– Он расхохотался и похлопал Лена по плечу.
Тем улыбнулся, вышел из дома и уселся на ступеньки. Через некоторое время на крыльцо вышел Хостеттер. Он помолчал немного, любуясь ранней весной, затем произнес:
– Боюсь наскучить тебе, Лен, но все же скажу: я очень рад. Ты правильно поступил.
– Я знаю.
– Я имею в виду не только это. Теперь ты окончательно прижился у нас, и я очень этому рад, и Шермэн тоже. Все мы рады.
Да, Лен знал, что он правильно поступил. И боялся смотреть в глаза Хостеттеру.
– Шермэн не был уверен в тебе, – продолжал он, – я, признаться, тоже. Отрадно, что ты, наконец, помирился со своей совестью. Удачи тебе, – и Хостеттер протянул Лену руку.
– Спасибо, – Лен, улыбнувшись, пожал ее.
“Я предаю его, – думал он. – Предаю, как однажды предал отца. Боже, как мне не хочется этого, но другого пути нет”.
На протяжении вечера Хостеттер больше не заговаривал с ним, и Лен был рад этому.
Дом на окраине Фол Крика, в который переехали молодожены, был старым и маленьким, но чисто вымытым, наполненным различной утварью, которая досталась Джоан от матери. Лену дали двухнедельный отпуск, и, они с Джоан приготовили все необходимое для побега. Теперь оставалось только ждать, пока откроется перевал.
– Все станет ясно с приходом нью-ишмалайтцев, – говорила Джоан, – они всегда являются, как только дорога становится свободной.
– Они обязательно придут, – отвечал Лен, уверенность в скором освобождении не покидала его.
Пришли ишмалайтцы, те же, что и осенью, или уже другие, Лен не мог их отличить, разве что эти были более ободранными, измученными и отощавшими. Они просили пороха и патронов. Шермэн присовокупил к этому большой кусок мяса для детей, которые схватили его с жадностью. Джоан пристально наблюдала за ними, а вечером сказала Лену:
– Молись, чтобы ночь выдалась темной.
– Посмотри на небо, скоро пойдет дождь, а если температура упадет, то снег…
– Все, что угодно, лишь бы было темно.
В дорогу взяли еду и одеяла. Лен поспешно набросал несколько слов Хостеттеру: “Клянусь, я никому не скажу ни слова о Барторстауне. Мне жаль, что так вышло, но иначе я не могу”.
Записку он оставил на столе в гостиной. Чтобы никто не беспокоил их, свет выключили рано.
Решительность Джоан улетучилась. Она дрожала, сидя на краешке кровати.
– Не волнуйся, – уговаривал ее Лен. – Никто не увидит нас.
Он был уверен в этом и не боялся, словно кто-то свыше шепнул ему, что ничто не причинит им вреда по пути в Пайперс Ран.
– Пойдем сейчас, Лен!
– Подожди, мы должны быть уверены.
Чернильно темная ночь. Нервы Лена натянуты, как струны, сердце бешено колотится. “Пора, – подумал он. – Я возьму Джоан за руку, и мы пойдем”.
Дорога к перевалу была скользкой и безлюдной. Дождь усилился и перешел в мокрый снег. “Господь опустил на землю свое покрывало, чтобы спрятать нас. Скорее, скорее к перевалу, через мокрый снег, утопая в грязи”, – лихорадочно думал Лен.
– Лен, мне нужно отдохнуть.
– Нет, не сейчас, дай руку. Только достигнув перевала, где небольшими горками лежит грязный снег, мы можем передохнуть. Но только одну минутку.
– Лен, кажется, начинается метель. К утру перевал вновь засыпет снегом.
– Отлично. Они не смогут найти наши следы.
– Да, но мы замерзнем. Послушай, может, вернемся?
– Неужели ты потеряла веру? Ведь метель на руку нам. Пойдем!
То вниз, то вверх, выбиваясь из сил, чуть быстрее, чем тащат фургон ленивые мулы, мимо места чьей-то стоянки, по каменистому склону.
Лен и Джоан не оглядывались. Взоры их были обращены к Богу.
