Я выглядел тогда иначе. У меня было разбито лицо, — ответил Крис.
Старый священник все еще сомневался.
— Разрыв аппендикса? Перелом позвоночника? Крис кивнул.
— Теперь вспомнил, — сказал священник. — Ваши хирурги сделали свое дело превосходно. Крис молча ждал.
— Но вы здесь не для того, чтобы вспоминать старые времена, — заключил священник. — Давайте пройдем ко мне в кабинет.
Он свернул налево и пошел в какую-то комнату.
Крис последовал за ним. Он читал досье старика и знал, что отцу Габриэлю Жанину семьдесят два. Его белые, короткие бакенбарды хорошо гармонировали с короткой стрижкой. Сухопарый, сутулый, весь в морщинах, священник был в выцветших брюках под бесформенным, покрытым плесенью стихарем и грязных парусиновых тапочках. Но его внешний вид был обманчив. С 1929 по 1934 год он служил во Французском иностранном легионе. Устав от такой жизни, от постоянных стрессов и перемены мест, он вступил в 1935 году в Цистерцианский орден монахов в Сито. Через четыре года он покинул орден и в войну служил миссионером. После войны его перебросили в Сайгон. В 1954 перебросили снова, но теперь уже в Бангкок. В 1959 году он подвергался шантажу со стороны КГБ — Габриэль Жанин был очень неравнодушен к маленьким тайским девочкам. Его вынудили стать координатором международного убежища. Крис прекрасно понимал, что, защищая своих гостей, священник может убить кого угодно.
Кабинет священника оказался узкой, затхлой, загроможденной всяким хламом комнатой. Священник закрыл дверь.
— Не хотите чего-нибудь освежающего? Может, чаю или еще чего-нибудь?
Крис покачал головой.
— Нет, спасибо. Священник развел руками.
Он сел за стол, стоящий между ними. В саду за окном пела какая-то птица.
— Чем могу вам служить?
— Отец. — Голос Криса звучал тихо и проникновенно, словно он пришел на исповедь. — Я хотел бы попросить вас найти мне дантиста, который сможет удалить зуб и сохранить это в тайне.
Казалось, отец Жанин чем-то озабочен.
— В чем дело? — спросил Крис.
— Ваша организация не нуждается в подобной информации — у вас есть свои врачи, — ответил священник.
— Мне нужны ваши, — возразил Крис. Священник наклонился вперед и нахмурился.
— Какое вам до этого дело? Почему вы пришли сюда? Простите мою подозрительность, но этот дантист что-то натворил и доставил неприятности лично вам? Вы хотите убрать его и таким образом реабилитировать себя?
— Нет, дело не в этом, — возразил Крис. — Мое начальство тревожится по поводу утечки информации. Нам иногда приходится чистить свои ряды.
Отец Жанин погрузился в раздумье. Наконец он кивнул.
— Что ж, вполне понятно, но все остальное… — Он нахмурился и забарабанил пальцами по столу.
— Наведите справки. Мой псевдоним Рем. Священник перестал стучать пальцами по столу.
— Если вы останетесь на ночь, я постараюсь к утру дать ответ.
Слишком долго, подумал Крис.
2
Он сидел в столовой и ел цыпленка с лапшой и острым перцем — любимое тайское блюдо. Его прошибла слеза, ноздри горели огнем. Он пил теплую кока-колу, поглядывая в окно за своей спиной. Тучи уже накрыли город, и дождь падал сплошной стеной, серой, как расплавленный свинец. Он не мог видеть сквозь него даже кресты на кладбище.
Его беспокоило сопротивление отца Жанина. Он был уверен, что в данный момент священник названивает по телефонам, наводя о нем всевозможные справки. Телефон, конечно, не прослушивается. Так же как и сам дом. Это была нейтральная территория. Тот, кто нарушит ее неприкосновенность, будет изгнан из своей разведывательной сети, его будут преследовать все разведки мира и он будет наказан.
