— Массированный выход форменных элементов крови за пределы сосудистого русла. Геморрагический инсульт, если вам так понятнее. По-моему, этот бедняга перестал соображать часа за два до того, как остановилось сердце. Он был в сознании?
Валерий Алексеевич пожал плечами.
— Откровенно говоря, я не знаю. Думаю, вам надо обсудить это с лечащим врачом.
— Да? Хорошо. Как только закончим, я хотел бы с ним побеседовать. Продолжайте, — кивнул он санитару.
Тот, налегая на нож, провел длинный разрез — от подключичной ямки до лобка, обходя пупок справа. Раздвинул кожу на груди и двумя косыми сильными взмахами пересек хрящевые части ребер.
Взглядам присутствующих открылось сердце и легкие. Санитар отделил сердце от аорты и легочных артерий и отдал его Кашинцеву.
Игорь вскрыл оба желудочка.
— Я так и думал! — на дне мускульных мешочков лежали плотные кровяные сгустки. — Сгустки заполняют полости сердечных камер, от этого их объем уменьшается, соответственно становится меньше и минутный объем циркулирующей крови. Чтобы восполнить его, сердцу приходится работать быстрее, но это затруднительно, потому что коронарные артерии, питающие сердечную мышцу, забиты точно такими же сгустками, — в доказательство своих слов он разрезал коронарные артерии, нажал на стенки и выдавил из сосудов темно-красные колбаски. — Это называется инфаркт. Как минимум три веские причины, чтобы умереть. ДВС-синдром, множественные геморрагические инсульты в ткань головного мозга и инфаркт миокарда. Неплохо, правда? А-Эр-Си работает за троих. Заметьте, мы еще не добрались до почек и не увидели, как вирус действует на орган-мишень, то есть легкие.
Санитар принял его слова как руководство к действию: длинным ножом рассек со стороны грудной полости мышцы, прикрепляющие гортань. Потом взялся рукой за трахею и извлек трахеобронхиальное дерево вместе с легкими.
— Так. Сейчас повнимательнее, — строго сказал Кашинцев. — Я хочу, чтобы вы взяли образцы тканей из всех отделов трахеи и бронхов, а также альвеолы из различных сегментов легких.
Санитар сделал длинный разрез вдоль всей трахеи и удивленно покачал головой.
— Да, — подтвердил Кашинцев. — Я тоже никогда такого не видел. Просвет дыхательной трубки сужен до размеров игольного ушка! Слизистая резко отечна и пропитана кровью. — Он отщипнул пинцетом кусочек ткани. — На гистологию. Сомневаюсь, что здесь есть электронный микроскоп, а было бы неплохо — увидеть врага в лицо.
Мелкие бронхи также были забиты кровяными сгустками и резко сужены за счет отека. Кашинцев развел руками.
— Да ему просто было нечем дышать! Вот вам еще одна причина для летального исхода — острая дыхательная недостаточность. Да, Валерий Алексеевич… А-Эр-Си-66 — идеальный и безжалостный убийца. Интересно, сколько времени прошло с начала заболевания? У него есть история болезни? Надо точно представлять, за какой срок вирус убивает молодого здорового мужчину! Соответственно для стариков, женщин и детей этот срок будет примерно в два раза меньше. Далее мы сопоставим полученный результат со скоростью распространения эпидемии, добавим инкубационный период… Короче говоря, будем знать, через сколько суток… или даже часов Москва полностью вымрет.
Кашинцев повернулся к Валерию Алексеевичу. Куратор тяжело дышал, блестящий скафандр вздувался и опадал, словно плохо натянутая кожа.
— Вам не по себе? — жестко сказал Кашинцев. — Конечно! Одно дело — рассматривать диаграммы у себя в кабинете, и совсем другое — вскрывать несчастное тело, зная, что скоро десятки тысяч таких же тел будут лежать на улицах. Повсюду — потому что некому будет их убирать.
Он обмыл перчатки водой из шланга и насухо вытер их чистой тряпкой.
