Ногам на солнышке было тепло, левая ступня высовывалась из-под одеяла. Но ее туловище, ее лицо, тонущее в двух пышных подушках, нежились в приятной прохладе в тени, которая только и осталась от темноты.
Если, конечно, не считать Джо Хэйеса, мужчину, который провел эту ночь в ее постели. В постели, где они с Томасом зачали их единственное дитя, где они сделали своего маленького мальчика, которого оба любили так сильно.
Она чувствовала себя изменницей.
Эмили лежала с закрытыми глазами еще некоторое время, долгие минуты после того, как она полностью проснулась. Она не хотела знать. Не хотела думать. Просто наслаждалась ощущением свежего ветерка на лице, теплым солнышком, ласкающим ноги, и присутствием еще одного человека рядом с ней в постели. Тяжестью мужского тела.
В конце концов Эмили перевернулась на другой бок, шелестя простынями, и с облегчением обнаружила, что Джо еще спит. Она смотрела на него, смотрела, как вздымается и опадает его грудь, смотрела на его великодушное лицо, на это невинное выражение, за которым скрывалась способность, которой обладают все мужчины, – способность растоптать душу женщины безо всякого злого умысла. Вот что в них самое худшее, подумалось Эмили. Они так часто несут разорение, оставляют после себя одни руины, и все это из самых благих побуждений. Просто они думают по-другому.
Хотя, возможно, у них больше общего, чем Эмили хочется признать. Ведь оказались же они в одной постели. Джо – добрый и искренний, умный и забавный; быть может, чуточку заносчив, но в небольших дозах ей это нравится. Именно это убедило ее вчера, что грядущая ночь – самое время, чтобы довести их зарождающиеся отношения до логического конца. Но что в нем привлекло ее? Что подвигло ее начать кокетничать с ним тем вечером, когда девицы с работы вытащили ее «развеяться»?
Он был настоящим красавцем, но, казалось, не сознавал этого.
И да, он был на целых семь лет младше нее, а мужчина в этом возрасте обладает какой-то пьянящей недосягаемостью. Ну, во всяком случае, он казался недосягаемым в тот вечер, когда они познакомились. На вид.
Внезапно захваченная влечением к нему, Эмили наклонилась, соскользнувшая простыня открыла ее наготу – когда, кстати, она в последний раз спала нагишом? – и крепко поцеловала Джо в губы. В тот же миг его глаза распахнулись, и он ответил на ее поцелуи еще до того, как проснулся. Его руки поднялись и обхватили ее, и она ленивым движением завалилась на него. Его тело на мгновение напряглось, как будто спрашивало ее о намерениях. Но ей сейчас нужен был не секс, она хотела близости.
Эмили получила ее и была обрадована тем, что Джо оказался таким щедрым на это. Он страстно целовал ее, его пальцы играли ее волосами, ее груди прижимались к его груди. Потом поцелуй завершился, и любовники прижались друг к Другу носами и улыбками, и лишь после этого они отстранились друг от друга – Эмили почти упала на постель.
Внезапно с ощущением счастья она перестала чувствовать себя изменницей. У нее возникло такое чувство, что это было самое удачное ее решение за долгое-долгое время.
– Доброе утро, – сказал Джо чуть хрипловатым со сна голосом.
– Угу, – согласилась Эмили. – Доброе. Хотя если бы ты поднялся раньше меня и приготовил завтрак, оно было бы еще лучше.
– Я что, похож на кухонного мужика? – осведомился он с озорной ухмылкой.
– Ну… – протянула она игриво, и он легонько шлепнул ее по ягодице. Легонько ровно настолько, чтобы это было приятно. – О-о, – проворковала она, – повтори еще разок.
– Ну уж нет, – притворно оскорбился Джо. – Ты этого не заслуживаешь.
– Правда? – кокетливо осведомилась она.
Оба замолчали, глядя друг на друга.
– Я рад, что не ушел вчера вечером, – сказал он.
