Глинис все смеялась и смеялась, но она уже почти лишилась рассудка.
Бетти говорила без истерики, не слишком громко, с тем странным равнодушием, какое иногда напускала на себя.
– Я согласилась, – сказала она. – А вы не согласились бы, миссис Боствик?
Марион рассмеялась. Этот звонкий смех всегда действовал Гарту на нервы.
– Ну, миссис… или нет, леди Колдер, не так ли? – ответила Марион, прежде чем он вмешался. – Я и впрямь не знаю. Я могла бы это сделать, хотя едва ли. Все-таки он был старик. А я предпочитаю мужчин моложе. Много, много моложе.
Винс Боствик вынул сигарету из серебряного портсигара, разломил ее надвое и выронил на пол.
– Осторожно! – сказал Гарт. – Бетти, время истекает. Ты закончила?
– Я думаю, самоубийство немного напугало Глинис, и, пока я была на Ямайке, она уехала в Трувиль…
– В Трувиль?
– В Нормандию.
– Я знаю, где это, Бетти. Дальше.
– Глинис жила там до прошлого года. Мой… мой муж умер. Хозяева в «Мулен Руж» поменялись, люди тоже, почти все. Она вернулась – сказала, что ее фамилия теперь Колдер и что она снова хочет работать. Французы любят титулы, но это не помогло бы, если бы она и в самом деле не была хорошей танцовщицей (ты понимаешь, Дэвид?). Я была прошлым летом в Париже, но ничего не знала до тех пор…
– До каких пор?
– Пока две недели назад Глинис вдруг не приехала ко мне в коттедж и не рассказала мне все. – Бетти повернулась к Гарту: – Ее уволили с работы за пьянство. Она требовала денег, я ей дала. Мне надо было помириться с ней. Я могла бы доказать, что никогда не была шантажисткой или… или чем-то другим, хотя Глинис смеялась и говорила, что я ничего не докажу. Но что толку? Я ведь была танцовщицей. Две недели назад я думала, что скорее умру, чем позволю тебе узнать об этом. Вот теперь все.
– Нет, Бетти, это не все. Здесь Марион и Винс, откуда ты узнала об их существовании?
– Меня интересовало все, что связано с тобой. Они – самые близкие твои друзья. Так сказал Хэл Омистон.
– Опять мой племянник. Он сказал тебе?
– Да. Он сказал, что был довольно хорошо знаком с миссис Боствик.
Четыре лампы люстры светили так же ярко, как и в кабинете Гарта. Бетти стояла у стены. Марион сидела выпрямившись на кожаном диване.
– Поскольку он племянник Дэвида, – заявила Марион, – едва ли стоит удивляться тому, что и Винс, и я знакомы с ним.
– Едва ли, – согласился Гарт, не глядя на нее. – Когда ты уехала с Харли-стрит на такси, куда ты направилась в первую очередь?
– В дом номер 386, Гайд-парк-Гарденз. Хэл назвал мне этот адрес.
– Зачем ты пошла к Боствикам?
– Доктор Гарт, пожалуйста, не надо! У меня… у меня были причины.
– Это и есть то, что я пытаюсь выяснить. Бетти, милашка Глинис шантажировала тебя. А кого-нибудь еще?
– Я… не… не знаю.
– Марион, – продолжал Гарт с умоляющим видом, – вы все еще утверждаете, что до сегодняшнего вечера в глаза не видели Глинис Стакли, иногда называвшую себя Элизабет Стакли?
– Утверждаю.
– А ты встречал ее, Винс?
– Нет, старина, – невозмутимо ответил Винс. – Почему ты спрашиваешь?
– Только потому, что инспектор из Скотленд-Ярда думает иначе.
– Ты шутишь, старик?
– Не шучу. Я хотел бы убедить и тебя, и Марион, что дело слишком серьезно, серьезнее быть не может. – У Гарта разболелась голова. Черные обои с пятнами, как кляксами, тусклого золота, казалось, кружились вокруг него. Кружилось и милое, сосредоточенное, озабоченное лицо Бетти. – Так или иначе, Бетти, – добавил он, взяв себя в руки, – но твое нежелание объяснить, зачем ты отправилась на Гайд-парк-Гарденз…
– Одна из причин… – начала Бетти. – Я подумала, что ты можешь отправиться туда с Харли-стрит. Ты сказал мне, что будешь обедать «с друзьями». Я только-только завела машину и тут услышала, как мистер Филдинг кричит по телефону. Он разговаривал с миссис Боствик и казался очень расстроенным. Я не знала, что миссис Боствик не дома.
