Если бы он не устроил теологический диспут с Хильдой, возможно, он бы не заметил, что монахи Санкт-Галлена странным образом соотносили местную жизнь с лицами Святой Троицы. В раздумье он нахмурился. На Западе или на Востоке монахи всюду питали склонность к аллегориям. Если Санкт-Галлен являлся тем местом, которое искал Аргирос, разве не подходящим предметом для аллегорий был тот ужасный секрет?
Потягивая пиво, магистр осмотрелся: монастырских поблизости не было. Тогда Аргирос обратился к человеку, сидевшему рядом на длинной скамье, – высокому худому парню с впалыми щеками, которого мучил изнурительный чахоточный кашель.
– Интересно, – сказал он как бы невзначай, – если уголь – это Отец, а селитра – Святой Дух, тогда что же такое Сын?
Он с трудом сдержал крик восторга, когда парень сразу ответил:
– Должно быть, то желтое вещество – как его? Ах, да, сера, точно она. Лекарь сжег немного ее на днях, хотел попробовать прочистить мне легкие. Мало помогло, как я могу судить, – только вони было много. Старик Карломан называл ее растопкой Сына. – Он издал булькающий смешок, и капля слюны в углу его рта окрасилась в розовый цвет. – Отец, Сын и Святой Дух. Каково? Забавно, мне б до такого ни за что не додуматься.
– Безумный вариант Троицы, – согласился Аргирос.
Среди поднявшегося гвалта он не расслышал, что еще сказал ему сосед. Маврикий был прав: эти белокурые варвары по-прежнему не имеют понятия о безопасности. Империя хранила секрет получения «жидкого огня» веками, тогда как тайна Санкт-Галлена выплыла на поверхность спустя всего год с небольшим. Древесный уголь, сера, селитра – здесь не могло быть других ингредиентов, иначе монахи не придумали бы аналогию с тремя лицами Троицы.
«И никаких демонов», – с облегчением заключил магистр.
Ему также пришло в голову, что здесь получилась Троица, в которой Дух в самом деле мог происходить от обоих других элементов, потому как понятно: древесный уголь и сера сами по себе безвредны. Выходит Хильда права – но в то же время и нет, поскольку продукты мира сего не могли иметь истинного отношения к совершенству теологии.
Аргирос уже готов был вскочить и бежать к лошади, как вдруг до него дошло, что он не довел до победного конца свою кампанию. Еще оставалось докопаться, в каком соотношении составные части входят в смесь. Одна часть вина на пять частей воды – это безвредно и для двухлетнего ребенка, но возьми пять частей вина и одну часть воды – и такая смесь способна быстро свалить под стол взрослого мужчину. Магистр не предполагал, чтобы здесь было по-другому. Придется немного задержаться.
Пилигримы, обычно покидавшие монастырь с разумной поспешностью, не были обязаны отрабатывать за еду; зато нищие – были. Аргирос приступил к работе еще до того, как его попросили. Он провел безрадостную половину дня за чисткой монастырского курятника и загона для гусей, пока брат-птичник не выяснил, что новый работник хорошо управляется с лошадьми, и не отослал его на конюшню.
Василий шел в западном направлении, справа остался монастырский амбар, а слева прямоугольная деревянная постройка – судя по крепкому запаху, уборная для монахов. Позади нее располагалась похожая постройка поменьше. Двое монахов проследовали наперерез с плетеными корзинами, полными ряс, хитонов и постельного белья. Они вошли в помещение за туалетом: значит, это прачечная. Аргиросу пришло в голову проследовать за монахами. С какой стати в монастыре стирают красные одеяния? Магистр сомневался, что успел заметить их в корзинах, разве только под другим тряпьем. Он вспомнил рассказы о ярко-красных дьяволах, связанных с франко-саксонским адским огнем, и усмехнулся про себя. Отличное прикрытие, подумалось ему, и способное за милую душу сразить людей вроде Вигхарда.