В голове у Эмили тренькнул тревожный звоночек.
– Ты хотел уйти? – спросила она, не потрудившись скрыть обиду и досаду.
– Обычно я не задерживаюсь до утра, – отозвался он как ни в чем не бывало. – Это все равно что перейти какую-то границу, когда секс превращается в нечто большее, и ты никогда не знаешь, не пожалеет ли женщина обо всем утром От этого может быть очень неловко, и иногда лучше уйти и посмотреть, как все сложится потом.
– И почему же ты не ушел? – поинтересовалась Эмили, уже лучше овладев собой.
– Разве это не очевидно? Мне не хотелось уходить. Это ничего? – с надеждой спросил Джо.
– Это гораздо лучше, чем ничего, – ответила она.
– Значит, ты не жалеешь?
Вопрос повис между ними на насколько секунд, и Эмили вдруг вспомнилось, как на школьных танцах в восьмом классе монахини расхаживали по залу, приглядывая, чтобы девочки и мальчики оставляли между собой пространство – «для Святого Духа». Она чуть не прыснула, но вовремя остановилась. Джо может неправильно это понять. Она вдруг обнаружила, что очень тщательно подбирает слова для того, что собиралась сказать.
– Эм? – повторил он, нахмурив брови, и сел на постели с поджатыми под себя ногами.
Ей нравилось, что для него все это, похоже, имело такую важность. Она так давно не была ни с каким вообще другим мужчиной, кроме Томаса, так давно вообще выбыла из этой гонки, что это приводило ее в ужас. Она вспоминала головоломные тендерные игры, в которые играла до замужества, и далеко не все из них с нежностью. С Джо все было совсем не так. Ей повезло. Пока что.
– Нет, – сказала она наконец с такой серьезностью, от которой, казалось, изменилась даже температура в комнате. – Я не жалею ни о прошлой ночи, ни о том, что ты все еще здесь. Мне… ужасно хорошо с тобой.
– Я так и слышу надвигающееся «но», – мрачно проговорил Джо.
– Но, – сказала Эмили со слабой улыбкой, – я – женщина с прошлым, понимаешь? Томас будет частью моей жизни до конца моих дней, пусть даже временами мне хочется его убить. Он был не просто моим мужем – он был еще и моим лучшим другом. И он отец моего ребенка. Он все время будет маячить на горизонте, неважно, злюсь я на него или до сих пор немножко люблю, – это состояние каждый день разное. Это не имеет к тебе никакого отношения. Эта часть моей души для тебя закрыта.
Эмили в упор посмотрела на него.
– Ну, ты не бьешь себя в грудь, не кричишь, как Тарзан, и не бежишь к двери, так что, полагаю, это добрый знак, – сказала она чуть погодя.
Однако на этот раз настал черед Джо молчать. Его глаза перескакивали с места на место, искали в ее лице что-то такое, в наличии чего она была вовсе не уверена. Потом он опустил взгляд на постель и вздохнул. Теперь солнечные лучи тянулись через всю кровать, и он повернул голову так, что его серые глаза оказались в тени. Поскреб костяшками пальцев подбородок, за ночь заросший щетиной.
Когда он наконец посмотрел на нее, Эмили на один предательский миг почувствовала, что может полюбить Джо Хэйеса, если он правильно разыграет свою карту. Предательский потому, что она никогда толком не умела играть в карты.
– Эмили, милая, послушай, – сказал Джо. – Мы сейчас находимся в первой главе нашего романа, во что бы он потом ни превратился. Что касается меня, я хочу посмотреть, в какую сторону повернет сюжет. Все, что случилось в прошлой книге, интересует меня лишь постольку, поскольку благодаря этому ты стала такой потрясающей женщиной, какой мне кажешься.
Эмили широко улыбнулась, завернулась в простыню и поднялась, оставив голого Джо лежать на постели.