А внизу, под скалой, в комнатке сторожа кто-то сидит сейчас. Нет, не Джонс, сегодня не его смена. Кто-то наблюдает за огоньками. Кто-то думает: “А, это сумасшедшие нью-ишмалайтцы бредут в свою пустыню”. Кто-то зевает, зажигая сигару, поджидая сменщика Джонса.
Кто– то сидит, и пальцы его лежат на кнопке, готовые нажать ее.
Не нажмут.
Светает. Ишмалайтцы исчезли за снежной завесой, их не видно больше
– Джоан, Джоан, проснись, смотри, мы вышли на перевал. Мы свободны.
Часть 29
Весенняя метель. Словно двое диких зверьков, забились они в небольшую пещерку, согревая друг друга своим теплом. Метель, не жалея сил, уничтожила их следы и улетела дальше, к югу.
– Они будут выслеживать нас.
– Я оставил записку, и клянусь, что…
– Все равно они попытаются нас поймать. И ты это знаешь.
– Пусть попробуют.
Лен вспомнил, как в Барторстауне напали на след двух убежавших из Пайперс Рана мальчишек.
– Мы должны быть осторожными, Лен.
– Не волнуйся. Мне кажется, они не собираются искать нас.
“Господь с нами, он нас спасет. Пайперс Ран и рука Господа”.
Дом и дорога к нему затмили все вокруг. Лен видел зеленеющие поля, утопающие в цвету яблони, конюшню во дворе, теплый, золотой, солнечный покой. Лен стоял на пути к этому, и никакая сила в мире не смогла бы остановить его.
Но препятствий было много: горы, обрывы, перевалы, холод, голод, жажда, непогода, боль. И неожиданно Лен понял, что дорога к дому и есть его покаяние, его расплата за грехи. За все неправедное, что он совершил, нужно платить. И это справедливо. Лен не замечал сомнений и боли в глазах Джоан, которые мало-помалу сменялись презрением.
Эйфория свободы долгое время властвовала над Леном, до тех пор, пока однажды он не упал, очень сильно поранив при этом ногу. Боль, которую он испытал, была болью прозрения. Мир перевернулся, и все стало на свои места. Он хотел есть, замерз, смертельно устал. Горы были высокими, прерии – широкими, Пайперс Ран – в тысяче миль отсюда. Болело колено.
Джоан тщательно ухаживала за ним, исполняя свой долг.
– Еще немного, – говорила она, – и ты станешь так похож на нью-ишмалайтца, что я буду бояться подойти к тебе.
Лен пробормотал что-то о том, как очищает душу покаяние, а затем попросил ее помолчать. Он не подал вида, что слова Джоан задели его, потому что она сказала правду.
Лен должен вернуться в Пайперс Ран. Только теперь до него дошло, каким тяжким и долгим будет этот путь, и нет такой силы, которая просто перенесла бы его туда.
– Скоро мы будем в безопасности, – говорил Лен. – Барторстаунцы не посмеют даже приблизиться к нам.
“Спокойствие лесов и полей, умиротворенное сердце. Отец говорил, что это самое лучшее, что есть на свете. Он был прав. Я потерял Пайперс Ран, и вновь обрету его. Когда я представляю себе Пайперс Ран, он кажется крошечным и далеким, озаренным золотом солнца, я ее могу приблизить его даже в мечтах. Когда я вспоминаю маму, отца, брата Джеймса и малышку Эстер, между нами словно опускается завеса, лица их становятся далекими и туманными.
Я вижу себя и Исо, мы со всех ног бежим через пастбище, вижу себя, сломленного, в пыли и соломе, вижу, как поднимается и опускается со свистом кнут в руке отца. Но когда я пытаюсь представить себя там теперешнего – взрослого, женатого мужчину, убеждаюсь, что это невозможно. Пытаюсь представить Джоан в белом чепце – и тоже не могу. И все же я должен вернуться, должен отыскать то, что потерял. Я должен обрести покой”.
Однажды вечером, в лучах заходящего солнца Лен увидел фургон и упряжку лошадей, которые мирно тащили его. Он так быстро исчез из вида, что казался миражом. Джоан разводила огонь. Лен заставил ее потушить робкие язычки пламени, и они шли без остановки всю ночь напролет.
