Он отметил тонкие дуги бровей над глазами со светлыми ресницами, россыпь веснушек на носу, захватившую кое-где и щеки. Ее пухлые губы слабо улыбались, словно она видела во сне что-то приятное.
«Прекрасная Мири», — подумал он, изумившись сам этой мысли и безотчетно протянув руку, чтобы погладить ее по щеке.
Всего шесть часов назад он пытался ее убить.
Он отдернул руку, сжав кулак, и заставил себя отбросить эту мысль, определить, что же все-таки его разбудило. Корабль прекратил работу. Он чуть подвинулся.
— Мири!
Она пошевелилась, ресницы ее затрепетали — и она попыталась прочнее устроить голову у него на руке.
— Мири, — повторил он, — проснись.
Серые глаза открылись, на долю секунды устремив на него мягкий взгляд, а потом жестко сощурились.
— Зачем?
— Корабль остановился, и моя рука мне понадобится.
Она нахмурилась, выпустила его рукав и, перевернувшись, села с неловкой грацией кошки.
— Остановился? Мы уже прилетели?
— Нет, — ответил он, растирая онемевшую руку. — Наблюдатель сказал, что корабль отдыхает после того, как двигатель проработает восемь часов. Сейчас двигатель отключен, а это означает, что у нас четыре часа в нормальном пространстве, чтобы провести повторную калибровку и измерения и внести необходимые поправки.
Покалывание показало, что к его руке возвращается способность действовать. Он свесил ноги с кровати и легко спрыгнул на пол.
Мири осмотрелась. Психоделические ощущения, похоже, пропали, и можно было только благодарить богов за эту милость. Она сползла к краю кровати и прыгнула вниз.
— Ну, так чего мы ждем? Мы идем на мостик или нет?
Она несколько минут смотрела на навигационный комплекс, а потом прошла к пульту и села верхом на одну из скамеечек, лицом к напарнику.
— Вал Кон!
Он мельком посмотрел на нее и снова перевел взгляд на пульт.
— Да?
— Э… Я не пилот и не навигатор, так что, возможно, я что-то упустила, но… Разве расположение звезд не осталось таким же, как когда на этой лоханке заработал двигатель?
Он вздохнул и сел немного прямее, чтобы разгрузить спину.
— Нет, не совсем. На самом деле мы в четырех световых годах от Первой. — Он подался вперед, чтобы проверить показания какого-то прибора, а потом с полуулыбкой снова перевел взгляд на ее лицо. — Или можно сказать иначе: мы как раз добрались до земного короткого прыжка.
— Что? — Она посмотрела на него с новой подозрительностью. — Ты надо мной смеешься!
Он протестующе поднял руки.
— Нет. И над нами не смеюсь. Корабли Стаи… довольно сильно похожи на саму Стаю. Я точно не помню, как именно работает их двигатель — это относится к тем вещам, которые тебя заставляют учить, но в которых нет ровно никакого проку… — Он последовательно нажал три какие-то кнопки, глядя на комплекс. — Но он работает совсем на ином принципе, не на том, который используют земные и лиадийские корабли. Это — движитель на замещении электронов. Не то чтобы это что-то проясняло.
— Это все равно что сказать, будто понимаешь, как в земном корабле использовано нарушение конгруэнтности, — согласилась она, рассеянно хмурясь на комплекс. — Но так мы будем выбираться из этого сектора чуть ли не сто лет!
— Не совсем. Три или три с половиной недели до Волмера, если считать, что Наблюдатель правильно ввел координаты.
— Ну, я так и сказала. — Она наклонила голову. — Так ты не помнишь, как работает этот двигатель, — только что он другой?
— Мне случается порой что-нибудь забывать, — пробормотал он.
— Это почему-то на тебя не похоже. — Она встала. — Я иду в библиотеку. Если для меня тут нет никакого дела.