– Ух ты, – сказала она, не оборачиваясь. – Я стараюсь держать себя в руках, господин преподаватель английского, но это едва ли не самая гладкая фраза из всех, что мне доводилось слышать. Впрочем, надеюсь, это не просто фраза, Джо. Понимаешь, сейчас почти весь мой мир – это Натан Рэнделл. Этот мальчик – мое сердце и душа, и мысль о том, чтобы впустить туда еще одного человека, человека, чье присутствие, скорее всего, в той или иной степени отразится на нем.
– Это не фраза, Эм, – уверенно сказал Джо. – И тебе решать, какая часть наших отношений будет проходить на глазах у Натана, если он вообще будет о них знать. Ты разыгрываешь эту игру.
– Что ж, если ты ставишь вопрос таким образом…
Эмили не договорила и развернулась к нему. Простыня полетела на пол, и она предстала перед ним в солнечном свете, обнаженная, захваченная чувственностью этого мига. Такой раздетой, такой уязвимой она не стояла ни перед кем уже долгие годы. Ее переполняли страх и свобода. И она упивалась ими.
Эмили сделала два шага вперед и прыгнула на кровать, принялась подскакивать и смеяться, возясь с Джо. Он целовал ее, ласкал ее лицо, и они занимались любовью до тех пор, пока завтракать не стало слишком поздно, а обедать – слишком рано.
В воскресенье утром, после завтрака, Натан убежал на двор играть в большой песочнице – этот сюрприз отец сделал ему к его приезду несколько недель назад. Песочница была в форме дракона. Точнее, она являла собой большую пластмассовую версию Смычка, тощего хлопотливого дракона из «Обманного леса», который, словно громадный сверчок, извлекал мелодию из своих крыльев, потирая ими друг о друга.
Смычок был желто-зеленый, с темными крыльями и ярко-оранжевой чешуей на брюшке. Но у Смычка-песочницы не было оранжевого брюшка. На месте брюшка у него была здоровая дырка, наполненная песком Пластмассовый дракон лежал, на спинке, распластав малюсенькие крылышки, а Натан Рэнделл играл в его наполненном песком пузике.
Томас смотрел на сына из окна над раковиной, моя посуду после завтрака. Утром все было в порядке, ни намека на кошмары прошедшей ночи. Мальчик ни разу не заговаривал о Дичке, и все же Томас не мог отделаться от ощущения, что в душе Натана что-то происходит.
Может быть, этим кошмаром подсознание Натана пыталось избавиться от Дичка. За ненадобностью в таком воображаемом друге, или что-то в этом роде. Томасу хотелось в это верить – это изрядно облегчило бы его собственную совесть. Но ему показалось странным, что Натан не завел об этом разговор. Прошлой ночью он был перепуган, просто в ужасе, и Томас не мог его винить. Надо же такому присниться – Дичка… в общем, убили. В приступе легкомыслия он мог бы списать этот сон на то, что мальчик слишком много смотрит телевизор, но дело не только в этом.
Сестра Маргарет права. Не надо им было уходить от доктора Моррисси. Казалось, он вполне спокойно пережил их развод, и врач то же самое сказала. Но Эмили и Томас так хотели этому верить! Его сын – замечательный, здоровый, смешной маленький мальчик, наделенный живым воображением. Учитывая все то, что могло пойти не так во время и после беременности, то, сколько подводных камней нужно избежать в течение первых нескольких лет жизни, им очень повезло.
Очень посчастливилось.
А потом из-за того, что они больше не могли жить друг с другом, Томас и Эмили разрушили эту идиллию. Томасу даже помыслить об этом было тошно, но с прошлой ночи он никак не мог заглушить голосок, который твердил, что они с Эмили в некотором роде испортили Натану жизнь.
Возможно, навсегда.
Навсегда – это страшно долго.
Внезапно он понял, что едва не плачет.
«Господи, – подумал он. – А ну-ка возьми себя в руки».
