— Определенно.
Питтман прошел вместе с ней к лифту. И когда дверь кабины закрылась, испытал некоторое облегчение. Он очень рисковал, потому что врач, находившийся в ту ночь рядом с Миллгейтом, мог узнать его и обратиться в полицию.
Когда они вышли из лифта этажом ниже, морщины на лбу Питтмана разгладились. Здесь никого не было, кроме уборщика в дальнем конце коридора. Истратив последнюю мелочь, он опустил монеты в щель автомата.
— Какой кофе вы предпочитаете? С сахаром? Сливками? Может, без кофеина?
— Честно говоря, мне хотелось бы чаю. — Джилл протянула руку и нажала на нужную кнопку.
Питтман не мог не заметить изящной формы ее руки.
Машина заурчала.
Джилл повернулась к нему и спросила:
— Итак, что вы хотели от меня услышать?
Горячая жидкость полилась в картонный стаканчик.
— Мне надо проверить кое-какую информацию. Был мистер Миллгейт в сознании, когда те люди его забирали?
— Люди? Мягко сказано. Бандиты, так вернее. Особенно доктор, который настаивал на вывозе.
— Мистер Миллгейт возражал?
— Боюсь осложнить вашу жизнь, если отвечу.
— Простите, не понял.
— Я слегка отклонилась от темы и не ответила на ваш первый вопрос. Да, он был в сознании. С другой стороны — и это ответ на второй вопрос — ему не дали возможности выразить протест.
Она отпила из картонного стаканчика.
— Как чай?
— Нормальный. Пахнет кипятком. Больничный автомат. Я к такому привыкла. — У нее была прекрасная улыбка.
— Почему Миллгейт протестовал? Он не хотел, чтобы его перевозили?
— И да, и нет. Той ночью происходило нечто, чего я до сих пор не могу понять.
— Вот как?
— Приехавшие за ним типы заявили, что его следует увезти, так как в вечерних новостях сообщили, в какой он больнице, и теперь сюда могут нагрянуть репортеры.
— Да. Было сообщение о секретном докладе Министерства юстиции, который каким-то образом стал достоянием гласности. Велось расследование деятельности Миллгейта в связи с тайной операцией по закупке ядерного оружия в бывшем Советском Союзе.
— Ядерное оружие? Но для прессы они сказали совсем другое. — Голубые глаза Джилл были настолько светлыми, что казались полупрозрачными.
— Кто они? И что именно было сказано?
— Они сообщили прессе, что больше всего опасаются составителя некрологов ...забыла его имя.
— Питтман. Мэтью Питтман.
— Да-да. Сказали, что Питтман может убить Миллгейта, если тот останется в больнице. Но той ночью они ни словом не упомянули о Питтмане. Их волновало лишь сообщение в новостях о расследовании.
Питтман напрягся.
— Похоже, они сменили свою версию, — добавила Джилл.
— Значит, Миллгейт полагал, что сообщение о расследовании не является достаточно веской причиной для вывоза его из больницы.
— Не совсем так. — Джилл задумчиво тянула из стаканчика чай. — Вообще-то он не отказывался ехать. Точнее, не сопротивлялся. Пребывал в меланхолии. Ему было все равно. «Поступайте, как знаете, — не уставал повторять он. — Не имеет значения. Ничего не имеет значения. Но не забирайте меня сейчас». Больше всего его огорчала поспешность этих людей. «Не сейчас, — умолял он. — Подождите немного».
— Чего именно он просил подождать?
— Прихода священника.
Сердце Питтмана учащенно забилось. Он вспомнил поместье в Скарсдейле и обрывки разговора двух «Больших советников», который слышал, скорчившись на крыше гаража.
" — ...Священник, — произнес дребезжащий старческий голос.
— Не беспокойтесь, — ответил второй, тоже старческий. — Я же сказал, что священник не появлялся. Джонатан не имел возможности поговорить с ним.
— Но все же...
— Обо всем позаботились, — настаивал второй голос, напомнивший почему-то Питтману шорох мертвой осенней листвы. — Теперь все в порядке. Обеспечена полная безопасность".
— Расскажите мне о нем, — попросил Питтман. — О священнике. Вам известно его имя?
— Миллгейт часто его повторял. Отец... — Джилл на мгновение задумалась. — Дэндридж. Отец Дэндридж. В реанимации Миллгейт, предчувствуя близость конца, почти не разговаривал, не было сил, но имя священника все же произносил. Миллгейт просил своих деловых партнеров, навещавших его, послать за священником. А потом обвинял их в том, что они не выполнили его просьбу. И сына тоже. Тот, похоже, обманул его, сказав, будто за святым отцом посылали. В больнице всегда дежурит священник. Он приходил побеседовать с Миллгейтом. Но тот, как мне показалось, хотел исповедаться только отцу Дэндриджу. Я как раз дежурила ранним утром во вторник, когда Миллгейт умолял позвонить отцу Дэндриджу в его приход в Бостоне. И больничный священнослужитель, по-моему, выполнил его просьбу.
