрисовал их туловища тонкими размытыми полосами.
Девушка почесала в задумчивости кончик носа. Где-то она читала про таких похожих на собак хищников огромной величины. Интересно, скульптор тоже читал о них или ваял, повинуясь своей фантазии? Ах да, ведь герцог – любитель естествознания, мог и сам приказать изваять экзотических зверей для украшения подъезда к дворцу.
Ивона вновь почесала нос, но резь в нем не унялась, и девушка громко чихнула. Ближняя, правая статуя дернула тяжелой башкой, навострив уши, а вторая приподняла морду с лап, широко открыв глаза.
– Они живые! – От своего открытия Ивона попятилась подальше от решетки. Первый зверь поднялся на ноги и неспешной трусцой подошел к забору с противоположной стороны. Влажный черный нос ткнулся в кованые прутья, небольшие темные глазки холодно рассмотрели девушку, и та заметила выглядывающие из-под верхней губы зверя белые клыки. Видимо, сделав для себя некий вывод, зверь фыркнул и пошел прочь. Ивона украдкой отерла со лба неожиданно выступивший пот и решила продолжить любопытствовать в другом месте. Мусеон оказался действительно недалеко от герцогских хором. Серое каменное здание с высоким крыльцом отличалось основательностью и массивностью и выделялось бы среди окрестных домов (отнюдь не бедных, кстати), если бы не затмевающее соседство желто-белого дворца.
Девушка рассмотрела двухэтажный фасад. Над отделкой тут не слишком постарались, предпочтя строгий стиль всем остальным. Единственным украшением можно было бы считать выполненную затейливым шрифтом надпись, сообщающую, что сей Мусеон был основан по повелению и на средства герцога такого-то. Ниже, на прибитой к стене деревянной табличке, уже по-простому, без всяких финтифлюшек было написано:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Наконец человек отложил перо и некоторое время перечитывал свежие записи, близоруко щурясь и держа пергамент в руке, прежде чем положить его на стопку таких же листков.
Старая, выточенная из цитрина клепсидра закончила отбивать капли. Человек встряхнулся и бодро прошел в другой конец помещения – к шкафу, сконструированному по его специальному чертежу. В шкафу на спиртовке стояла тонкая стеклянная реторта, которую он и снял с огня. Сейчас это чудо работы стеклодувов содержало в себе странную жидкость: золотисто-зеленую, вязкую, с застывшими на поверхности жемчужинками пузырьков. Человек повертел реторту в руках, посмотрел сквозь нее на свет, падавший из окна, хмыкнул и, подойдя к большому столу, покрытому пятнами от едких реактивов, перелил несколько капель неизвестной жидкости в керамическую плошку. В ту же плошку капнул из маленького пузырька пару капель – жидкость стала ядовито-синей. Человек был, несомненно, удовлетворен результатом, поскольку стал фальшиво насвистывать какой-то жизнерадостный мотивчик. Он вернул реторту в шкаф, а сам занялся важным делом – взвешиванием неведомого белого порошка.
Всякий непосвященный, оказавшийся сейчас в том же помещении, был бы по меньшей мере удивлен, увидев парящие над столом весы с двумя наитончайшими металлическими чашками.
Но хозяин комнаты, или, правильнее было бы сказать, лаборатории, знал, что руки человеческих и даже эльфийских мастеров не способны сделать весы нужного ему качества. Оставалось полагаться на магию.
На рычаги этих уникальных весов трение не действовало, а стрелку заменил вращающийся прямо в воздухе над весами циферблат, позволяющий уравновешивать чашки с поразительной точностью. Узким серебряным шпателем алхимик начал осторожно сыпать на весы какой-то порошок – не только перестав во время этой процедуры свистеть, но и закусив губу от напряжения.
Наконец нужная доза была отмерена, насвистывание не поддающегося определению мотива возобновилось, и хозяин лаборатории вновь вернулся к шкафу: поставил на огонь колбу с неким раствором и принялся потихоньку добавлять в него только что взвешенный порошок. С последней крупинкой порошка раствор поменял цвет и стал опалесцировать, что вызвало к жизни еще один бодрый мотивчик. Оставив колбу в шкафу, человек тщательно вытер руки полотенцем и направился к письменному столу.
Шкаф, в котором стояла спиртовая горелка, был своеобразен. В верхней его части располагалось широкое отверстие, открывавшееся в уходившую в стену помещения трубу. В системе труб поддерживался восходящий ток воздуха, успешно не позволявший едким или тошнотворным запахам, нередко сопровождавшим удачные эксперименты, попадать в лабораторию, а выносивший все эти запахи прямиком на крышу. Вот и сейчас нагревшаяся на огне колба испустила легкий дымок, который немедленно устремился вверх и нырнул в трубу, а мгновения спустя легкий ветерок развеял его над конической крышей массивной каменной башни, угнездившейся на невысоком холме посреди чуть тронутого желтизной леса.