— Это называется — мужские игры с банальным вирусом гриппа. Теперь вы понимаете, насколько все серьезно?
— Да, — глухо ответил куратор. — Я понимаю.
Валерий Алексеевич посмотрел на помощников, присутствовавших при вскрытии.
— Переведите аудиозапись на бумагу. Игорь Константинович подпишет заключение. Мы будем в корпусе — надо найти лечащего врача.
Сопровождающий, что привел их в морг, взял куратора за рукав и отвел в сторону. Нелепая предосторожность: все равно, чтобы быть услышанным, ему приходилось кричать.
— Это невозможно, — кричал он. Кашинцев расхохотался.
— Валерий Алексеевич, оцените комизм ситуации: десять миллионов жителей сдохнут в обстановке полной секретности. Весело, правда? Нет, ребята, вы как хотите, а я — в Питер.
Куратор стряхнул руку сопровождающего.
— Мы должны найти врача, — сказал он.
— Его нет в больнице, — ответил сопровождающий.
— Неважно. Мы все равно его найдем. Пойдемте, Игорь Константинович.
— Что-то здесь не так, — бубнил Кашинцев через мембрану скафандра, когда они с куратором возвращались по подземному переходу в корпус. — Как это — лечащего врача нет в больнице? Он обязан быть здесь!
— Почему?
— Да потому что таков порядок работы: если врач обнаруживает, что у пациента — смертельно опасная инфекция, то он остается с ним в боксе до самого конца. Это же азы!
— Ну, может, — Валерий Алексеевич и сам еще надеялся найти приемлемое объяснение, — врач с ходу не разобрался, что к чему? Может, эта инфекция не показалась ему смертельно опасной?
От удивления Кашинцев даже остановился.
— Вы что, серьезно? С такими-то симптомами? Тогда он должен быть слепым! И глухим в придачу! Валерий Алексеевич, увидите кого-нибудь с тросточкой, в черных очках и со слуховым аппаратом — не сомневайтесь, это наш клиент!
Игорь громко хлопнул себя по бедру и двинулся дальше.
— Нет, дело не в этом, — рассуждал он вслух. — Просто… Здесь все не так. Все неправильно. Поставлено с ног на голову и завернуто через одно место.
Он в задумчивости стал искать сигареты. И вроде бы пачка была под рукой, и зажигалку он уже нащупал, но дотянуться до них почему-то не мог. Наконец, Кашинцев сообразил, что на нем надет скафандр, и огорченно вздохнул.
— Ладно, хотя бы не врача… Историю болезни. Ее-то зачем прятать? Что там секретного? Первичные симптомы самые банальные — грипп, он и есть грипп.
— Историю мы найдем, — заверил его куратор. — Это я беру на себя.
Они поднялись по лестнице на первый этаж.
— Значит, вы говорите, что все подобные больные лежат в боксах?
— Разумеется.
— Заглянем в боксы, если и там нет — тогда посмотрим на посту.
— Давайте, — отозвался Кашинцев.
Но ни в один из боксов им попасть не удалось. За тот час, что они провели в патологоанатомическом отделении, многое изменилось.
Теперь все боксы были заняты; в каждом лежало по двое пациентов, и рядом с ними, переходя по внутренней застекленной галерее, колдовали врачи в защитных костюмах. Кашинцев зажмурился и покачал головой.
— Началось…
Перед мысленным взором возникла картина: снежная лавина, сорвавшаяся с горного пика, и на ее пути — маленькая человеческая фигурка. Что произойдет в следующий миг? Человека сметет — под напором тысячетонной массы? Или — повинуясь таинственным заклинаниям, она остановится у его ног?
Валерий Алексеевич отвлек его от видения, взяв под руку:
— Пойдемте на пост.