Привал устроили рядом с охотниками – так было безопаснее. Лен сочинил длинную историю о нью-ишмалайтцах. Охотники качали головами.
– Они – настоящие дьяволы, – сказал один из них. – Я – тоже верующий, – он с опаской взглянул на небо, – но чтобы убивать людей в угоду Господу…
“А ведь ты убил бы нас, если бы знал правду. Убил бы в угоду Господу”, – думал Лен. Позднее он отчитал Джоан за то, что она слишком много говорила. После этого бедняжка боялась произносить даже собственное имя.
– Неужели все вокруг готовы, словно волки, растерзать нас? – прошептала она, когда они легли спать.
– Конечно, если услышат, что мы из Барторстауна. Ты должна молчать, как рыба, не давая ни малейшего повода думать так.
Охотники подвезли их немного до того места, где должны были встретиться с другими охотниками, чтобы вместе продолжить путь. Джоан с облегчением увидела, что знакомых из Барторстауна среди них нет. Она все время молчала, с удивлением разглядывала крошечные деревушки и одинокие ранчо, мимо которых они проезжали и проходили.
– Но ведь Пайперс Ран не такой, правда, Лен?
– Нет, конечно, нет.
Гораздо больше солнца, зелени, доброты. А во всем остальном – точно такой же, но там его дом.
Однажды в полнолуние они увидели приближающийся фургон и поспешили скрыться от него, пробираясь от поселения к поселению окольными тропинками.
– И что только люди делают в этих скучных местах? – спросила Джоан.
– Живут, – сердито буркнул Лен.
Шло время. Все труднее становилось преодолевать бесконечные мили. Вид Пайперс Рана в воображении Лена уже не был столь четким, как вначале, день ото дня он мрачнел и тускнел, пока совсем не исчез. А человек в фургоне постоянно преследовал их. Лен ни разу не видел его вблизи, поэтому не мог разглядеть ни лица, ни фургона.
Сентябрьским погожим днем в маленьком зеленом городишке на границе с Техасом Лен решил дождаться загадочного фургона.
– Ты сошел с ума, – в отчаянии пыталась переубедить его Джоан. – Это не он, он не может быть здесь!
– Нет, он. И ты так же уверена в этом, как и я.
– С чего ты взял? Даже если…
– Перестань, Джоан, я знаю, когда ты обманываешь меня.
– Что ж, ладно. Да, конечно, это он. Он отвечает за тебя перед Шермэном. И что ты теперь собираешься делать?
Щеки ее пылали, тонкие загорелые руки сжались в кулаки.
– Ты хочешь вернуться с ним назад, Лен Колтер? Будь мужчиной, в конце концов. Вставай, бежим отсюда.
– Нет.
– Но он может быть не один.
– Пусть.
– И ты позволишь им схватить тебя? – голос ее дрожал. – Но ведь на меня им плевать, не так ли? Поэтому я, пожалуй, пойду.
– Нет, Джоан, ты останешься со мной, – Лен никогда не разговаривал с женой таким тоном. Джоан недоуменно уставилась на него.
– А что будешь делать ты?
– Еще не знаю, буду решать. – Лицо его было непроницаемым и беспристрастным. – В одном я абсолютно уверен: я никуда больше не буду убегать.
Джоан неподвижно и тихо стояла рядом с ним.
Лен ждал. Прошло два дня. Фургона не было, но вскоре он появится обязательно. Лен это предчувствовал. Может, время ожидания Господь послал ему, чтобы не спеша все обдумать и принять правильное решение.
В своей жизни Лен уже дважды принимал решение. Первое в Пайперс Ране. Детские, наивные мечты о загадочном городе. Затем Барторстаун, где тесно переплелись радость от достигнутого и горечь разочарований. Бесследно развеялись детские мечты, а дни скитаний помогли трезво оценить происшедшее. Третье решение должно быть самым верным, потому что его примет мужчина.
“Итак, я не вернусь в Пайперс Ран. Куда угодно, только не на родину. Пайперс Ран – детское воспоминание, а с воспоминаниями покончено. Эта дверь навсегда закрыта. Пайперс Ран – воспоминание о покое, покой навсегда утерян”. Четвертый день ожидания. Фургона все нет. Лен окончательно возвращается с небес на землю. Нет необходимости убегать. Нужно остановиться, чтобы правильно выбрать свой путь.