– А еще ты подумала: «А что, если Глинис опять возьмется за свои игры?»
На это Бетти ничего не ответила.
– На Гайд-парк-Гарденз, – теперь она обращалась к Марион, – я поговорила с дворецким, представившись ему вашей подругой. Вы простите меня, миссис Боствик?
– Зависит от того, – отозвалась Марион, – что вы ему сказали.
– Совсем ничего! Я только сказала, что я ваша подруга, и спросила, когда можно с вами увидеться!
– В самом деле? – осведомилась Марион.
– Никто не пытается вас обидеть, миссис Боствик. Поверьте мне: никто не старается задеть вас!
– В самом деле? – повторила Марион.
– Минутку, дорогая, – вмешался Винс, уже совершенно другим тоном. Его твердость и обаяние полностью вернулись к нему. – Позволь мне поговорить с леди.
Бетти, повернувшись к Гарту, безнадежно махнула рукой, но Винс перехватил ее взгляд и не позволил ей уйти от разговора. Высокий и худощавый, в безупречном сером костюме с цветком в петлице, он больше не был Винсом, остроумным бездельником, извиняющимся за то, что читает слишком много книг. Он стал Винсом, мудрым адвокатом, готовым в порыве симпатии поцеловать пальчики Бетти.
– У моей жены доброе сердце, леди Колдер. И конечно, Дэвид – самый умный парень из всех, кого я знаю. Но иногда в нем слишком много благочестия в духе святого Антония…
(«А теперь я еще и святой Антоний. Кто бы подумал!»)
Винс, конечно, не слышал этих сказанных про себя слов.
– Из-за этого Дэвид порой не замечает то, что лежит на поверхности. Этот дворецкий (между нами говоря, напыщенное ничтожество) сказал вам, что Марион срочно уехала к своим бывшим опекунам, полковнику Селби и миссис Монтегю, в Хэмпстед. Вы представились подругой Марион, поэтому не могли признаться, что не знаете, где они живут. Так?
– Да! Совершенно верно! – Бетти благодарно кивнула. – Спасибо, что вы поняли.
(Однако! Оказывается, не обязательно быть Аристотелем или Шерлоком Холмсом или даже принцем Ариманом из рассказов Фантома, чтобы делать столь блестящие умозаключения.)
Винс взял Бетти за руки.
Еще больше бликов запрыгало на оскаленных клыках развешанных по стенам зверей.
– Что вы делали дальше, леди Колдер?
– Я… я взяла кеб и объехала все окрестности: искала почту или магазин, чтобы найти адресную книгу. Но все было закрыто. Тогда я подумала, что у них, может быть, есть телефон. Но на коммутаторе мне сказали, что такая фамилия не значится в их списках.
– У них здесь есть телефон, дорогая.
– Клянусь, мистер Боствик!..
– Милая тетя Бланш ненавидит все эти дьявольские игрушки и держит его в секрете. Вот и все. Дальше?
– Ну, я просто велела извозчику ехать в Хэмпстед. Потом я увидела синие огни полицейского участка на другой стороне. Я подумала, что там наверняка знают, где находится дом. Или это такая уж дерзость – пойти прямо в полицейский участок и спросить?
Конечно, мне не хватило бы смелости, если бы это не было так важно, поэтому я остановила кеб и перешла дорогу. На ступеньках стоял тот полицейский, инспектор Роджерс. С ним разговаривал усталый пожилой мужчина с черным медицинским саквояжем, он рассказывал, что здесь произошло. Они не обращали на меня внимания, они даже меня не видели.
Бетти вдруг вырвалась от Винса.
– Дэвид, – проговорила она, – ты никогда не встречался с Глинис? Ты не видел ее на берегу? Скажи…
– Что?
– Глинис сказала: «Все, что у тебя есть, голубушка, принадлежит мне. Твои деньги, твой дом, твои драгоценности, твои платья. Я буду пользоваться твоим коттеджем, когда захочу, и купальным павильоном тоже, когда захочу. И если ты не будешь очень осмотрительна, голубушка, я заберу все».