Стол дежурного стоял почти посередине просторного зала. Внимание Кашинцева привлек большой стенд, висевший на стене. Валерий Алексеевич решил, что справится один, и оставил Кашинцева изучать пожелтевшие от старости черно-белые фотографии. В зале царила суматоха: все время кто-то прибегал, копался в шкафу с картонными папками, отдавал распоряжения — и убегал снова.
— Добрый день! Мне нужна история болезни пациента, который поступил самым первым. Мы с коллегой только что провели его вскрытие, хотелось бы уточнить некоторые моменты, — обратился Валерий Алексеевич к медсестре — женщине в бесформенном одеянии бледно-зеленого цвета, в колпаке, перчатках, двухслойной маске и прозрачных пластиковых очках.
Она окинула его быстрым оценивающим взглядом. Видимо, защитный костюм выглядел убедительно; может быть, даже более убедительно, нежели служебное удостоверение куратора.
Она нагнулась, покопалась в ящиках и достала тонкую папку.
— Вот. Все, что есть. Новые уже лежат в отдельном шкафу, — она показала за спину Валерия Алексеевича.
— Спасибо. Скажите, а где мне найти врача, который его осматривал? — спросил он.
Медсестра замолчала. Куратор попытался различить выражение ее глаз за очками и не смог.
— Я не знаю, — не сразу ответила она. — Я заступила всего час назад и никого из предыдущей смены не застала. Ничем не могу вам помочь.
Валерий Алексеевич еще раз поблагодарил ее и подумал, что он и сам в состоянии справиться с этой задачей. «В истории должны быть подписи. По ним можно найти человека».
Он открыл историю, принадлежавшую, судя по фамилии на титульном листе, Алексею Викторовичу Ремизову, и стал ее листать. Записи оказались короткими; первая была датирована вчерашним днем; даже время было указано точно — 19:06» Разборчивая подпись гласила: «Гарин».
Вторая запись была сделана около полуночи. Некто крупным размашистым почерком отмечал небольшое ухудшение самочувствия пациента, но никаких других тревожных симптомов выявлено не было.
Подпись своей четкостью напоминала автограф матерого брачного афериста, однако рядом, в прямых скобках, печатными буквами было написано: «Зав. 4-м отделением Островский В. Н.»
«Ну вот, — обрадовался куратор. — Это уже кое-что. Найти заведующего отделением будет несложно».
Он вернулся к Кашинцеву, который никак не мог оторваться от стенда. «Наши ветераны», — прочел куратор надпись из латунных букв, прикрученных к листу фанеры.
— Игорь Константинович! Пойдемте! Нам нужен заведующий четвертым отделением Островский В. Н.
— Владимир Николаевич… — глухо отозвался Кашинцев.
— Что? — не понял куратор.
— Мы его уже видели. Не так давно.
Кашинцев ткнул пальцем, затянутым перчаткой из толстой резины, в третью слева фотографию.
Валерий Алексеевич присмотрелся к снимку. Крупные черты лица, большие залысины, редкие седые волосы, зачесанные назад… Это лицо показалось ему знакомым.
— Он…
— Он лежал на каталке в морге, — кивнул Кашинцев. — И умер он, если вы помните, не от вируса.
— Помню. Судя по истории болезни, Ремизова… Так его звали… — увидев удивление в глазах Игоря, пояснил куратор. — Осматривали два врача — Островский и Гарин. Надо поговорить с этим Гариным.
— Наверняка он лежит рядом, на второй каталке, — желчно сказал Кашинцев.
— Вряд ли, — возразил куратор. — Если только он не делает педикюр и не красит ногти на ногах в красный цвет.
— То есть?
— Второй, рядом с Островским, была женщина.
— Значит, вы думаете, что Гарин жив?
— Что-то мне подсказывает, — куратор тщательно подбирал слова, — что правильнее было бы добавить — «пока».
Кашинцев понял, что он хотел этим сказать.
— Тогда чего мы стоим? Вперед!
Охранник, стоявший на входе в универсам «Патэрсон», зябко передернул плечами. «Эта проклятая погода! С утра холодный дождь, кругом лужи, сыро… По-моему, я простыл. После смены надо будет заглянуть в аптечный киоск — взять аспирин или что-нибудь в этом духе».
