Оттуда, где он держал Натана.
– Придется подыскать тебе какую-нибудь другую одежку, – сказал генерал и сверху вниз посмотрел на апельсиновых вопильщиков. – Позаботьтесь об этом, – велел он.
Несколько вопильщиков громко заверещали – звук был такой, как будто поезд в метро с визгом подкатился к перрону, – и умчались в лес. Остальные потянулись за генералом.
Натан все еще был перепутан. Сердце у него бешено колотилось, глаза бегали по сторонам, бдительно высматривая любую опасность, которая могла грозить им из леса. Арахисовым маслом пахло так сильно, что ему одновременно захотелось есть и затошнило еще сильнее. Но генерала он больше не боялся. Наверное, в книжках все неправильно. Конечно, неправильно.
Он же сам видел глаза генерала Арахисовое Масло, и они были очень добрые.
Пока они возвращались по Путаному пути, мысли Натана вращались вокруг сказок, которые отец читал или рассказывал ему об Обманном лесе. Он подумал о всех тамошних местах и понял, что Обманный лес – ужасно большой. Уже скоро они должны прийти к хижине Ворчуна, а потом и к Шаткому мостику.
При мысли о том, что скрывается под Шатким мостиком, Натан задрожал и крепче прижался к генералу Арахисовое Масло. И не успел он даже это осознать, как глаза у него начали слипаться.
Натан Рэнделл уснул на руках у слишком хорошо знакомого страшилища.
Пока интерн снимал постельное белье и перестилал Натану постель, медбрат по имени Фрэнк Перлмен держал его на руках.
– Бедный малыш, – сказал интерн. – Установили, что с ним такое?
– Нет еще, – ответил медбрат. – Пока никаких предположений.
ГЛАВА 6
Томас не мог думать. Вместо этого он плакал.
Сидел на небольшом молу, сложенном из массивных бутовых камней, который вдавался далеко в Гудзон, и плакал от собственного бессилия. Ничто в жизни не подготовило его к чувствам, которые бушевали сейчас в его душе. Горе от потери близких, физическая боль – все это не шло ни в какое сравнение с мукой и беспомощностью, которые терзали его в этот миг.
Было утро вторника, и никаких изменений. Ночь он провел в жестком пластмассовом кресле с откидной спинкой в палате Натана, едва ли в футе от Эмили, прикорнувшей на больничной койке. Утром Натан все так же лежал без движения на своей твердой неудобной кровати. Бывшие супруги Рэнделлы заключили нечто вроде перемирия, основанного на чувствах, которые они некогда испытывали друг к другу, и на том, что не уйдет никогда на неизменной смущенной симпатии и их общей любви к Натану.
Эмили вызвалась подежурить, пока Томас съездит домой принять душ и переодеться, чтобы он потом мог отпустить ее. Таким образом рядом с Натаном всегда кто-то будет, хотя доктор Гершманн не мог сказать, сознает он это или нет. Видеть он их точно не мог. Докторам пришлось заклеить широко раскрытые глаза Натана пластырем, чтобы они не пересыхали. Зрелище получилось жутковатое; ребенок походил на плод какого-то чудовищного эксперимента над людьми.
Когда Томас добрался до своего дома в Ардсли, на автоответчике было семь сообщений. Он не стал их прослушивать. Почту тоже свалил на кухонный стол, не разбирая. Вещи, которые имели в его жизни почти сакральное значение, теперь вообще утратили всякую ценность. Он принял душ, на бритье решил плюнуть, потом натянул застиранную зеленую футболку с треугольным вырезом и чистые голубые джинсы.
Однако на обратном пути в больницу он каким-то образом отвлекся. Он не может. Не может вернуться туда прямо сейчас. Томас понимал, что ему нужно немного побыть наедине с собой, собраться с мыслями, пообщаться со своим внутренним «я», или как там это называется. Он знал лишь, что события прошедших двух дней привели его в такое оцепенение, что он с трудом мог думать.
