Миизис с киянкой и камнетесным зубилом в руках смотрел на него сверху вниз, стоя на большом блоке из известняка.
– Тогда я вам сказал нет, и я не передумал, – сказал он.
– Но почему? – спросил Аргирос, задрав голову. – Плотники и бетонщики согласились прекратить анахорезис, и они довольны. Прибавка в половину платы и компенсация вдовам и сиротам – это не пустяк.
Миизис сплюнул, правда не в сторону магистра.
– На мой взгляд, плотники и бетонщики – глупцы. Что толку в полуторной плате для мертвого, как и в кровавых деньгах для его семьи? Лично я вполне доволен безопасной работой за меньшие деньги, и мои ребята тоже. Мы остаемся в стороне.
Чтобы показать свою незаинтересованность в продолжении разговора, каменотес снова принялся долбить блок известняка. Полетели кусочки породы. Один упал на волосы Аргироса. Он отступил назад, погруженный в мрачные мысли. Когда он отправился прочь, Миизис издевательски взмахнул киянкой на прощание.
Опустив голову, магистр шагал на север между тремя полукруглыми нишами мусейона и семой Александра Великого, не глядя ни на читальные залы слева, ни на мраморную надгробную плиту справа.
Только когда он почти наткнулся на одного из тех, кто выстроился в очередь, чтобы поклониться лежавшим в стеклянном саркофаге останкам Александра, Аргирос нехотя отошел на пару шагов в сторону.
– Жалкий упрямый осел, – пробормотал он, – он счастлив, что имеет безопасную работенку, когда маяк разрушен.
Василий внезапно остановился и ударил по ладони кулаком.
– Счастлив? Это мы еще посмотрим!
Теперь Аргирос уже не уныло брел, а быстро шагал к дворцу имперского префекта, иногда переходя на бег. Запыхавшийся и покрытый потом, он с торжествующим видом пронесся мимо секретарей и ворвался в кабинет Муамета Деканоса. Тот удивленно вскинул бровь и спросил:
– Что случилось?
– Я знаю, как прекратить анахорезис. Наконец-то знаю.
– Я поверю, когда увижу это своими глазами, не раньше, – ответил Деканос. – Вы приблизились к решению, отдаю вам должное, но как вы думаете заставить вернуться на маяк каменотесов, если они довольствуются меньшей платой за другую работу?
Аргирос плотоядно улыбнулся.
– А будут ли они довольны отсутствием оплаты при отсутствии работы?
– Я что-то не понимаю, – сказал Деканос.
– А что, если от имени имперского префекта выйдет эдикт, запрещающий всякое строительство из камня в Александрии, допустим, на три месяца? Как вы думаете, не изголодаются ли каменотесы за это время? Настолько, чтобы вернуться к работе на маяке?
Глаза Деканоса расширились.
– Может быть. Они могут вернуться. И, поскольку они не присоединились к соглашению с другими гильдиями, мы даже не обязаны им переплачивать.
Магистр успел подумать об этом за двадцать минут, которые у него заняла дорога до дворца префекта. Он был бы рад отомстить Миизису за дерзость, однако ответил:
– Нет. Контраст между теми, кто работает на маяке и позвякивает серебром в карманах, и теми, кто без работы и денег…
– Резонно, – согласился Деканос. – Хорошо, пусть будет по-вашему. Кое-кто из богачей поднимет крик, что их дома остались недостроенными.
– Император ромеев уже кричит с досады, что его маяк так долго стоит недостроенным.
– Резонно, – повторился Деканос. И он позвал писцов.
Когда Аргирос вошел через завешенную бусами дверь, в мастерской Хесфмоиса не было видно ни одного работника. Только слуга сидел, развалившись во внутреннем дворике. Как догадался магистр, основной задачей парня было смотреть за тем, чтобы никто не вошел и не стащил недоделанную или непочиненную мебель.
Слуга с усилием встал навстречу Аргиросу, поклонился и что-то сказал по-коптски. Магистр развел руками.
– Что вы хотеть? – спросил слуга на ломаном греческом.