Он отошел подальше от автоматически открывавшихся дверей, сделав вид, что инспектирует торговый зал и очередь, стоявшую перед четырьмя кассовыми аппаратами. Приветливо кивнул Зине — новой кассирше, с которой никак не удавалось навести «мосты любви и дружбы», она устало махнула ему в ответ.
Конечно, нормальной его жизнь можно было назвать с большой натяжкой: небольшая зарплата, убогая комнатка, которую он делил с обвальщиком из мясного цеха того же «Патэрсона» (даже Зину привести было некуда). Но в родной деревне было еще хуже и тоскливей.
В Москве все-таки повеселее. Огни реклам, яркие витрины, разные лица, вечная суета и спешка… — все это бодрило, заставляло пошевеливаться. Столица дарила некоторую надежду, что вот-вот, может быть, сегодня, может быть, за поворотом, он наконец-то увидит долгожданную улыбку Судьбы.
Да. Это ощущение придавало его жизни хоть какой-то смысл…
Но только не сегодня.
Сегодня он проснулся совершенно разбитым и уставшим, словно и не спал семь часов подряд, а разгружал на товарной станции вагоны с цементом.
Охранник спрятался в угол между прилавками и, убедившись, что его никто не видит, потянулся — сильно, так, чтобы кости захрустели и из суставов исчезло неприятное ощущение скованности.
Это помогло, но ненадолго; все тело ломило, голова была тяжелой, и мысли — обыкновенные, простые мысли охранника из универсама — ворочались в ней с трудом.
«Наверное, надо прямо сейчас сходить в аптечный киоск. Приму сразу две таблетки, а то не доработаю смену».
Он почувствовал, как тело пробила крупная сотрясающая дрожь и из подмышек, неприятно холодя бока, побежали струйки пота. Он сделал несколько неверных шагов, покачнулся и неожиданно для себя оглушительно чихнул прямо на разноцветные пакетики чипсов, выставленные в ряд на верхней полке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Валерий Алексеевич пожал плечами.
— Откровенно говоря, я не знаю. Думаю, вам надо обсудить это с лечащим врачом.
— Да? Хорошо. Как только закончим, я хотел бы с ним побеседовать. Продолжайте, — кивнул он санитару.
Тот, налегая на нож, провел длинный разрез — от подключичной ямки до лобка, обходя пупок справа. Раздвинул кожу на груди и двумя косыми сильными взмахами пересек хрящевые части ребер.
Взглядам присутствующих открылось сердце и легкие. Санитар отделил сердце от аорты и легочных артерий и отдал его Кашинцеву.
Игорь вскрыл оба желудочка.
— Я так и думал! — на дне мускульных мешочков лежали плотные кровяные сгустки. — Сгустки заполняют полости сердечных камер, от этого их объем уменьшается, соответственно становится меньше и минутный объем циркулирующей крови. Чтобы восполнить его, сердцу приходится работать быстрее, но это затруднительно, потому что коронарные артерии, питающие сердечную мышцу, забиты точно такими же сгустками, — в доказательство своих слов он разрезал коронарные артерии, нажал на стенки и выдавил из сосудов темно-красные колбаски. — Это называется инфаркт. Как минимум три веские причины, чтобы умереть. ДВС-синдром, множественные геморрагические инсульты в ткань головного мозга и инфаркт миокарда. Неплохо, правда? А-Эр-Си работает за троих. Заметьте, мы еще не добрались до почек и не увидели, как вирус действует на орган-мишень, то есть легкие.
Санитар принял его слова как руководство к действию: длинным ножом рассек со стороны грудной полости мышцы, прикрепляющие гортань. Потом взялся рукой за трахею и извлек трахеобронхиальное дерево вместе с легкими.
