сердечный привет.
Но Аллан не ответил.
Этель была удивлена и обижена. Она вызвала лучшего сыщика в Нью-Йорке и поручила ему немедленно собрать сведения об Аллане. На следующий же день сыщик сообщил ей, что Аллан ежедневно работает в туннеле. Между семью и двенадцатью вечера он обычно возвращается. Он живет в полном уединении и со дня своего приезда не принял ни одного человека. Попасть к нему можно только через Штрома, а Штром неумолимее тюремщика.
Вечером того же дня Этель приехала в вымерший Туннельный город и попросила доложить о себе Аллану. Ей сказали, чтобы она обратилась к господину Штрому. Но Этель была к этому подготовлена. С господином Штромом она как-нибудь справится! Она видела Штрома на процессе Аллана. Она ненавидела его и одновременно восторгалась им. Негодуя на его бесчеловечную холодность и пренебрежение к людям, она восхищалась его мужеством. Сегодня он будет иметь дело с Этель Ллойд! Она оделась изысканно: шуба из сибирской чернобурой лисицы, на шапочке – лисья голова и лапы. Своему лицу она придала самое кокетливое и победоносное выражение, убежденная в том, что мгновенно ослепит Штрома.
– Я имею честь говорить с господином Штромом? – самым вкрадчивым голосом начала она. – Меня зовут Этель Ллойд. Я хотела навестить господина Аллана!
Но Штром и глазом не моргнул. Ни ее всемогущее имя, ни чернобурая лиса, ни прекрасные улыбающиеся губы не произвели на него ни малейшего впечатления. Этель испытывала унизительное чувство, будто ее посещение смертельно тяготит его.
– Господин Аллан в туннеле, сударыня! – холодно сказал он.
Его взгляд и наглость, с которой он лгал, возмутили Этель. Она сбросила свою любезную личину и побледнела от гнева.
– Вы лжете! – ответила она и возмущенно усмехнулась. – Мне только что сказали, что он здесь.
Штром сохранил полное спокойствие.
– Я не могу заставить вас верить мне. Прощайте! – ответил он.
И это было все.
Ничего подобного не приходилось переживать Этель Ллойд. Дрожа, вся бледная, она ответила:
– Вы еще вспомните обо мне, сударь! До сих пор никто не осмеливался так нагло разговаривать со мной! Когда-нибудь я, Этель Ллойд, укажу вам на дверь! Вы слышите?
– Тогда я не стану терять столько слов, как вы, сударыня, – холодно ответил Штром.
Этель заглянула в его ледяные стеклянные глаза и бесстрастное лицо. Ей хотелось просто сказать ему, что он не джентльмен, но она взяла себя в руки и смолчала. Она бросила на него самый уничтожающий взгляд, – о, что за взгляд! – и ушла.
Спускаясь с лестницы со слезами гнева на глазах, она подумала: «Наверно, он тоже сошел с ума, этот василиск! Туннель всех сводит с ума – Хобби, Аллана, – достаточно поработать в нем несколько лет».
Возвращаясь в автомобиле домой, Этель плакала от злости и разочарования. Она собиралась пустить в ход все свои чары, чтобы покорить Штрома, за которым прятался Аллан, но его наглый, холодный взор мгновенно лишил ее самообладания. Она плакала от ярости, вспоминая свою неудачную тактику. «Ну, этот субъект еще припомнит Этель Ллойд! – сказала она со злобным смехом. – Я куплю весь туннель, только чтобы иметь возможность выкинуть этого молодца. Just wait a little!»note 82
За столом в этот вечер она сидела против отца бледная и молчаливая.
– Передайте господину Ллойду соусник! – накинулась она на слугу. – Разве вы не видите?
И слуга, хорошо знавший характер Этель, исполнил ее приказание, не посмев выказать неудовольствие.
Старик Ллойд робко посмотрел в холодные, властные глаза красавицы дочери.