Так он очутился здесь, сделав небольшой крюк на своем «вольво». Томас сидел и смотрел на Гудзон, на обманчиво ленивую рябь, под которой таилась буйная стихия. Он заплатил четыре доллара и оставил машину на стоянке перед обсаженной деревьями поляной для пикников в Филипс-Мэнор, грязноватом предместье к северу от Сонной Лощины. У него было всего несколько минут – ему не хотелось, чтобы Эмили сочла, будто он воспользовался ей, – но несколько минут покоя стоили этих четырех баксов. За исключением немногочисленных старичков, мало кто мог позволить себе прохлаждаться в парке во вторник утром. А старички не станут прогуливаться по каменистому выступу всего в нескольких дюймах от воды. Он был один.
– Господи, Натан, прости меня, – прошептал он реке.
Никогда в жизни Томас не чувствовал себя таким слабым. Ему отчаянно необходимо что-то сделать, хоть что-нибудь, чтобы помочь Натану. Найти хорошего врача, отыскать хоть какую-нибудь зацепку, поймать преследователя и вышибить из него мозги. Два этих события с виду не были связаны между собой, но Томас никак не мог отделаться от ощущения, что это так, что существует связь, только никто ее не видит. Ох, с каким же наслаждением он задаст ему трепку!
Со вздохом он сказал себе, что надо ехать. Тыльной стороной ладони утер лицо, размазывая слезы, но до конца их так и не убрал. Потом оперся рукой о край большого валуна и уже начал подниматься, когда послышался отдаленный всплеск.
Томас хмыкнул про себя, обернулся, на миг застыв в нелепой позе, и заметил, как что-то большое и черное исчезло в глубине, рассекая воду, словно китовый хвост.
– Что за чертовщина? – пробормотал он, поднимаясь и отряхивая штаны от грязи, по большей части воображаемой.
Охваченный любопытством, он прищурился и принялся смотреть на воду, ожидая, когда то, что это было, вынырнет снова. Покажется. Он пытался мысленно представить себе, на что это было похоже, но у него не получалось. Просто его воображение силилось наслоить какую-то подсознательную идею поверх реальности. Похоже, совсем недавно это уже было.
Пока он так стоял, прошла почти минута. Томас сунул руку в левый передний карман, куда всегда клал ключи, и вытащил их оттуда за пластиковую коробочку пульта дистанционного управления от сигнализации. Он неохотно развернулся, чтобы идти, все еще ломая голову, какая пресноводная рыба может быть такой здоровенной, как та тварь, которую он заметил, хотя видел он ее всего лишь миг.
Пожав плечами в ответ на собственные мысли, Томас огляделся и увидел, что он действительно один, если не считать двух пожилых джентльменов – они играли в шахматы за столиком под исполинским дубом, который, казалось, подпирает само небо. Значит, больше никто ее не видел, подумал он и, внимательно глядя под ноги, зашагал по молу к зеленой лужайке парка В самом конце каменистого выступа, перед тем как ступить на траву, Томас обернулся и снова взглянул на реку.
На миг помедлил.
Что-то вырвалось из-под поверхности, прорвало водную гладь. Широкая, плоская и черная, добрых четырех метров в поперечнике, тварь блестела, как мокрая резина, и казалось, была точно такой же на ощупь. Показался длинный тонкий хвост; существо словно плыло над водной гладью, как белка-летяга, парящая от дерева к дереву. Потом оно снова погрузилось в воду, распоров реку и исчезнув в глубине.
Лишь одно мгновение Томас стоял и смотрел на зыбь на поверхности в том месте, где тварь вошла в воду. Потом он вскинул руки, одна ладонь с растопыренными пальцами заслонила лицо, другой он обхватил себя. Пальцами он прикрывал один глаз, как будто ему невыносимо было видеть то, что он только что увидел, и сердце слишком сильно, слишком быстро колотилось в груди.