— Так. Сейчас повнимательнее, — строго сказал Кашинцев. — Я хочу, чтобы вы взяли образцы тканей из всех отделов трахеи и бронхов, а также альвеолы из различных сегментов легких.
Санитар сделал длинный разрез вдоль всей трахеи и удивленно покачал головой.
— Да, — подтвердил Кашинцев. — Я тоже никогда такого не видел. Просвет дыхательной трубки сужен до размеров игольного ушка! Слизистая резко отечна и пропитана кровью. — Он отщипнул пинцетом кусочек ткани. — На гистологию. Сомневаюсь, что здесь есть электронный микроскоп, а было бы неплохо — увидеть врага в лицо.
Мелкие бронхи также были забиты кровяными сгустками и резко сужены за счет отека. Кашинцев развел руками.
— Да ему просто было нечем дышать! Вот вам еще одна причина для летального исхода — острая дыхательная недостаточность. Да, Валерий Алексеевич… А-Эр-Си-66 — идеальный и безжалостный убийца. Интересно, сколько времени прошло с начала заболевания? У него есть история болезни? Надо точно представлять, за какой срок вирус убивает молодого здорового мужчину! Соответственно для стариков, женщин и детей этот срок будет примерно в два раза меньше. Далее мы сопоставим полученный результат со скоростью распространения эпидемии, добавим инкубационный период… Короче говоря, будем знать, через сколько суток… или даже часов Москва полностью вымрет.
Кашинцев повернулся к Валерию Алексеевичу. Куратор тяжело дышал, блестящий скафандр вздувался и опадал, словно плохо натянутая кожа.
— Вам не по себе? — жестко сказал Кашинцев. — Конечно! Одно дело — рассматривать диаграммы у себя в кабинете, и совсем другое — вскрывать несчастное тело, зная, что скоро десятки тысяч таких же тел будут лежать на улицах. Повсюду — потому что некому будет их убирать.
Он обмыл перчатки водой из шланга и насухо вытер их чистой тряпкой.
— Это называется — мужские игры с банальным вирусом гриппа. Теперь вы понимаете, насколько все серьезно?
— Да, — глухо ответил куратор. — Я понимаю.
Валерий Алексеевич посмотрел на помощников, присутствовавших при вскрытии.
— Переведите аудиозапись на бумагу. Игорь Константинович подпишет заключение. Мы будем в корпусе — надо найти лечащего врача.
Сопровождающий, что привел их в морг, взял куратора за рукав и отвел в сторону. Нелепая предосторожность: все равно, чтобы быть услышанным, ему приходилось кричать.
— Это невозможно, — кричал он. Кашинцев расхохотался.
— Валерий Алексеевич, оцените комизм ситуации: десять миллионов жителей сдохнут в обстановке полной секретности. Весело, правда? Нет, ребята, вы как хотите, а я — в Питер.
Куратор стряхнул руку сопровождающего.
— Мы должны найти врача, — сказал он.
— Его нет в больнице, — ответил сопровождающий.
— Неважно. Мы все равно его найдем. Пойдемте, Игорь Константинович.
— Что-то здесь не так, — бубнил Кашинцев через мембрану скафандра, когда они с куратором возвращались по подземному переходу в корпус. — Как это — лечащего врача нет в больнице? Он обязан быть здесь!
— Почему?
— Да потому что таков порядок работы: если врач обнаруживает, что у пациента — смертельно опасная инфекция, то он остается с ним в боксе до самого конца. Это же азы!
— Ну, может, — Валерий Алексеевич и сам еще надеялся найти приемлемое объяснение, — врач с ходу не разобрался, что к чему? Может, эта инфекция не показалась ему смертельно опасной?
От удивления Кашинцев даже остановился.
— Вы что, серьезно? С такими-то симптомами? Тогда он должен быть слепым! И глухим в придачу! Валерий Алексеевич, увидите кого-нибудь с тросточкой, в черных очках и со слуховым аппаратом — не сомневайтесь, это наш клиент!
Игорь громко хлопнул себя по бедру и двинулся дальше.