Я ответила: «Держись подальше от моих друзей». И добавила: «Иначе я убью тебя или посажу в тюрьму». А Глинис сказала: «Не убьешь, голубка, не посмеешь. И не посадишь в тюрьму, потому что у тебя нет доказательств. В любом случае ты этого не сделаешь. Свою собственную сестру, голубушка? Родную сестру?»
Марион Боствик с легким возгласом откинулась назад.
Голос Бетти мгновенно изменился, а выражение лица стало чуть ли не пугающим, как у совсем зрелой и опытной женщины.
– Ну, Глинис узнает, что она ошибалась, – заключила Бетти. – Я потеряла голову, когда услышала, что доктор Фортескью рассказывает инспектору. Правда, доктор заявил, что было слишком темно и миссис Боствик не разглядела как следует эту, как она выразилась, «воровку», которая убежала через подвальную дверь. Но миссис Боствик описала рост женщины, цвет ее волос и глаз и сказала, что она была одета в темно-синюю саржу и соломенную шляпку.
Я сразу поняла, что это была Глинис. Она напала на миссис Монтегю, как однажды напала на женщину в «Мулен Руж». А теперь есть такие штуки, как отпечатки пальцев, да? А то ведь она будет продолжать, правда?
Поэтому я подошла к инспектору и сказала, что знаю эту женщину. Он не принял мои слова всерьез и сказал: «Ну, мисс, я все-таки надеюсь, что это не вы». Я ответила: «Нет, я была в другом месте и могу это доказать. Но если вы меня возьмете с собой в дом полковника Селби – и сейчас же! – то я назову вам и ее имя, и адрес в Лондоне».
Он страшно изумился. Я попросила: «Возьмите меня туда! Возьмите меня! Позвольте мне поговорить с миссис Боствик». Я не ожидала увидеть здесь тебя, Дэвид, дорогой, но рада, что ты здесь. Дурная кровь во мне, как и в ней. Теперь все честно. Я выйду и скажу им, где найти Глинис. Я не хочу даже когда-нибудь еще увидеться с тобой. – Бетти замолкла, глаза ее наполнились слезами. – Извини, – добавила она, – я не хочу, чтобы ты видел меня даже сейчас.
И она бросилась к двери.
– Я и в самом деле думаю… – начала Марион.
– Бетти, – сказал Гарт тоном, которым пользовался очень редко, – стой, где стоишь.
В тот же момент Винс схватил Бетти за руку и развернул. Марион вскочила с дивана.
– Когда ты перестанешь играть в детектива, Винс, – бросил Гарт, – может быть, ты ответишь на вопрос, который полиция обязательно задаст? Почему у нас возникли такие неприятности? Если Марион сказала правду…
– Если я сказала правду?
– Да. Я в этом не уверен. Но если Марион сказала правду, то каким образом Глинис Стакли, или кто там еще, могла выйти через подвальную дверь?
Винс отпустил руку Бетти.
– Да, старик, я понимаю, что ты имеешь в виду. Я согласен, это прекрасный вопрос, чтобы привести нас всех в замешательство. Но ведь это вопрос чисто академический, не так ли?
– Академический? Роджерс не будет все время пить виски в столовой, он спустится в подвал. Знаешь, что он там найдет?
Веселая морщинка легла возле губ Винса и тут же исчезла.
– Да, – согласился он, – знаю. Я подслушал, как ты рассказывал Марион, что сам отодвинул обе задвижки. Значит, если эти навозные мухи не поверят нам на слово, то найдут дверь отпертой, как и говорила Марион.
– Так, я понял, – сказал Гарт, помолчав, – значит, мы будем придерживаться этой версии, потому что иная привела бы к невыгодным для нас заключениям.
– А что еще делать?
– Может быть, ты и прав. Ты уверен, что никогда не встречался с Глинис Стакли?
– В жизни ее не видел, старик!
– Так. Ты видишь Бетти? Я ее защищаю.
– Не нужно, – вскричала Бетти, – не нужно меня защищать! Можно я сейчас выйду к инспектору? И еще, пожалуйста, не пытайся больше со мной увидеться.