Память подсказала ему название этой твари. Это, разумеется, была летучая манта. Кто же еще? Но, с другой стороны, это не могла быть летучая манта, потому что летучих мант не бывает.
Не бывает за пределами Обманного леса. Господи, у него голова идет кругом.
В правом заднем кармане Томаса запел крошечный мобильный телефон. От неожиданности он шагнул вперед, нога у него поехала, и он едва не угодил в неглубокую воду у самого берега. Но не упал, а ударился правым коленом об острый край камня так сильно, что ободрал кожу даже сквозь ткань джинсов. Томас взвыл от боли. Вечные игроки оторвались от своих шахмат, увидели, что с ним ничего не случилось, и вернулись к своей партии.
Телефон затрезвонил снова.
Выругавшись так, что даже его покойный отец, кадровый военный, залился бы краской, Томас выдернул телефон из кармана, чуть не уронив его в воду, но в конце концов все же умудрился раскрыть его.
– Да! – рявкнул он.
– Я выбрала неудачный момент? Томас сделал глубокий вдох, уронил голову.
– Нет, Франческа, – сказал он своему агенту. – В последнее время удачных моментов просто не бывает, так что как можно говорить о неудачном моменте? Просто я думаю, что окончательно сошел с ума, вот и все.
– Я тебя не виню, – сказала она ему.
Томас понимал: Франческа считает, будто он говорит о Натане и о том, что происходит. Пусть и дальше так считает. Ему все равно нужно возвращаться обратно в больницу. Он лениво задумался, не обратиться ли ему к кому-нибудь из тамошних психиатров. Или хотя бы взять направление к психологу.
– Я сейчас еду обратно в больницу, – сообщил он. – Что у тебя?
Она немного помолчала в трубке. Когда она заговорила, сомнение в собственном здравом рассудке было не только в душе Томаса, но и в голосе его агента тоже.
– Я еду на встречу в «Фокс», – сообщила она. – Просто то, что у них здесь, в городе Ангелов, называется завтраком. А потом это дело начнет приносить тебе уйму денег. Я действительно не знаю, справлюсь ли со всем этим без тебя.
– Ты выколотишь из них больше денег, если меня там не будет, и тебе об этом известно, – сказал он легкомысленно.
– Возможно, – отозвалась она. – Послушай, я не хочу показаться бездушной, Томас, но, может, у тебя будет возможность устроить совещание по телефону через некоторое время? И мне нужно знать, что говорить, если спросят, когда ты сможешь подъехать для уточнения деталей. Даже если они согласятся заключить сделку, возможно, они все равно захотят встретиться с тобой лично.
Сначала Томас ничего не ответил. Потом, когда он уже открыл рот и даже издал первый звук, Франческа немедленно перебила его.
– Послушай, я знаю, что Натан для тебя на первом месте, – сказала она быстро. – И для меня тоже. Правда. Но врачи же сказали тебе, что он поправится…
– Они не опасаются, что он умрет, Фрэнки, – сказал Томас; щурясь, он потирал виски и смотрел, как старики играют в шахматы. – Это не значит, что ему лучше. Это не значит, что он не останется таким на всю жизнь, черт побери. Да что с тобой такое?
Фрэнки поперхнулась. Томас расслышал это даже по телефону.
– Я здесь работаю ради тебя, Томас. Может быть, тебе следовало бы подумать о том, чтобы хоть иногда тоже работать ради Натана. Послушай, ты хочешь, чтобы я все отменила? Поверь, у меня уйма друзей в Сан-Диего, которые будут рады провести эту неделю со мной, и я вполне могу устроить себе отпуск.