— Почему вы так думаете?
— Примерно через час после того, как увезли Миллгейта, появился отец Дэндридж. Хотел повидаться со стариком и попросил, если я что-нибудь узнаю, позвонить ему в ректорат Святого Иосифа на Манхэттене. Пояснил, что останется там на уик-энд. — Джилл посмотрела на часы и добавила: — Извините, мне пора возвращаться в палату. Дать больному лекарство.
— Понимаю. Весьма благодарен. Я и не надеялся, что вы так мне поможете.
— Если понадобится еще что-то...
— Непременно обращусь к вам.
Джилл отставила картонный стаканчик и быстро направилась к лифту.
Она подождала, пока откроются двери, очевидно, ощущая на себе его взгляд, вошла в кабину и послала ему улыбку. Только Джилл исчезла, возбуждение, охватившее Питтмана от полученной информации, сменилось усталостью, и он едва устоял на ногах.
3
Неожиданная слабость и головокружение встревожили Питтмана. Опасаясь упасть, он прислонился к кофейному автомату.
Нечего удивляться, говорил он себе. За целый год ему не пришлось вынести столько, сколько за последние два дня. Он пробежал через весь Манхэттен, провел ночь на скамье в парке. Почти ничего не ел. Его подстегивали только страх и адреналин в крови. Буквально чудом он не рухнул и мог еще двигаться.
Но он не имел права рухнуть. Во всяком случае, сейчас. Здесь.
«Впрочем, — он горько усмехнулся, — больница — прекрасное место для обморока».
Он должен добраться до склада. Во что бы то ни стало вернуться к Шону.
Собравшись с силами, он отошел от автомата, но слабость по-прежнему одолевала его. К ней прибавилась тошнота. Он схватился рукой за стену и тут же испугался, что заметит уборщик и примчится на помощь.
Надо уносить ноги.
Бесспорно. Но сколько он сможет пройти? Ведь он весь в поту. В глазах темно. Стоит выйти на улицу, и он свалится. Полицейские обнаружат его, найдут кредитную карточку с его именем. Кольт калибра 0,45 в кармане плаща...
Так куда же идти? «Больница — прекрасное место для обморока», — вспомнил он с горечью.
4
Пока лифт поднимался на шестой этаж, головокружение усиливалось. Питтман вышел из кабины и, стараясь ничем не выдать своего состояния, направился к реанимационному отделению.
Он не знал, как объяснить свое возвращение Джилл Уоррен или женщине-доктору, если повстречается с ними.
Но выбора не было. Комната ожидания в реанимационном отделении — единственное убежище, куда он в силах добраться. Огни в помещении были притушены. Он свернул из коридора налево, миновал нескольких измученных посетителей, пытавшихся прикорнуть на неудобных стульях, перешагнул через спящего на полу мужчину и подошел к металлическому шкафу у дальней стены.
Питтман знал, что в шкафу хранятся подушки и одеяла. Нелегко далось ему это знание. Джереми перевезли в реанимацию, и Питтман провел первую из многих и многих ночей в комнате ожидания. Больничный служитель сказал, что шкаф обычно под замком.
— Зачем? Чтобы люди не могли проникнуть в него?
— Да. Чтобы не спали здесь.
— И всю ночь бодрствовали на этих металлических стульях?
— Таковы правила. И сейчас я делаю исключение. — С этими словами служитель открыл шкаф.
Питтман покрутил ручку, убедился, что замок закрыт, извлек из кармана нож, подаренный О'Рейли. Руки дрожали, и он долго возился. Но в конечном итоге справился с замком.
Пошатываясь и испытывая тошноту, он добрался до темного угла и улегся среди других, сунув под голову подушку и укрывшись одеялом.
Несмотря на жесткий пол, благословенный и столь желанный сон пришел мгновенно. Проваливаясь в темноту, Питтман еще успел скорее почувствовать, нежели увидеть, как другие побрели за одеялами и подушками к шкафу. Он сознательно оставил дверцу открытой.
За всю ночь он проснулся всего лишь раз. Его разбудили слова, сказанные пожилым мужчиной своей жене — немолодой хрупкой женщине: «Она умерла, Мей. Ничего нельзя было сделать».