– Дома ли ваш хозяин? – медленно и отчетливо, а также очень громко выговорил Аргирос. – Я хотел бы выразить ему свою признательность.
– Его тут нет, – ответил слуга, когда Аргирос повторил свои слова пару раз. – Он, все они на – как казать? – маяке. Работать там все время. Если вы хотеть, приходите в субботний день после молитв. Может быть, тогда здесь.
– Тогда меня здесь уже не будет, – сказал Аргирос. – Мой корабль отправляется в Константинополь послезавтра.
Слуга его не понял; видя это, магистр вздохнул и стал искать более простые слова. Но в этот момент из жилых комнат позади мастерской послышался знакомый голос:
– Это вы, Василий Аргирос из Константинополя?
– Да, Зоис, это я.
Она сразу вышла.
– Как приятно видеть вас снова. Не хотите ли вина и фруктов?
Магистр кивнул и шагнул к ней. Слуга тоже двинулся с места. Зоис остановила его парой фраз на трескучем коптском языке. Затем она объяснила Аргиросу:
– Я сказала Нехебу, что Хесфмоис велел ему не спускать глаз с мебели, а не с меня. Я о себе сама позабочусь, в отличие от мебели.
– Не сомневаюсь в том, моя госпожа.
Аргирос позволил Зоис проводить его в комнату, где они беседовали в прошлый раз.
Сегодня Зоис сама принесла вино и финики.
– Лукра разрешилась от бремени на той неделе, и у нее еще легкая лихорадка, – пояснила она. – Думаю, она поправится.
Голос ее звучал загадочно, и Аргирос не мог понять, хотелось ли Зоис того, чтобы служанка выздоровела.
– Я пришел поблагодарить Хесфмоиса за все, что он сделал для прекращения анахорезиса. Раз уж мне посчастливилось увидеть вас, позвольте сказать спасибо и вам, ведь вы помогли убедить его принять правильное решение. Я вам признателен.
Зоис глотнула вина, изящно надкусила засахаренный финик, играючи коснувшись фрукта и на секунду показав розовый кончик языка.
– Правильно ли я расслышала, что послезавтра вы покидаете Александрию?
– Да. Мне пора ехать. Маяк снова строится, и мне нет нужды задерживаться.
– Ах, – молвила она, что могло означать все, что угодно, или ничего. Затем, после затянувшейся паузы, она добавила: – В таком случае вы можете должным образом отблагодарить меня.
– Должным образом?
Аргиросу показалось, что глаза Зоис вдруг стали в два раза больше. Она откинулась в кресле. Его восхищал прелестный изгиб ее шеи. Затем он встал на колени возле ее кресла и склонился, чтобы поцеловать ее в нежные, жаркие губы. Если даже он совершал ошибку, напоминала никогда не дремлющая расчетливая часть его рассудка, Хесфмоис все равно уже вернулся на маяк.
Но Василий не ошибался. Зоис глубоко вздохнула, ее руки сомкнулись у него на затылке.
– Где спальня? – вскоре шепнул Аргирос.
– Нет. Рядом с ней комната Лукры, ей может быть слышно. – Несмотря на прерывистое дыхание, Зоис как будто полностью владела собой. – Мы устроимся здесь.
В комнате не было ни кушетки, ни тем более кровати, но не для всех поз они необходимы. Они устроились так, что Зоис встала на колени и оперлась руками на кресло. Она оказалась пылкой, как и представлял себе Аргирос.
«В столь несовершенном мире трудно надеяться на большее», – пронеслось в его голове.
В конце она дышала так же тяжело, как и он. Но он еще приходил в себя, когда Зоис повернулась к нему и сказала через плечо:
– Надень штаны.
Затем она привела себя в порядок, знаком велела ему сесть и заметила:
– Хесфмоис не должен знать о случившемся. Зато я знаю, и только это для меня имеет значение.
– Значит, ты использовала меня, чтобы отплатить Хесфмоису? – спросил больно уязвленный Василий.