— Нет, дело не в этом, — рассуждал он вслух. — Просто… Здесь все не так. Все неправильно. Поставлено с ног на голову и завернуто через одно место.
Он в задумчивости стал искать сигареты. И вроде бы пачка была под рукой, и зажигалку он уже нащупал, но дотянуться до них почему-то не мог. Наконец, Кашинцев сообразил, что на нем надет скафандр, и огорченно вздохнул.
— Ладно, хотя бы не врача… Историю болезни. Ее-то зачем прятать? Что там секретного? Первичные симптомы самые банальные — грипп, он и есть грипп.
— Историю мы найдем, — заверил его куратор. — Это я беру на себя.
Они поднялись по лестнице на первый этаж.
— Значит, вы говорите, что все подобные больные лежат в боксах?
— Разумеется.
— Заглянем в боксы, если и там нет — тогда посмотрим на посту.
— Давайте, — отозвался Кашинцев.
Но ни в один из боксов им попасть не удалось. За тот час, что они провели в патологоанатомическом отделении, многое изменилось.
Теперь все боксы были заняты; в каждом лежало по двое пациентов, и рядом с ними, переходя по внутренней застекленной галерее, колдовали врачи в защитных костюмах. Кашинцев зажмурился и покачал головой.
— Началось…
Перед мысленным взором возникла картина: снежная лавина, сорвавшаяся с горного пика, и на ее пути — маленькая человеческая фигурка. Что произойдет в следующий миг? Человека сметет — под напором тысячетонной массы? Или — повинуясь таинственным заклинаниям, она остановится у его ног?
Валерий Алексеевич отвлек его от видения, взяв под руку:
— Пойдемте на пост.
Стол дежурного стоял почти посередине просторного зала. Внимание Кашинцева привлек большой стенд, висевший на стене. Валерий Алексеевич решил, что справится один, и оставил Кашинцева изучать пожелтевшие от старости черно-белые фотографии. В зале царила суматоха: все время кто-то прибегал, копался в шкафу с картонными папками, отдавал распоряжения — и убегал снова.
— Добрый день! Мне нужна история болезни пациента, который поступил самым первым. Мы с коллегой только что провели его вскрытие, хотелось бы уточнить некоторые моменты, — обратился Валерий Алексеевич к медсестре — женщине в бесформенном одеянии бледно-зеленого цвета, в колпаке, перчатках, двухслойной маске и прозрачных пластиковых очках.
Она окинула его быстрым оценивающим взглядом. Видимо, защитный костюм выглядел убедительно; может быть, даже более убедительно, нежели служебное удостоверение куратора.
Она нагнулась, покопалась в ящиках и достала тонкую папку.
— Вот. Все, что есть. Новые уже лежат в отдельном шкафу, — она показала за спину Валерия Алексеевича.
— Спасибо. Скажите, а где мне найти врача, который его осматривал? — спросил он.
Медсестра замолчала. Куратор попытался различить выражение ее глаз за очками и не смог.
— Я не знаю, — не сразу ответила она. — Я заступила всего час назад и никого из предыдущей смены не застала. Ничем не могу вам помочь.
Валерий Алексеевич еще раз поблагодарил ее и подумал, что он и сам в состоянии справиться с этой задачей. «В истории должны быть подписи. По ним можно найти человека».
Он открыл историю, принадлежавшую, судя по фамилии на титульном листе, Алексею Викторовичу Ремизову, и стал ее листать. Записи оказались короткими; первая была датирована вчерашним днем; даже время было указано точно — 19:06» Разборчивая подпись гласила: «Гарин».
Вторая запись была сделана около полуночи. Некто крупным размашистым почерком отмечал небольшое ухудшение самочувствия пациента, но никаких других тревожных симптомов выявлено не было.
Подпись своей четкостью напоминала автограф матерого брачного афериста, однако рядом, в прямых скобках, печатными буквами было написано: «Зав. 4-м отделением Островский В. Н.»
