Потом копченой рыбки – форели, к примеру, картошки жареной с грибами, а на десерт… ну, там посмотрим. Есть это все у вас, почтеннейший?
С последними словами в руку корчмаря нырнула серебряная монета. «Почтеннейший» согласно кивнул.
– Токмо вот с форелькой проблемы будут, – сказал он. – Раньше-то мы ее от ельфов получали, от кверкских. А теперь от них и снега зимой не допросишься. Говорят, меж городами еще какая-то торговлишка идет. Но по-простому, как раньше, в базарный день – на нашей ли, на ихней стороне, – это нет.
– Во-во, – поддакнул кто-то из завсегдатаев, расслышав реплику корчмаря, – совсем нелюди в снобстве своем носы позадирали. Но слыхивал я скоро им эти носы-то опустят долу да уткнут ими в… За соседним столом хохотнули, но как-то неуверенно.
– Уважаемый, – обратился наемник к корчмарю, – не будете ли вы так любезны все же притащить мне поесть?
Корчмарь поспешно ретировался на кухню, и было слышно, как он гремит посудой и отвешивает подзатыльники нерасторопным помощникам.
– Что же, – подхватил тему наемник, поворачиваясь к завсегдатаю, – вы их нелюдями кличите, словно леших каких? Неужто в этих краях оседлых эльфов не живет?
– Дак вить, – слегка замялся мужик, – живут, куда ж без них! Да только это наши, оседлые. Иные хоть и не пьють, да в остальном – нормальные мужики, не то, что те. Чтоб вы знали, господин наемник, кверкские-то здешних своих соплеменников еще больше, чем людей, не любят, за отступников держат. Э-эх, было б от чего отступаться!
Пивная кружка брякнулась на стол перед наемником. Клок поползшей сверху пены не удержался и упал на столешницу.
– Нелюди – они нелюди и есть, – подтвердил корчмарь. – Кто поймет, что у них на уме? Токмо, может, гномы попроще будут, к нашему брату поближе. А ельфы эти… сегодня он с тобой здоровается вежливо да квасок потягивает, а завтра, глядишь, порчу наведет.
– Так уж и порчу? – безразличным тоном поинтересовался наемник, отхлебывая пиво и подозрительно принюхиваясь к первому снетку.
– Ну аль еще чего. Ельфы-то, они ворожить горазды. Вон, в Семидырках, говаривают, тамошний ельф оседлый втихую все поля попортил – потравил!
– Это как же? – удивился наемник. – Ночами бегал по ним или катышем катался?
– Да кто его знает, – пожал плечами корчмарь, – может, и брешут все…
* * *
– Ты должна научиться видеть ауры живых существ – это доступно каждому Охотнику.
Они шли по аккуратной тропе, среди высоких побегов отцветшего уже борца и зеленых фонтанов папоротников. Дорожка петляла, огибая деревья и следуя формам рельефа, как и положено приличной лесной тропе, но при этом была безукоризненно ровной: ни случайные камни, ни выпирающие корни, ни промоины не препятствовали небрежной ходьбе двух спутников. Нити и ручейки магии, постоянно ощущаемые Ивоной в кверкских лесах, сплетались здесь в подобие паутинного купола, накрывающего обширный участок леса.
Эльф понимающе кивнул в ответ на вопрос дочери.
– Мы в одной из священных рощ, защищенных собственной магией. В моей вотчине, – усмехнулся он. – В основе каждой такой рощи лежит либо магический артефакт, либо естественная магическая аномалия. Деревья некоторых пород способны работать как амулеты-накопители, а высаженные определенным образом, еще и создают потоки сырой магии, которые и сплетаются в «паутину», защищая рощу. Кстати, – вернулся он к прежней теме, – ты ведь видишь и некоторые заклинания, и наиболее мощные магические потоки…
– Здешние я только ощущаю – примерно как движение воздуха при сквозняке.