Этель не останавливалась перед препятствиями. Она заинтересовалась Алланом. Она хотела поговорить с Алланом и поклялась сделать это во что бы то ни стало. Но ни за что на свете она не обратилась бы еще раз к Штрому. Она презирала его! И была уверена, что и без этого Штрома, который вел себя отнюдь не как джентльмен, достигнет своей цели.
В ближайшие вечера старику Ллойду было невесело, – ему приходилось обедать в одиночестве. Этель просила извинить ее. Ежедневно в четыре часа дня она уезжала в Мак-Сити и возвращалась поездом в половине одиннадцатого вечера. С шести до девяти часов она ждала в десяти шагах от главного входа в здание конторы, сидя в наемном автомобиле, который заказала еще в Нью-Йорке.
Закутанная в меха, она сидела в автомобиле, дрожа от холода, возбужденная собственной смелостью, немного стыдясь своей роли, и выглядывала сквозь замерзшие стекла, которые по временам оттаивала своим дыханием. Несмотря на несколько дуговых фонарей, вырывавших во мраке ослепительные пещеры, кругом было очень темно, и запутанная сеть рельсов тускло мерцала. Как только раздавался малейший шум или показывался кто-нибудь, Этель напрягала зрение и сердце у нее начинало биться учащенно.
На третий вечер она впервые увидела Аллана. Он пересекал железнодорожные пути с каким-то спутником, и она тотчас же узнала Мака по походке. Но его спутником оказался Штром. Этель проклинала его! Они прошли вплотную мимо автомобиля, и Штром повернулся к искрившемуся замерзшему окну. Этель подумала, что он угадал, кто сидит в автомобиле, и сразу же испугалась, что он обратит на это внимание Аллана. Но Штром пошел дальше, не сказав Аллану ни слова.
Два дня спустя Аллан как-то вернулся из туннеля уже в семь часов. Он спрыгнул с медленно шедшего поезда и не спеша перешел через рельсы. Тихо, задумавшись, шел своей дорогой, все ближе подходя к дому. Когда он поставил ногу на ступеньку подъезда, Этель распахнула дверцу автомобиля и окликнула его.
Аллан на миг остановился и оглянулся. Потом, видимо, решил двинуться дальше.
– Аллан! – повторила Этель и приблизилась.
Аллан повернулся к ней и быстро, испытующе посмотрел ей в лицо, прикрытое вуалью.
Он был в широком коричневом пальто, кашне и высоких сапогах, залепленных грязью. Лицо у него было худое и жесткое. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга.
– Этель Ллойд? – медленно проговорил Аллан низким равнодушным голосом.
Этель смутилась. Она уже плохо помнила голос Аллана, теперь же узнала его. Она медлила поднять вуаль, чувствуя, что покраснела.
– Да, – нерешительно отозвалась она, – это я, – и подняла вуаль.
Аллан смотрел на нее серьезными, ясными глазами.
– Что вы тут делаете? – спросил он.
Но Этель уже овладела собой. Она поняла, что ее дело будет проиграно, если в этот миг она не найдет верного тона. И инстинктивно она его нашла. Она рассмеялась весело и мило, как дитя, и сказала:
– Не хватает только, чтобы вы меня выбранили, Аллан! Мне надо с вами поговорить, и так как вы никого к себе не пускаете, я два часа подстерегала вас здесь в автомобиле.
Взор Аллана не изменился. Но его голос прозвучал довольно любезно, когда он предложил ей войти.
Этель облегченно вздохнула. Опасный момент миновал. Войдя в лифт, она испытала чувство радости, освобождения и счастья.
– Я вам писала, Аллан! – сказала она, улыбаясь.
Аллан не смотрел на нее.
– Да, да, я знаю, – рассеянно ответил он и опустил глаза, – но, откровенно говоря, у меня тогда… – и Аллан пробормотал что-то, чего она не поняла.
Лифт остановился, Лайон открыл дверь в квартиру Аллана. Этель была удивлена и обрадована, увидев старика.
– Вот и наш старый Лайон! – сказала она и протянула старому тощему китайцу руку, как доброму знакомому. – Как поживаете, Лайон?