А он-то думал, что Зоис страстно его желала. Оказалось же, что он – всего лишь инструмент мести в ее руках.
«Видимо, такое же чувство испытывает соблазненная женщина», – с досадой подумал Аргирос.
Ответ Зоис прозвучал еще обиднее.
– Разве все мы не используем друг друга? – Однако она подсластила пилюлю, добавив с улыбкой: – Должна сказать, я получила от этого больше удовольствия, чем в некоторых других случаях, даже чем в большинстве из них.
Хотя бы так, но этого мало. Большинство – что за этим словом? Аргирос не хотел знать. Он поднялся.
– Пожалуй, мне пора, – сказал он. – Я еще должен упаковать вещи.
– Разве корабль отплывает не через день? – Зоис понимающе улыбнулась. – Что ж, иди, если так нужно. Как я уже сказала, я получила наслаждение. И я передам Хесфмоису твою благодарность. Я не столь неучтива, чтобы забыть об этом.
– Я очень рад, – пробормотал Аргирос. Зоис посмеялась над его нарочитой напыщенностью, что заставило его замкнуться еще сильнее. Он отвесил ей сдержанно-педантичный поклон, каким мог бы удостоить жену магистра официорий. Зоис снова хихикнула. Василий поспешно вышел вон.
По пути к себе – а больше идти было некуда – Аргирос размышлял о переменах, которые произошли в его жизни за время пребывания в Александрии.
«От целомудренного вдовства к разврату и прелюбодеянию, и все за несколько недель», – думал он, упрекая себя.
Затем припомнил, что мог бы еще раньше стать прелюбодеем, если бы угадал желание Зоис. Теперь он знал, на что она была готова, но от этого знания испытывал скорее не восторг, а нечто иное.
Он помнил, каким сладострастным было ее тело, и тело проститутки тоже. Нарушив добровольный обет целомудрия, теперь Аргирос сомневался, что сможет снова к нему вернуться. И хорошо, что под тяжестью скорби он не подался в монастырь. Интуиция не подвела его: до последнего вздоха он будет слишком привязан к соблазнам сего мира, чтобы отказаться от него ради мира иного. И лучше осознать это в полной мере и жить, благоразумно сообразуясь с последствиями.
Рассуждая так, Василий позволил себе слегка возгордиться своими успехами. В один прекрасный день, по прошествии стольких лет, Александрийский маяк воссияет снова и будет спасать жизнь бесчисленным морякам. Если бы Аргирос не приехал сюда и не помог наладить дело, оно могло бы тянуться еще долго или разрешиться путем кровопролития. Раздора удалось избежать, и, возможно, это зачтется магистру на небесах, дабы уравновесить тяжесть его прегрешений.
Во всяком случае, он на это надеялся.
– Аргирос! Постойте!
Магистр опустил свои вещи на дощатую пристань и обернулся, чтобы взглянуть, кто кричит. С удивлением он узнал торопливо шагавшего вдоль причала Муамета Деканоса.
– А я думал, вы не нарадуетесь, что я уезжаю, – сказал он александрийскому чиновнику, когда тот подошел ближе.
Деканос вяло улыбнулся.
– Понимаю, о чем вы. И все-таки маяк строится, и я к этому имею некоторое отношение. Помимо того, я остаюсь здесь, а вы уезжаете. Мой вклад будут помнить.
Он убедился, что никто не подслушивает, и добавил вполголоса:
– Я устрою так, чтобы наверняка помнили.
– Верю, что устроите, – усмехнулся Аргирос. Он прекрасно понимал логику Деканоса. Чего он не мог понять, так это зачем чиновник тащил тюк, по размеру превосходящий багаж самого магистра. Василий указал на баул и спросил:
– Что там у вас?
– Меня особо поразило, как вам удалось примирить стороны, ни одна из которых не была заинтересована в разрешении спора до вашего вмешательства, – начал Деканос издалека.
Аргирос вежливо поклонился.
– Вы очень добры, светлый господин. Но… По-вашему, я не ответил, – закончил за него Деканос.
– Да.