Рано или поздно каждый должен сделать это.
В город съехалось много людей. Наступило время торговли, время беспощадной жары, когда сочная трава желтеет и клонится к земле, а кора деревьев трескается от палящего солнца. Фургоны торговцев выстроились на маленьких пыльных улочках.
Лен без устали шагал по городу. Он останавливался возле каждого фургона, читал вывески, прислушивался к разговорам.
“Все они нашли свою веру. Нью-ишмалайтцы – свою, нью-меноннайтцы – свою. Своя вера и у жителей Барторстауна. Теперь моя очередь”, – размышлял Лен.
Джоан исподтишка следила за ним, боясь говорить. На пятый день ярмарка закончилась. Небольшое пространство в конце улочки осветили факелами, ярко сияли звезды, и земля щедро отдавала людям накопившееся тепло.
Лен опустился на старую, потрескавшуюся скамью, держа за руку Джоан. Он не заметил, как с другой стороны улочки подъехал фургон. А когда через некоторое время Лен, повинуясь неясному чувству, обернулся, позади него сидел Хостеттер.
Часть 30
Раздался резкий и сильный Голос проповедника: “Тысячу лет, братья мои. Вот что обещали нам. И теперь мы живем в это благословенное время. Я расскажу вам…”
Хостеттер посмотрел в глаза Лену. Молчание. Наконец Джоан что-то прошептала, кажется, имя Хостет-тера. Она хотела подняться навстречу Хостеттеру. Лен властно взял ее за руку, почти силой усадил рядом с собой:
– Сиди здесь.
– Пожалуйста, Лен, отпусти меня.
– Сиди здесь, Джоан. Она успокоилась.
“Небеса не принадлежат грешникам, не принадлежат тем, кто глумится над верой. Нет, братья мои и сестры! Господь спас вас от Разрушения…”
То была другая ночь, другая проповедь, когда Лен встал на этот путь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Тем улыбнулся, вышел из дома и уселся на ступеньки. Через некоторое время на крыльцо вышел Хостеттер. Он помолчал немного, любуясь ранней весной, затем произнес:
– Боюсь наскучить тебе, Лен, но все же скажу: я очень рад. Ты правильно поступил.
– Я знаю.
– Я имею в виду не только это. Теперь ты окончательно прижился у нас, и я очень этому рад, и Шермэн тоже. Все мы рады.
Да, Лен знал, что он правильно поступил. И боялся смотреть в глаза Хостеттеру.
– Шермэн не был уверен в тебе, – продолжал он, – я, признаться, тоже. Отрадно, что ты, наконец, помирился со своей совестью. Удачи тебе, – и Хостеттер протянул Лену руку.
– Спасибо, – Лен, улыбнувшись, пожал ее.
“Я предаю его, – думал он. – Предаю, как однажды предал отца. Боже, как мне не хочется этого, но другого пути нет”.
На протяжении вечера Хостеттер больше не заговаривал с ним, и Лен был рад этому.
Дом на окраине Фол Крика, в который переехали молодожены, был старым и маленьким, но чисто вымытым, наполненным различной утварью, которая досталась Джоан от матери. Лену дали двухнедельный отпуск, и, они с Джоан приготовили все необходимое для побега. Теперь оставалось только ждать, пока откроется перевал.
– Все станет ясно с приходом нью-ишмалайтцев, – говорила Джоан, – они всегда являются, как только дорога становится свободной.
– Они обязательно придут, – отвечал Лен, уверенность в скором освобождении не покидала его.
Пришли ишмалайтцы, те же, что и осенью, или уже другие, Лен не мог их отличить, разве что эти были более ободранными, измученными и отощавшими. Они просили пороха и патронов. Шермэн присовокупил к этому большой кусок мяса для детей, которые схватили его с жадностью. Джоан пристально наблюдала за ними, а вечером сказала Лену:
– Молись, чтобы ночь выдалась темной.
