Отныне, порвав с невестой без единого слова объяснения (не говорить же ей о своих подозрениях!), расставшись с добрым и снисходительным хозяином, Инаэро оказался в каллиграфической мастерской.
Эта мастерская помещалась в неприметном доме неподалеку от Блошиного рынка. Место было выбрано чрезвычайно удачно: никому не бросалось в глаза низкое приземистое здание, затерянное среди складов и пакгаузов, дешевых лавчонок, ночлежек и чрезвычайно плохо охраняемых «местах для свалки товара» под открытым небом.
Верхний этаж мастерской занимал главный каллиграф Ватар. Ни о личных покоях Ватара, ни о его жизни, протекавшей в этих покоях, ничего толком не было известно. Ставни на окнах всегда были закрыты, звуков из-за дверей, плотно занавешенных коврами, не доносилось. Поговаривали, будто Ватар живет с четырьмя наложницами, однако проверять никто не решался. Другие, напротив, утверждали, что никаких наложниц у Ватара нет, и все свое время он проводит в таинственных мистических опытах.
Кстати, последнее утверждение было гораздо ближе к истине: наложница у Ватара, правда, имелась, но всего одна, и уж она-то решительно никакой роли в его жизни не играла; зато большую часть отпущенного ему богами жизненного срока Ватар занимался сортировкой, классификацией и обдумыванием сведений, которые доставляли ему шпионы.
Шпионили, разумеется, каллиграфы. И не за первым попавшимся, кто вздумал нанять писца, дабы накропать ничего не значащее любовное письмишко с завитушками и цветками, вырастающими прямо из букв. Круг интересов господина Ватара ограничивался состоятельными купцами Хоарезма — их сделками, перепиской, отношениями с деловыми партнерами. Возвышенный Орден Павлина, тысячеокого наблюдателя за всеми и вся, живо интересовался именно этой отраслью человеческого бытия.
Деньги. Власть.
Ради этого, собственно, все и затевалось…
Нижний этаж был целиком занят маленькими, похожими на соты, комнатками, где обитали каллиграфы. Жилье их никак нельзя было назвать роскошным, но все необходимые удобства там наличествовали. Кровати, жесткие, без перин, были засланы чистыми покрывалами. Тщательно выскобленные деревянные столы были наилучшим образом приспособлены для занятий каллиграфией. В общем зале, где проходило обучение новичков, имелся один большой массивный стол и два ряда скамей для учеников.
Сюда-то в первую очередь и привели Инаэро. Читать и писать Инаэро, хвала богам, умел с детства, однако ему предстояло основательно поработать над красивым почерком, чему в прежние времена Инаэро совершенно не уделял внимания. Ватар, доставив нового каллиграфа в мастерскую и водрузив его на место, больше не интересовался судьбой молодого человека. Инаэро, в принципе, хорошо понимал своего нового хозяина. В мастерской два десятка мастеров. Не может такой занятой человек, как Ватар, возиться с каждым новичком отдельно.
Удивило Инаэро и то, что большую часть мастеров составляли совсем молодые люди. Это были почти дети — лет четырнадцати-пятнадцати. Инаэро казался среди них переростком.
А те совершенно не обращали на новичка никакого внимания. Некоторые переписывали с восковых дощечек на пергамент какие-то заметки, другие старательно практиковались, выводя причудливые завитки и стараясь вести линию так, чтобы она, утолщаясь к середине завитка, на конце опять становилась паутинно-тонкой.
Наконец Инаэро решился заговорить с одним из мастеров, который, как показалось растерянному молодому человеку, был не столь занят.
— Привет, — сказал Инаэро, усаживаясь напротив мальчика с ясными глазами и узким, немного капризным лицом.
Мальчик поднял глаза, смерил новичка взглядом.
— Ты новенький? — спросил он звонким голосом.
— Как видишь, — кивнул Инаэро. — И чувствую себя, должен тебе признаться, довольно нелепо.
— Бывает, — философски заметил мальчишка.
— То есть, мне показали, где жить, но…
— Ты свободный? — осведомился мальчик.
— То есть — как? — Не вполне понял вопрос Инаэро. — В каком смысле?
— Да в самом что ни на есть прямом. Большинство здесь — рабы, вот я и полюбопытствовала…
— А? — чувствуя себя полным ослом, переспросил Инаэро.
— Меня зовут Аксум, и я — девочка, если ты еще этого не понял, — заявило дитя, насмешливо щурясь. — Единственная девочка из всех. Ты ведь об этом собирался спросить? Остальные все мальчишки, да еще старик, который нас учит, и болван-переросток… это ты. Как твое имя?