Монахи вышли с пустыми корзинами. Аргирос непринужденно направился к прачечной, намереваясь рассмотреть дьявольские костюмы.
– Эй, ты, ты кто такой и куда направляешься? – рявкнул кто-то.
Он медленно развернулся и оказался перед коренастым монахом лет пятидесяти с каменным лицом и жесткими, холодными глазами.
– Брат Марко велел мне помочь ухаживать за лошадьми, – ответил Аргирос по возможности невинным тоном. Он сразу понял: с этим типом шутить нельзя.
– Хм-м! Не выдумывай, – сказал монах. – Следуй за мной.
Он привел Аргироса к птичнику и нахмурился, когда брат Марко, хотя и дрожащим голосом, всё-таки подтвердил слова магистра:
– Так и было, как он говорит, Карломан.
Брат-птичник не на шутку оробел. Карломан неохотно извинился перед магистром.
– Тогда иди, куда шел, и нечего вынюхивать.
Чувствуя спиной горящий взгляд монаха, Аргирос проскочил мимо прачечной, даже не покосившись в ее сторону.
Конюх оказался неиссякаемым источником сплетен, от него Аргирос узнал обо всех скандальных происшествиях, забавлявших Санкт-Галлен в последний год. Тем не менее в этом потоке Василий не нашел ничего полезного для себя, так что день завершился досадой и разочарованием, и те же чувства обуревали агента большую часть следующей недели. Но удача все-таки пришла, и, как ни странно, именно Карломан сделал греку такой подарок.
Магистр грезил о жарком из козлятины с луком и соусом, о сладком белом вине Палестины и знаменитом красном с Кипра; говорят, оно происходит от лоз, посаженных самим Одиссеем еще до отплытия в Трою. Но от ржаного хлеба и пива можно впасть в уныние.
Спутанные мысли о завтраке вдруг вылетели из головы Аргироса, когда он услышал, как стонет один из его товарищей, лежащий в постели и в ужасе уставившийся на быстро растущий нарыв возле подмышки. Люди сторонились больного и друг друга. Страх перед чумой всегда рядом. Кто-то побежал за лекарем.
Скоро Аргирос услышал, как к гостинице бегут двое людей. Он сразу узнал резкий голос Карломана.
– Который? – спросил монах. На его тонзуре блестел пот. Приведший его человек не успел ответить. – Можешь не отвечать – тот, что ноет вон там, верно?
– Да, господин.
Лекарь подошел к перепуганному больному.
– Посмотрим, Эвальд, – сказал лекарь с грубоватой живостью, но пациент боялся поднять руку и услышать подтверждение своих жутких предположений.
– Держите его – ты, ты и ты, – распорядился Карломан, вторым указав на Аргироса. Тот вместе с вновь прибывшим паломником и мертвенно-бледным парнем, знавшим про серу, схватил Эвальда, чтобы он не дергался. Карломан рывком поднял руку больного, быстро осмотрел нарыв, а затем с облегчением расхохотался.
– Это всего лишь обычный фурункул, Эвальд. Надеюсь, ты еще кончишь в колодках, как того и заслуживаешь.
– Больно, – простонал Эвальд.
Карломан прыснул.
– Конечно, больно. Подожди; я принесу притирание, чтобы смазать это.
Лекарь вернулся через несколько минут с дымящимся горшочком, полным чего-то с виду похожего на мед, но с совсем другим запахом.
Эвальд подозрительно принюхался.
– Что так воняет?
– Ты хочешь сказать, помимо тебя самого? – ответил Карломан. – Здесь половина серы и половина буры, и все смешано с оливковым маслом. Это вытянет содержимое фурункула. Эй, вы! Держите его!
Эвальд пытался увернуться, но выбранные Карломаном помощники были намного сильнее. Лекарь обмакнул тряпочку в горшочек и приложил снадобье к карбункулу паломника.
Эвальд издал жалобный вой.