Она говорила отвернувшись, неестественным ровным голосом, со стыдом и унижением. Гарт, тронутый до глубины души, чуть ли не закричал ей:
– Я уже говорил тебе однажды, Бетти, не будь глупой. Это не пустяки!
– Не пустяки? Для тебя?
– Да! Мы вместе поедем в Фэрфилд. Если Глинис случайно окажется там, мы с ней встретимся.
– Ох нет, не надо. Я имею в виду… – Бетти зажмурила глаза и опять их открыла. – Я имею в виду, – сказала она, – что ты прекрасно притворяешься. Я люблю тебя за это притворство. Но кровь все-таки имеет значение. Или будет иметь значение. И ничего тут не поделаешь. Если ты полагаешь, что сможешь снова встречаться со мной, не задавая себе вопросов, кто я такая и что у меня на уме, ты приедешь ко мне завтра или послезавтра, когда у тебя появится время все обдумать. Но этого не будет. Все кончено, Дэвид, и я молю Бога, чтобы больше и не начиналось. Попроси этого человека отпустить меня, пожалуйста. Я пойду к инспектору.
Гарт сделал знак Винсу, и тот сразу отступил в сторону.
Но Гарт не должен был отпускать ее. И тем более не должен был позволять ей одной возвращаться в Фэрфилд. Тогда не случилось бы той катастрофы, которая разразилась в шесть часов вечера следующего дня.
Часть вторая
НЕРЕАЛЬНОСТЬ
Как «s'il vous plait» в Париже, «будьте любезны» или «пожалуйста» в основном употребляются, когда вы делаете заказ в кафе или ресторане или хотите обратиться с просьбой. Однако английские формы учтивости не требуют такой поминутной церемонности, как во Франции.
Бедекер. Лондон и его окрестности. Путеводитель
Глава 6
Фэрфилд-приморский даже в июньский субботний полдень нельзя было бы назвать слишком веселым местом.
Не бренчали банджо на его пляжах, не пели свои песни темнолицые музыканты, и странствующие проповедники не объясняли, почему в мире все так плохо и что нужно сделать, чтобы привести все в порядок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Бетти говорила без истерики, не слишком громко, с тем странным равнодушием, какое иногда напускала на себя.
– Я согласилась, – сказала она. – А вы не согласились бы, миссис Боствик?
Марион рассмеялась. Этот звонкий смех всегда действовал Гарту на нервы.
– Ну, миссис… или нет, леди Колдер, не так ли? – ответила Марион, прежде чем он вмешался. – Я и впрямь не знаю. Я могла бы это сделать, хотя едва ли. Все-таки он был старик. А я предпочитаю мужчин моложе. Много, много моложе.
Винс Боствик вынул сигарету из серебряного портсигара, разломил ее надвое и выронил на пол.
– Осторожно! – сказал Гарт. – Бетти, время истекает. Ты закончила?
– Я думаю, самоубийство немного напугало Глинис, и, пока я была на Ямайке, она уехала в Трувиль…
– В Трувиль?
– В Нормандию.
– Я знаю, где это, Бетти. Дальше.
– Глинис жила там до прошлого года. Мой… мой муж умер. Хозяева в «Мулен Руж» поменялись, люди тоже, почти все. Она вернулась – сказала, что ее фамилия теперь Колдер и что она снова хочет работать. Французы любят титулы, но это не помогло бы, если бы она и в самом деле не была хорошей танцовщицей (ты понимаешь, Дэвид?). Я была прошлым летом в Париже, но ничего не знала до тех пор…
– До каких пор?
– Пока две недели назад Глинис вдруг не приехала ко мне в коттедж и не рассказала мне все. – Бетти повернулась к Гарту: – Ее уволили с работы за пьянство. Она требовала денег, я ей дала. Мне надо было помириться с ней. Я могла бы доказать, что никогда не была шантажисткой или… или чем-то другим, хотя Глинис смеялась и говорила, что я ничего не докажу. Но что толку? Я ведь была танцовщицей. Две недели назад я думала, что скорее умру, чем позволю тебе узнать об этом. Вот теперь все.
– Нет, Бетти, это не все. Здесь Марион и Винс, откуда ты узнала об их существовании?