Вокруг башни не было никаких других построек – она одна возвышалась памятником старинному эльфийскому замку, заброшенному лет пятьсот назад, а впоследствии и практически разрушенному. Заросли шиповника, сверкая лакированными плодами, давно погребли под собой развалины стен, и лишь башня цитадели стояла, противясь разрушению, пока не дождалась новых постояльцев.
Если бы алхимик, поглощенный изучением содержимого еще одной колбы, выглянул сейчас в окно и взглянул вверх, он увидел бы существо, плававшее в синеве неба на огромных широких крыльях и оглядывавшее внимательным взором останки замка. Но он не прервал своих опытов, не выглянул и ничего не увидел.
Громадный дракон, чьи перепончатые крылья могли бы накрыть десять всадников, едущих в ряд, заложил еще один вираж. Зеленоватая от лишайников крыша башни проплыла под ним, и еле уловимый запах, поднимавшийся из небольшой отдушины, зацепил ноздри старого ящера. Завершив разворот, дракон по широкой дуге начал снижаться. Ветер загудел в полусложенных плоскостях, сильные лапы плотнее прижались к хвосту, золотистый шипастый гребень опустился, уменьшая сопротивление воздуха. Под брюхом дракона мелькнули кроны старых ясеней, их листва жалобно затрепетала вслед промчавшемуся чудовищу. Янтарные глаза крылатой рептилии сузились, отчего обычно бесстрастная морда дракона приобрела зловеще-холодное выражение.
Теперь ящер двигался прямо на башню. То, что она стояла на некотором возвышении, облегчало его задачу – он мчался на бреющем полете над самыми кронами, не задевая их. Дракон сделал резкий выдох сквозь приоткрытые челюсти. И еще раз, и еще… Сгустки ослепительно белого пламени один за другим полетели вперед, грозя сжечь, смять, сломать любые возможные преграды – испепелить дерево, расплавить камень. Старый дракон знал, что делает: такой тип пламени был способен пройти сквозь каменную кладку в полсажени толщиной, оставив ровное оплавленное отверстие. Не раз и не два в своей долгой жизни ящер атаковал такие постройки, без разницы – людские, эльфийские или чьи-то еще. Стремительная атака и здесь не должна была оставить даже руин, только бесформенную, матово поблескивающую груду.
Но что-то было не так. Первый огненный клубок, вместо того чтобы прошить стену, растекся по ней, словно впитавшись в паутину голубоватых нитей, вспыхнувшую на мгновение. Но следующие заряды белого огня попали в цель, и паутина, уже начавшая затухать, ярко вспыхнула и словно распухла, отрываясь от стены башни. Дракон резко расправил крылья, пытаясь затормозить, но его масса по инерции влекла его вперед. Навстречу заклинанию. Не абы какому защитному заклинанию, понял ящер, а тщательно сплетенному специально для такого случая.
Вспышки и треск за стенами башни не могли не привлечь внимания алхимика. Он бережно поставил на стол реторту и лишь после этого подошел к окну.
– Ха, – сказал он. – А Моркас не соврал, говоря о драконах. И сработал аккуратно. Надо же, на ловца и зверь…
Паутинный кокон, заключивший в себя башню со всем содержимым, резко вспучился навстречу приближающемуся дракону, который изрыгал порции разноцветного пламени в тщетной попытке отбиться. Тонкие светящиеся нити рванулись к чудовищу, захлестнув петлями его крылья, лапы и шею. Громадный ящер ревел и шипел, извиваясь и хлеща длинным хвостом, но все больше и больше нитей опутывало его. Человек из окна башни отчетливо увидел, как лопаются крыловые перепонки дракона, как, не выдерживая напряжения, ломаются поддерживающие их тонкие кости. Мечущийся в агонии дракон, неестественно вывернувшись, рухнул вниз, ломая кусты и молодые клены. Какое-то время, минуты две или три, хвост ящера еще бешено мотался, сбивая ветви и листья с соседних деревьев, а затем все стихло. Сияние охранной паутины начало тускнеть, стягиваясь обратно к стенам башни, пока окончательно не погасло. Человек покачал головой. – Надо же, – произнес он вслух. – я таких крупных никогда не видел. Интересно, что ему втемяшилось в голову? Надо будет завтра сходить, зубы достать – пригодятся…
И, так и не потеряв внешнего спокойствия, человек вернулся к своим колбам и ретортам.
* * *
Утро красило нежным светом стены древней турвинской крепости, из которой город вырос лет двести назад. Теперь крепостные стены окружали только исторический центр города, к которому постоялый двор никак не относился. И все же он был относительно чистым и мог похвастаться вполне приличным завтраком, а в такие погожие дни – и видом из окна на подсвеченную солнцем зубчатую каменную стену, прикрытую у основания пледом из зеленых побегов плюща.