– Thank younote 83, – чуть слышно прошептал смущенный Лайон и поклонился, всасывая сквозь зубы воздух.
Аллан извинился перед Этель и попросил минутку обождать. Лайон ввел ее в большую, хорошо натопленную комнату и тотчас же ушел. Этель расстегнула пальто и сняла перчатки. Комната была обставлена обыденно и безвкусно. Очевидно, Аллан по телефону заказал мебель в первом попавшемся магазине и предоставил устройство комнаты обойщику. К тому же занавеси были как раз сняты, и сквозь голые оконные рамы виднелись черные квадраты неба с тремя-четырьмя холодно сверкавшими звездами. Через некоторое время Лайон вернулся и подал чай с горячим хлебом. Затем вошел Аллан. Он переоделся и сменил сапоги на ботинки.
– Я к вашим услугам, мисс Ллойд, – серьезно и спокойно сказал он, садясь в кресло. – Как поживает мистер Ллойд?
И Этель видела по его лицу, что она ему не нужна.
– Благодарю вас, отец здоров, – рассеянно ответила она.
Теперь она могла хорошо разглядеть Аллана. Он сильно поседел и казался постаревшим на много лет. Его заострившееся лицо было неподвижно, как каменное, на нем застыло выражение скрытого озлобления и немого упорства. От глаз веяло холодом, они были безжизненны и не позволяли чужому взору проникнуть в них.
Если бы Этель действовала обдуманно, она завела бы с Алланом пустой разговор, чтобы дать возможность ему и себе самой постепенно освоиться с положением. Она и собиралась так поступить и даже хотела пожаловаться на Штрома, но, видя перед собой Аллана таким изменившимся, чуждым, невнимательным, перестала противиться своему побуждению. Сердце подсказывало ей, что должен быть какой-нибудь способ захватить и удержать Аллана.
Она заговорила сердечным и интимным тоном, как будто они когда-то были близкими друзьями.
– Аллан! – сказала она, протягивая ему руку и окидывая его светлым взором своих голубых глаз. – Вы не можете представить себе, как я рада вас видеть!
Ей стоило труда скрыть свое волнение.
Аллан протянул ей огрубевшую и жесткую руку, но в его взгляде отразилось легкое добродушное презрение к такому роду проявления женской симпатии.
Этель не обратила на это внимания. Ее уже нельзя было запугать.
Она посмотрела на Аллана и покачала головой.
– У вас плохой вид, Аллан, – продолжала она. – Жизнь, которую вы сейчас ведете, не для вас. Я отлично понимаю, что на некоторое время вы нуждались в покое и уединении, но я не думаю, чтобы вы могли долго вести такой образ жизни. Не сердитесь, что я вам это говорю. Вам нужна ваша работа – вам не хватает туннеля! Больше ничего!
Это была истина, она попала прямо в цель. Аллан сидел и пристально смотрел на Этель. Он не возразил ни слова и не делал ни малейшей попытки прервать ее.
Этель застигла его врасплох и использовала его смущение по мере сил. Она говорила так быстро и возбужденно, что вообще было бы невежливо с его стороны остановить ее. Она упрекала его в том, что он сам совсем забросил своих друзей, что он похоронил себя в этом мертвом городе. Она описала ему свое столкновение со Штромом, говорила о Ллойде, о Нью-Йорке, о знакомых и все время возвращалась к туннелю. Кто же закончит туннель, если не он? Кому мир доверит эту задачу? И, наконец, помимо всего этого, говоря прямо, он погибнет, если в ближайшее время не вернется к своей работе.
Глаза Аллана потемнели и омрачились, – столько горечи, боли, тоски и томительного желания взбудоражила в нем Этель.
– Зачем вы мне все это говорите? – спросил он, коснувшись гостьи недовольным взглядом.
– Я прекрасно знаю, что не имею никакого права вам это говорить, – ответила она, – разве только право дружбы или знакомства. Но я говорю это вам потому… – Однако Этель не нашла объяснения и продолжала: – Я только упрекаю вас в том, что вы закопали себя в этой отвратительной комнате, вместо того чтобы перевернуть небо и землю и завершить постройку туннеля.