И тем не менее Крис испытывал тревогу. Как только станет известно, что он здесь, шеф местного бюро сразу же поинтересуется, с какой целью он пришел в убежище. Свяжется с начальством, и как только в бюро услышат две первые буквы его псевдонима, сразу же поймут, что он подчиняется только руководству в Лэнгли, Вирджиния, а если точно — то Элиоту. Тогда Элиот узнает, что Крис прилетел внезапно в Бангкок, в убежище. Элиота это, разумеется, озадачит, так как он не посылал Криса туда.
В этом и проблема. Крис не хотел, чтобы Элиот знал о его передвижениях. Дело в том, что Элиот не должен догадываться о причинах, приведших его, Криса, в Бангкок — не нужно старику лишних проблем.
Он старался скрыть свое нетерпение. Что бы ни случилось, он будет настаивать на том, что пришел сюда только для того, чтобы узнать имя дантиста.
Он отвернулся от окна — там был сплошной мрак.
Он не верил своим глазам: перед ним стоял человек, которого он видел последний раз семнадцать лет назад.
Это был китаец. Стройный, круглолицый, благородной внешности, одетый в безупречный костюм цвета хаки, который он застегнул до самого воротника, подражая Мао. Ему было шестьдесят два года, но его лицо оставалось молодым, а волосы густыми и черными.
Его звали Чин Кен Чан. Коэффициент интеллекта — сто восемьдесят. Он владел русским, французским, английским и, разумеется, китайским. Крис знал его биографию. Чан получил официальное образование сначала в Дэйм Сахара Дэй Виздом, ордена Британской империи 4-й степени Мертон-колледже. Затем — в Оксфорде, где он учился с 1939 года до окончания войны. В это время он связался с коммунистическими организациями, которые существовали как в Оксфорде, так и в Кембридже, без особого труда был завербован в группу Гая Барджеса, оказывающую поддержку Мао после войны. Чан был гомосексуалистом и поэтому не мог подняться выше полковника в разведке Китая. Он все так же оставался неизменным идеалистом и приверженцем Мао, и, несмотря на хрупкое телосложение имел репутацию одного из лучших убийц, в совершенстве владел гарротой.
Чан мельком взглянул на Криса и прошел к другому столу. Он аккуратно сел, расстегнул пуговицы пиджака и вытащил собственные палочки для еды.
Крис прожевал, проглотил еду.
— Снежный Леопард, — произнес он, с трудом скрывая изумление.
Чан поднял голову.
— Неужели Снежный Леопард пропустил Глубокий Снег? — спросил Крис.
Чан бесстрастно кивнул.
— Прошло тридцать лет с тех пор, как Глубокий Снег выпадал у нас на востоке.
— Я думал, семнадцать. Уверен, именно тогда он появился в Лаосе.
Чан вежливо улыбнулся.
— Только два американца были в тот год в снегу. Они были братьями, но не по крови.
— И один из них в вечном долгу перед тобой.
— Крис?! — воскликнул Чан.
Крис кивнул, к его горлу подкатил комок. — Рад видеть тебя, Чан.
Его сердце учащенно билось. Он улыбнулся и встал. Чан поднялся ему навстречу, и они крепко обнялись.
3
Отцом Жанином владели нехорошие предчувствия. Как только прислуга отвела американца в гостиную, он схватил телефон и набрал номер.
— Рем, — сказал он, повесил трубку, налил стаканчик бренди, нахмурился и стал ждать.
Его пугали совпадения. Два дня назад он уже дал приют одному русскому, Иосифу Маленову, главе подразделения КГБ, занимавшегося транспортировкой опиума в Юго-Восточную Азию. Маленов находился в своей комнате, куда, как было условлено, ему ежедневно доставляли 300 миллиграммов наркотика, чтобы умиротворить его, а также сбить напряжение. Лекарство действовало отлично.