– …Значит, ты должна видеть и ауры живых организмов. Это свойство мага жизни. Вот стихийные маги зрительно воспринимают магическую основу той или иной элементали – ауру камней, например.
Они остановились на небольшой полянке, на которой торная тропа пересекалась с муравьиным трактом. Шестиногие труженики, не обращая внимания ни на что, кроме приближающейся осени, деловито сновали туда-сюда, перетаскивая какие-то необычайно нужные им предметы в свои катакомбы.
– Ну я же при тебе вчера несколько раз пыталась, – вздохнула девушка, рассеянно глядя на муравьев, – и ничего путного не увидела.
– Ты – потенциально сильный маг, и с немалым для твоего возраста практическим опытом. Возможно, ты просто пока не смогла понять принцип…
– Ты мне вчера так и не смог доходчиво объяснить, как именно это делается.
– А я даже и не знаю, как тебе это объяснить, дочь. – Эльф каждый раз будто пробовал это слово на вкус. – Ну не учил же тебя никто видеть или слышать! Вспомни, как ты научилась зрительно воспринимать заклинания?
– Не помню. Как-то само пришло. Может, я не Охотница и мне это не дано? – отозвалась Ивона, пытаясь разглядеть ауру ползавших перед ней муравьев.
– Сама рассказывала – в тебе распознал Охотницу даже полуэльф, так что поверь старому отцу. – Эльф состроил гримасу, призванную изобразить, насколько он стар, хотя Ивона знала, что его сто пятнадцать лет по эльфийским меркам едва выходят за понятие «юность». – Давай попробуем так, – продолжал Алеседион, – смотри на объект, а потом постарайся, закрыв глаза, представить его перед собой. Да, и вот еще что: попробуй проделать все это, держась… вот за это дерево. – И он указал на невысокое дерево с толстым изогнутым стволом и раскидистой кроной, уже заметно пожелтевшей.
Ивона вздохнула, подумав, что новообретенный отец, похоже, хочет взять реванш за прошлые годы и научить взрослую уже дочь хотя бы чему-нибудь. Она покорно протянула руку и коснулась толстой потрескавшейся коры. Удивительно, но кора оказалась очень приятной, бархатистой на ощупь, от нее по пальцам и предплечью немедленно стало распространяться приятное тепло. Похоже вел себя амулет из зуба дракона, но от него сила накатывала стремительной волной, распространяясь по всему телу за считанные секунды; сейчас же она текла неторопливо, как свежий мед, медленно-медленно проникая во все клетки организма. Девушка сделала глубокий вдох и закрыла глаза, стараясь сохранить перед мысленным взором картину леса.
Мягкий солнечный свет пробивался сквозь опущенные веки, на его фоне мельтешили расплывчатые пятна, какие видишь, когда глаза устают. Картина леса никак не хотела воспроизводиться в привычном виде.
– Ну как? – раздался голос Алеседиона, и одно из наиболее ярких пятен вдруг зашевелилось и сдвинулось.
Ивона, которая только что хотела открыть глаза и заявить, что ничего не получается, замерла.
– Пошевели-ка еще раз рукой, – попросила она.
Яркое лилово-оранжевое пятно вновь зашевелилось, порождая медленно затухающие светящиеся шлейфы, и Ивона начала различать в нем детали: сперва – руки отца, а затем и подробности окружающего мира. Девушка стояла и завороженно смотрела, как из бессмысленного мельтешения пятен и полос лепятся образы листьев и ветвей, воспринимаемые как мерцающие голубоватые или серебристые контуры, как капельками крови перемещаются по этим ветвям паучки и прочие насекомые, оставляя позади себя смазанные, постепенно исчезающие следы. «Так вот, – подумала она, – что означает – смотреть широко закрытыми глазами!»
Она все-таки открыла глаза. Алеседион стоял перед ней, довольно улыбаясь.