Аллан снисходительно покачал головой и улыбнулся с покорностью судьбе.
– Мисс Ллойд, – возразил он, – я вас не понимаю. Я перевернул небо и землю, и я ежедневно делаю все зависящее от меня. О возобновлении работ пока нечего и думать.
– Почему?
Аллан удивленно посмотрел на нее.
– У нас нет денег, – коротко сказал он.
– Кто же может достать деньги, если не вы? – быстро возразила Этель, тихо улыбаясь. – Пока вы себя замуровываете здесь, вам, конечно, никто денег не даст.
Аллану надоел этот разговор.
– Я пробовал все, – сказал он, и по тону его голоса она чувствовала, что становилась ему в тягость.
Она взяла перчатки и, натягивая левую, спросила:
– А с папой вы говорили?
Аллан кивнул, избегая ее взгляда.
– С мистером Ллойдом? Конечно! – ответил он.
– Ну, и?..
– Мистер Ллойд не подал мне ни малейшей надежды! – ответил он и взглянул на Этель.
Этель засмеялась своим легким, детским смехом.
– Когда, Аллан, – спросила она, – когда это было?
Аллан старался вспомнить:
– Это было прошлой осенью.
– Вот как, осенью? – переспросила Этель и сделала удивленное лицо. – Папа тогда был связан. Теперь дело обстоит совсем иначе. – И Этель Ллойд выпустила свой тяжелый снаряд: – Папа сказал мне: «Я, может быть, взялся бы за достройку. Но я, конечно, не могу идти к Аллану. Надо, чтобы Аллан обратился ко мне».
Это она сказала так, между прочим.
Аллан сидел безмолвно, в глубокой задумчивости. Он ничего не сказал. Своим сообщением Этель зажгла огонь в его сердце. Он вдруг услышал грохот возобновившихся работ. Возможно ли? Ллойд?.. Его охватило такое волнение, что он должен был встать.
Он помолчал. Потом взглянул на Этель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Но Аллан не ответил.
Этель была удивлена и обижена. Она вызвала лучшего сыщика в Нью-Йорке и поручила ему немедленно собрать сведения об Аллане. На следующий же день сыщик сообщил ей, что Аллан ежедневно работает в туннеле. Между семью и двенадцатью вечера он обычно возвращается. Он живет в полном уединении и со дня своего приезда не принял ни одного человека. Попасть к нему можно только через Штрома, а Штром неумолимее тюремщика.
Вечером того же дня Этель приехала в вымерший Туннельный город и попросила доложить о себе Аллану. Ей сказали, чтобы она обратилась к господину Штрому. Но Этель была к этому подготовлена. С господином Штромом она как-нибудь справится! Она видела Штрома на процессе Аллана. Она ненавидела его и одновременно восторгалась им. Негодуя на его бесчеловечную холодность и пренебрежение к людям, она восхищалась его мужеством. Сегодня он будет иметь дело с Этель Ллойд! Она оделась изысканно: шуба из сибирской чернобурой лисицы, на шапочке – лисья голова и лапы. Своему лицу она придала самое кокетливое и победоносное выражение, убежденная в том, что мгновенно ослепит Штрома.
– Я имею честь говорить с господином Штромом? – самым вкрадчивым голосом начала она. – Меня зовут Этель Ллойд. Я хотела навестить господина Аллана!
Но Штром и глазом не моргнул. Ни ее всемогущее имя, ни чернобурая лиса, ни прекрасные улыбающиеся губы не произвели на него ни малейшего впечатления. Этель испытывала унизительное чувство, будто ее посещение смертельно тяготит его.
– Господин Аллан в туннеле, сударыня! – холодно сказал он.
Его взгляд и наглость, с которой он лгал, возмутили Этель. Она сбросила свою любезную личину и побледнела от гнева.
– Вы лжете! – ответила она и возмущенно усмехнулась. – Мне только что сказали, что он здесь.
Штром сохранил полное спокойствие.