– Ах, так вот, видите ли, я пришел предложить вам еще один спор, в исходе которого ни одна сторона как будто не заинтересована. Вот что у меня здесь, светлый господин: дело «Пхерис против Серапиона» – все как есть.
Он сбросил свою ношу и облегченно вздохнул. Груз оказался тяжелее мешка Аргироса, так что даже задрожали доски под ногами магистра.
– Вы уверены, что это все? – спросил Василий с иронией.
Но шутку не поняли.
– Думаю, да, – серьезно ответил Деканос.
– О, отлично, – смеясь, молвил Аргирос. – Я это беру. Как вы сказали, после маяка с такой мелочью, очевидно, справиться просто. На обратном пути в Константинополь попутные ветры не будут сопровождать мой корабль. С Божьей помощью ко времени прибытия я должен добраться до сути вашего дела. Благодаря ему путешествие не будет таким скучным.
– Спасибо. – Деканос крепко сжал руку магистра. – Спасибо.
Чиновник несколько раз поклонился, прежде чем удалиться.
Аргирос недоуменно пожал плечами, глядя ему вслед. В годы армейской службы, бывало, даже за спасение жизни Василий удостаивался менее восторженной благодарности. Он еще раз пожал плечами и втащил оба мешка на судно. Здесь он распаковал тюк с юридическими документами.
Еще до того как Александрийский маяк скрылся за южным горизонтом, Аргирос заподозрил, что Муамет Деканос подложил ему свинью. И он уверился в этом задолго до прибытия в Константинополь.
IV
Etos kosmou 6824
С недовольным ворчанием Пабло сел за письменный стол и принялся за месячный отчет. Комендант пограничной крепости Пертуис обмакнул перо в чернила и нацарапал на пергаменте: «События мая 1315 года…»
Он взглянул на год, который по неосторожности написал таким образом, и, выругавшись, зачеркнул его. Плохо, что приходится сочинять по-латыни. Оба человека, которым предстояло прочесть его донесение – его непосредственный начальник Косма, клей-зориарх Пиренеев, и Аркадий, стратиг Испании, – родом из Константинополя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
– Тогда я вам сказал нет, и я не передумал, – сказал он.
– Но почему? – спросил Аргирос, задрав голову. – Плотники и бетонщики согласились прекратить анахорезис, и они довольны. Прибавка в половину платы и компенсация вдовам и сиротам – это не пустяк.
Миизис сплюнул, правда не в сторону магистра.
– На мой взгляд, плотники и бетонщики – глупцы. Что толку в полуторной плате для мертвого, как и в кровавых деньгах для его семьи? Лично я вполне доволен безопасной работой за меньшие деньги, и мои ребята тоже. Мы остаемся в стороне.
Чтобы показать свою незаинтересованность в продолжении разговора, каменотес снова принялся долбить блок известняка. Полетели кусочки породы. Один упал на волосы Аргироса. Он отступил назад, погруженный в мрачные мысли. Когда он отправился прочь, Миизис издевательски взмахнул киянкой на прощание.
Опустив голову, магистр шагал на север между тремя полукруглыми нишами мусейона и семой Александра Великого, не глядя ни на читальные залы слева, ни на мраморную надгробную плиту справа.
Только когда он почти наткнулся на одного из тех, кто выстроился в очередь, чтобы поклониться лежавшим в стеклянном саркофаге останкам Александра, Аргирос нехотя отошел на пару шагов в сторону.
– Жалкий упрямый осел, – пробормотал он, – он счастлив, что имеет безопасную работенку, когда маяк разрушен.
Василий внезапно остановился и ударил по ладони кулаком.
– Счастлив? Это мы еще посмотрим!
Теперь Аргирос уже не уныло брел, а быстро шагал к дворцу имперского префекта, иногда переходя на бег. Запыхавшийся и покрытый потом, он с торжествующим видом пронесся мимо секретарей и ворвался в кабинет Муамета Деканоса. Тот удивленно вскинул бровь и спросил:
– Что случилось?
– Я знаю, как прекратить анахорезис. Наконец-то знаю.