— Инаэро… — Новичок все еще не мог оправиться от удивления. — Значит, девочка…
— Это, надеюсь, не запрещено? — фыркнула Аксум.
— Что именно?
— Быть девочкой…
— Нет, кажется…
Тут уж рассмеялись оба. Инаэро накрыл руку девочки своей ладонью. Тонкие пальцы Аксум были, казалось, навечно измазаны чернилами, черными и красными.
— Ты поможешь мне, Аксум?
— Конечно. Нет ничего проще каллиграфии, надо только чтобы рука не дрожала. Смотри, вот этой палочкой пишут по воску — здесь можно царапать, как курица лапой, однако существуют определенные способы сокращать слова, для быстроты письма, понимаешь? Тебе диктуют, а ты быстро-быстро записываешь. Нельзя только цифры сокращать, запутаешься. Потом составляешь чистовой документ, и здесь уж секретов больше… Гляди.
Она придвинула к себе обрывок пергамента и принялась быстро чертить завитки. Казалось, что ей это не стоило ни малейшего труда. Забавный цветущий лес прорастал из буквиц словно бы сам собою.
— Гляди, вот так можно написать любовное письмо или какое-нибудь шуточное поздравление… А вот строгий шрифт для деловых документов… Вот крупные буквы — это детские прописи, их иногда заказывают, когда хотят обучать ребенка грамоте. На полях можно нарисовать разных зверьков или растения, это поощряется. Я научу тебя.
Инаэро, как зачарованный, смотрел на вырастающие из-под тоненьких девчоночьих пальчиков буквицы и виньетки.
— У тебя настоящий талант, Аксум, — признал он наконец. — Я в жизни так не сумею.
— Ну, не так, так как-нибудь иначе, — снисходительно улыбнулась Аксум. — Хотя у меня, конечно, талант. Боги наградили меня этим даром… Потому-то Ватар и выложил за меня кругленькую сумму. Ему прежний мой хозяин сказал. Инаэро разинул рот.
— Вот так штука! Ты, значит, рабыня?
— Я же тебе уже говорила… Здесь почти все куплены на рынке. Кстати, на этом самом, на Блошином, где самый грошовый товар.
— Вот так дела… — протянул Инаэро и больше не прибавил ни слова.

* * *
Аксум как лучшая из мастеров Ватара часто получала заказы в богатых домах. Тогда она меняла свои поношенные шаровары и курточку на более изысканный костюм, заплетала густые, туго вьющиеся черные волосы в короткие, воинственно торчащие в обе стороны косицы, заворачивалась в тонкое белое покрывало — и отправлялась: сумка с письменными принадлежностями на боку, ноги неизменно босые, на мизинце левой ноги тоненькое золотое колечко, а на поясе — несколько певучих серебряных бубенцов, которые, как уверяла Аксум, отгоняли от нее злых духов.
Очередное задание она получила в тот же день, как Инаэро поселился в мастерской. Ей предстояло пройти почти весь город. Заказчик, торговец шелковым товаром, жил на другом конце Хоарезма. Впрочем, Аксум хорошо знала Хоарезм и не боялась заблудиться.
Перед выходом Ватар долго наставлял ее. Девочка слушала, ничему не удивляясь. Она родилась в неволе и привыкла, что у хозяев время от времени возникают различные фантазии. Дело раба — подчиняться, не задавая вопросов. А заодно наблюдать, выискивая лазейки для собственных интересов. Этим искусством притворного смирения Аксум владела в совершенстве.
— Внимательно присматривайся к этому дому, — говорил Ватар тихим, ровным голосом. — Кто в нем живет, кроме самого хозяина. Какие отношения у него с женой, с домочадцами, есть ли наложницы, есть ли любовницы — понимаешь? Постарайся задержаться подольше. Кто к нему приходит, с какими разговорами? Делай глупое лицо, не улыбайся, открыто ни на что не глазей — примечай уголками глаз. И слушай, умоляю тебя, слушай! Запоминай каждое сказанное слово.
Аксум смотрела в лицо своего хозяина не мигая и выглядела совершеннейшей дурочкой, однако Ватар не сомневался в том, что лучшая из его мастериц не упускает ни единого слова.
— Сделаешь копию переписанного документа и доставишь мне, поняла? Не вздумай ничего напутать.
— А если он потребует, чтобы я делала копию прямо у него в доме? Если не позволит выносить черновики?
— Значит, запомнишь все, о чем писала. Все, ступай. У меня больше нет на тебя времени.
Аксум проводила Ватара глазами, еле заметно пожала плечами и вышла из дома, придерживая на боку сумку.