– Я не могу заставить вас верить мне. Прощайте! – ответил он.
И это было все.
Ничего подобного не приходилось переживать Этель Ллойд. Дрожа, вся бледная, она ответила:
– Вы еще вспомните обо мне, сударь! До сих пор никто не осмеливался так нагло разговаривать со мной! Когда-нибудь я, Этель Ллойд, укажу вам на дверь! Вы слышите?
– Тогда я не стану терять столько слов, как вы, сударыня, – холодно ответил Штром.
Этель заглянула в его ледяные стеклянные глаза и бесстрастное лицо. Ей хотелось просто сказать ему, что он не джентльмен, но она взяла себя в руки и смолчала. Она бросила на него самый уничтожающий взгляд, – о, что за взгляд! – и ушла.
Спускаясь с лестницы со слезами гнева на глазах, она подумала: «Наверно, он тоже сошел с ума, этот василиск! Туннель всех сводит с ума – Хобби, Аллана, – достаточно поработать в нем несколько лет».
Возвращаясь в автомобиле домой, Этель плакала от злости и разочарования. Она собиралась пустить в ход все свои чары, чтобы покорить Штрома, за которым прятался Аллан, но его наглый, холодный взор мгновенно лишил ее самообладания. Она плакала от ярости, вспоминая свою неудачную тактику. «Ну, этот субъект еще припомнит Этель Ллойд! – сказала она со злобным смехом. – Я куплю весь туннель, только чтобы иметь возможность выкинуть этого молодца. Just wait a little!»note 82
За столом в этот вечер она сидела против отца бледная и молчаливая.
– Передайте господину Ллойду соусник! – накинулась она на слугу. – Разве вы не видите?
И слуга, хорошо знавший характер Этель, исполнил ее приказание, не посмев выказать неудовольствие.
Старик Ллойд робко посмотрел в холодные, властные глаза красавицы дочери.
Этель не останавливалась перед препятствиями. Она заинтересовалась Алланом. Она хотела поговорить с Алланом и поклялась сделать это во что бы то ни стало. Но ни за что на свете она не обратилась бы еще раз к Штрому. Она презирала его! И была уверена, что и без этого Штрома, который вел себя отнюдь не как джентльмен, достигнет своей цели.
В ближайшие вечера старику Ллойду было невесело, – ему приходилось обедать в одиночестве. Этель просила извинить ее. Ежедневно в четыре часа дня она уезжала в Мак-Сити и возвращалась поездом в половине одиннадцатого вечера. С шести до девяти часов она ждала в десяти шагах от главного входа в здание конторы, сидя в наемном автомобиле, который заказала еще в Нью-Йорке.
Закутанная в меха, она сидела в автомобиле, дрожа от холода, возбужденная собственной смелостью, немного стыдясь своей роли, и выглядывала сквозь замерзшие стекла, которые по временам оттаивала своим дыханием. Несмотря на несколько дуговых фонарей, вырывавших во мраке ослепительные пещеры, кругом было очень темно, и запутанная сеть рельсов тускло мерцала. Как только раздавался малейший шум или показывался кто-нибудь, Этель напрягала зрение и сердце у нее начинало биться учащенно.
На третий вечер она впервые увидела Аллана. Он пересекал железнодорожные пути с каким-то спутником, и она тотчас же узнала Мака по походке. Но его спутником оказался Штром. Этель проклинала его! Они прошли вплотную мимо автомобиля, и Штром повернулся к искрившемуся замерзшему окну. Этель подумала, что он угадал, кто сидит в автомобиле, и сразу же испугалась, что он обратит на это внимание Аллана. Но Штром пошел дальше, не сказав Аллану ни слова.
Два дня спустя Аллан как-то вернулся из туннеля уже в семь часов. Он спрыгнул с медленно шедшего поезда и не спеша перешел через рельсы. Тихо, задумавшись, шел своей дорогой, все ближе подходя к дому. Когда он поставил ногу на ступеньку подъезда, Этель распахнула дверцу автомобиля и окликнула его.