– Посмотри на небо, скоро пойдет дождь, а если температура упадет, то снег…
– Все, что угодно, лишь бы было темно.
В дорогу взяли еду и одеяла. Лен поспешно набросал несколько слов Хостеттеру: “Клянусь, я никому не скажу ни слова о Барторстауне. Мне жаль, что так вышло, но иначе я не могу”.
Записку он оставил на столе в гостиной. Чтобы никто не беспокоил их, свет выключили рано.
Решительность Джоан улетучилась. Она дрожала, сидя на краешке кровати.
– Не волнуйся, – уговаривал ее Лен. – Никто не увидит нас.
Он был уверен в этом и не боялся, словно кто-то свыше шепнул ему, что ничто не причинит им вреда по пути в Пайперс Ран.
– Пойдем сейчас, Лен!
– Подожди, мы должны быть уверены.
Чернильно темная ночь. Нервы Лена натянуты, как струны, сердце бешено колотится. “Пора, – подумал он. – Я возьму Джоан за руку, и мы пойдем”.
Дорога к перевалу была скользкой и безлюдной. Дождь усилился и перешел в мокрый снег. “Господь опустил на землю свое покрывало, чтобы спрятать нас. Скорее, скорее к перевалу, через мокрый снег, утопая в грязи”, – лихорадочно думал Лен.
– Лен, мне нужно отдохнуть.
– Нет, не сейчас, дай руку. Только достигнув перевала, где небольшими горками лежит грязный снег, мы можем передохнуть. Но только одну минутку.
– Лен, кажется, начинается метель. К утру перевал вновь засыпет снегом.
– Отлично. Они не смогут найти наши следы.
– Да, но мы замерзнем. Послушай, может, вернемся?
– Неужели ты потеряла веру? Ведь метель на руку нам. Пойдем!
То вниз, то вверх, выбиваясь из сил, чуть быстрее, чем тащат фургон ленивые мулы, мимо места чьей-то стоянки, по каменистому склону.
Лен и Джоан не оглядывались. Взоры их были обращены к Богу.
А внизу, под скалой, в комнатке сторожа кто-то сидит сейчас. Нет, не Джонс, сегодня не его смена. Кто-то наблюдает за огоньками. Кто-то думает: “А, это сумасшедшие нью-ишмалайтцы бредут в свою пустыню”. Кто-то зевает, зажигая сигару, поджидая сменщика Джонса.
Кто– то сидит, и пальцы его лежат на кнопке, готовые нажать ее.
Не нажмут.
Светает. Ишмалайтцы исчезли за снежной завесой, их не видно больше
– Джоан, Джоан, проснись, смотри, мы вышли на перевал. Мы свободны.
Часть 29
Весенняя метель. Словно двое диких зверьков, забились они в небольшую пещерку, согревая друг друга своим теплом. Метель, не жалея сил, уничтожила их следы и улетела дальше, к югу.
– Они будут выслеживать нас.
– Я оставил записку, и клянусь, что…
– Все равно они попытаются нас поймать. И ты это знаешь.
– Пусть попробуют.
Лен вспомнил, как в Барторстауне напали на след двух убежавших из Пайперс Рана мальчишек.
– Мы должны быть осторожными, Лен.
– Не волнуйся. Мне кажется, они не собираются искать нас.
“Господь с нами, он нас спасет. Пайперс Ран и рука Господа”.
Дом и дорога к нему затмили все вокруг. Лен видел зеленеющие поля, утопающие в цвету яблони, конюшню во дворе, теплый, золотой, солнечный покой. Лен стоял на пути к этому, и никакая сила в мире не смогла бы остановить его.
Но препятствий было много: горы, обрывы, перевалы, холод, голод, жажда, непогода, боль. И неожиданно Лен понял, что дорога к дому и есть его покаяние, его расплата за грехи. За все неправедное, что он совершил, нужно платить. И это справедливо. Лен не замечал сомнений и боли в глазах Джоан, которые мало-помалу сменялись презрением.
Эйфория свободы долгое время властвовала над Леном, до тех пор, пока однажды он не упал, очень сильно поранив при этом ногу. Боль, которую он испытал, была болью прозрения. Мир перевернулся, и все стало на свои места. Он хотел есть, замерз, смертельно устал. Горы были высокими, прерии – широкими, Пайперс Ран – в тысяче миль отсюда. Болело колено.