– Больно. Я чувствую, как это разъедает кожу!
Он извивался, точно червь на крючке.
– О, чепуха, – сказал Карломан и рассмеялся. Смех его на этот раз был омерзителен.
Как уже понял Аргирос, хотя монах был лекарем, доброты ему явно недоставало.
– А что, если тебе дать другого, хм, лекарства, которое я не так давно изобрел: одна часть серы к четырем селитры и древесного угля. Оно могло бы начисто оторвать тебе руку.
В ужасе Эвальд почти вырвался из ослабевшей хватки Аргироса. Карломан в ярости обернулся.
– Что с тобой, торговец? Держи крепче. Будь ты проклят!
– Простите.
Карломан всего лишь шутил, чтобы слегка напугать несчастного. Он и представить не мог, что кто-то здесь способен уловить смысл произнесенной фразы.
Когда лечение паломника, к удовлетворению Карломана, завершилось, Аргирос выждал, пока все разойдутся, собрал вещи и побежал к конюшне. Он уже закончил седлать лошадь, как вдруг в дверях показалась голова конюха.
– Мне послышалось, что кто-то сюда вошел, – сказал тот. – Вы не можете уехать прямо сейчас, а только после воскресной службы.
Аргирос прикрыл глаза. Из-за переполоха вокруг Эвальда он забыл, что сегодня воскресенье. В компании монаха он направился к церкви. Стоило поблагодарить Бога за то, что Он послал такую удачу.
Ни один храм не мог впечатлить человека, молившегося в соборе Святой Софии, но церковь Санкт-Галлена не заслуживала насмешек. Ее пропорции были благородны, а колоннады, отделявшие боковые нефы от главного, несомненно, хорошей работы. Возле каждой второй колонны возвышались алтари, и так до самого трансепта.
Главный неф монахи оставляли для себя; миряне же молились в боковых, и от клириков их отделяли деревянные ограждения. Карломан и Биллем, привратник, стояли за преградой прямо напротив Аргироса. Биллем вежливо кивнул.
– Да поможет вам Бог, Петро, – шепнул он.
– И вам, – ответил магистр.
Пекарь не присоединился к коротким приветствиям.
Началась месса. Аргирос уже довольно долго пребывал на Западе, чтобы свободно следовать латинской версии и отвечать надлежащими возгласами. Но после своего открытия он был в таком возбуждении, что не заметил, как непроизвольно пропустил восклицание «филиокве!», когда настал соответствующий момент литургии.
И он не видел, как широко распахнулись глаза Карломана, когда тот уличил его в первый раз, и как они сужались при каждой новой ошибке Аргироса.
– Еретик! – бросил в ярости Карломан, указав на магистра, у которого кровь застыла в жилах. – Он не признает филиокве!
И тут лекарь, должно быть, припомнил подозрительный интерес Аргироса к монастырской прачечной и собственное опрометчивое высказывание сегодняшним утром. Он стукнул себя рукой по лбу.
– Шпион! – закричал он.
Хор протянул еще несколько нестройных звуков и умолк. В толпе клириков и мирян пронесся смущенный и неодобрительный ропот. Его перекрыл вопль Карломана:
– Хватайте его!
Но Аргирос уже развернулся и пробирался сквозь толпу изумленных пилигримов и попрошаек, коря себя за неосторожность.
Чахоточный нищий схватил магистра за запястье. Короткий удар – и парень со стоном распластался на полу.
Двое монахов стояли в дверях, ведущих к западному крыльцу храма. Они таращились друг на друга, не Понимая, что происходит.
– Я позову на помощь! – крикнул Аргирос, и один из монахов застыл на месте.
Но второй оказался сообразительнее. Он бросился вперед, чтобы преградить дорогу. Но Аргирос пригнулся и перекинул его через плечо. Выбежав на солнечный свет, магистр устремился мимо башни Святого Гавриила к конюшням. Остановки в других монастырях, построенных по образцу Санкт-Галлена, принесли свою пользу: Василий хорошо ориентировался на месте. Сзади слышался нарастающий шум погони, но мчась во весь дух, Аргирос на несколько ярдов опередил преследователей и вбежал в конюшню.