– Я поверю, когда увижу это своими глазами, не раньше, – ответил Деканос. – Вы приблизились к решению, отдаю вам должное, но как вы думаете заставить вернуться на маяк каменотесов, если они довольствуются меньшей платой за другую работу?
Аргирос плотоядно улыбнулся.
– А будут ли они довольны отсутствием оплаты при отсутствии работы?
– Я что-то не понимаю, – сказал Деканос.
– А что, если от имени имперского префекта выйдет эдикт, запрещающий всякое строительство из камня в Александрии, допустим, на три месяца? Как вы думаете, не изголодаются ли каменотесы за это время? Настолько, чтобы вернуться к работе на маяке?
Глаза Деканоса расширились.
– Может быть. Они могут вернуться. И, поскольку они не присоединились к соглашению с другими гильдиями, мы даже не обязаны им переплачивать.
Магистр успел подумать об этом за двадцать минут, которые у него заняла дорога до дворца префекта. Он был бы рад отомстить Миизису за дерзость, однако ответил:
– Нет. Контраст между теми, кто работает на маяке и позвякивает серебром в карманах, и теми, кто без работы и денег…
– Резонно, – согласился Деканос. – Хорошо, пусть будет по-вашему. Кое-кто из богачей поднимет крик, что их дома остались недостроенными.
– Император ромеев уже кричит с досады, что его маяк так долго стоит недостроенным.
– Резонно, – повторился Деканос. И он позвал писцов.
Когда Аргирос вошел через завешенную бусами дверь, в мастерской Хесфмоиса не было видно ни одного работника. Только слуга сидел, развалившись во внутреннем дворике. Как догадался магистр, основной задачей парня было смотреть за тем, чтобы никто не вошел и не стащил недоделанную или непочиненную мебель.
Слуга с усилием встал навстречу Аргиросу, поклонился и что-то сказал по-коптски. Магистр развел руками.
– Что вы хотеть? – спросил слуга на ломаном греческом.
– Дома ли ваш хозяин? – медленно и отчетливо, а также очень громко выговорил Аргирос. – Я хотел бы выразить ему свою признательность.
– Его тут нет, – ответил слуга, когда Аргирос повторил свои слова пару раз. – Он, все они на – как казать? – маяке. Работать там все время. Если вы хотеть, приходите в субботний день после молитв. Может быть, тогда здесь.
– Тогда меня здесь уже не будет, – сказал Аргирос. – Мой корабль отправляется в Константинополь послезавтра.
Слуга его не понял; видя это, магистр вздохнул и стал искать более простые слова. Но в этот момент из жилых комнат позади мастерской послышался знакомый голос:
– Это вы, Василий Аргирос из Константинополя?
– Да, Зоис, это я.
Она сразу вышла.
– Как приятно видеть вас снова. Не хотите ли вина и фруктов?
Магистр кивнул и шагнул к ней. Слуга тоже двинулся с места. Зоис остановила его парой фраз на трескучем коптском языке. Затем она объяснила Аргиросу:
– Я сказала Нехебу, что Хесфмоис велел ему не спускать глаз с мебели, а не с меня. Я о себе сама позабочусь, в отличие от мебели.
– Не сомневаюсь в том, моя госпожа.
Аргирос позволил Зоис проводить его в комнату, где они беседовали в прошлый раз.
Сегодня Зоис сама принесла вино и финики.
– Лукра разрешилась от бремени на той неделе, и у нее еще легкая лихорадка, – пояснила она. – Думаю, она поправится.
Голос ее звучал загадочно, и Аргирос не мог понять, хотелось ли Зоис того, чтобы служанка выздоровела.
– Я пришел поблагодарить Хесфмоиса за все, что он сделал для прекращения анахорезиса. Раз уж мне посчастливилось увидеть вас, позвольте сказать спасибо и вам, ведь вы помогли убедить его принять правильное решение. Я вам признателен.
Зоис глотнула вина, изящно надкусила засахаренный финик, играючи коснувшись фрукта и на секунду показав розовый кончик языка.