– Нет, – немедленно ответил Томас. – Прости, Франческа. Просто ты должна понять…
– Я и так понимаю. Хотя ты так и не считаешь. Но жизнь должна продолжаться, Томас. Мир не перестал крутиться, как бы тебе того ни хотелось. Серьезно, ты сейчас, возможно, нужен Натану как никогда. Я понимаю. Честное слово. Но «Фокс» хочет заключить сделку сейчас. Через день или через неделю это им может быть уже неинтересно. Такой уж это бизнес. Ты же знаешь. Здесь замешаны деньги, гарантии. И если ты перестанешь работать хотя бы ненадолго, мне не надо будет тебе напоминать, что субправа на «Обманный лес» – это все, на что ты живешь.
Все это было справедливо. Томас признавал это. Франческа не принадлежала к числу агентов-кровопийц, которые щелкают хлыстом только ради того, чтобы выжать свои комиссионные. Она была его другом и, как это ни ужасно, она была права.
До определенной степени.
– Послушай, в ближайшие несколько часов я не могу. Мне нужно отпустить Эмили, чтобы она могла помыться и переодеться. Если они захотят поговорить со мной днем, мы это устроим. Но прямо сейчас – никак. И я никуда оттуда не уеду.
– Томас.
– Прости, Фрэнки, нет. Если они хотят меня увидеть, могут приехать на Манхэттен, – решительно ответил Томас. – Я уже и так испоганил моему ребенку жизнь и здоровье своим разводом. Если они не понимают, что я сейчас нужен своему сыну, пускай катятся к черту. Я намерен быть с Натаном, когда он очнется.
– Позвони мне, если что-нибудь изменится, – только и сказала Франческа после недолгого молчания. – Я сообщу тебе, как пройдет встреча.
В трубке щелкнуло, и она отключилась. Томас сложил телефончик, сунул его в карман джинсов и снова похромал к берегу, морщась от боли в колене. На ткани проступило небольшое пятнышко крови, размером с мелкую монетку. Ладно, до свадьбы заживет. В этом сумасшедшем доме, в который превратилась его жизнь, Томас не придал какой-то ссадине особого значения.
Еще раз бросив взгляд на шахматистов – старший из них, щеголеватый латиноамериканец, явно одерживал верх, – Томас поковылял по лужайке к грунтовой дорожке, которая вела на стоянку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– Придется подыскать тебе какую-нибудь другую одежку, – сказал генерал и сверху вниз посмотрел на апельсиновых вопильщиков. – Позаботьтесь об этом, – велел он.
Несколько вопильщиков громко заверещали – звук был такой, как будто поезд в метро с визгом подкатился к перрону, – и умчались в лес. Остальные потянулись за генералом.
Натан все еще был перепутан. Сердце у него бешено колотилось, глаза бегали по сторонам, бдительно высматривая любую опасность, которая могла грозить им из леса. Арахисовым маслом пахло так сильно, что ему одновременно захотелось есть и затошнило еще сильнее. Но генерала он больше не боялся. Наверное, в книжках все неправильно. Конечно, неправильно.
Он же сам видел глаза генерала Арахисовое Масло, и они были очень добрые.
Пока они возвращались по Путаному пути, мысли Натана вращались вокруг сказок, которые отец читал или рассказывал ему об Обманном лесе. Он подумал о всех тамошних местах и понял, что Обманный лес – ужасно большой. Уже скоро они должны прийти к хижине Ворчуна, а потом и к Шаткому мостику.
При мысли о том, что скрывается под Шатким мостиком, Натан задрожал и крепче прижался к генералу Арахисовое Масло. И не успел он даже это осознать, как глаза у него начали слипаться.
Натан Рэнделл уснул на руках у слишком хорошо знакомого страшилища.
Пока интерн снимал постельное белье и перестилал Натану постель, медбрат по имени Фрэнк Перлмен держал его на руках.
– Бедный малыш, – сказал интерн. – Установили, что с ним такое?
– Нет еще, – ответил медбрат. – Пока никаких предположений.
ГЛАВА 6
Томас не мог думать. Вместо этого он плакал.
Сидел на небольшом молу, сложенном из массивных бутовых камней, который вдавался далеко в Гудзон, и плакал от собственного бессилия. Ничто в жизни не подготовило его к чувствам, которые бушевали сейчас в его душе. Горе от потери близких, физическая боль – все это не шло ни в какое сравнение с мукой и беспомощностью, которые терзали его в этот миг.