Вчера священнику пришлось дать приют агенту коммунистического Китая, полковнику Чин Кен Чану. У священника имелась информация, что Чан прибыл сюда, чтобы встретиться с русским агентом и, вероятно, обговорить условия работы на Советы. Это было в порядке вещей. Секретные службы враждующих разведок нередко использовали нейтральную территорию убежищ Абеляра для заключения сделок, а иногда и для вербовки в свои ряды.
Но священник не был до конца уверен в намерениях китайца. Он знал, что китайские коммунисты препятствовали контрабандному провозу опиума из России в Юго-Восточную Азию. Они это делали потому, что были против внедрения Советов в этот регион, но, разумеется, еще и потому, что понимали: опиум наносит вред региону. Вряд ли Чан, долгие годы боровшийся с контрабандой опиума из России, оказался нужен тому человеку, который руководил этой контрабандой. А сегодня появился еще и американец. Его просьба о дантисте, который сможет удалить зуб и сохранить это в тайне, могла значить только одно — чье-то тело не должно быть опознано. Но чье? Русского?
Ход мысли священника прервал телефонный звонок.
Священник поднял трубку и почти сразу положил ее на место. Он был окончательно сбит с толку.
Рем, услышал он, псевдоним Кристофера Патрика Килмуни, бывшего лейтенанта специального подразделения вооруженных сил США. В 1965 году участвовал в операции “Глубокий Снег”, проводившейся совместно с ЦРУ, целью которой было ликвидация каналов распространения русского опиума. В 1966 году Килмуни уволился из армии и поступил на работу в ЦРУ. В 1976 ушел в цистерцианский монастырь. В 1982 году вернулся в ЦРУ. Соединение религии с политикой казалось необычным, но оно не удивило отца Жанина, поскольку он сам в свое время сделал то же самое.
Его тревожило то, что все три человека, находившиеся в данный момент в убежище, имели какое-то отношение к транспортировке опиума.
И еще одна деталь. Когда американец упомянул, что в 1965 году его доставили сюда с разбитым лицом, разрывом аппендикса и переломом позвоночника, священник вспомнил того, кто сопровождал американца. Это был тот самый человек, который сейчас находился здесь, — Чин Кен Чан.
Совпадения тревожили его.
4
Крис стоял на веранде дома священника. По крыше из рифленого железа барабанил дождь. Он все еще не мог разглядеть кладбище — дождь падал сплошной стеной. Чан, оперевшись спиной о перила, стоял рядом с ним. Хотя дом и не должен был прослушиваться, они предпочли говорить под шум дождя, полностью исключавший возможность подслушивания.
— Два сообщения, — произнес Чан. Крис молча ждал.
— Ты должен как можно скорее уехать отсюда. Иосиф Маленов в комнате наверху, — сказал Чан.
Крис все понял. В их профессии слова редко означали их первоначальный смысл. Осторожность была законом. Чану вообще было не свойственно говорить так прямо. Крис сразу усек то, о чем умалчивал Чан, обдумал, связал воедино.
Он был потрясен. Основу их жизни составляло строгое следование определенным кодексам, самым важным из которых было соблюдение неприкосновенности убежища Абеляра.
Чан намеревался совершить святотатство.
— Такого еще никогда не случалось, — ответил Крис.
— Неправда. Когда ты был в монастыре…
— Ты следил за мной, — сказал Крис.
— Я спас тебе жизнь. Я за тебя в ответе. Когда ты был в монастыре, кодекс нарушался дважды. В Ферлахе, в Австрии, и в Монреале.
Крис почувствовал неприятный озноб.
Пристальный немигающий взгляд Чана был, по обыкновению, тверд.
— Значит, мир сошел с ума, — сказал Крис.
— Не потому ли ты покинул его? В монастыре соблюдают кодекс чести?
Нет. Иначе я бы не вернулся, Я покинул мир потому, что наша профессия меня не удовлетворяла. Но иного пути у меня нет.
— Не понимаю.
— Я не могу это объяснить, да и не хочу говорить на эту тему. Если даже убежище теряет свой смысл, что говорить об остальном? На что еще мы можем надеяться? — Он в унынии покачал головой. — Ничего святого.