– Правильно ли я расслышала, что послезавтра вы покидаете Александрию?
– Да. Мне пора ехать. Маяк снова строится, и мне нет нужды задерживаться.
– Ах, – молвила она, что могло означать все, что угодно, или ничего. Затем, после затянувшейся паузы, она добавила: – В таком случае вы можете должным образом отблагодарить меня.
– Должным образом?
Аргиросу показалось, что глаза Зоис вдруг стали в два раза больше. Она откинулась в кресле. Его восхищал прелестный изгиб ее шеи. Затем он встал на колени возле ее кресла и склонился, чтобы поцеловать ее в нежные, жаркие губы. Если даже он совершал ошибку, напоминала никогда не дремлющая расчетливая часть его рассудка, Хесфмоис все равно уже вернулся на маяк.
Но Василий не ошибался. Зоис глубоко вздохнула, ее руки сомкнулись у него на затылке.
– Где спальня? – вскоре шепнул Аргирос.
– Нет. Рядом с ней комната Лукры, ей может быть слышно. – Несмотря на прерывистое дыхание, Зоис как будто полностью владела собой. – Мы устроимся здесь.
В комнате не было ни кушетки, ни тем более кровати, но не для всех поз они необходимы. Они устроились так, что Зоис встала на колени и оперлась руками на кресло. Она оказалась пылкой, как и представлял себе Аргирос.
«В столь несовершенном мире трудно надеяться на большее», – пронеслось в его голове.
В конце она дышала так же тяжело, как и он. Но он еще приходил в себя, когда Зоис повернулась к нему и сказала через плечо:
– Надень штаны.
Затем она привела себя в порядок, знаком велела ему сесть и заметила:
– Хесфмоис не должен знать о случившемся. Зато я знаю, и только это для меня имеет значение.
– Значит, ты использовала меня, чтобы отплатить Хесфмоису? – спросил больно уязвленный Василий.
А он-то думал, что Зоис страстно его желала. Оказалось же, что он – всего лишь инструмент мести в ее руках.
«Видимо, такое же чувство испытывает соблазненная женщина», – с досадой подумал Аргирос.
Ответ Зоис прозвучал еще обиднее.
– Разве все мы не используем друг друга? – Однако она подсластила пилюлю, добавив с улыбкой: – Должна сказать, я получила от этого больше удовольствия, чем в некоторых других случаях, даже чем в большинстве из них.
Хотя бы так, но этого мало. Большинство – что за этим словом? Аргирос не хотел знать. Он поднялся.
– Пожалуй, мне пора, – сказал он. – Я еще должен упаковать вещи.
– Разве корабль отплывает не через день? – Зоис понимающе улыбнулась. – Что ж, иди, если так нужно. Как я уже сказала, я получила наслаждение. И я передам Хесфмоису твою благодарность. Я не столь неучтива, чтобы забыть об этом.
– Я очень рад, – пробормотал Аргирос. Зоис посмеялась над его нарочитой напыщенностью, что заставило его замкнуться еще сильнее. Он отвесил ей сдержанно-педантичный поклон, каким мог бы удостоить жену магистра официорий. Зоис снова хихикнула. Василий поспешно вышел вон.
По пути к себе – а больше идти было некуда – Аргирос размышлял о переменах, которые произошли в его жизни за время пребывания в Александрии.
«От целомудренного вдовства к разврату и прелюбодеянию, и все за несколько недель», – думал он, упрекая себя.
Затем припомнил, что мог бы еще раньше стать прелюбодеем, если бы угадал желание Зоис. Теперь он знал, на что она была готова, но от этого знания испытывал скорее не восторг, а нечто иное.
Он помнил, каким сладострастным было ее тело, и тело проститутки тоже. Нарушив добровольный обет целомудрия, теперь Аргирос сомневался, что сможет снова к нему вернуться. И хорошо, что под тяжестью скорби он не подался в монастырь. Интуиция не подвела его: до последнего вздоха он будет слишком привязан к соблазнам сего мира, чтобы отказаться от него ради мира иного. И лучше осознать это в полной мере и жить, благоразумно сообразуясь с последствиями.