Люди каждый день разводятся. И в большинстве случаев дети у них вырастают счастливыми и здоровыми. Может быть, они что-то и теряют, но некоторые вещи – ссоры, враждебность, родительские крики – не такая уж и большая потеря.
«Наверное, это мне пора к психологу», – сказал он себе.
Мысль была невеселой, но никуда от нее не денешься. Как не денешься и от чувства вины, которую всколыхнул кошмар Натана. Несмотря на боль и гнев, которые могло породить это решение – все равно что разворошить пчелиный улей, – Томас решил поговорить с Эмили о психологе, когда вечером завезет к ней Натана.
Он домывал последнюю тарелку, когда зазвонил телефон.
– Слушаю.
– Привет, это Франческа.
– В воскресенье? – осведомился Томас. – Кто умер?
– Никто не умер. Я знаю, что сегодня выходной, но дело важное, – ответила она. – Вчера вечером мне позвонил Хорхе с «Фокса» по поводу моего не слишком тонкого намека на художественную экранизацию «Обманного леса».
– Ну? – спросил Томас, уже взволнованный. Франческа никогда не занималась работой на выходных – это шло вразрез с одним из ее основных правил. Плохие новости подождали бы до понедельника, так что новость должна была быть очень, очень хорошей.
– Как ты отнесешься к тому, чтобы слетать в Лос-Анджелес? – спросила она.
«Лос-Анджелес? Только не сейчас, – подумал он. – Не выйдет. Сперва Натан».
– Когда?
– Завтра в десять пятнадцать, вылет из «Кеннеди», – уверенно ответила Франческа. – Я уже взяла нам билеты.
– Постой-постой, – сказал Томас. – Чего ради? Они заинтересовались, или мы летим закинуть удочки?
Франческа вздохнула, ее радостный щебет сменился почти укоризненным тоном.
– Им по душе идея о том, чтобы сделать художественную экранизацию «Обманного леса», Ти-Джей, – сказала Франческа, и он в кои-то веки не поправил ее, молча дожидаясь «но». – Но… их нужно поуговаривать. У Хорхе просто не хватает воображения представить, как будут выглядеть живьем кое-какие из наиболее фантастических моментов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Если, конечно, не считать Джо Хэйеса, мужчину, который провел эту ночь в ее постели. В постели, где они с Томасом зачали их единственное дитя, где они сделали своего маленького мальчика, которого оба любили так сильно.
Она чувствовала себя изменницей.
Эмили лежала с закрытыми глазами еще некоторое время, долгие минуты после того, как она полностью проснулась. Она не хотела знать. Не хотела думать. Просто наслаждалась ощущением свежего ветерка на лице, теплым солнышком, ласкающим ноги, и присутствием еще одного человека рядом с ней в постели. Тяжестью мужского тела.
В конце концов Эмили перевернулась на другой бок, шелестя простынями, и с облегчением обнаружила, что Джо еще спит. Она смотрела на него, смотрела, как вздымается и опадает его грудь, смотрела на его великодушное лицо, на это невинное выражение, за которым скрывалась способность, которой обладают все мужчины, – способность растоптать душу женщины безо всякого злого умысла. Вот что в них самое худшее, подумалось Эмили. Они так часто несут разорение, оставляют после себя одни руины, и все это из самых благих побуждений. Просто они думают по-другому.
Хотя, возможно, у них больше общего, чем Эмили хочется признать. Ведь оказались же они в одной постели. Джо – добрый и искренний, умный и забавный; быть может, чуточку заносчив, но в небольших дозах ей это нравится. Именно это убедило ее вчера, что грядущая ночь – самое время, чтобы довести их зарождающиеся отношения до логического конца. Но что в нем привлекло ее? Что подвигло ее начать кокетничать с ним тем вечером, когда девицы с работы вытащили ее «развеяться»?
Он был настоящим красавцем, но, казалось, не сознавал этого.
И да, он был на целых семь лет младше нее, а мужчина в этом возрасте обладает какой-то пьянящей недосягаемостью. Ну, во всяком случае, он казался недосягаемым в тот вечер, когда они познакомились. На вид.