– Видимо, – сказал он, – тебе для приобретения какого-то нового навыка необходим своего рода энергетический толчок. Этот феллодендр отлично способен накапливать магическую энергию и делиться ею – разумеется, с теми, кто может ее забрать.
Ивона обошла вокруг феллодендра, глядя на его перистые листья и касаясь пальцами упругой толстой коры. Затем, закрепляя приобретенную способность, вновь прикрыла глаза.
Дерево нарисовалось голубым контуром, видимое до мелких подробностей. Девушка прикоснулась к нему кончиками пальцев – дерево отозвалось яркой вспышкой в точке касания. Ивона отступила на пару шагов – и вскрикнула от неожиданности: внутри древесного ствола просвечивал чей-то шевелящийся силуэт – на этот раз зеленоватый. Было видно, что это нечто обладает вполне антропоморфными пропорциями, но детали разглядеть не удавалось: фигура выглядела размытой и полупрозрачной, что не мешало ей быть живой.
– Там что-то есть, – сказала девушка эльфу, открыв глаза и рассматривая ствол феллодендра в поисках потайной дверцы, – точнее, кто-то.
– Вот как? – Эльф на мгновение прикрыл глаза. – Там дриада, дух и хранительница этой части рощи. Не видела никогда, что ли?
– Никогда, – честно созналась Ивона, вновь пытаясь разглядеть дриаду. – Что-то она слишком живая для духа…
– Ну что тут поделаешь, – развел руками эльф, – такая уж у них особенность. Мир, Ивона устроен так, как он устроен.
Дриада осторожно выглянула из ствола дерева, а затем вышла из него целиком. Интересно, что аура ее при этом нисколько не поменялась (Ивона проверила), зато тело, эфемерное и полупрозрачное обрело плотность материального существа, как только дриада отделилась от древесного ствола. Внешне она выглядела теперь как молодая женщина – с той лишь разницей, что ее кожа, не прикрытая никакой одеждой, и каскад длинных шелковистых волос, и внимательные глаза были окрашены в различные оттенки зеленого.
– Доброго фотосинтеза тебе, Мастер. Ученицу нашел? – поинтересовалась дриада, опершись рукой о ствол феллодендра и глядя на озадаченную Ивону с легкой усмешкой.
– Не ученицу, Бархат, – добродушно ответил эльф, – присмотрись-ка повнимательнее.
Дриада сощурила пронзительно-зеленые, как только что развернувшиеся листья, глаза и посмотрела на Ивону долгим взглядом, от которого девушка почувствовала себя раздетой.
– А мне казалось, – Бархат вновь обратилась к эльфу, – ты плакался, что у тебя никого не осталось из родных. Но, насколько я могу судить, это не призрак Зореславы.
– Нет, это моя вполне живая дщерь. И, как ты можешь заметить, тоже маг-Охотник.
Дриада поморщилась.
– Не люблю я этого слова! Эти всё людские обозначения…
– Почему людские? – удивилась Ивона. – Это же калька с эльфийского.
– Эльфы, люди – все едино, – отмахнулась Бархат. – Но действительно не в словах дело. Просто мне, никого в прямом смысле не поедающей и не отнимающей жизни ради продолжения своей, претит лексикон плотоядных существ. Ладно, была рада познакомиться – и счастливо оставаться.
– И все-таки как она это делает? – спросила Ивона, когда дриада растворилась в своем дереве.
– Она не может долго сохранять материальное воплощение: несколько часов, не более. Внутри древесного ствола дриада лишена физического тела, а то, что от него остается, способно пропускать сквозь себя энергетические потоки растения и за счет этого поддерживать подобие жизни. Они и сами признают, что, в сущности, являются паразитами деревьев.
– Разве они живут во всех деревьях?
– Нет, отнюдь не во всех – хотя бы потому, что далеко не все древесные породы могут поддерживать их существование.