Дом, где ей предстояло работать, сразу понравился девочке. У входа ее встретила служанка, пухлая вертлявая особа лет сорока.
— Кто ты, милая? — осведомилась служанка. — Уж не попала ли ты в беду? Вон как одежда запылилась… издалека идешь, должно быть?
Аксум приняла высокомерный вид.
— Я каллиграф, которого вызывал ваш хозяин, — холодно сказала она. — Будь добра, любезная женщина, проводи меня к нему, ибо, как я слыхала, хозяин твой человек занятой, и время его дорого. Да и мое, признаться, тоже.
— Каллиграф? — Служанка всплеснула руками. — Надо же! Вот бы никогда не подумала! Такая молоденькая! Да разве женщины бывают каллиграфами?
— Понятия не имею, — сказала Аксум. — Проводи меня к хозяину и предоставь ему задавать все эти вопросы, хорошо?
Служанка ввела девочку в полутемное помещение, где под ногами сразу угадался мягкий ковер, а затем проводила во внутренний дворик и показала место возле фонтана.
— Подожди здесь, — сказала она. — Я позову господина Эйке.
Аксум с любопытством огляделась по сторонам.
Да, ей понравился этот дом, где тебя встречает глуповатая хлопотливая служанка, где в фонтане журчит сладкая вода, а хозяин не заставляет ждать по часу и более, ссылаясь на неотложные дела.
Эйке появился почти сразу, посмеиваясь на ходу.
— Ну, где эта чудо-девица-каллиграф? Аксум встала, поклонилась.
— Я здесь, господин, Эйке смерил ее взглядом.
— Ну, здравствуй, прекрасная. Если почерк у тебя так же хорош, как лицо… — Он обернулся к служанке. — Принеси подслащенной воды, цукатов… — И снова к Аксум: — Ты ведь любишь сладкое, верно?
Аксум почувствовала, что теряется. Она не ожидала такого приема.
— Люблю, — проворчала она. — Однако предпочла бы начать с дела.
— Ты далеко пойдешь, — сказал Эйке, — если предпочитаешь дело цукатам.
Служанка ушла, чтобы вскоре появиться с блюдом. Аксум машинально съела несколько цукатов, выпила воды, потом взялась за яблоко. Эйке тем временем раскладывал свои записи.
— Ты освежилась? Прекрасно. В таком случае, начнем…
Как и предсказывала Аксум, заказчик желал, чтобы беловая рукопись была изготовлена прямо у него в доме. Для переписывания с дощечек на пергамент он предоставил мастерице комнату, где имелся широкий ровный стол.
— Раньше здесь мы меняли пеленки нашей дочке, — добавил он, посмеиваясь, — а теперь вот он служит для более скучных дел.
Аксум никак не отреагировала на это замечание. Быстро, деловито разложила письменные принадлежности, записки, принялась выводить первые буквы. Показала заказчику шрифт:
— Так хорошо?
— Великолепно! — воскликнул Эйке. — А теперь, с твоего позволения, я тебя оставлю наедине с работой.
Аксум не ответила, погруженная в выписывание букв.
Она действительно любила каллиграфию. То, что это занятие приходилось совмещать со шпионажем, совершенно не трогало девочку: мало ли что! Хозяин относился к ней неплохо, даже, можно сказать, уважительно; среди мастеров школы она считалась первой. Что до заказчиков, то они бывали порой настолько довольны плодами ее трудов, что щедро платили сверх условленного. Эти денежки Аксум собирала и бережно хранила, рассчитывая со временем выкупиться на волю. Впрочем, с тоской думала она иногда, Ватар может и отказать. А то запросит такую сумму, что вовек не соберешь. Все-таки она приносила хозяину существенный доход.
Но сейчас все эти мысли были изгнаны из головы, и девочка сосредоточилась на работе. Кроме того, надлежало запомнить… Впрочем, можно было и не запоминать: беспечный Эйке ушел, никто не помешает сделать выписки на дощечку, которую потом спрятать в складках одежды.
Это и было проделано.
Эйке щедро наградил Аксум, еще раз похвалил ее внешность и работу, и пухлая служанка проводила мастерицу к выходу.
— Скажи своему хозяину, что послезавтра мне опять понадобится каллиграф. Предстоит большая работа — я заключаю одну важную сделку… Документ в двух экземплярах. И… Знаешь что? Ты умеешь писать на шелке?
Аксум кивнула.
— Вот и хорошо, — продолжал Эйке. — В таком случае, захвати шелк и необходимые для этого материала чернила. Я буду ждать тебя около полудня послезавтра.
— Передам господину Ватару, — степенно отвечала Аксум. — До свидания, господин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42