Внезапно захваченная влечением к нему, Эмили наклонилась, соскользнувшая простыня открыла ее наготу – когда, кстати, она в последний раз спала нагишом? – и крепко поцеловала Джо в губы. В тот же миг его глаза распахнулись, и он ответил на ее поцелуи еще до того, как проснулся. Его руки поднялись и обхватили ее, и она ленивым движением завалилась на него. Его тело на мгновение напряглось, как будто спрашивало ее о намерениях. Но ей сейчас нужен был не секс, она хотела близости.
Эмили получила ее и была обрадована тем, что Джо оказался таким щедрым на это. Он страстно целовал ее, его пальцы играли ее волосами, ее груди прижимались к его груди. Потом поцелуй завершился, и любовники прижались друг к Другу носами и улыбками, и лишь после этого они отстранились друг от друга – Эмили почти упала на постель.
Внезапно с ощущением счастья она перестала чувствовать себя изменницей. У нее возникло такое чувство, что это было самое удачное ее решение за долгое-долгое время.
– Доброе утро, – сказал Джо чуть хрипловатым со сна голосом.
– Угу, – согласилась Эмили. – Доброе. Хотя если бы ты поднялся раньше меня и приготовил завтрак, оно было бы еще лучше.
– Я что, похож на кухонного мужика? – осведомился он с озорной ухмылкой.
– Ну… – протянула она игриво, и он легонько шлепнул ее по ягодице. Легонько ровно настолько, чтобы это было приятно. – О-о, – проворковала она, – повтори еще разок.
– Ну уж нет, – притворно оскорбился Джо. – Ты этого не заслуживаешь.
– Правда? – кокетливо осведомилась она.
Оба замолчали, глядя друг на друга.
– Я рад, что не ушел вчера вечером, – сказал он.
В голове у Эмили тренькнул тревожный звоночек.
– Ты хотел уйти? – спросила она, не потрудившись скрыть обиду и досаду.
– Обычно я не задерживаюсь до утра, – отозвался он как ни в чем не бывало. – Это все равно что перейти какую-то границу, когда секс превращается в нечто большее, и ты никогда не знаешь, не пожалеет ли женщина обо всем утром От этого может быть очень неловко, и иногда лучше уйти и посмотреть, как все сложится потом.
– И почему же ты не ушел? – поинтересовалась Эмили, уже лучше овладев собой.
– Разве это не очевидно? Мне не хотелось уходить. Это ничего? – с надеждой спросил Джо.
– Это гораздо лучше, чем ничего, – ответила она.
– Значит, ты не жалеешь?
Вопрос повис между ними на насколько секунд, и Эмили вдруг вспомнилось, как на школьных танцах в восьмом классе монахини расхаживали по залу, приглядывая, чтобы девочки и мальчики оставляли между собой пространство – «для Святого Духа». Она чуть не прыснула, но вовремя остановилась. Джо может неправильно это понять. Она вдруг обнаружила, что очень тщательно подбирает слова для того, что собиралась сказать.
– Эм? – повторил он, нахмурив брови, и сел на постели с поджатыми под себя ногами.
Ей нравилось, что для него все это, похоже, имело такую важность. Она так давно не была ни с каким вообще другим мужчиной, кроме Томаса, так давно вообще выбыла из этой гонки, что это приводило ее в ужас. Она вспоминала головоломные тендерные игры, в которые играла до замужества, и далеко не все из них с нежностью. С Джо все было совсем не так. Ей повезло. Пока что.
– Нет, – сказала она наконец с такой серьезностью, от которой, казалось, изменилась даже температура в комнате. – Я не жалею ни о прошлой ночи, ни о том, что ты все еще здесь. Мне… ужасно хорошо с тобой.
– Я так и слышу надвигающееся «но», – мрачно проговорил Джо.