Снова сосредоточившись на пульте, он покачал головой. Она пожала плечами и ушла, стараясь не обращать внимания на вспыхнувшее в ней раздражение.
Глава 17
На то, чтобы разобраться со всеми делами, ушло какое-то время. К счастью, пальцы пострадавшего были извлечены в целости и сохранности, так что были все шансы на то, что они будут успешно приживлены. Срезы, как сообщил врач по комму мистеру Ингу, были почти хирургически точны.
Когда этот вопрос был улажен, Ингу понадобилось больше времени, чем он надеялся (хотя и не больше, чем он ожидал), чтобы извлечь информацию у молодого члена Стаи, который сидел за столом напротив него, подвергая серьезному испытанию на прочность самое надежное кресло, которое удалось отыскать на Станции.
Пятно на экране превратилось в голову и плечи еще одной черепахи.
— В чем дело? — осведомилась она.
Инг наклонил голову.
— Могу ли я иметь честь, — заговорил он на торговом, — побеседовать с тем, которого кратко называют Двенадцатый Панцирь Пятого Высиженного Ножа Весеннего Помета Фермера Зеленодрева из Логова Копьеделов Клана Средней Реки, Точильщик?
Огромные глаза моргнули:
— Представьтесь, пожалуйста.
Чрезвычайно кратко — для черепахи. Инг начал робко надеяться, что еще три-четыре часа, и ему удастся все аккуратненько закончить.
— Говорящего с вами зовут Ксавьер Понстелла Инг, Начальник Дневной стороны Муниципалитета Первой Станции Лафкита.
Существо на экране наклонило голову.
— Я сообщу Т"карэ. Пожалуйста, не прерывайте связи.
Черепаха исчезла с экрана, на котором возник абстрактный узор, голубой, зеленый и оранжевый.
Инг перевел взгляд с экрана на своего пленника.
— Возможно, — предложил он, — вам лучше было бы перейти сюда, где ваш родич сможет вас видеть, и вам удобнее будет разговаривать друг с другом.
Наступившее молчание оказалось таким долгим, что Инг уже начал сомневаться в том, поняли ли его. А потом черепашонок поднялся с кресла и шаркающими шагами обошел вокруг стола, чтобы встать за плечом у Инга.
Абстрактный узор на экране сменился новым членом Стаи. Инг понял, что это существо — старое: его панцирь почти закрывал ему плечи.
— Я тот, с кем вы желали говорить, Ксавьер Понстелла Инг. Чтобы сберечь ваше время, следует сразу же сказать, что я, находясь среди людей, не имею возражений против имени Точильщик.
Глубокий бас рокотал в динамиках, набрав по дороге помехи. Инг наладил прием и низко склонил голову.
— Говорящего с вами чаще всего называют Инг, — сказал он. — Боюсь, что на Первой имела место ссора между родичем, которого вы оставили наблюдать за вашим кораблем, и неким человеком.
Он сделал паузу, но, казалось, Точильщик готов выслушать его до конца.
— Я не знаю точно, из-за чего она началась, — продолжал он, — потому что человек находится в шоке из-за полученных им травм, а ваш родич, похоже, не очень хорошо владеет торговым языком. Коротко говоря, ваш родич, похоже, откусил два пальца человеку, находившемуся на станции. Это — уголовно наказуемое преступление, оно называется «нанесение телесных повреждений», и для него предусмотрены соответствующие наказания. Однако, поскольку в происшествии участвовал ваш родич, я не взял на себя смелость наказывать его без вашего ведома и согласия.
Инг надеялся, что старик окажется существом благоразумным.
— Это человеческое существо, — сказал Точильщик. — Каково было имя?
— Герберт Алан Костелло, — ответил Инг, недоумевая.
— А! И каково состояние Герберта Алана Костелло? Кажется, я слышал, что для людей опасно испытывать состояние, называемое шоком.