Аллан на миг остановился и оглянулся. Потом, видимо, решил двинуться дальше.
– Аллан! – повторила Этель и приблизилась.
Аллан повернулся к ней и быстро, испытующе посмотрел ей в лицо, прикрытое вуалью.
Он был в широком коричневом пальто, кашне и высоких сапогах, залепленных грязью. Лицо у него было худое и жесткое. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга.
– Этель Ллойд? – медленно проговорил Аллан низким равнодушным голосом.
Этель смутилась. Она уже плохо помнила голос Аллана, теперь же узнала его. Она медлила поднять вуаль, чувствуя, что покраснела.
– Да, – нерешительно отозвалась она, – это я, – и подняла вуаль.
Аллан смотрел на нее серьезными, ясными глазами.
– Что вы тут делаете? – спросил он.
Но Этель уже овладела собой. Она поняла, что ее дело будет проиграно, если в этот миг она не найдет верного тона. И инстинктивно она его нашла. Она рассмеялась весело и мило, как дитя, и сказала:
– Не хватает только, чтобы вы меня выбранили, Аллан! Мне надо с вами поговорить, и так как вы никого к себе не пускаете, я два часа подстерегала вас здесь в автомобиле.
Взор Аллана не изменился. Но его голос прозвучал довольно любезно, когда он предложил ей войти.
Этель облегченно вздохнула. Опасный момент миновал. Войдя в лифт, она испытала чувство радости, освобождения и счастья.
– Я вам писала, Аллан! – сказала она, улыбаясь.
Аллан не смотрел на нее.
– Да, да, я знаю, – рассеянно ответил он и опустил глаза, – но, откровенно говоря, у меня тогда… – и Аллан пробормотал что-то, чего она не поняла.
Лифт остановился, Лайон открыл дверь в квартиру Аллана. Этель была удивлена и обрадована, увидев старика.
– Вот и наш старый Лайон! – сказала она и протянула старому тощему китайцу руку, как доброму знакомому. – Как поживаете, Лайон?
– Thank younote 83, – чуть слышно прошептал смущенный Лайон и поклонился, всасывая сквозь зубы воздух.
Аллан извинился перед Этель и попросил минутку обождать. Лайон ввел ее в большую, хорошо натопленную комнату и тотчас же ушел. Этель расстегнула пальто и сняла перчатки. Комната была обставлена обыденно и безвкусно. Очевидно, Аллан по телефону заказал мебель в первом попавшемся магазине и предоставил устройство комнаты обойщику. К тому же занавеси были как раз сняты, и сквозь голые оконные рамы виднелись черные квадраты неба с тремя-четырьмя холодно сверкавшими звездами. Через некоторое время Лайон вернулся и подал чай с горячим хлебом. Затем вошел Аллан. Он переоделся и сменил сапоги на ботинки.
– Я к вашим услугам, мисс Ллойд, – серьезно и спокойно сказал он, садясь в кресло. – Как поживает мистер Ллойд?
И Этель видела по его лицу, что она ему не нужна.
– Благодарю вас, отец здоров, – рассеянно ответила она.
Теперь она могла хорошо разглядеть Аллана. Он сильно поседел и казался постаревшим на много лет. Его заострившееся лицо было неподвижно, как каменное, на нем застыло выражение скрытого озлобления и немого упорства. От глаз веяло холодом, они были безжизненны и не позволяли чужому взору проникнуть в них.
Если бы Этель действовала обдуманно, она завела бы с Алланом пустой разговор, чтобы дать возможность ему и себе самой постепенно освоиться с положением. Она и собиралась так поступить и даже хотела пожаловаться на Штрома, но, видя перед собой Аллана таким изменившимся, чуждым, невнимательным, перестала противиться своему побуждению. Сердце подсказывало ей, что должен быть какой-нибудь способ захватить и удержать Аллана.
Она заговорила сердечным и интимным тоном, как будто они когда-то были близкими друзьями.
– Аллан! – сказала она, протягивая ему руку и окидывая его светлым взором своих голубых глаз. – Вы не можете представить себе, как я рада вас видеть!