– Меня интересовало все, что связано с тобой. Они – самые близкие твои друзья. Так сказал Хэл Омистон.
– Опять мой племянник. Он сказал тебе?
– Да. Он сказал, что был довольно хорошо знаком с миссис Боствик.
Четыре лампы люстры светили так же ярко, как и в кабинете Гарта. Бетти стояла у стены. Марион сидела выпрямившись на кожаном диване.
– Поскольку он племянник Дэвида, – заявила Марион, – едва ли стоит удивляться тому, что и Винс, и я знакомы с ним.
– Едва ли, – согласился Гарт, не глядя на нее. – Когда ты уехала с Харли-стрит на такси, куда ты направилась в первую очередь?
– В дом номер 386, Гайд-парк-Гарденз. Хэл назвал мне этот адрес.
– Зачем ты пошла к Боствикам?
– Доктор Гарт, пожалуйста, не надо! У меня… у меня были причины.
– Это и есть то, что я пытаюсь выяснить. Бетти, милашка Глинис шантажировала тебя. А кого-нибудь еще?
– Я… не… не знаю.
– Марион, – продолжал Гарт с умоляющим видом, – вы все еще утверждаете, что до сегодняшнего вечера в глаза не видели Глинис Стакли, иногда называвшую себя Элизабет Стакли?
– Утверждаю.
– А ты встречал ее, Винс?
– Нет, старина, – невозмутимо ответил Винс. – Почему ты спрашиваешь?
– Только потому, что инспектор из Скотленд-Ярда думает иначе.
– Ты шутишь, старик?
– Не шучу. Я хотел бы убедить и тебя, и Марион, что дело слишком серьезно, серьезнее быть не может. – У Гарта разболелась голова. Черные обои с пятнами, как кляксами, тусклого золота, казалось, кружились вокруг него. Кружилось и милое, сосредоточенное, озабоченное лицо Бетти. – Так или иначе, Бетти, – добавил он, взяв себя в руки, – но твое нежелание объяснить, зачем ты отправилась на Гайд-парк-Гарденз…
– Одна из причин… – начала Бетти. – Я подумала, что ты можешь отправиться туда с Харли-стрит. Ты сказал мне, что будешь обедать «с друзьями». Я только-только завела машину и тут услышала, как мистер Филдинг кричит по телефону. Он разговаривал с миссис Боствик и казался очень расстроенным. Я не знала, что миссис Боствик не дома.
– А еще ты подумала: «А что, если Глинис опять возьмется за свои игры?»
На это Бетти ничего не ответила.
– На Гайд-парк-Гарденз, – теперь она обращалась к Марион, – я поговорила с дворецким, представившись ему вашей подругой. Вы простите меня, миссис Боствик?
– Зависит от того, – отозвалась Марион, – что вы ему сказали.
– Совсем ничего! Я только сказала, что я ваша подруга, и спросила, когда можно с вами увидеться!
– В самом деле? – осведомилась Марион.
– Никто не пытается вас обидеть, миссис Боствик. Поверьте мне: никто не старается задеть вас!
– В самом деле? – повторила Марион.
– Минутку, дорогая, – вмешался Винс, уже совершенно другим тоном. Его твердость и обаяние полностью вернулись к нему. – Позволь мне поговорить с леди.
Бетти, повернувшись к Гарту, безнадежно махнула рукой, но Винс перехватил ее взгляд и не позволил ей уйти от разговора. Высокий и худощавый, в безупречном сером костюме с цветком в петлице, он больше не был Винсом, остроумным бездельником, извиняющимся за то, что читает слишком много книг. Он стал Винсом, мудрым адвокатом, готовым в порыве симпатии поцеловать пальчики Бетти.
– У моей жены доброе сердце, леди Колдер. И конечно, Дэвид – самый умный парень из всех, кого я знаю. Но иногда в нем слишком много благочестия в духе святого Антония…
(«А теперь я еще и святой Антоний. Кто бы подумал!»)
Винс, конечно, не слышал этих сказанных про себя слов.
– Из-за этого Дэвид порой не замечает то, что лежит на поверхности. Этот дворецкий (между нами говоря, напыщенное ничтожество) сказал вам, что Марион срочно уехала к своим бывшим опекунам, полковнику Селби и миссис Монтегю, в Хэмпстед. Вы представились подругой Марион, поэтому не могли признаться, что не знаете, где они живут. Так?