Инг решил, что престарелый джентльмен искренне обеспокоен. Он этого не ожидал, видя отношение черепашьего молокососа.
— Я недавно разговаривал с врачом, который заверил меня, что пальцы будут пришиты обратно и их работа восстановится, возможно, полностью, с вероятностью до девяноста процентов. Очень удачно, что нам удалось получить пальцы обратно в столь хорошем состоянии.
— Действительно, очень удачно, — согласился Точильщик. — Вы говорили о наказании. В Клане принято осуществлять наказание членов Клана. Мне было бы стыдно, если бы сказали, будто я настолько отошел от правил поведения, что допустил, чтобы моего родича наказал член другого Клана, как бы постыдно этот родич себя ни вел. Я был бы глубоко благодарен, если бы вы соблюли этот обычай. Я обещаю вам, что указанный индивидуум будет наказан за свое преступление в полной мере.
Я был бы также очень глубоко благодарен, — продолжал он, — если бы вы выяснили сумму, потраченную на лечение Герберта Алана Костелло, а также расходы на содержание его дома в течение того периода, когда он не сможет выполнять свои профессиональные обязанности. Я выплачу эту сумму Герберту Алану Костелло вместе с той компенсацией за кровь, которая соответствует происшедшему. Я рассчитываю, что вы дадите мне свои рекомендации, поскольку я не в состоянии оценить размер компенсации, положенной человеку, неспособному регенерировать потерянное. Я хотел бы сделать все необходимое, чтобы этот позор не повредил добрым отношениям, существующим между Стаей и Кланами людей.
Инг моргнул.
— Вы очень щедры, — начал он.
Точильщик помахал огромной кистью.
— Я глубоко огорчен тем, что член моего Клана мог поступить подобным образом. Я повторяю, что он не останется безнаказанным. Он молод и не имеет опыта, но это не извиняет того отсутствия вежливости, о котором вы меня осведомили. На мне лежит обязанность исправить случившееся и надеяться на то, что к Герберту Алану Костелло полностью вернется владение рукой.
Точильщик перевел взгляд вверх и чуть назад, и взгляд его больших глаз стал заметно жестче. На секунду Инг пожалел стоявшего позади черепашонка.
— Мне также стыдно, — проговорил Точильщик, обращаясь к Ингу, но устремив взгляд на Наблюдателя, — что у вас почему-то создалось впечатление, будто мой родич не говорит на торговом. Его знание этого языка вполне удовлетворительно. Мне совершенно непонятно, почему он не отвечал, когда к нему обращались на этом языке, и не объяснился со Старшим-на-службе.
Инг готов был поклясться, что Наблюдатель съежился.
— Возможно, — предположил он, — ваш родич тоже переживает некий шок. Иногда такое состояние на время лишает некоторых индивидуумов дара речи, даже на том языке, которым они владеют с детства.
Дьявол, это же еще совсем мальчишка!
— Вы очень добры, — проговорил Точильщик с впечатляющей торжественностью. — Я отмечаю вашу попытку смягчить удар, нанесенный нашей чести, но я не убежден в том, что дело обстоит именно так.
— Наблюдатель! — рявкнул он все на том же торговом. — Ты явишься ко мне. Ты явишься с тем человеком или людьми, которых Ксавьер Понстелла Инг сочтет нужным отправить с тобой, чтобы быть уверенным, что ты не нанесешь ущерба другим существам до того момента, когда окажешься под моим присмотром. Ты явишься с той торопливостью или медлительностью, какую Старейшина Инг сочтет подобающей. И более того, ты будешь говорить, когда к тебе обращаются, и отвечать на все вопросы с честью и настолько полно, насколько это позволяет время. Ты будешь размышлять о применении вежливости среди и между всеми народами, и к моменту прибытия ты будешь готов отчитаться мне в своих поступках. Ты понял все, что я тебе сказал?
— Да, Т"карэ.
Голос Наблюдателя был едва слышным.