Было утро вторника, и никаких изменений. Ночь он провел в жестком пластмассовом кресле с откидной спинкой в палате Натана, едва ли в футе от Эмили, прикорнувшей на больничной койке. Утром Натан все так же лежал без движения на своей твердой неудобной кровати. Бывшие супруги Рэнделлы заключили нечто вроде перемирия, основанного на чувствах, которые они некогда испытывали друг к другу, и на том, что не уйдет никогда на неизменной смущенной симпатии и их общей любви к Натану.
Эмили вызвалась подежурить, пока Томас съездит домой принять душ и переодеться, чтобы он потом мог отпустить ее. Таким образом рядом с Натаном всегда кто-то будет, хотя доктор Гершманн не мог сказать, сознает он это или нет. Видеть он их точно не мог. Докторам пришлось заклеить широко раскрытые глаза Натана пластырем, чтобы они не пересыхали. Зрелище получилось жутковатое; ребенок походил на плод какого-то чудовищного эксперимента над людьми.
Когда Томас добрался до своего дома в Ардсли, на автоответчике было семь сообщений. Он не стал их прослушивать. Почту тоже свалил на кухонный стол, не разбирая. Вещи, которые имели в его жизни почти сакральное значение, теперь вообще утратили всякую ценность. Он принял душ, на бритье решил плюнуть, потом натянул застиранную зеленую футболку с треугольным вырезом и чистые голубые джинсы.
Однако на обратном пути в больницу он каким-то образом отвлекся. Он не может. Не может вернуться туда прямо сейчас. Томас понимал, что ему нужно немного побыть наедине с собой, собраться с мыслями, пообщаться со своим внутренним «я», или как там это называется. Он знал лишь, что события прошедших двух дней привели его в такое оцепенение, что он с трудом мог думать.
Так он очутился здесь, сделав небольшой крюк на своем «вольво». Томас сидел и смотрел на Гудзон, на обманчиво ленивую рябь, под которой таилась буйная стихия. Он заплатил четыре доллара и оставил машину на стоянке перед обсаженной деревьями поляной для пикников в Филипс-Мэнор, грязноватом предместье к северу от Сонной Лощины. У него было всего несколько минут – ему не хотелось, чтобы Эмили сочла, будто он воспользовался ей, – но несколько минут покоя стоили этих четырех баксов. За исключением немногочисленных старичков, мало кто мог позволить себе прохлаждаться в парке во вторник утром. А старички не станут прогуливаться по каменистому выступу всего в нескольких дюймах от воды. Он был один.
– Господи, Натан, прости меня, – прошептал он реке.
Никогда в жизни Томас не чувствовал себя таким слабым. Ему отчаянно необходимо что-то сделать, хоть что-нибудь, чтобы помочь Натану. Найти хорошего врача, отыскать хоть какую-нибудь зацепку, поймать преследователя и вышибить из него мозги. Два этих события с виду не были связаны между собой, но Томас никак не мог отделаться от ощущения, что это так, что существует связь, только никто ее не видит. Ох, с каким же наслаждением он задаст ему трепку!
Со вздохом он сказал себе, что надо ехать. Тыльной стороной ладони утер лицо, размазывая слезы, но до конца их так и не убрал. Потом оперся рукой о край большого валуна и уже начал подниматься, когда послышался отдаленный всплеск.
Томас хмыкнул про себя, обернулся, на миг застыв в нелепой позе, и заметил, как что-то большое и черное исчезло в глубине, рассекая воду, словно китовый хвост.
– Что за чертовщина? – пробормотал он, поднимаясь и отряхивая штаны от грязи, по большей части воображаемой.