— Все меняется к худшему, — сказал Чан. — Шесть лет назад то, что я задумал, было бы неосуществимо.
— А сейчас? — спросил Крис.
— Есть прецедент, и я отныне чувствую себя свободным от каких-либо обязательств. Маленов психически болен. В последние месяцы количество переправляемого опиума увеличилось в несколько раз. Его нужно остановить.
— Тогда убей его где-нибудь в другом месте, — предложил Крис.
— Его слишком хорошо охраняют.
— Но тебя возьмут!
— Пошли они все! — Чан покачал головой. — Слабо им. У Снежного Леопарда свои хитрости.
— Это глупо, — сказал Крис. — Против тебя будет все. Что случилось после Ферлаха и Монреаля?
— С нарушителями? Их нашли и убили. Меня тоже убьют. В свое время. Но я постараюсь оттянуть расплату.
— Прошу тебя, не делай этого.
— Почему?
— Потому что я тоже чувствую за тебя ответственность.
— Это мой долг. Вы, европейцы, верите в судьбу, но я понимаю это несколько иначе. Я должен сам ее встретить. Еще ребенком я готовил себя к тому, что смерть нужно принимать достойно. Так, кажется, на Западе? Я называю это честью. Я должен встретить свою судьбу лицом к лицу. Слишком долго я ждал этой возможности. Опиум — зло. Его нужно остановить.
— Но КГБ пришлет на его место другого человека. Чан сжал перила.
— Не Маленова. Этот человек — воплощение самого дьявола. — Пот выступил на его лице. — Он должен умереть.
Крис почувствовал мучительную боль от того, что был не в состоянии отговорить Чана от этого убийства.
— Я уеду завтра утром.
— Но я не могу так долго ждать. Русский тоже уезжает завтра.
— Мне нужно получить от священника важную информацию.
— Тогда получай ее скорей. Когда я сделаю то, что задумал, о нашей дружбе никто не должен вспомнить. В случайность нашей встречи вряд ли кто поверит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Старый священник все еще сомневался.
— Разрыв аппендикса? Перелом позвоночника? Крис кивнул.
— Теперь вспомнил, — сказал священник. — Ваши хирурги сделали свое дело превосходно. Крис молча ждал.
— Но вы здесь не для того, чтобы вспоминать старые времена, — заключил священник. — Давайте пройдем ко мне в кабинет.
Он свернул налево и пошел в какую-то комнату.
Крис последовал за ним. Он читал досье старика и знал, что отцу Габриэлю Жанину семьдесят два. Его белые, короткие бакенбарды хорошо гармонировали с короткой стрижкой. Сухопарый, сутулый, весь в морщинах, священник был в выцветших брюках под бесформенным, покрытым плесенью стихарем и грязных парусиновых тапочках. Но его внешний вид был обманчив. С 1929 по 1934 год он служил во Французском иностранном легионе. Устав от такой жизни, от постоянных стрессов и перемены мест, он вступил в 1935 году в Цистерцианский орден монахов в Сито. Через четыре года он покинул орден и в войну служил миссионером. После войны его перебросили в Сайгон. В 1954 перебросили снова, но теперь уже в Бангкок. В 1959 году он подвергался шантажу со стороны КГБ — Габриэль Жанин был очень неравнодушен к маленьким тайским девочкам. Его вынудили стать координатором международного убежища. Крис прекрасно понимал, что, защищая своих гостей, священник может убить кого угодно.
Кабинет священника оказался узкой, затхлой, загроможденной всяким хламом комнатой. Священник закрыл дверь.
— Не хотите чего-нибудь освежающего? Может, чаю или еще чего-нибудь?
Крис покачал головой.
— Нет, спасибо. Священник развел руками.
Он сел за стол, стоящий между ними. В саду за окном пела какая-то птица.
— Чем могу вам служить?
— Отец. — Голос Криса звучал тихо и проникновенно, словно он пришел на исповедь. — Я хотел бы попросить вас найти мне дантиста, который сможет удалить зуб и сохранить это в тайне.