Шепча благодарение Богородице за то, что удалось заранее оседлать лошадь, он вскочил в седло и вылетел из ворот, выхватывая меч.
Преследователи были совсем близко, но, заметив блеснувшее оружие, в смятении отступили. Только Карломан бросился вперед, чтобы схватить поводья. Агрирос ударил его мечом, чувствуя, как лезвие вонзилось в плоть. Лекарь упал. Магистр пустил коня галопом, сшиб с ног другого чересчур отважного монаха и понесся к монастырским воротам.
Вслед Аргиросу несся истошный крик раненого Карломана:
– Оставьте меня, олухи. За ним!
Выполняя приказ лекаря, монахи спешили взять оружие, седлать лошадей, спускать монастырских собак.
Но магистр во весь опор промчался сквозь распахнутые монастырские ворота, устремляясь дальше по дороге.
Он бедрами чувствовал, как сокращаются мышцы коня; от встречного ветра при стремительном галопе заслезились глаза. Санкт-галленские поля пшеницы, ржи и ячменя проносились мимо как в тумане. Кто-то на сторожевой башне затрубил в рог.
Чтобы скрыться из видимости, агент устремился к лесам, где, как он надеялся, его еще поджидал Вигхард. Бросив мимолетный взгляд через плечо, Василий не увидел верховых преследователей. Он позволил запыхавшемуся коню перейти с галопа на резвую рысь. Если лошадь падет – ему конец.
У кромки леса он еще раз придержал лошадь, чтобы глаза привыкли к мраку. Неслышно, словно тень, на дорогу выступил Вигхард.
– Нешуточный переполох вы там устроили, – заметил англичанин. – Вы узнали заклинание, дружище?
– Да.
– Тогда нам лучше не мешкать, верно?
Вигхард вскочил в седло и пришпорил лошадь. Магистр поехал следом.
Сразу после резкого поворота англичанин натянул поперек дороги веревку-ловушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Потягивая пиво, магистр осмотрелся: монастырских поблизости не было. Тогда Аргирос обратился к человеку, сидевшему рядом на длинной скамье, – высокому худому парню с впалыми щеками, которого мучил изнурительный чахоточный кашель.
– Интересно, – сказал он как бы невзначай, – если уголь – это Отец, а селитра – Святой Дух, тогда что же такое Сын?
Он с трудом сдержал крик восторга, когда парень сразу ответил:
– Должно быть, то желтое вещество – как его? Ах, да, сера, точно она. Лекарь сжег немного ее на днях, хотел попробовать прочистить мне легкие. Мало помогло, как я могу судить, – только вони было много. Старик Карломан называл ее растопкой Сына. – Он издал булькающий смешок, и капля слюны в углу его рта окрасилась в розовый цвет. – Отец, Сын и Святой Дух. Каково? Забавно, мне б до такого ни за что не додуматься.
– Безумный вариант Троицы, – согласился Аргирос.
Среди поднявшегося гвалта он не расслышал, что еще сказал ему сосед. Маврикий был прав: эти белокурые варвары по-прежнему не имеют понятия о безопасности. Империя хранила секрет получения «жидкого огня» веками, тогда как тайна Санкт-Галлена выплыла на поверхность спустя всего год с небольшим. Древесный уголь, сера, селитра – здесь не могло быть других ингредиентов, иначе монахи не придумали бы аналогию с тремя лицами Троицы.
«И никаких демонов», – с облегчением заключил магистр.
Ему также пришло в голову, что здесь получилась Троица, в которой Дух в самом деле мог происходить от обоих других элементов, потому как понятно: древесный уголь и сера сами по себе безвредны. Выходит Хильда права – но в то же время и нет, поскольку продукты мира сего не могли иметь истинного отношения к совершенству теологии.