— И ты будешь подчиняться?
— Да, Т"карэ, — ответил Наблюдатель еще тише.
— Я оставляю тебя под опекой Старейшины Ксавьера Понстеллы Инга, который отправит тебя ко мне в соответствии со своими обычаями и традициями. До свидания.
Последние слова, по-видимому, были адресованы им обоим. Экран внезапно потемнел.
Ингу показалось, что парнишка явно потрясен.
— Ладно, Наблюдатель, почему бы тебе не присесть, пока я буду договариваться о транспорте? Мы доставим тебя на планету уже к завтрашнему дню.
Какие бы наказания ни ждали Наблюдателя за дальнейшее несоблюдение вежливости, он не смог заставить себя поблагодарить Старейшину Инга за эту заботливость.
* * *
Библиотеку Точильщик собрал внушительную, даже с учетом того, что меньше трети всех книг было написано на том языке, на котором Мири умела читать. Недолгий поиск среди них позволил ей обнаружить «Детскую энциклопедию космических двигателей» профессора Томаса Свифта и «Начальный курс высокого лиадийского» Энн Дэвис.
Энн Дэвис? Это имя показалось ей смутно знакомым. Мири отыскала считывающее устройство, удобно свернулась на мягком карнизе, который, похоже, у Стаи исполнял обязанности кресел, и первой вставила именно эту пленку.
«Энн Дэвис, — говорилось в биографии, приведенной в начале, — была гейдельбергским стипендиатом и признанным специалистом по сравнительной лингвистике. В число ее работ входил свод основных земных диалектов, считающийся эталоном для современных лингвистических исследований. Однако наиболее широко известно ее глубокое исследование высокого лиадийского, а также несколько грамматик и самоучитель этого сложного и прекрасного языка. Рукопись, очерчивавшая грамматику и рассматривавшая структурные изменения низкого лиадийского, осталась незавершенной к моменту ее смерти. Ее пережили трое ее родных детей — Шан, Нова и Антора йос-Галан — и приемный сын Вал Кон йос-Фелиум».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
«Прекрасная Мири», — подумал он, изумившись сам этой мысли и безотчетно протянув руку, чтобы погладить ее по щеке.
Всего шесть часов назад он пытался ее убить.
Он отдернул руку, сжав кулак, и заставил себя отбросить эту мысль, определить, что же все-таки его разбудило. Корабль прекратил работу. Он чуть подвинулся.
— Мири!
Она пошевелилась, ресницы ее затрепетали — и она попыталась прочнее устроить голову у него на руке.
— Мири, — повторил он, — проснись.
Серые глаза открылись, на долю секунды устремив на него мягкий взгляд, а потом жестко сощурились.
— Зачем?
— Корабль остановился, и моя рука мне понадобится.
Она нахмурилась, выпустила его рукав и, перевернувшись, села с неловкой грацией кошки.
— Остановился? Мы уже прилетели?
— Нет, — ответил он, растирая онемевшую руку. — Наблюдатель сказал, что корабль отдыхает после того, как двигатель проработает восемь часов. Сейчас двигатель отключен, а это означает, что у нас четыре часа в нормальном пространстве, чтобы провести повторную калибровку и измерения и внести необходимые поправки.
Покалывание показало, что к его руке возвращается способность действовать. Он свесил ноги с кровати и легко спрыгнул на пол.
Мири осмотрелась. Психоделические ощущения, похоже, пропали, и можно было только благодарить богов за эту милость. Она сползла к краю кровати и прыгнула вниз.
— Ну, так чего мы ждем? Мы идем на мостик или нет?
Она несколько минут смотрела на навигационный комплекс, а потом прошла к пульту и села верхом на одну из скамеечек, лицом к напарнику.
— Вал Кон!
Он мельком посмотрел на нее и снова перевел взгляд на пульт.
— Да?