Джоан тщательно ухаживала за ним, исполняя свой долг.
– Еще немного, – говорила она, – и ты станешь так похож на нью-ишмалайтца, что я буду бояться подойти к тебе.
Лен пробормотал что-то о том, как очищает душу покаяние, а затем попросил ее помолчать. Он не подал вида, что слова Джоан задели его, потому что она сказала правду.
Лен должен вернуться в Пайперс Ран. Только теперь до него дошло, каким тяжким и долгим будет этот путь, и нет такой силы, которая просто перенесла бы его туда.
– Скоро мы будем в безопасности, – говорил Лен. – Барторстаунцы не посмеют даже приблизиться к нам.
“Спокойствие лесов и полей, умиротворенное сердце. Отец говорил, что это самое лучшее, что есть на свете. Он был прав. Я потерял Пайперс Ран, и вновь обрету его. Когда я представляю себе Пайперс Ран, он кажется крошечным и далеким, озаренным золотом солнца, я ее могу приблизить его даже в мечтах. Когда я вспоминаю маму, отца, брата Джеймса и малышку Эстер, между нами словно опускается завеса, лица их становятся далекими и туманными.
Я вижу себя и Исо, мы со всех ног бежим через пастбище, вижу себя, сломленного, в пыли и соломе, вижу, как поднимается и опускается со свистом кнут в руке отца. Но когда я пытаюсь представить себя там теперешнего – взрослого, женатого мужчину, убеждаюсь, что это невозможно. Пытаюсь представить Джоан в белом чепце – и тоже не могу. И все же я должен вернуться, должен отыскать то, что потерял. Я должен обрести покой”.
Однажды вечером, в лучах заходящего солнца Лен увидел фургон и упряжку лошадей, которые мирно тащили его. Он так быстро исчез из вида, что казался миражом. Джоан разводила огонь. Лен заставил ее потушить робкие язычки пламени, и они шли без остановки всю ночь напролет.
Привал устроили рядом с охотниками – так было безопаснее. Лен сочинил длинную историю о нью-ишмалайтцах. Охотники качали головами.
– Они – настоящие дьяволы, – сказал один из них. – Я – тоже верующий, – он с опаской взглянул на небо, – но чтобы убивать людей в угоду Господу…
“А ведь ты убил бы нас, если бы знал правду. Убил бы в угоду Господу”, – думал Лен. Позднее он отчитал Джоан за то, что она слишком много говорила. После этого бедняжка боялась произносить даже собственное имя.
– Неужели все вокруг готовы, словно волки, растерзать нас? – прошептала она, когда они легли спать.
– Конечно, если услышат, что мы из Барторстауна. Ты должна молчать, как рыба, не давая ни малейшего повода думать так.
Охотники подвезли их немного до того места, где должны были встретиться с другими охотниками, чтобы вместе продолжить путь. Джоан с облегчением увидела, что знакомых из Барторстауна среди них нет. Она все время молчала, с удивлением разглядывала крошечные деревушки и одинокие ранчо, мимо которых они проезжали и проходили.
– Но ведь Пайперс Ран не такой, правда, Лен?
– Нет, конечно, нет.
Гораздо больше солнца, зелени, доброты. А во всем остальном – точно такой же, но там его дом.
Однажды в полнолуние они увидели приближающийся фургон и поспешили скрыться от него, пробираясь от поселения к поселению окольными тропинками.
– И что только люди делают в этих скучных местах? – спросила Джоан.
– Живут, – сердито буркнул Лен.
Шло время. Все труднее становилось преодолевать бесконечные мили. Вид Пайперс Рана в воображении Лена уже не был столь четким, как вначале, день ото дня он мрачнел и тускнел, пока совсем не исчез. А человек в фургоне постоянно преследовал их. Лен ни разу не видел его вблизи, поэтому не мог разглядеть ни лица, ни фургона.
Сентябрьским погожим днем в маленьком зеленом городишке на границе с Техасом Лен решил дождаться загадочного фургона.