Рассуждая так, Василий позволил себе слегка возгордиться своими успехами. В один прекрасный день, по прошествии стольких лет, Александрийский маяк воссияет снова и будет спасать жизнь бесчисленным морякам. Если бы Аргирос не приехал сюда и не помог наладить дело, оно могло бы тянуться еще долго или разрешиться путем кровопролития. Раздора удалось избежать, и, возможно, это зачтется магистру на небесах, дабы уравновесить тяжесть его прегрешений.
Во всяком случае, он на это надеялся.
– Аргирос! Постойте!
Магистр опустил свои вещи на дощатую пристань и обернулся, чтобы взглянуть, кто кричит. С удивлением он узнал торопливо шагавшего вдоль причала Муамета Деканоса.
– А я думал, вы не нарадуетесь, что я уезжаю, – сказал он александрийскому чиновнику, когда тот подошел ближе.
Деканос вяло улыбнулся.
– Понимаю, о чем вы. И все-таки маяк строится, и я к этому имею некоторое отношение. Помимо того, я остаюсь здесь, а вы уезжаете. Мой вклад будут помнить.
Он убедился, что никто не подслушивает, и добавил вполголоса:
– Я устрою так, чтобы наверняка помнили.
– Верю, что устроите, – усмехнулся Аргирос. Он прекрасно понимал логику Деканоса. Чего он не мог понять, так это зачем чиновник тащил тюк, по размеру превосходящий багаж самого магистра. Василий указал на баул и спросил:
– Что там у вас?
– Меня особо поразило, как вам удалось примирить стороны, ни одна из которых не была заинтересована в разрешении спора до вашего вмешательства, – начал Деканос издалека.
Аргирос вежливо поклонился.
– Вы очень добры, светлый господин. Но… По-вашему, я не ответил, – закончил за него Деканос.
– Да.
– Ах, так вот, видите ли, я пришел предложить вам еще один спор, в исходе которого ни одна сторона как будто не заинтересована. Вот что у меня здесь, светлый господин: дело «Пхерис против Серапиона» – все как есть.
Он сбросил свою ношу и облегченно вздохнул. Груз оказался тяжелее мешка Аргироса, так что даже задрожали доски под ногами магистра.
– Вы уверены, что это все? – спросил Василий с иронией.
Но шутку не поняли.
– Думаю, да, – серьезно ответил Деканос.
– О, отлично, – смеясь, молвил Аргирос. – Я это беру. Как вы сказали, после маяка с такой мелочью, очевидно, справиться просто. На обратном пути в Константинополь попутные ветры не будут сопровождать мой корабль. С Божьей помощью ко времени прибытия я должен добраться до сути вашего дела. Благодаря ему путешествие не будет таким скучным.
– Спасибо. – Деканос крепко сжал руку магистра. – Спасибо.
Чиновник несколько раз поклонился, прежде чем удалиться.
Аргирос недоуменно пожал плечами, глядя ему вслед. В годы армейской службы, бывало, даже за спасение жизни Василий удостаивался менее восторженной благодарности. Он еще раз пожал плечами и втащил оба мешка на судно. Здесь он распаковал тюк с юридическими документами.
Еще до того как Александрийский маяк скрылся за южным горизонтом, Аргирос заподозрил, что Муамет Деканос подложил ему свинью. И он уверился в этом задолго до прибытия в Константинополь.
IV
Etos kosmou 6824
С недовольным ворчанием Пабло сел за письменный стол и принялся за месячный отчет. Комендант пограничной крепости Пертуис обмакнул перо в чернила и нацарапал на пергаменте: «События мая 1315 года…»
Он взглянул на год, который по неосторожности написал таким образом, и, выругавшись, зачеркнул его. Плохо, что приходится сочинять по-латыни. Оба человека, которым предстояло прочесть его донесение – его непосредственный начальник Косма, клей-зориарх Пиренеев, и Аркадий, стратиг Испании, – родом из Константинополя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44