— Э… Я не пилот и не навигатор, так что, возможно, я что-то упустила, но… Разве расположение звезд не осталось таким же, как когда на этой лоханке заработал двигатель?
Он вздохнул и сел немного прямее, чтобы разгрузить спину.
— Нет, не совсем. На самом деле мы в четырех световых годах от Первой. — Он подался вперед, чтобы проверить показания какого-то прибора, а потом с полуулыбкой снова перевел взгляд на ее лицо. — Или можно сказать иначе: мы как раз добрались до земного короткого прыжка.
— Что? — Она посмотрела на него с новой подозрительностью. — Ты надо мной смеешься!
Он протестующе поднял руки.
— Нет. И над нами не смеюсь. Корабли Стаи… довольно сильно похожи на саму Стаю. Я точно не помню, как именно работает их двигатель — это относится к тем вещам, которые тебя заставляют учить, но в которых нет ровно никакого проку… — Он последовательно нажал три какие-то кнопки, глядя на комплекс. — Но он работает совсем на ином принципе, не на том, который используют земные и лиадийские корабли. Это — движитель на замещении электронов. Не то чтобы это что-то проясняло.
— Это все равно что сказать, будто понимаешь, как в земном корабле использовано нарушение конгруэнтности, — согласилась она, рассеянно хмурясь на комплекс. — Но так мы будем выбираться из этого сектора чуть ли не сто лет!
— Не совсем. Три или три с половиной недели до Волмера, если считать, что Наблюдатель правильно ввел координаты.
— Ну, я так и сказала. — Она наклонила голову. — Так ты не помнишь, как работает этот двигатель, — только что он другой?
— Мне случается порой что-нибудь забывать, — пробормотал он.
— Это почему-то на тебя не похоже. — Она встала. — Я иду в библиотеку. Если для меня тут нет никакого дела.
Снова сосредоточившись на пульте, он покачал головой. Она пожала плечами и ушла, стараясь не обращать внимания на вспыхнувшее в ней раздражение.
Глава 17
На то, чтобы разобраться со всеми делами, ушло какое-то время. К счастью, пальцы пострадавшего были извлечены в целости и сохранности, так что были все шансы на то, что они будут успешно приживлены. Срезы, как сообщил врач по комму мистеру Ингу, были почти хирургически точны.
Когда этот вопрос был улажен, Ингу понадобилось больше времени, чем он надеялся (хотя и не больше, чем он ожидал), чтобы извлечь информацию у молодого члена Стаи, который сидел за столом напротив него, подвергая серьезному испытанию на прочность самое надежное кресло, которое удалось отыскать на Станции.
Пятно на экране превратилось в голову и плечи еще одной черепахи.
— В чем дело? — осведомилась она.
Инг наклонил голову.
— Могу ли я иметь честь, — заговорил он на торговом, — побеседовать с тем, которого кратко называют Двенадцатый Панцирь Пятого Высиженного Ножа Весеннего Помета Фермера Зеленодрева из Логова Копьеделов Клана Средней Реки, Точильщик?
Огромные глаза моргнули:
— Представьтесь, пожалуйста.
Чрезвычайно кратко — для черепахи. Инг начал робко надеяться, что еще три-четыре часа, и ему удастся все аккуратненько закончить.
— Говорящего с вами зовут Ксавьер Понстелла Инг, Начальник Дневной стороны Муниципалитета Первой Станции Лафкита.
Существо на экране наклонило голову.
— Я сообщу Т"карэ. Пожалуйста, не прерывайте связи.
Черепаха исчезла с экрана, на котором возник абстрактный узор, голубой, зеленый и оранжевый.
Инг перевел взгляд с экрана на своего пленника.
— Возможно, — предложил он, — вам лучше было бы перейти сюда, где ваш родич сможет вас видеть, и вам удобнее будет разговаривать друг с другом.