Охваченный любопытством, он прищурился и принялся смотреть на воду, ожидая, когда то, что это было, вынырнет снова. Покажется. Он пытался мысленно представить себе, на что это было похоже, но у него не получалось. Просто его воображение силилось наслоить какую-то подсознательную идею поверх реальности. Похоже, совсем недавно это уже было.
Пока он так стоял, прошла почти минута. Томас сунул руку в левый передний карман, куда всегда клал ключи, и вытащил их оттуда за пластиковую коробочку пульта дистанционного управления от сигнализации. Он неохотно развернулся, чтобы идти, все еще ломая голову, какая пресноводная рыба может быть такой здоровенной, как та тварь, которую он заметил, хотя видел он ее всего лишь миг.
Пожав плечами в ответ на собственные мысли, Томас огляделся и увидел, что он действительно один, если не считать двух пожилых джентльменов – они играли в шахматы за столиком под исполинским дубом, который, казалось, подпирает само небо. Значит, больше никто ее не видел, подумал он и, внимательно глядя под ноги, зашагал по молу к зеленой лужайке парка В самом конце каменистого выступа, перед тем как ступить на траву, Томас обернулся и снова взглянул на реку.
На миг помедлил.
Что-то вырвалось из-под поверхности, прорвало водную гладь. Широкая, плоская и черная, добрых четырех метров в поперечнике, тварь блестела, как мокрая резина, и казалось, была точно такой же на ощупь. Показался длинный тонкий хвост; существо словно плыло над водной гладью, как белка-летяга, парящая от дерева к дереву. Потом оно снова погрузилось в воду, распоров реку и исчезнув в глубине.
Лишь одно мгновение Томас стоял и смотрел на зыбь на поверхности в том месте, где тварь вошла в воду. Потом он вскинул руки, одна ладонь с растопыренными пальцами заслонила лицо, другой он обхватил себя. Пальцами он прикрывал один глаз, как будто ему невыносимо было видеть то, что он только что увидел, и сердце слишком сильно, слишком быстро колотилось в груди.
Память подсказала ему название этой твари. Это, разумеется, была летучая манта. Кто же еще? Но, с другой стороны, это не могла быть летучая манта, потому что летучих мант не бывает.
Не бывает за пределами Обманного леса. Господи, у него голова идет кругом.
В правом заднем кармане Томаса запел крошечный мобильный телефон. От неожиданности он шагнул вперед, нога у него поехала, и он едва не угодил в неглубокую воду у самого берега. Но не упал, а ударился правым коленом об острый край камня так сильно, что ободрал кожу даже сквозь ткань джинсов. Томас взвыл от боли. Вечные игроки оторвались от своих шахмат, увидели, что с ним ничего не случилось, и вернулись к своей партии.
Телефон затрезвонил снова.
Выругавшись так, что даже его покойный отец, кадровый военный, залился бы краской, Томас выдернул телефон из кармана, чуть не уронив его в воду, но в конце концов все же умудрился раскрыть его.
– Да! – рявкнул он.
– Я выбрала неудачный момент? Томас сделал глубокий вдох, уронил голову.
– Нет, Франческа, – сказал он своему агенту. – В последнее время удачных моментов просто не бывает, так что как можно говорить о неудачном моменте? Просто я думаю, что окончательно сошел с ума, вот и все.
– Я тебя не виню, – сказала она ему.
Томас понимал: Франческа считает, будто он говорит о Натане и о том, что происходит. Пусть и дальше так считает. Ему все равно нужно возвращаться обратно в больницу. Он лениво задумался, не обратиться ли ему к кому-нибудь из тамошних психиатров. Или хотя бы взять направление к психологу.
– Я сейчас еду обратно в больницу, – сообщил он. – Что у тебя?
Она немного помолчала в трубке. Когда она заговорила, сомнение в собственном здравом рассудке было не только в душе Томаса, но и в голосе его агента тоже.
– Я еду на встречу в «Фокс», – сообщила она. – Просто то, что у них здесь, в городе Ангелов, называется завтраком. А потом это дело начнет приносить тебе уйму денег. Я действительно не знаю, справлюсь ли со всем этим без тебя.