– Но, – сказала Эмили со слабой улыбкой, – я – женщина с прошлым, понимаешь? Томас будет частью моей жизни до конца моих дней, пусть даже временами мне хочется его убить. Он был не просто моим мужем – он был еще и моим лучшим другом. И он отец моего ребенка. Он все время будет маячить на горизонте, неважно, злюсь я на него или до сих пор немножко люблю, – это состояние каждый день разное. Это не имеет к тебе никакого отношения. Эта часть моей души для тебя закрыта.
Эмили в упор посмотрела на него.
– Ну, ты не бьешь себя в грудь, не кричишь, как Тарзан, и не бежишь к двери, так что, полагаю, это добрый знак, – сказала она чуть погодя.
Однако на этот раз настал черед Джо молчать. Его глаза перескакивали с места на место, искали в ее лице что-то такое, в наличии чего она была вовсе не уверена. Потом он опустил взгляд на постель и вздохнул. Теперь солнечные лучи тянулись через всю кровать, и он повернул голову так, что его серые глаза оказались в тени. Поскреб костяшками пальцев подбородок, за ночь заросший щетиной.
Когда он наконец посмотрел на нее, Эмили на один предательский миг почувствовала, что может полюбить Джо Хэйеса, если он правильно разыграет свою карту. Предательский потому, что она никогда толком не умела играть в карты.
– Эмили, милая, послушай, – сказал Джо. – Мы сейчас находимся в первой главе нашего романа, во что бы он потом ни превратился. Что касается меня, я хочу посмотреть, в какую сторону повернет сюжет. Все, что случилось в прошлой книге, интересует меня лишь постольку, поскольку благодаря этому ты стала такой потрясающей женщиной, какой мне кажешься.
Эмили широко улыбнулась, завернулась в простыню и поднялась, оставив голого Джо лежать на постели.
– Ух ты, – сказала она, не оборачиваясь. – Я стараюсь держать себя в руках, господин преподаватель английского, но это едва ли не самая гладкая фраза из всех, что мне доводилось слышать. Впрочем, надеюсь, это не просто фраза, Джо. Понимаешь, сейчас почти весь мой мир – это Натан Рэнделл. Этот мальчик – мое сердце и душа, и мысль о том, чтобы впустить туда еще одного человека, человека, чье присутствие, скорее всего, в той или иной степени отразится на нем.
– Это не фраза, Эм, – уверенно сказал Джо. – И тебе решать, какая часть наших отношений будет проходить на глазах у Натана, если он вообще будет о них знать. Ты разыгрываешь эту игру.
– Что ж, если ты ставишь вопрос таким образом…
Эмили не договорила и развернулась к нему. Простыня полетела на пол, и она предстала перед ним в солнечном свете, обнаженная, захваченная чувственностью этого мига. Такой раздетой, такой уязвимой она не стояла ни перед кем уже долгие годы. Ее переполняли страх и свобода. И она упивалась ими.
Эмили сделала два шага вперед и прыгнула на кровать, принялась подскакивать и смеяться, возясь с Джо. Он целовал ее, ласкал ее лицо, и они занимались любовью до тех пор, пока завтракать не стало слишком поздно, а обедать – слишком рано.
В воскресенье утром, после завтрака, Натан убежал на двор играть в большой песочнице – этот сюрприз отец сделал ему к его приезду несколько недель назад. Песочница была в форме дракона. Точнее, она являла собой большую пластмассовую версию Смычка, тощего хлопотливого дракона из «Обманного леса», который, словно громадный сверчок, извлекал мелодию из своих крыльев, потирая ими друг о друга.
Смычок был желто-зеленый, с темными крыльями и ярко-оранжевой чешуей на брюшке. Но у Смычка-песочницы не было оранжевого брюшка. На месте брюшка у него была здоровая дырка, наполненная песком Пластмассовый дракон лежал, на спинке, распластав малюсенькие крылышки, а Натан Рэнделл играл в его наполненном песком пузике.