Турвин – хоть и не самый большой город в королевстве – произвел на Ивону приятное впечатление. В отличие от столицы он выглядел менее суетливым и каким-то более ухоженным. Дома, даже вблизи окраины, стояли под черепичными крышами, улицы как земляные, так и мощеные были чисто выметены и большей частью отремонтированы. Ближе к центру, уже в границах крепости, немощеные дороги и вовсе пропадали, огороды возле домов сменялись небольшими аккуратными палисадничками, носившими явно декоративное значение. – Ну что, – поинтересовался Сивер, когда Ивона, позавтракав, спустилась в конюшню проведать своего жеребчика, – как отдыхалось после первой самостоятельной работы?
– Спасибо, хорошо. – Девушка сладко потянулась, а затем протянула коню ломоть хлеба и погладила жующую животину по бархатистому храпу. – Я даже как будто выспалась.
– Дело сделано, можно и развеяться. Чем будешь заниматься? Пошли, я тут корчму знаю, в которой в это время суток хорошее пиво дают. Угощаю!..
– Э-э! Не прямо же с утра! Давай все-таки попозже, – отозвалась Ивона, разглядывая часы на ратуше. – Я вообще-то хотела просто посмотреть город.
– Ты, я надеюсь, не подумала, что я бессовестно клеюсь? На будущее – я не имею привычки заводить шашни с напарниками… и напарницами. Кроме того, у кого утро, а у кого уже и день…
– Без обид! – махнула рукой Ивона. – И в мыслях не было. Лучше подскажи, что здесь посмотреть можно? Ты ведь уже бывал тут.
– Полагаю, что для такой книгочейки, как ты, здесь наиболее интересное место – Мусеон, который основал местный герцог. Слышала, наверное? Так это в двух шагах отсюда: ратушу слева обойдешь – и вперед по улице. Сперва будет дом самого герцога, а потом, по другую сторону улицы, – Мусеон. Так что сходи, там много любопытного, а я пожалуй, приникну все же к местному источнику пива…
* * *
Домом герцога оказался здоровенный, явно недавно отстроенный дворец, выполненный в белых и светло-желтых тонах. Высокие центральные ворота имели каменный въезд для экипажей, прикрытый сверху портиком, опиравшимся на несколько колонн. Сам дворец возвышался четырьмя этажами, посверкивая на солнце арочными окнами с частыми переплетами. Пространство перед фасадом дворца, отделенное от улицы солидным забором с коваными решетками, занимали клумбы, пестротой соперничающие с лучшим степным разнотравьем: похоже, садовник герцога не столько украшал территорию, сколько коллекционировал цветы. По сторонам от внушительных ворот располагались две странные статуи.
Ивона даже прижалась к решетке, чтобы рассмотреть изваянных зверей. Они отдаленно напоминали огромных псов песчано-желтой масти, с короткими хвостами, широкими лапами и массивными головами. Левое изваяние словно дремало, положив вытянутую морду на скрещенные лапы, правое же застыло сидя, внимательно глядя в сторону ворот. Размером оба зверя были немногим меньше лошади, но их прототипы, если таковые существовали, явно не придерживались вегетарианской диеты. Вдобавок, чтобы как-то оживить скульптуры, некий умелец разрисовал их туловища тонкими размытыми полосами.
Девушка почесала в задумчивости кончик носа. Где-то она читала про таких похожих на собак хищников огромной величины. Интересно, скульптор тоже читал о них или ваял, повинуясь своей фантазии? Ах да, ведь герцог – любитель естествознания, мог и сам приказать изваять экзотических зверей для украшения подъезда к дворцу.
Ивона вновь почесала нос, но резь в нем не унялась, и девушка громко чихнула. Ближняя, правая статуя дернула тяжелой башкой, навострив уши, а вторая приподняла морду с лап, широко открыв глаза.
– Они живые! – От своего открытия Ивона попятилась подальше от решетки. Первый зверь поднялся на ноги и неспешной трусцой подошел к забору с противоположной стороны. Влажный черный нос ткнулся в кованые прутья, небольшие темные глазки холодно рассмотрели девушку, и та заметила выглядывающие из-под верхней губы зверя белые клыки. Видимо, сделав для себя некий вывод, зверь фыркнул и пошел прочь. Ивона украдкой отерла со лба неожиданно выступивший пот и решила продолжить любопытствовать в другом месте. Мусеон оказался действительно недалеко от герцогских хором. Серое каменное здание с высоким крыльцом отличалось основательностью и массивностью и выделялось бы среди окрестных домов (отнюдь не бедных, кстати), если бы не затмевающее соседство желто-белого дворца.
Девушка рассмотрела двухэтажный фасад. Над отделкой тут не слишком постарались, предпочтя строгий стиль всем остальным. Единственным украшением можно было бы считать выполненную затейливым шрифтом надпись, сообщающую, что сей Мусеон был основан по повелению и на средства герцога такого-то. Ниже, на прибитой к стене деревянной табличке, уже по-простому, без всяких финтифлюшек было написано:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39