– А как дриады стерегут священные рощи? – продолжала задавать вопросы Ивона, пытаясь представить противодействие, на которое способно полуэфирное существо.
– Ну, например, Бархат, – улыбнулся Алеседион, – взяла привычку жаловаться мне на все, по ее мнению, предосудительные события, которые здесь происходят.
* * *
Вдоль балюстрады, изящной и воздушной, как и многие постройки эльфов, тянулась шпалера поздних роз. Шипастые ветви уже покачивали кроваво-красными плодами, но одновременно на каждом кусту еще оставалось по нескольку махровых цветков самой удивительной расцветки – от нежно-розовых, переходящих на концах лепестков в карминный, до фиолетово-черных с желтоватыми прожилками. Такой цветовой гаммы у роз Ивона раньше нигде не видела.
– А, – усмехнулся отец в ответ на ее вопрос, – вот для этого я и нужен. Ну не только, конечно, для этого, но и для подобных фокусов в том числе.
– Это магия?
– В каком-то смысле. Черты всякого живого существа определяет особое вещество наследственности. Мне, как Мастеру Рощ, доступны заклинания, способные это вещество находить, распознавать и в определенных пределах изменять. Я опознал тебя как свою дочь, а Виллеадена – как сына своей сестры, когда вы еще даже не подошли к двери моей комнаты. И это нетрудная задача. В принципе, всех своих знакомых я могу опознать, например, подержавшись за ту же дверную ручку, за которую брались они, оставив на ней невидимые глазу частички своей кожи или капельки пота. Могу также, подержав в руках горсть семян, заклинанием отнять всхожесть у тех, которые не имеют нужного мне свойства.
Даже, – продолжал эльф, – могу сделать так, чтобы у взрослых растений проявились некоторые, ранее невидимые, наследственные черты. Правда, только у растений. – Он указал на куст, покрытый бордовыми цветами, за исключением двух веток: одну из них украшали чайные розы очень насыщенного цвета, а на второй цветы были снежно-белые.
– И ты можешь вырастить любое растение в мгновение ока?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
С последними словами в руку корчмаря нырнула серебряная монета. «Почтеннейший» согласно кивнул.
– Токмо вот с форелькой проблемы будут, – сказал он. – Раньше-то мы ее от ельфов получали, от кверкских. А теперь от них и снега зимой не допросишься. Говорят, меж городами еще какая-то торговлишка идет. Но по-простому, как раньше, в базарный день – на нашей ли, на ихней стороне, – это нет.
– Во-во, – поддакнул кто-то из завсегдатаев, расслышав реплику корчмаря, – совсем нелюди в снобстве своем носы позадирали. Но слыхивал я скоро им эти носы-то опустят долу да уткнут ими в… За соседним столом хохотнули, но как-то неуверенно.
– Уважаемый, – обратился наемник к корчмарю, – не будете ли вы так любезны все же притащить мне поесть?
Корчмарь поспешно ретировался на кухню, и было слышно, как он гремит посудой и отвешивает подзатыльники нерасторопным помощникам.
– Что же, – подхватил тему наемник, поворачиваясь к завсегдатаю, – вы их нелюдями кличите, словно леших каких? Неужто в этих краях оседлых эльфов не живет?
– Дак вить, – слегка замялся мужик, – живут, куда ж без них! Да только это наши, оседлые. Иные хоть и не пьють, да в остальном – нормальные мужики, не то, что те. Чтоб вы знали, господин наемник, кверкские-то здешних своих соплеменников еще больше, чем людей, не любят, за отступников держат. Э-эх, было б от чего отступаться!
Пивная кружка брякнулась на стол перед наемником. Клок поползшей сверху пены не удержался и упал на столешницу.
– Нелюди – они нелюди и есть, – подтвердил корчмарь. – Кто поймет, что у них на уме? Токмо, может, гномы попроще будут, к нашему брату поближе. А ельфы эти… сегодня он с тобой здоровается вежливо да квасок потягивает, а завтра, глядишь, порчу наведет.