Наступившее молчание оказалось таким долгим, что Инг уже начал сомневаться в том, поняли ли его. А потом черепашонок поднялся с кресла и шаркающими шагами обошел вокруг стола, чтобы встать за плечом у Инга.
Абстрактный узор на экране сменился новым членом Стаи. Инг понял, что это существо — старое: его панцирь почти закрывал ему плечи.
— Я тот, с кем вы желали говорить, Ксавьер Понстелла Инг. Чтобы сберечь ваше время, следует сразу же сказать, что я, находясь среди людей, не имею возражений против имени Точильщик.
Глубокий бас рокотал в динамиках, набрав по дороге помехи. Инг наладил прием и низко склонил голову.
— Говорящего с вами чаще всего называют Инг, — сказал он. — Боюсь, что на Первой имела место ссора между родичем, которого вы оставили наблюдать за вашим кораблем, и неким человеком.
Он сделал паузу, но, казалось, Точильщик готов выслушать его до конца.
— Я не знаю точно, из-за чего она началась, — продолжал он, — потому что человек находится в шоке из-за полученных им травм, а ваш родич, похоже, не очень хорошо владеет торговым языком. Коротко говоря, ваш родич, похоже, откусил два пальца человеку, находившемуся на станции. Это — уголовно наказуемое преступление, оно называется «нанесение телесных повреждений», и для него предусмотрены соответствующие наказания. Однако, поскольку в происшествии участвовал ваш родич, я не взял на себя смелость наказывать его без вашего ведома и согласия.
Инг надеялся, что старик окажется существом благоразумным.
— Это человеческое существо, — сказал Точильщик. — Каково было имя?
— Герберт Алан Костелло, — ответил Инг, недоумевая.
— А! И каково состояние Герберта Алана Костелло? Кажется, я слышал, что для людей опасно испытывать состояние, называемое шоком.
Инг решил, что престарелый джентльмен искренне обеспокоен. Он этого не ожидал, видя отношение черепашьего молокососа.
— Я недавно разговаривал с врачом, который заверил меня, что пальцы будут пришиты обратно и их работа восстановится, возможно, полностью, с вероятностью до девяноста процентов. Очень удачно, что нам удалось получить пальцы обратно в столь хорошем состоянии.
— Действительно, очень удачно, — согласился Точильщик. — Вы говорили о наказании. В Клане принято осуществлять наказание членов Клана. Мне было бы стыдно, если бы сказали, будто я настолько отошел от правил поведения, что допустил, чтобы моего родича наказал член другого Клана, как бы постыдно этот родич себя ни вел. Я был бы глубоко благодарен, если бы вы соблюли этот обычай. Я обещаю вам, что указанный индивидуум будет наказан за свое преступление в полной мере.
Я был бы также очень глубоко благодарен, — продолжал он, — если бы вы выяснили сумму, потраченную на лечение Герберта Алана Костелло, а также расходы на содержание его дома в течение того периода, когда он не сможет выполнять свои профессиональные обязанности. Я выплачу эту сумму Герберту Алану Костелло вместе с той компенсацией за кровь, которая соответствует происшедшему. Я рассчитываю, что вы дадите мне свои рекомендации, поскольку я не в состоянии оценить размер компенсации, положенной человеку, неспособному регенерировать потерянное. Я хотел бы сделать все необходимое, чтобы этот позор не повредил добрым отношениям, существующим между Стаей и Кланами людей.
Инг моргнул.
— Вы очень щедры, — начал он.
Точильщик помахал огромной кистью.
— Я глубоко огорчен тем, что член моего Клана мог поступить подобным образом. Я повторяю, что он не останется безнаказанным. Он молод и не имеет опыта, но это не извиняет того отсутствия вежливости, о котором вы меня осведомили. На мне лежит обязанность исправить случившееся и надеяться на то, что к Герберту Алану Костелло полностью вернется владение рукой.