Казалось, отец Жанин чем-то озабочен.
— В чем дело? — спросил Крис.
— Ваша организация не нуждается в подобной информации — у вас есть свои врачи, — ответил священник.
— Мне нужны ваши, — возразил Крис. Священник наклонился вперед и нахмурился.
— Какое вам до этого дело? Почему вы пришли сюда? Простите мою подозрительность, но этот дантист что-то натворил и доставил неприятности лично вам? Вы хотите убрать его и таким образом реабилитировать себя?
— Нет, дело не в этом, — возразил Крис. — Мое начальство тревожится по поводу утечки информации. Нам иногда приходится чистить свои ряды.
Отец Жанин погрузился в раздумье. Наконец он кивнул.
— Что ж, вполне понятно, но все остальное… — Он нахмурился и забарабанил пальцами по столу.
— Наведите справки. Мой псевдоним Рем. Священник перестал стучать пальцами по столу.
— Если вы останетесь на ночь, я постараюсь к утру дать ответ.
Слишком долго, подумал Крис.
2
Он сидел в столовой и ел цыпленка с лапшой и острым перцем — любимое тайское блюдо. Его прошибла слеза, ноздри горели огнем. Он пил теплую кока-колу, поглядывая в окно за своей спиной. Тучи уже накрыли город, и дождь падал сплошной стеной, серой, как расплавленный свинец. Он не мог видеть сквозь него даже кресты на кладбище.
Его беспокоило сопротивление отца Жанина. Он был уверен, что в данный момент священник названивает по телефонам, наводя о нем всевозможные справки. Телефон, конечно, не прослушивается. Так же как и сам дом. Это была нейтральная территория. Тот, кто нарушит ее неприкосновенность, будет изгнан из своей разведывательной сети, его будут преследовать все разведки мира и он будет наказан.
И тем не менее Крис испытывал тревогу. Как только станет известно, что он здесь, шеф местного бюро сразу же поинтересуется, с какой целью он пришел в убежище. Свяжется с начальством, и как только в бюро услышат две первые буквы его псевдонима, сразу же поймут, что он подчиняется только руководству в Лэнгли, Вирджиния, а если точно — то Элиоту. Тогда Элиот узнает, что Крис прилетел внезапно в Бангкок, в убежище. Элиота это, разумеется, озадачит, так как он не посылал Криса туда.
В этом и проблема. Крис не хотел, чтобы Элиот знал о его передвижениях. Дело в том, что Элиот не должен догадываться о причинах, приведших его, Криса, в Бангкок — не нужно старику лишних проблем.
Он старался скрыть свое нетерпение. Что бы ни случилось, он будет настаивать на том, что пришел сюда только для того, чтобы узнать имя дантиста.
Он отвернулся от окна — там был сплошной мрак.
Он не верил своим глазам: перед ним стоял человек, которого он видел последний раз семнадцать лет назад.
Это был китаец. Стройный, круглолицый, благородной внешности, одетый в безупречный костюм цвета хаки, который он застегнул до самого воротника, подражая Мао. Ему было шестьдесят два года, но его лицо оставалось молодым, а волосы густыми и черными.
Его звали Чин Кен Чан. Коэффициент интеллекта — сто восемьдесят. Он владел русским, французским, английским и, разумеется, китайским. Крис знал его биографию. Чан получил официальное образование сначала в Дэйм Сахара Дэй Виздом, ордена Британской империи 4-й степени Мертон-колледже. Затем — в Оксфорде, где он учился с 1939 года до окончания войны. В это время он связался с коммунистическими организациями, которые существовали как в Оксфорде, так и в Кембридже, без особого труда был завербован в группу Гая Барджеса, оказывающую поддержку Мао после войны. Чан был гомосексуалистом и поэтому не мог подняться выше полковника в разведке Китая. Он все так же оставался неизменным идеалистом и приверженцем Мао, и, несмотря на хрупкое телосложение имел репутацию одного из лучших убийц, в совершенстве владел гарротой.