– Так уж и порчу? – безразличным тоном поинтересовался наемник, отхлебывая пиво и подозрительно принюхиваясь к первому снетку.
– Ну аль еще чего. Ельфы-то, они ворожить горазды. Вон, в Семидырках, говаривают, тамошний ельф оседлый втихую все поля попортил – потравил!
– Это как же? – удивился наемник. – Ночами бегал по ним или катышем катался?
– Да кто его знает, – пожал плечами корчмарь, – может, и брешут все…
* * *
– Ты должна научиться видеть ауры живых существ – это доступно каждому Охотнику.
Они шли по аккуратной тропе, среди высоких побегов отцветшего уже борца и зеленых фонтанов папоротников. Дорожка петляла, огибая деревья и следуя формам рельефа, как и положено приличной лесной тропе, но при этом была безукоризненно ровной: ни случайные камни, ни выпирающие корни, ни промоины не препятствовали небрежной ходьбе двух спутников. Нити и ручейки магии, постоянно ощущаемые Ивоной в кверкских лесах, сплетались здесь в подобие паутинного купола, накрывающего обширный участок леса.
Эльф понимающе кивнул в ответ на вопрос дочери.
– Мы в одной из священных рощ, защищенных собственной магией. В моей вотчине, – усмехнулся он. – В основе каждой такой рощи лежит либо магический артефакт, либо естественная магическая аномалия. Деревья некоторых пород способны работать как амулеты-накопители, а высаженные определенным образом, еще и создают потоки сырой магии, которые и сплетаются в «паутину», защищая рощу. Кстати, – вернулся он к прежней теме, – ты ведь видишь и некоторые заклинания, и наиболее мощные магические потоки…
– Здешние я только ощущаю – примерно как движение воздуха при сквозняке.
– …Значит, ты должна видеть и ауры живых организмов. Это свойство мага жизни. Вот стихийные маги зрительно воспринимают магическую основу той или иной элементали – ауру камней, например.
Они остановились на небольшой полянке, на которой торная тропа пересекалась с муравьиным трактом. Шестиногие труженики, не обращая внимания ни на что, кроме приближающейся осени, деловито сновали туда-сюда, перетаскивая какие-то необычайно нужные им предметы в свои катакомбы.
– Ну я же при тебе вчера несколько раз пыталась, – вздохнула девушка, рассеянно глядя на муравьев, – и ничего путного не увидела.
– Ты – потенциально сильный маг, и с немалым для твоего возраста практическим опытом. Возможно, ты просто пока не смогла понять принцип…
– Ты мне вчера так и не смог доходчиво объяснить, как именно это делается.
– А я даже и не знаю, как тебе это объяснить, дочь. – Эльф каждый раз будто пробовал это слово на вкус. – Ну не учил же тебя никто видеть или слышать! Вспомни, как ты научилась зрительно воспринимать заклинания?
– Не помню. Как-то само пришло. Может, я не Охотница и мне это не дано? – отозвалась Ивона, пытаясь разглядеть ауру ползавших перед ней муравьев.
– Сама рассказывала – в тебе распознал Охотницу даже полуэльф, так что поверь старому отцу. – Эльф состроил гримасу, призванную изобразить, насколько он стар, хотя Ивона знала, что его сто пятнадцать лет по эльфийским меркам едва выходят за понятие «юность». – Давай попробуем так, – продолжал Алеседион, – смотри на объект, а потом постарайся, закрыв глаза, представить его перед собой. Да, и вот еще что: попробуй проделать все это, держась… вот за это дерево. – И он указал на невысокое дерево с толстым изогнутым стволом и раскидистой кроной, уже заметно пожелтевшей.