– Ты выколотишь из них больше денег, если меня там не будет, и тебе об этом известно, – сказал он легкомысленно.
– Возможно, – отозвалась она. – Послушай, я не хочу показаться бездушной, Томас, но, может, у тебя будет возможность устроить совещание по телефону через некоторое время? И мне нужно знать, что говорить, если спросят, когда ты сможешь подъехать для уточнения деталей. Даже если они согласятся заключить сделку, возможно, они все равно захотят встретиться с тобой лично.
Сначала Томас ничего не ответил. Потом, когда он уже открыл рот и даже издал первый звук, Франческа немедленно перебила его.
– Послушай, я знаю, что Натан для тебя на первом месте, – сказала она быстро. – И для меня тоже. Правда. Но врачи же сказали тебе, что он поправится…
– Они не опасаются, что он умрет, Фрэнки, – сказал Томас; щурясь, он потирал виски и смотрел, как старики играют в шахматы. – Это не значит, что ему лучше. Это не значит, что он не останется таким на всю жизнь, черт побери. Да что с тобой такое?
Фрэнки поперхнулась. Томас расслышал это даже по телефону.
– Я здесь работаю ради тебя, Томас. Может быть, тебе следовало бы подумать о том, чтобы хоть иногда тоже работать ради Натана. Послушай, ты хочешь, чтобы я все отменила? Поверь, у меня уйма друзей в Сан-Диего, которые будут рады провести эту неделю со мной, и я вполне могу устроить себе отпуск.
– Нет, – немедленно ответил Томас. – Прости, Франческа. Просто ты должна понять…
– Я и так понимаю. Хотя ты так и не считаешь. Но жизнь должна продолжаться, Томас. Мир не перестал крутиться, как бы тебе того ни хотелось. Серьезно, ты сейчас, возможно, нужен Натану как никогда. Я понимаю. Честное слово. Но «Фокс» хочет заключить сделку сейчас. Через день или через неделю это им может быть уже неинтересно. Такой уж это бизнес. Ты же знаешь. Здесь замешаны деньги, гарантии. И если ты перестанешь работать хотя бы ненадолго, мне не надо будет тебе напоминать, что субправа на «Обманный лес» – это все, на что ты живешь.
Все это было справедливо. Томас признавал это. Франческа не принадлежала к числу агентов-кровопийц, которые щелкают хлыстом только ради того, чтобы выжать свои комиссионные. Она была его другом и, как это ни ужасно, она была права.
До определенной степени.
– Послушай, в ближайшие несколько часов я не могу. Мне нужно отпустить Эмили, чтобы она могла помыться и переодеться. Если они захотят поговорить со мной днем, мы это устроим. Но прямо сейчас – никак. И я никуда оттуда не уеду.
– Томас.
– Прости, Фрэнки, нет. Если они хотят меня увидеть, могут приехать на Манхэттен, – решительно ответил Томас. – Я уже и так испоганил моему ребенку жизнь и здоровье своим разводом. Если они не понимают, что я сейчас нужен своему сыну, пускай катятся к черту. Я намерен быть с Натаном, когда он очнется.
– Позвони мне, если что-нибудь изменится, – только и сказала Франческа после недолгого молчания. – Я сообщу тебе, как пройдет встреча.
В трубке щелкнуло, и она отключилась. Томас сложил телефончик, сунул его в карман джинсов и снова похромал к берегу, морщась от боли в колене. На ткани проступило небольшое пятнышко крови, размером с мелкую монетку. Ладно, до свадьбы заживет. В этом сумасшедшем доме, в который превратилась его жизнь, Томас не придал какой-то ссадине особого значения.
Еще раз бросив взгляд на шахматистов – старший из них, щеголеватый латиноамериканец, явно одерживал верх, – Томас поковылял по лужайке к грунтовой дорожке, которая вела на стоянку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45