Аргирос уже готов был вскочить и бежать к лошади, как вдруг до него дошло, что он не довел до победного конца свою кампанию. Еще оставалось докопаться, в каком соотношении составные части входят в смесь. Одна часть вина на пять частей воды – это безвредно и для двухлетнего ребенка, но возьми пять частей вина и одну часть воды – и такая смесь способна быстро свалить под стол взрослого мужчину. Магистр не предполагал, чтобы здесь было по-другому. Придется немного задержаться.
Пилигримы, обычно покидавшие монастырь с разумной поспешностью, не были обязаны отрабатывать за еду; зато нищие – были. Аргирос приступил к работе еще до того, как его попросили. Он провел безрадостную половину дня за чисткой монастырского курятника и загона для гусей, пока брат-птичник не выяснил, что новый работник хорошо управляется с лошадьми, и не отослал его на конюшню.
Василий шел в западном направлении, справа остался монастырский амбар, а слева прямоугольная деревянная постройка – судя по крепкому запаху, уборная для монахов. Позади нее располагалась похожая постройка поменьше. Двое монахов проследовали наперерез с плетеными корзинами, полными ряс, хитонов и постельного белья. Они вошли в помещение за туалетом: значит, это прачечная. Аргиросу пришло в голову проследовать за монахами. С какой стати в монастыре стирают красные одеяния? Магистр сомневался, что успел заметить их в корзинах, разве только под другим тряпьем. Он вспомнил рассказы о ярко-красных дьяволах, связанных с франко-саксонским адским огнем, и усмехнулся про себя. Отличное прикрытие, подумалось ему, и способное за милую душу сразить людей вроде Вигхарда.
Монахи вышли с пустыми корзинами. Аргирос непринужденно направился к прачечной, намереваясь рассмотреть дьявольские костюмы.
– Эй, ты, ты кто такой и куда направляешься? – рявкнул кто-то.
Он медленно развернулся и оказался перед коренастым монахом лет пятидесяти с каменным лицом и жесткими, холодными глазами.
– Брат Марко велел мне помочь ухаживать за лошадьми, – ответил Аргирос по возможности невинным тоном. Он сразу понял: с этим типом шутить нельзя.
– Хм-м! Не выдумывай, – сказал монах. – Следуй за мной.
Он привел Аргироса к птичнику и нахмурился, когда брат Марко, хотя и дрожащим голосом, всё-таки подтвердил слова магистра:
– Так и было, как он говорит, Карломан.
Брат-птичник не на шутку оробел. Карломан неохотно извинился перед магистром.
– Тогда иди, куда шел, и нечего вынюхивать.
Чувствуя спиной горящий взгляд монаха, Аргирос проскочил мимо прачечной, даже не покосившись в ее сторону.
Конюх оказался неиссякаемым источником сплетен, от него Аргирос узнал обо всех скандальных происшествиях, забавлявших Санкт-Галлен в последний год. Тем не менее в этом потоке Василий не нашел ничего полезного для себя, так что день завершился досадой и разочарованием, и те же чувства обуревали агента большую часть следующей недели. Но удача все-таки пришла, и, как ни странно, именно Карломан сделал греку такой подарок.
Магистр грезил о жарком из козлятины с луком и соусом, о сладком белом вине Палестины и знаменитом красном с Кипра; говорят, оно происходит от лоз, посаженных самим Одиссеем еще до отплытия в Трою. Но от ржаного хлеба и пива можно впасть в уныние.
Спутанные мысли о завтраке вдруг вылетели из головы Аргироса, когда он услышал, как стонет один из его товарищей, лежащий в постели и в ужасе уставившийся на быстро растущий нарыв возле подмышки. Люди сторонились больного и друг друга. Страх перед чумой всегда рядом. Кто-то побежал за лекарем.