Ивона вздохнула, подумав, что новообретенный отец, похоже, хочет взять реванш за прошлые годы и научить взрослую уже дочь хотя бы чему-нибудь. Она покорно протянула руку и коснулась толстой потрескавшейся коры. Удивительно, но кора оказалась очень приятной, бархатистой на ощупь, от нее по пальцам и предплечью немедленно стало распространяться приятное тепло. Похоже вел себя амулет из зуба дракона, но от него сила накатывала стремительной волной, распространяясь по всему телу за считанные секунды; сейчас же она текла неторопливо, как свежий мед, медленно-медленно проникая во все клетки организма. Девушка сделала глубокий вдох и закрыла глаза, стараясь сохранить перед мысленным взором картину леса.
Мягкий солнечный свет пробивался сквозь опущенные веки, на его фоне мельтешили расплывчатые пятна, какие видишь, когда глаза устают. Картина леса никак не хотела воспроизводиться в привычном виде.
– Ну как? – раздался голос Алеседиона, и одно из наиболее ярких пятен вдруг зашевелилось и сдвинулось.
Ивона, которая только что хотела открыть глаза и заявить, что ничего не получается, замерла.
– Пошевели-ка еще раз рукой, – попросила она.
Яркое лилово-оранжевое пятно вновь зашевелилось, порождая медленно затухающие светящиеся шлейфы, и Ивона начала различать в нем детали: сперва – руки отца, а затем и подробности окружающего мира. Девушка стояла и завороженно смотрела, как из бессмысленного мельтешения пятен и полос лепятся образы листьев и ветвей, воспринимаемые как мерцающие голубоватые или серебристые контуры, как капельками крови перемещаются по этим ветвям паучки и прочие насекомые, оставляя позади себя смазанные, постепенно исчезающие следы. «Так вот, – подумала она, – что означает – смотреть широко закрытыми глазами!»
Она все-таки открыла глаза. Алеседион стоял перед ней, довольно улыбаясь.
– Видимо, – сказал он, – тебе для приобретения какого-то нового навыка необходим своего рода энергетический толчок. Этот феллодендр отлично способен накапливать магическую энергию и делиться ею – разумеется, с теми, кто может ее забрать.
Ивона обошла вокруг феллодендра, глядя на его перистые листья и касаясь пальцами упругой толстой коры. Затем, закрепляя приобретенную способность, вновь прикрыла глаза.
Дерево нарисовалось голубым контуром, видимое до мелких подробностей. Девушка прикоснулась к нему кончиками пальцев – дерево отозвалось яркой вспышкой в точке касания. Ивона отступила на пару шагов – и вскрикнула от неожиданности: внутри древесного ствола просвечивал чей-то шевелящийся силуэт – на этот раз зеленоватый. Было видно, что это нечто обладает вполне антропоморфными пропорциями, но детали разглядеть не удавалось: фигура выглядела размытой и полупрозрачной, что не мешало ей быть живой.
– Там что-то есть, – сказала девушка эльфу, открыв глаза и рассматривая ствол феллодендра в поисках потайной дверцы, – точнее, кто-то.
– Вот как? – Эльф на мгновение прикрыл глаза. – Там дриада, дух и хранительница этой части рощи. Не видела никогда, что ли?
– Никогда, – честно созналась Ивона, вновь пытаясь разглядеть дриаду. – Что-то она слишком живая для духа…
– Ну что тут поделаешь, – развел руками эльф, – такая уж у них особенность. Мир, Ивона устроен так, как он устроен.
Дриада осторожно выглянула из ствола дерева, а затем вышла из него целиком. Интересно, что аура ее при этом нисколько не поменялась (Ивона проверила), зато тело, эфемерное и полупрозрачное обрело плотность материального существа, как только дриада отделилась от древесного ствола. Внешне она выглядела теперь как молодая женщина – с той лишь разницей, что ее кожа, не прикрытая никакой одеждой, и каскад длинных шелковистых волос, и внимательные глаза были окрашены в различные оттенки зеленого.