– Да! Совершенно верно! – Бетти благодарно кивнула. – Спасибо, что вы поняли.
(Однако! Оказывается, не обязательно быть Аристотелем или Шерлоком Холмсом или даже принцем Ариманом из рассказов Фантома, чтобы делать столь блестящие умозаключения.)
Винс взял Бетти за руки.
Еще больше бликов запрыгало на оскаленных клыках развешанных по стенам зверей.
– Что вы делали дальше, леди Колдер?
– Я… я взяла кеб и объехала все окрестности: искала почту или магазин, чтобы найти адресную книгу. Но все было закрыто. Тогда я подумала, что у них, может быть, есть телефон. Но на коммутаторе мне сказали, что такая фамилия не значится в их списках.
– У них здесь есть телефон, дорогая.
– Клянусь, мистер Боствик!..
– Милая тетя Бланш ненавидит все эти дьявольские игрушки и держит его в секрете. Вот и все. Дальше?
– Ну, я просто велела извозчику ехать в Хэмпстед. Потом я увидела синие огни полицейского участка на другой стороне. Я подумала, что там наверняка знают, где находится дом. Или это такая уж дерзость – пойти прямо в полицейский участок и спросить?
Конечно, мне не хватило бы смелости, если бы это не было так важно, поэтому я остановила кеб и перешла дорогу. На ступеньках стоял тот полицейский, инспектор Роджерс. С ним разговаривал усталый пожилой мужчина с черным медицинским саквояжем, он рассказывал, что здесь произошло. Они не обращали на меня внимания, они даже меня не видели.
Бетти вдруг вырвалась от Винса.
– Дэвид, – проговорила она, – ты никогда не встречался с Глинис? Ты не видел ее на берегу? Скажи…
– Что?
– Глинис сказала: «Все, что у тебя есть, голубушка, принадлежит мне. Твои деньги, твой дом, твои драгоценности, твои платья. Я буду пользоваться твоим коттеджем, когда захочу, и купальным павильоном тоже, когда захочу. И если ты не будешь очень осмотрительна, голубушка, я заберу все».
Я ответила: «Держись подальше от моих друзей». И добавила: «Иначе я убью тебя или посажу в тюрьму». А Глинис сказала: «Не убьешь, голубка, не посмеешь. И не посадишь в тюрьму, потому что у тебя нет доказательств. В любом случае ты этого не сделаешь. Свою собственную сестру, голубушка? Родную сестру?»
Марион Боствик с легким возгласом откинулась назад.
Голос Бетти мгновенно изменился, а выражение лица стало чуть ли не пугающим, как у совсем зрелой и опытной женщины.
– Ну, Глинис узнает, что она ошибалась, – заключила Бетти. – Я потеряла голову, когда услышала, что доктор Фортескью рассказывает инспектору. Правда, доктор заявил, что было слишком темно и миссис Боствик не разглядела как следует эту, как она выразилась, «воровку», которая убежала через подвальную дверь. Но миссис Боствик описала рост женщины, цвет ее волос и глаз и сказала, что она была одета в темно-синюю саржу и соломенную шляпку.
Я сразу поняла, что это была Глинис. Она напала на миссис Монтегю, как однажды напала на женщину в «Мулен Руж». А теперь есть такие штуки, как отпечатки пальцев, да? А то ведь она будет продолжать, правда?
Поэтому я подошла к инспектору и сказала, что знаю эту женщину. Он не принял мои слова всерьез и сказал: «Ну, мисс, я все-таки надеюсь, что это не вы». Я ответила: «Нет, я была в другом месте и могу это доказать. Но если вы меня возьмете с собой в дом полковника Селби – и сейчас же! – то я назову вам и ее имя, и адрес в Лондоне».
Он страшно изумился. Я попросила: «Возьмите меня туда! Возьмите меня! Позвольте мне поговорить с миссис Боствик». Я не ожидала увидеть здесь тебя, Дэвид, дорогой, но рада, что ты здесь. Дурная кровь во мне, как и в ней. Теперь все честно. Я выйду и скажу им, где найти Глинис. Я не хочу даже когда-нибудь еще увидеться с тобой. – Бетти замолкла, глаза ее наполнились слезами. – Извини, – добавила она, – я не хочу, чтобы ты видел меня даже сейчас.