Скоро Аргирос услышал, как к гостинице бегут двое людей. Он сразу узнал резкий голос Карломана.
– Который? – спросил монах. На его тонзуре блестел пот. Приведший его человек не успел ответить. – Можешь не отвечать – тот, что ноет вон там, верно?
– Да, господин.
Лекарь подошел к перепуганному больному.
– Посмотрим, Эвальд, – сказал лекарь с грубоватой живостью, но пациент боялся поднять руку и услышать подтверждение своих жутких предположений.
– Держите его – ты, ты и ты, – распорядился Карломан, вторым указав на Аргироса. Тот вместе с вновь прибывшим паломником и мертвенно-бледным парнем, знавшим про серу, схватил Эвальда, чтобы он не дергался. Карломан рывком поднял руку больного, быстро осмотрел нарыв, а затем с облегчением расхохотался.
– Это всего лишь обычный фурункул, Эвальд. Надеюсь, ты еще кончишь в колодках, как того и заслуживаешь.
– Больно, – простонал Эвальд.
Карломан прыснул.
– Конечно, больно. Подожди; я принесу притирание, чтобы смазать это.
Лекарь вернулся через несколько минут с дымящимся горшочком, полным чего-то с виду похожего на мед, но с совсем другим запахом.
Эвальд подозрительно принюхался.
– Что так воняет?
– Ты хочешь сказать, помимо тебя самого? – ответил Карломан. – Здесь половина серы и половина буры, и все смешано с оливковым маслом. Это вытянет содержимое фурункула. Эй, вы! Держите его!
Эвальд пытался увернуться, но выбранные Карломаном помощники были намного сильнее. Лекарь обмакнул тряпочку в горшочек и приложил снадобье к карбункулу паломника.
Эвальд издал жалобный вой.
– Больно. Я чувствую, как это разъедает кожу!
Он извивался, точно червь на крючке.
– О, чепуха, – сказал Карломан и рассмеялся. Смех его на этот раз был омерзителен.
Как уже понял Аргирос, хотя монах был лекарем, доброты ему явно недоставало.
– А что, если тебе дать другого, хм, лекарства, которое я не так давно изобрел: одна часть серы к четырем селитры и древесного угля. Оно могло бы начисто оторвать тебе руку.
В ужасе Эвальд почти вырвался из ослабевшей хватки Аргироса. Карломан в ярости обернулся.
– Что с тобой, торговец? Держи крепче. Будь ты проклят!
– Простите.
Карломан всего лишь шутил, чтобы слегка напугать несчастного. Он и представить не мог, что кто-то здесь способен уловить смысл произнесенной фразы.
Когда лечение паломника, к удовлетворению Карломана, завершилось, Аргирос выждал, пока все разойдутся, собрал вещи и побежал к конюшне. Он уже закончил седлать лошадь, как вдруг в дверях показалась голова конюха.
– Мне послышалось, что кто-то сюда вошел, – сказал тот. – Вы не можете уехать прямо сейчас, а только после воскресной службы.
Аргирос прикрыл глаза. Из-за переполоха вокруг Эвальда он забыл, что сегодня воскресенье. В компании монаха он направился к церкви. Стоило поблагодарить Бога за то, что Он послал такую удачу.
Ни один храм не мог впечатлить человека, молившегося в соборе Святой Софии, но церковь Санкт-Галлена не заслуживала насмешек. Ее пропорции были благородны, а колоннады, отделявшие боковые нефы от главного, несомненно, хорошей работы. Возле каждой второй колонны возвышались алтари, и так до самого трансепта.
Главный неф монахи оставляли для себя; миряне же молились в боковых, и от клириков их отделяли деревянные ограждения. Карломан и Биллем, привратник, стояли за преградой прямо напротив Аргироса. Биллем вежливо кивнул.
– Да поможет вам Бог, Петро, – шепнул он.
– И вам, – ответил магистр.
Пекарь не присоединился к коротким приветствиям.