– Доброго фотосинтеза тебе, Мастер. Ученицу нашел? – поинтересовалась дриада, опершись рукой о ствол феллодендра и глядя на озадаченную Ивону с легкой усмешкой.
– Не ученицу, Бархат, – добродушно ответил эльф, – присмотрись-ка повнимательнее.
Дриада сощурила пронзительно-зеленые, как только что развернувшиеся листья, глаза и посмотрела на Ивону долгим взглядом, от которого девушка почувствовала себя раздетой.
– А мне казалось, – Бархат вновь обратилась к эльфу, – ты плакался, что у тебя никого не осталось из родных. Но, насколько я могу судить, это не призрак Зореславы.
– Нет, это моя вполне живая дщерь. И, как ты можешь заметить, тоже маг-Охотник.
Дриада поморщилась.
– Не люблю я этого слова! Эти всё людские обозначения…
– Почему людские? – удивилась Ивона. – Это же калька с эльфийского.
– Эльфы, люди – все едино, – отмахнулась Бархат. – Но действительно не в словах дело. Просто мне, никого в прямом смысле не поедающей и не отнимающей жизни ради продолжения своей, претит лексикон плотоядных существ. Ладно, была рада познакомиться – и счастливо оставаться.
– И все-таки как она это делает? – спросила Ивона, когда дриада растворилась в своем дереве.
– Она не может долго сохранять материальное воплощение: несколько часов, не более. Внутри древесного ствола дриада лишена физического тела, а то, что от него остается, способно пропускать сквозь себя энергетические потоки растения и за счет этого поддерживать подобие жизни. Они и сами признают, что, в сущности, являются паразитами деревьев.
– Разве они живут во всех деревьях?
– Нет, отнюдь не во всех – хотя бы потому, что далеко не все древесные породы могут поддерживать их существование.
– А как дриады стерегут священные рощи? – продолжала задавать вопросы Ивона, пытаясь представить противодействие, на которое способно полуэфирное существо.
– Ну, например, Бархат, – улыбнулся Алеседион, – взяла привычку жаловаться мне на все, по ее мнению, предосудительные события, которые здесь происходят.
* * *
Вдоль балюстрады, изящной и воздушной, как и многие постройки эльфов, тянулась шпалера поздних роз. Шипастые ветви уже покачивали кроваво-красными плодами, но одновременно на каждом кусту еще оставалось по нескольку махровых цветков самой удивительной расцветки – от нежно-розовых, переходящих на концах лепестков в карминный, до фиолетово-черных с желтоватыми прожилками. Такой цветовой гаммы у роз Ивона раньше нигде не видела.
– А, – усмехнулся отец в ответ на ее вопрос, – вот для этого я и нужен. Ну не только, конечно, для этого, но и для подобных фокусов в том числе.
– Это магия?
– В каком-то смысле. Черты всякого живого существа определяет особое вещество наследственности. Мне, как Мастеру Рощ, доступны заклинания, способные это вещество находить, распознавать и в определенных пределах изменять. Я опознал тебя как свою дочь, а Виллеадена – как сына своей сестры, когда вы еще даже не подошли к двери моей комнаты. И это нетрудная задача. В принципе, всех своих знакомых я могу опознать, например, подержавшись за ту же дверную ручку, за которую брались они, оставив на ней невидимые глазу частички своей кожи или капельки пота. Могу также, подержав в руках горсть семян, заклинанием отнять всхожесть у тех, которые не имеют нужного мне свойства.
Даже, – продолжал эльф, – могу сделать так, чтобы у взрослых растений проявились некоторые, ранее невидимые, наследственные черты. Правда, только у растений. – Он указал на куст, покрытый бордовыми цветами, за исключением двух веток: одну из них украшали чайные розы очень насыщенного цвета, а на второй цветы были снежно-белые.
– И ты можешь вырастить любое растение в мгновение ока?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39