Точильщик перевел взгляд вверх и чуть назад, и взгляд его больших глаз стал заметно жестче. На секунду Инг пожалел стоявшего позади черепашонка.
— Мне также стыдно, — проговорил Точильщик, обращаясь к Ингу, но устремив взгляд на Наблюдателя, — что у вас почему-то создалось впечатление, будто мой родич не говорит на торговом. Его знание этого языка вполне удовлетворительно. Мне совершенно непонятно, почему он не отвечал, когда к нему обращались на этом языке, и не объяснился со Старшим-на-службе.
Инг готов был поклясться, что Наблюдатель съежился.
— Возможно, — предположил он, — ваш родич тоже переживает некий шок. Иногда такое состояние на время лишает некоторых индивидуумов дара речи, даже на том языке, которым они владеют с детства.
Дьявол, это же еще совсем мальчишка!
— Вы очень добры, — проговорил Точильщик с впечатляющей торжественностью. — Я отмечаю вашу попытку смягчить удар, нанесенный нашей чести, но я не убежден в том, что дело обстоит именно так.
— Наблюдатель! — рявкнул он все на том же торговом. — Ты явишься ко мне. Ты явишься с тем человеком или людьми, которых Ксавьер Понстелла Инг сочтет нужным отправить с тобой, чтобы быть уверенным, что ты не нанесешь ущерба другим существам до того момента, когда окажешься под моим присмотром. Ты явишься с той торопливостью или медлительностью, какую Старейшина Инг сочтет подобающей. И более того, ты будешь говорить, когда к тебе обращаются, и отвечать на все вопросы с честью и настолько полно, насколько это позволяет время. Ты будешь размышлять о применении вежливости среди и между всеми народами, и к моменту прибытия ты будешь готов отчитаться мне в своих поступках. Ты понял все, что я тебе сказал?
— Да, Т"карэ.
Голос Наблюдателя был едва слышным.
— И ты будешь подчиняться?
— Да, Т"карэ, — ответил Наблюдатель еще тише.
— Я оставляю тебя под опекой Старейшины Ксавьера Понстеллы Инга, который отправит тебя ко мне в соответствии со своими обычаями и традициями. До свидания.
Последние слова, по-видимому, были адресованы им обоим. Экран внезапно потемнел.
Ингу показалось, что парнишка явно потрясен.
— Ладно, Наблюдатель, почему бы тебе не присесть, пока я буду договариваться о транспорте? Мы доставим тебя на планету уже к завтрашнему дню.
Какие бы наказания ни ждали Наблюдателя за дальнейшее несоблюдение вежливости, он не смог заставить себя поблагодарить Старейшину Инга за эту заботливость.
* * *
Библиотеку Точильщик собрал внушительную, даже с учетом того, что меньше трети всех книг было написано на том языке, на котором Мири умела читать. Недолгий поиск среди них позволил ей обнаружить «Детскую энциклопедию космических двигателей» профессора Томаса Свифта и «Начальный курс высокого лиадийского» Энн Дэвис.
Энн Дэвис? Это имя показалось ей смутно знакомым. Мири отыскала считывающее устройство, удобно свернулась на мягком карнизе, который, похоже, у Стаи исполнял обязанности кресел, и первой вставила именно эту пленку.
«Энн Дэвис, — говорилось в биографии, приведенной в начале, — была гейдельбергским стипендиатом и признанным специалистом по сравнительной лингвистике. В число ее работ входил свод основных земных диалектов, считающийся эталоном для современных лингвистических исследований. Однако наиболее широко известно ее глубокое исследование высокого лиадийского, а также несколько грамматик и самоучитель этого сложного и прекрасного языка. Рукопись, очерчивавшая грамматику и рассматривавшая структурные изменения низкого лиадийского, осталась незавершенной к моменту ее смерти. Ее пережили трое ее родных детей — Шан, Нова и Антора йос-Галан — и приемный сын Вал Кон йос-Фелиум».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40