Ей стоило труда скрыть свое волнение.
Аллан протянул ей огрубевшую и жесткую руку, но в его взгляде отразилось легкое добродушное презрение к такому роду проявления женской симпатии.
Этель не обратила на это внимания. Ее уже нельзя было запугать.
Она посмотрела на Аллана и покачала головой.
– У вас плохой вид, Аллан, – продолжала она. – Жизнь, которую вы сейчас ведете, не для вас. Я отлично понимаю, что на некоторое время вы нуждались в покое и уединении, но я не думаю, чтобы вы могли долго вести такой образ жизни. Не сердитесь, что я вам это говорю. Вам нужна ваша работа – вам не хватает туннеля! Больше ничего!
Это была истина, она попала прямо в цель. Аллан сидел и пристально смотрел на Этель. Он не возразил ни слова и не делал ни малейшей попытки прервать ее.
Этель застигла его врасплох и использовала его смущение по мере сил. Она говорила так быстро и возбужденно, что вообще было бы невежливо с его стороны остановить ее. Она упрекала его в том, что он сам совсем забросил своих друзей, что он похоронил себя в этом мертвом городе. Она описала ему свое столкновение со Штромом, говорила о Ллойде, о Нью-Йорке, о знакомых и все время возвращалась к туннелю. Кто же закончит туннель, если не он? Кому мир доверит эту задачу? И, наконец, помимо всего этого, говоря прямо, он погибнет, если в ближайшее время не вернется к своей работе.
Глаза Аллана потемнели и омрачились, – столько горечи, боли, тоски и томительного желания взбудоражила в нем Этель.
– Зачем вы мне все это говорите? – спросил он, коснувшись гостьи недовольным взглядом.
– Я прекрасно знаю, что не имею никакого права вам это говорить, – ответила она, – разве только право дружбы или знакомства. Но я говорю это вам потому… – Однако Этель не нашла объяснения и продолжала: – Я только упрекаю вас в том, что вы закопали себя в этой отвратительной комнате, вместо того чтобы перевернуть небо и землю и завершить постройку туннеля.
Аллан снисходительно покачал головой и улыбнулся с покорностью судьбе.
– Мисс Ллойд, – возразил он, – я вас не понимаю. Я перевернул небо и землю, и я ежедневно делаю все зависящее от меня. О возобновлении работ пока нечего и думать.
– Почему?
Аллан удивленно посмотрел на нее.
– У нас нет денег, – коротко сказал он.
– Кто же может достать деньги, если не вы? – быстро возразила Этель, тихо улыбаясь. – Пока вы себя замуровываете здесь, вам, конечно, никто денег не даст.
Аллану надоел этот разговор.
– Я пробовал все, – сказал он, и по тону его голоса она чувствовала, что становилась ему в тягость.
Она взяла перчатки и, натягивая левую, спросила:
– А с папой вы говорили?
Аллан кивнул, избегая ее взгляда.
– С мистером Ллойдом? Конечно! – ответил он.
– Ну, и?..
– Мистер Ллойд не подал мне ни малейшей надежды! – ответил он и взглянул на Этель.
Этель засмеялась своим легким, детским смехом.
– Когда, Аллан, – спросила она, – когда это было?
Аллан старался вспомнить:
– Это было прошлой осенью.
– Вот как, осенью? – переспросила Этель и сделала удивленное лицо. – Папа тогда был связан. Теперь дело обстоит совсем иначе. – И Этель Ллойд выпустила свой тяжелый снаряд: – Папа сказал мне: «Я, может быть, взялся бы за достройку. Но я, конечно, не могу идти к Аллану. Надо, чтобы Аллан обратился ко мне».
Это она сказала так, между прочим.
Аллан сидел безмолвно, в глубокой задумчивости. Он ничего не сказал. Своим сообщением Этель зажгла огонь в его сердце. Он вдруг услышал грохот возобновившихся работ. Возможно ли? Ллойд?.. Его охватило такое волнение, что он должен был встать.
Он помолчал. Потом взглянул на Этель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46