Томас смотрел на сына из окна над раковиной, моя посуду после завтрака. Утром все было в порядке, ни намека на кошмары прошедшей ночи. Мальчик ни разу не заговаривал о Дичке, и все же Томас не мог отделаться от ощущения, что в душе Натана что-то происходит.
Может быть, этим кошмаром подсознание Натана пыталось избавиться от Дичка. За ненадобностью в таком воображаемом друге, или что-то в этом роде. Томасу хотелось в это верить – это изрядно облегчило бы его собственную совесть. Но ему показалось странным, что Натан не завел об этом разговор. Прошлой ночью он был перепуган, просто в ужасе, и Томас не мог его винить. Надо же такому присниться – Дичка… в общем, убили. В приступе легкомыслия он мог бы списать этот сон на то, что мальчик слишком много смотрит телевизор, но дело не только в этом.
Сестра Маргарет права. Не надо им было уходить от доктора Моррисси. Казалось, он вполне спокойно пережил их развод, и врач то же самое сказала. Но Эмили и Томас так хотели этому верить! Его сын – замечательный, здоровый, смешной маленький мальчик, наделенный живым воображением. Учитывая все то, что могло пойти не так во время и после беременности, то, сколько подводных камней нужно избежать в течение первых нескольких лет жизни, им очень повезло.
Очень посчастливилось.
А потом из-за того, что они больше не могли жить друг с другом, Томас и Эмили разрушили эту идиллию. Томасу даже помыслить об этом было тошно, но с прошлой ночи он никак не мог заглушить голосок, который твердил, что они с Эмили в некотором роде испортили Натану жизнь.
Возможно, навсегда.
Навсегда – это страшно долго.
Внезапно он понял, что едва не плачет.
«Господи, – подумал он. – А ну-ка возьми себя в руки».
Люди каждый день разводятся. И в большинстве случаев дети у них вырастают счастливыми и здоровыми. Может быть, они что-то и теряют, но некоторые вещи – ссоры, враждебность, родительские крики – не такая уж и большая потеря.
«Наверное, это мне пора к психологу», – сказал он себе.
Мысль была невеселой, но никуда от нее не денешься. Как не денешься и от чувства вины, которую всколыхнул кошмар Натана. Несмотря на боль и гнев, которые могло породить это решение – все равно что разворошить пчелиный улей, – Томас решил поговорить с Эмили о психологе, когда вечером завезет к ней Натана.
Он домывал последнюю тарелку, когда зазвонил телефон.
– Слушаю.
– Привет, это Франческа.
– В воскресенье? – осведомился Томас. – Кто умер?
– Никто не умер. Я знаю, что сегодня выходной, но дело важное, – ответила она. – Вчера вечером мне позвонил Хорхе с «Фокса» по поводу моего не слишком тонкого намека на художественную экранизацию «Обманного леса».
– Ну? – спросил Томас, уже взволнованный. Франческа никогда не занималась работой на выходных – это шло вразрез с одним из ее основных правил. Плохие новости подождали бы до понедельника, так что новость должна была быть очень, очень хорошей.
– Как ты отнесешься к тому, чтобы слетать в Лос-Анджелес? – спросила она.
«Лос-Анджелес? Только не сейчас, – подумал он. – Не выйдет. Сперва Натан».
– Когда?
– Завтра в десять пятнадцать, вылет из «Кеннеди», – уверенно ответила Франческа. – Я уже взяла нам билеты.
– Постой-постой, – сказал Томас. – Чего ради? Они заинтересовались, или мы летим закинуть удочки?
Франческа вздохнула, ее радостный щебет сменился почти укоризненным тоном.
– Им по душе идея о том, чтобы сделать художественную экранизацию «Обманного леса», Ти-Джей, – сказала Франческа, и он в кои-то веки не поправил ее, молча дожидаясь «но». – Но… их нужно поуговаривать. У Хорхе просто не хватает воображения представить, как будут выглядеть живьем кое-какие из наиболее фантастических моментов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45