«Ну вот, — обрадовался куратор. — Это уже кое-что. Найти заведующего отделением будет несложно».
Он вернулся к Кашинцеву, который никак не мог оторваться от стенда. «Наши ветераны», — прочел куратор надпись из латунных букв, прикрученных к листу фанеры.
— Игорь Константинович! Пойдемте! Нам нужен заведующий четвертым отделением Островский В. Н.
— Владимир Николаевич… — глухо отозвался Кашинцев.
— Что? — не понял куратор.
— Мы его уже видели. Не так давно.
Кашинцев ткнул пальцем, затянутым перчаткой из толстой резины, в третью слева фотографию.
Валерий Алексеевич присмотрелся к снимку. Крупные черты лица, большие залысины, редкие седые волосы, зачесанные назад… Это лицо показалось ему знакомым.
— Он…
— Он лежал на каталке в морге, — кивнул Кашинцев. — И умер он, если вы помните, не от вируса.
— Помню. Судя по истории болезни, Ремизова… Так его звали… — увидев удивление в глазах Игоря, пояснил куратор. — Осматривали два врача — Островский и Гарин. Надо поговорить с этим Гариным.
— Наверняка он лежит рядом, на второй каталке, — желчно сказал Кашинцев.
— Вряд ли, — возразил куратор. — Если только он не делает педикюр и не красит ногти на ногах в красный цвет.
— То есть?
— Второй, рядом с Островским, была женщина.
— Значит, вы думаете, что Гарин жив?
— Что-то мне подсказывает, — куратор тщательно подбирал слова, — что правильнее было бы добавить — «пока».
Кашинцев понял, что он хотел этим сказать.
— Тогда чего мы стоим? Вперед!
Охранник, стоявший на входе в универсам «Патэрсон», зябко передернул плечами. «Эта проклятая погода! С утра холодный дождь, кругом лужи, сыро… По-моему, я простыл. После смены надо будет заглянуть в аптечный киоск — взять аспирин или что-нибудь в этом духе».
Он отошел подальше от автоматически открывавшихся дверей, сделав вид, что инспектирует торговый зал и очередь, стоявшую перед четырьмя кассовыми аппаратами. Приветливо кивнул Зине — новой кассирше, с которой никак не удавалось навести «мосты любви и дружбы», она устало махнула ему в ответ.
Конечно, нормальной его жизнь можно было назвать с большой натяжкой: небольшая зарплата, убогая комнатка, которую он делил с обвальщиком из мясного цеха того же «Патэрсона» (даже Зину привести было некуда). Но в родной деревне было еще хуже и тоскливей.
В Москве все-таки повеселее. Огни реклам, яркие витрины, разные лица, вечная суета и спешка… — все это бодрило, заставляло пошевеливаться. Столица дарила некоторую надежду, что вот-вот, может быть, сегодня, может быть, за поворотом, он наконец-то увидит долгожданную улыбку Судьбы.
Да. Это ощущение придавало его жизни хоть какой-то смысл…
Но только не сегодня.
Сегодня он проснулся совершенно разбитым и уставшим, словно и не спал семь часов подряд, а разгружал на товарной станции вагоны с цементом.
Охранник спрятался в угол между прилавками и, убедившись, что его никто не видит, потянулся — сильно, так, чтобы кости захрустели и из суставов исчезло неприятное ощущение скованности.
Это помогло, но ненадолго; все тело ломило, голова была тяжелой, и мысли — обыкновенные, простые мысли охранника из универсама — ворочались в ней с трудом.
«Наверное, надо прямо сейчас сходить в аптечный киоск. Приму сразу две таблетки, а то не доработаю смену».
Он почувствовал, как тело пробила крупная сотрясающая дрожь и из подмышек, неприятно холодя бока, побежали струйки пота. Он сделал несколько неверных шагов, покачнулся и неожиданно для себя оглушительно чихнул прямо на разноцветные пакетики чипсов, выставленные в ряд на верхней полке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33