Началась месса. Аргирос уже довольно долго пребывал на Западе, чтобы свободно следовать латинской версии и отвечать надлежащими возгласами. Но после своего открытия он был в таком возбуждении, что не заметил, как непроизвольно пропустил восклицание «филиокве!», когда настал соответствующий момент литургии.
И он не видел, как широко распахнулись глаза Карломана, когда тот уличил его в первый раз, и как они сужались при каждой новой ошибке Аргироса.
– Еретик! – бросил в ярости Карломан, указав на магистра, у которого кровь застыла в жилах. – Он не признает филиокве!
И тут лекарь, должно быть, припомнил подозрительный интерес Аргироса к монастырской прачечной и собственное опрометчивое высказывание сегодняшним утром. Он стукнул себя рукой по лбу.
– Шпион! – закричал он.
Хор протянул еще несколько нестройных звуков и умолк. В толпе клириков и мирян пронесся смущенный и неодобрительный ропот. Его перекрыл вопль Карломана:
– Хватайте его!
Но Аргирос уже развернулся и пробирался сквозь толпу изумленных пилигримов и попрошаек, коря себя за неосторожность.
Чахоточный нищий схватил магистра за запястье. Короткий удар – и парень со стоном распластался на полу.
Двое монахов стояли в дверях, ведущих к западному крыльцу храма. Они таращились друг на друга, не Понимая, что происходит.
– Я позову на помощь! – крикнул Аргирос, и один из монахов застыл на месте.
Но второй оказался сообразительнее. Он бросился вперед, чтобы преградить дорогу. Но Аргирос пригнулся и перекинул его через плечо. Выбежав на солнечный свет, магистр устремился мимо башни Святого Гавриила к конюшням. Остановки в других монастырях, построенных по образцу Санкт-Галлена, принесли свою пользу: Василий хорошо ориентировался на месте. Сзади слышался нарастающий шум погони, но мчась во весь дух, Аргирос на несколько ярдов опередил преследователей и вбежал в конюшню.
Шепча благодарение Богородице за то, что удалось заранее оседлать лошадь, он вскочил в седло и вылетел из ворот, выхватывая меч.
Преследователи были совсем близко, но, заметив блеснувшее оружие, в смятении отступили. Только Карломан бросился вперед, чтобы схватить поводья. Агрирос ударил его мечом, чувствуя, как лезвие вонзилось в плоть. Лекарь упал. Магистр пустил коня галопом, сшиб с ног другого чересчур отважного монаха и понесся к монастырским воротам.
Вслед Аргиросу несся истошный крик раненого Карломана:
– Оставьте меня, олухи. За ним!
Выполняя приказ лекаря, монахи спешили взять оружие, седлать лошадей, спускать монастырских собак.
Но магистр во весь опор промчался сквозь распахнутые монастырские ворота, устремляясь дальше по дороге.
Он бедрами чувствовал, как сокращаются мышцы коня; от встречного ветра при стремительном галопе заслезились глаза. Санкт-галленские поля пшеницы, ржи и ячменя проносились мимо как в тумане. Кто-то на сторожевой башне затрубил в рог.
Чтобы скрыться из видимости, агент устремился к лесам, где, как он надеялся, его еще поджидал Вигхард. Бросив мимолетный взгляд через плечо, Василий не увидел верховых преследователей. Он позволил запыхавшемуся коню перейти с галопа на резвую рысь. Если лошадь падет – ему конец.
У кромки леса он еще раз придержал лошадь, чтобы глаза привыкли к мраку. Неслышно, словно тень, на дорогу выступил Вигхард.
– Нешуточный переполох вы там устроили, – заметил англичанин. – Вы узнали заклинание, дружище?
– Да.
– Тогда нам лучше не мешкать, верно?
Вигхард вскочил в седло и пришпорил лошадь. Магистр поехал следом.
Сразу после резкого поворота англичанин натянул поперек дороги веревку-ловушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44