Чан мельком взглянул на Криса и прошел к другому столу. Он аккуратно сел, расстегнул пуговицы пиджака и вытащил собственные палочки для еды.
Крис прожевал, проглотил еду.
— Снежный Леопард, — произнес он, с трудом скрывая изумление.
Чан поднял голову.
— Неужели Снежный Леопард пропустил Глубокий Снег? — спросил Крис.
Чан бесстрастно кивнул.
— Прошло тридцать лет с тех пор, как Глубокий Снег выпадал у нас на востоке.
— Я думал, семнадцать. Уверен, именно тогда он появился в Лаосе.
Чан вежливо улыбнулся.
— Только два американца были в тот год в снегу. Они были братьями, но не по крови.
— И один из них в вечном долгу перед тобой.
— Крис?! — воскликнул Чан.
Крис кивнул, к его горлу подкатил комок. — Рад видеть тебя, Чан.
Его сердце учащенно билось. Он улыбнулся и встал. Чан поднялся ему навстречу, и они крепко обнялись.
3
Отцом Жанином владели нехорошие предчувствия. Как только прислуга отвела американца в гостиную, он схватил телефон и набрал номер.
— Рем, — сказал он, повесил трубку, налил стаканчик бренди, нахмурился и стал ждать.
Его пугали совпадения. Два дня назад он уже дал приют одному русскому, Иосифу Маленову, главе подразделения КГБ, занимавшегося транспортировкой опиума в Юго-Восточную Азию. Маленов находился в своей комнате, куда, как было условлено, ему ежедневно доставляли 300 миллиграммов наркотика, чтобы умиротворить его, а также сбить напряжение. Лекарство действовало отлично.
Вчера священнику пришлось дать приют агенту коммунистического Китая, полковнику Чин Кен Чану. У священника имелась информация, что Чан прибыл сюда, чтобы встретиться с русским агентом и, вероятно, обговорить условия работы на Советы. Это было в порядке вещей. Секретные службы враждующих разведок нередко использовали нейтральную территорию убежищ Абеляра для заключения сделок, а иногда и для вербовки в свои ряды.
Но священник не был до конца уверен в намерениях китайца. Он знал, что китайские коммунисты препятствовали контрабандному провозу опиума из России в Юго-Восточную Азию. Они это делали потому, что были против внедрения Советов в этот регион, но, разумеется, еще и потому, что понимали: опиум наносит вред региону. Вряд ли Чан, долгие годы боровшийся с контрабандой опиума из России, оказался нужен тому человеку, который руководил этой контрабандой. А сегодня появился еще и американец. Его просьба о дантисте, который сможет удалить зуб и сохранить это в тайне, могла значить только одно — чье-то тело не должно быть опознано. Но чье? Русского?
Ход мысли священника прервал телефонный звонок.
Священник поднял трубку и почти сразу положил ее на место. Он был окончательно сбит с толку.
Рем, услышал он, псевдоним Кристофера Патрика Килмуни, бывшего лейтенанта специального подразделения вооруженных сил США. В 1965 году участвовал в операции “Глубокий Снег”, проводившейся совместно с ЦРУ, целью которой было ликвидация каналов распространения русского опиума. В 1966 году Килмуни уволился из армии и поступил на работу в ЦРУ. В 1976 ушел в цистерцианский монастырь. В 1982 году вернулся в ЦРУ. Соединение религии с политикой казалось необычным, но оно не удивило отца Жанина, поскольку он сам в свое время сделал то же самое.
Его тревожило то, что все три человека, находившиеся в данный момент в убежище, имели какое-то отношение к транспортировке опиума.
И еще одна деталь. Когда американец упомянул, что в 1965 году его доставили сюда с разбитым лицом, разрывом аппендикса и переломом позвоночника, священник вспомнил того, кто сопровождал американца. Это был тот самый человек, который сейчас находился здесь, — Чин Кен Чан.