– Ты сошел с ума, – в отчаянии пыталась переубедить его Джоан. – Это не он, он не может быть здесь!
– Нет, он. И ты так же уверена в этом, как и я.
– С чего ты взял? Даже если…
– Перестань, Джоан, я знаю, когда ты обманываешь меня.
– Что ж, ладно. Да, конечно, это он. Он отвечает за тебя перед Шермэном. И что ты теперь собираешься делать?
Щеки ее пылали, тонкие загорелые руки сжались в кулаки.
– Ты хочешь вернуться с ним назад, Лен Колтер? Будь мужчиной, в конце концов. Вставай, бежим отсюда.
– Нет.
– Но он может быть не один.
– Пусть.
– И ты позволишь им схватить тебя? – голос ее дрожал. – Но ведь на меня им плевать, не так ли? Поэтому я, пожалуй, пойду.
– Нет, Джоан, ты останешься со мной, – Лен никогда не разговаривал с женой таким тоном. Джоан недоуменно уставилась на него.
– А что будешь делать ты?
– Еще не знаю, буду решать. – Лицо его было непроницаемым и беспристрастным. – В одном я абсолютно уверен: я никуда больше не буду убегать.
Джоан неподвижно и тихо стояла рядом с ним.
Лен ждал. Прошло два дня. Фургона не было, но вскоре он появится обязательно. Лен это предчувствовал. Может, время ожидания Господь послал ему, чтобы не спеша все обдумать и принять правильное решение.
В своей жизни Лен уже дважды принимал решение. Первое в Пайперс Ране. Детские, наивные мечты о загадочном городе. Затем Барторстаун, где тесно переплелись радость от достигнутого и горечь разочарований. Бесследно развеялись детские мечты, а дни скитаний помогли трезво оценить происшедшее. Третье решение должно быть самым верным, потому что его примет мужчина.
“Итак, я не вернусь в Пайперс Ран. Куда угодно, только не на родину. Пайперс Ран – детское воспоминание, а с воспоминаниями покончено. Эта дверь навсегда закрыта. Пайперс Ран – воспоминание о покое, покой навсегда утерян”. Четвертый день ожидания. Фургона все нет. Лен окончательно возвращается с небес на землю. Нет необходимости убегать. Нужно остановиться, чтобы правильно выбрать свой путь.
Рано или поздно каждый должен сделать это.
В город съехалось много людей. Наступило время торговли, время беспощадной жары, когда сочная трава желтеет и клонится к земле, а кора деревьев трескается от палящего солнца. Фургоны торговцев выстроились на маленьких пыльных улочках.
Лен без устали шагал по городу. Он останавливался возле каждого фургона, читал вывески, прислушивался к разговорам.
“Все они нашли свою веру. Нью-ишмалайтцы – свою, нью-меноннайтцы – свою. Своя вера и у жителей Барторстауна. Теперь моя очередь”, – размышлял Лен.
Джоан исподтишка следила за ним, боясь говорить. На пятый день ярмарка закончилась. Небольшое пространство в конце улочки осветили факелами, ярко сияли звезды, и земля щедро отдавала людям накопившееся тепло.
Лен опустился на старую, потрескавшуюся скамью, держа за руку Джоан. Он не заметил, как с другой стороны улочки подъехал фургон. А когда через некоторое время Лен, повинуясь неясному чувству, обернулся, позади него сидел Хостеттер.
Часть 30
Раздался резкий и сильный Голос проповедника: “Тысячу лет, братья мои. Вот что обещали нам. И теперь мы живем в это благословенное время. Я расскажу вам…”
Хостеттер посмотрел в глаза Лену. Молчание. Наконец Джоан что-то прошептала, кажется, имя Хостет-тера. Она хотела подняться навстречу Хостеттеру. Лен властно взял ее за руку, почти силой усадил рядом с собой:
– Сиди здесь.
– Пожалуйста, Лен, отпусти меня.
– Сиди здесь, Джоан. Она успокоилась.
“Небеса не принадлежат грешникам, не принадлежат тем, кто глумится над верой. Нет, братья мои и сестры! Господь спас вас от Разрушения…”
То была другая ночь, другая проповедь, когда Лен встал на этот путь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28