И она бросилась к двери.
– Я и в самом деле думаю… – начала Марион.
– Бетти, – сказал Гарт тоном, которым пользовался очень редко, – стой, где стоишь.
В тот же момент Винс схватил Бетти за руку и развернул. Марион вскочила с дивана.
– Когда ты перестанешь играть в детектива, Винс, – бросил Гарт, – может быть, ты ответишь на вопрос, который полиция обязательно задаст? Почему у нас возникли такие неприятности? Если Марион сказала правду…
– Если я сказала правду?
– Да. Я в этом не уверен. Но если Марион сказала правду, то каким образом Глинис Стакли, или кто там еще, могла выйти через подвальную дверь?
Винс отпустил руку Бетти.
– Да, старик, я понимаю, что ты имеешь в виду. Я согласен, это прекрасный вопрос, чтобы привести нас всех в замешательство. Но ведь это вопрос чисто академический, не так ли?
– Академический? Роджерс не будет все время пить виски в столовой, он спустится в подвал. Знаешь, что он там найдет?
Веселая морщинка легла возле губ Винса и тут же исчезла.
– Да, – согласился он, – знаю. Я подслушал, как ты рассказывал Марион, что сам отодвинул обе задвижки. Значит, если эти навозные мухи не поверят нам на слово, то найдут дверь отпертой, как и говорила Марион.
– Так, я понял, – сказал Гарт, помолчав, – значит, мы будем придерживаться этой версии, потому что иная привела бы к невыгодным для нас заключениям.
– А что еще делать?
– Может быть, ты и прав. Ты уверен, что никогда не встречался с Глинис Стакли?
– В жизни ее не видел, старик!
– Так. Ты видишь Бетти? Я ее защищаю.
– Не нужно, – вскричала Бетти, – не нужно меня защищать! Можно я сейчас выйду к инспектору? И еще, пожалуйста, не пытайся больше со мной увидеться.
Она говорила отвернувшись, неестественным ровным голосом, со стыдом и унижением. Гарт, тронутый до глубины души, чуть ли не закричал ей:
– Я уже говорил тебе однажды, Бетти, не будь глупой. Это не пустяки!
– Не пустяки? Для тебя?
– Да! Мы вместе поедем в Фэрфилд. Если Глинис случайно окажется там, мы с ней встретимся.
– Ох нет, не надо. Я имею в виду… – Бетти зажмурила глаза и опять их открыла. – Я имею в виду, – сказала она, – что ты прекрасно притворяешься. Я люблю тебя за это притворство. Но кровь все-таки имеет значение. Или будет иметь значение. И ничего тут не поделаешь. Если ты полагаешь, что сможешь снова встречаться со мной, не задавая себе вопросов, кто я такая и что у меня на уме, ты приедешь ко мне завтра или послезавтра, когда у тебя появится время все обдумать. Но этого не будет. Все кончено, Дэвид, и я молю Бога, чтобы больше и не начиналось. Попроси этого человека отпустить меня, пожалуйста. Я пойду к инспектору.
Гарт сделал знак Винсу, и тот сразу отступил в сторону.
Но Гарт не должен был отпускать ее. И тем более не должен был позволять ей одной возвращаться в Фэрфилд. Тогда не случилось бы той катастрофы, которая разразилась в шесть часов вечера следующего дня.
Часть вторая
НЕРЕАЛЬНОСТЬ
Как «s'il vous plait» в Париже, «будьте любезны» или «пожалуйста» в основном употребляются, когда вы делаете заказ в кафе или ресторане или хотите обратиться с просьбой. Однако английские формы учтивости не требуют такой поминутной церемонности, как во Франции.
Бедекер. Лондон и его окрестности. Путеводитель
Глава 6
Фэрфилд-приморский даже в июньский субботний полдень нельзя было бы назвать слишком веселым местом.
Не бренчали банджо на его пляжах, не пели свои песни темнолицые музыканты, и странствующие проповедники не объясняли, почему в мире все так плохо и что нужно сделать, чтобы привести все в порядок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28