Совпадения тревожили его.
4
Крис стоял на веранде дома священника. По крыше из рифленого железа барабанил дождь. Он все еще не мог разглядеть кладбище — дождь падал сплошной стеной. Чан, оперевшись спиной о перила, стоял рядом с ним. Хотя дом и не должен был прослушиваться, они предпочли говорить под шум дождя, полностью исключавший возможность подслушивания.
— Два сообщения, — произнес Чан. Крис молча ждал.
— Ты должен как можно скорее уехать отсюда. Иосиф Маленов в комнате наверху, — сказал Чан.
Крис все понял. В их профессии слова редко означали их первоначальный смысл. Осторожность была законом. Чану вообще было не свойственно говорить так прямо. Крис сразу усек то, о чем умалчивал Чан, обдумал, связал воедино.
Он был потрясен. Основу их жизни составляло строгое следование определенным кодексам, самым важным из которых было соблюдение неприкосновенности убежища Абеляра.
Чан намеревался совершить святотатство.
— Такого еще никогда не случалось, — ответил Крис.
— Неправда. Когда ты был в монастыре…
— Ты следил за мной, — сказал Крис.
— Я спас тебе жизнь. Я за тебя в ответе. Когда ты был в монастыре, кодекс нарушался дважды. В Ферлахе, в Австрии, и в Монреале.
Крис почувствовал неприятный озноб.
Пристальный немигающий взгляд Чана был, по обыкновению, тверд.
— Значит, мир сошел с ума, — сказал Крис.
— Не потому ли ты покинул его? В монастыре соблюдают кодекс чести?
Нет. Иначе я бы не вернулся, Я покинул мир потому, что наша профессия меня не удовлетворяла. Но иного пути у меня нет.
— Не понимаю.
— Я не могу это объяснить, да и не хочу говорить на эту тему. Если даже убежище теряет свой смысл, что говорить об остальном? На что еще мы можем надеяться? — Он в унынии покачал головой. — Ничего святого.
— Все меняется к худшему, — сказал Чан. — Шесть лет назад то, что я задумал, было бы неосуществимо.
— А сейчас? — спросил Крис.
— Есть прецедент, и я отныне чувствую себя свободным от каких-либо обязательств. Маленов психически болен. В последние месяцы количество переправляемого опиума увеличилось в несколько раз. Его нужно остановить.
— Тогда убей его где-нибудь в другом месте, — предложил Крис.
— Его слишком хорошо охраняют.
— Но тебя возьмут!
— Пошли они все! — Чан покачал головой. — Слабо им. У Снежного Леопарда свои хитрости.
— Это глупо, — сказал Крис. — Против тебя будет все. Что случилось после Ферлаха и Монреаля?
— С нарушителями? Их нашли и убили. Меня тоже убьют. В свое время. Но я постараюсь оттянуть расплату.
— Прошу тебя, не делай этого.
— Почему?
— Потому что я тоже чувствую за тебя ответственность.
— Это мой долг. Вы, европейцы, верите в судьбу, но я понимаю это несколько иначе. Я должен сам ее встретить. Еще ребенком я готовил себя к тому, что смерть нужно принимать достойно. Так, кажется, на Западе? Я называю это честью. Я должен встретить свою судьбу лицом к лицу. Слишком долго я ждал этой возможности. Опиум — зло. Его нужно остановить.
— Но КГБ пришлет на его место другого человека. Чан сжал перила.
— Не Маленова. Этот человек — воплощение самого дьявола. — Пот выступил на его лице. — Он должен умереть.
Крис почувствовал мучительную боль от того, что был не в состоянии отговорить Чана от этого убийства.
— Я уеду завтра утром.
— Но я не могу так долго ждать. Русский тоже уезжает завтра.
— Мне нужно получить от священника важную информацию.
— Тогда получай ее скорей. Когда я сделаю то, что задумал, о нашей дружбе никто не должен вспомнить. В случайность нашей встречи вряд ли кто поверит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54