5
Свет утра и голоса пробудили Питтмана окончательно. Те, кто провел ночь в комнате ожидания, постепенно просыпались. Другие, чьи родственники или друзья попали в реанимацию только сейчас, пытались освоиться в новой для себя обстановке.
Питтман сел и попытался привести в порядок мысли. Затем медленно, с явным усилием поднялся на ноги. Жесткий пол и напряжение прошедшего дня давали себя знать: мышцы нестерпимо болели. Свернув одеяло и убрав его вместе с подушкой в шкаф, Питтман перебросил плащ через руку, чтобы скрыть кольт, выпирающий из кармана.
Доброволец, обслуживающий больницу, прикатил тележку с кофе, апельсиновым соком и пончиками. Заметив надпись: «ЗАПЛАТИТЕ, СКОЛЬКО МОЖЕТЕ», Питтман порылся в кармане, но мелочи не обнаружил и кинул с виноватым видом один доллар из тех денег, что ему дал О'Рейли. Он выпил два стакана кофе и апельсиновый сок. Проглотил два пончика и, почувствовав, что его сейчас вырвет, помчался в туалет на другом конце зала. Там он плеснул в лицо ледяной воды, посмотрел в зеркало на свое помятое лицо, провел ладонью по заросшему щетиной подбородку и почувствовал себя совершенно разбитым. Нет. Это не для него. Надо бросать.
Самоубийство, которое он едва не совершил четыре дня назад, теперь казалось ему избавлением.
К чему тратить силы, когда все равно не выбраться из дерьма? — думал он. А если бы даже удалось, Джереми не поднять из могилы. При самом благополучном исходе у него нет будущего.
Но он не может позволить мерзавцам уничтожить себя. Он должен сам это сделать. Этим подонкам будет лишь на руку, если он сейчас покончит с собой.
В туалет вошел невысокий изможденный человек, которого Питтман видел в комнате отдыха. Он стащил с себя рубашку, встал к раковине рядом с Питтманом, открыл несессер с туалетными принадлежностями, намылил щеки и стал бриться.
— Послушайте, у вас не найдется лишнего лезвия? — спросил Питтман.
— Сделайте, как я, приятель. Спуститесь к киоску в вестибюле и купите бритву.
6
Церковь Святого Иосифа ничуть не выиграла от обновления, которому подвергся район Сохо с наплывом туда яппи в 80-х годах. С виду она напоминала уменьшенную копию готического собора, ее сложенные из песчаника стены почернели от копоти, витражи покрылись грязью, а интерьер полинял и облез.
Питтман остановился у входа. Он вдыхал запах ладана, слушал орган, которому, по-видимому, тоже требовался ремонт, и наблюдал за прихожанами. Несмотря на унылую обстановку, их явилось на воскресную мессу довольно много. Алтарная часть церкви, однако, не производила мрачного впечатления. На алтаре поблескивал золотом покров. Горели свечи. Высокий, энергичный патер в малиновом облачении прочитал Евангелие и помолился о том, чтобы люди веровали в Бога и не предавались отчаянию.
«Правильно», — мрачно подумал Питтман. Он сидел на скамье в последнем ряду и слушал продолжение мессы, на которой не был уже много-много лет. Он нечасто посещал церковь, а после смерти Джереми равнодушие к религии перешло в активное ее неприятие. Поэтому он сам удивился, почему вдруг, когда настал момент причастия, последовал за другими прихожанами к алтарю. Видимо, для того, чтобы поближе взглянуть на священника, так как узнал от церковного служки, что мессу служит отец Дэндридж.
Подойдя, Питтман увидел, что священнику далеко за пятьдесят и что его волевое лицо изборождено глубокими морщинами. Бросался в глаза зубчатый шрам на подбородке, а на левой руке следы давних, по-видимому, очень сильных ожогов.
После причастия Питтману показалось, что внутри у него разверзлась бесконечная пустота.
— Ступайте с миром.
«Нет, еще не время», — подумал Питтман.
Когда в церкви никого не осталось, он прошел через арку справа за алтарем и оказался в ризнице, где хранились предметы для отправления мессы.
7
Священник снял и складывал на полку свое облачение. Точные, уверенные движения мускулистых рук говорили о том, что он в прекрасной форме. И духовно и физически. Служитель церкви замер, увидев приближавшегося к нему Питтмана.
— Чем могу быть полезен?
— Отец Дэндридж?
— Да.
— Мне необходимо с вами поговорить.
— Прекрасно, — выжидательно произнес священник.
Почувствовав, что Питтман колеблется, отец Дэндридж пришел ему на помощь:
— Вы очень взволнованы. Есть личные проблемы? Желаете исповедаться?
— Нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47