При этом удар нацелен не в живот и не в грудь противника. Рана в живот может оказаться не смертельной, а ребра защищают сердце. Поэтому удары наносятся в глаза или горло.
Крис принял эту позицию и с тревогой заметил, что и противник сделал то же самое. Криса обучили этой тактике в школе Андрэ Ротберга в Израиле. Метод был уникальным. У него мелькнула мысль, что противник тоже учился у Ротберга.
От этой мысли ему стало не по себе. Неужели Лэндиш посылал своих телохранителей к Ротбергу! Зачем? Что связывало Элиота и Лэндиша?
Он нанес удар, но противник блокировал его рукой, не обращая внимания на рану, и в свою очередь ударил Криса. Тыльную сторону запястья пронзила резкая боль, из раны хлынула кровь. Если бы было время, Крис замотал чем-нибудь левую руку, но сейчас не время обращать внимания на боль и раны. Дело касалось жизни или смерти, поэтому легкие раны ничего не значили.
Следующий удар Криса противник вновь отбил левой рукой, получив при этом еще одну рану. Его рука окрасилась кровью.
Крис в свою очередь блокировал удар. Лезвие было настолько острым, что он едва его ощутил.
Реакция противников оказалась схожей. Пригнувшись, Крис начал осторожно обходить телохранителя Лэндиша в поисках слабого места. Тому приходилось поворачиваться, чтобы все время быть к нему лицом. Крис надеялся заставить его остаться в центре очерченного им круга — если двигаться по окружности, голова будет кружиться не так сильно, когда все время поворачиваешься, стоя в центре.
Но человек Лэндиша понял замысел Криса. Он принял его тактику, но сам тоже начал описывать большой круг. Их орбиты пересекались, образуя неровную восьмерку.
Их силы были равны. Тренер по боевым единоборствам Ишигуро как-то сказал, что в основе мировоззрения самурая лежит смерть. В ситуации, когда шансы пятьдесят на пятьдесят, когда речь идет о жизни или смерти, на всякий случай нужно приготовиться к смерти. В этом нет ничего сложного. Просто нужно собраться с духом и не сдаваться.
Крис решил внять этому совету. Избавившись от страха, он сконцентрировал все внимание на бое. Удар, защита, движение по окружности. Снова и снова. Изрезанная рука ныла от боли.
Он не отвлекался на такие мелочи, как боль. Его нервы, казалось, звенели от напряжения. Удар, защита, движение по окружности. Давным-давно тренер по каратэ Ли сказал, что ничто не возбуждает так, как драка в темноте, тогда кажется, будто глядишь в лицо смерти. Ротберг считал, что если оба противника одинаково подготовлены, то победителем выйдет более молодой и стойкий. Тридцатишестилетний Крис подумал, что его противнику лет двадцать девять, не больше.
Главное правило в бою на ножах — не позволить противнику загнать тебя в угол.
Медленно, но неуклонно телохранитель Лэндиша теснил Криса к обрыву, и Крис оказался зажатым между двумя неровными меловыми стенами. Он нанес яростный удар. Противник увернулся и, нагнувшись, сделал выпад.
Лезвие вошло в горло по самую рукоятку.
Крис издал сдавленный звук. Гортань и артерия оказались перерезанными одновременно, перед глазами потемнело, и он захлебнулся собственной кровью.
22
— Ты уверен? — хрипло спросил Элиот, крепко сжимая трубку. Он разговаривал из своей теплицы. — Точно? Ошибки быть не может?
— Нет. Он это заслужил. Я сам видел труп, — сказал Лэндиш. — Рем хотел уничтожить мои розы. Сейчас он мертв.
У Элиота похолодело в груди, но он постарался не поддаться отчаянию.
— Следов не осталось?
— Нет, конечно. Мы дотла сожгли коттедж, чтобы уничтожить отпечатки пальцев. Полиция никогда не узнает, кто там был.
— А тело? — Элиот с трудом сглотнул подступивший к горлу комок.
— Его погрузили в мой частный самолет. Пилот привязал к нему груз и сбросил очень далеко в море. Течение никогда не вынесет его на берег.
— Понятно. — Элиот нахмурился. — Похоже, ты обо всем позаботился.
— В чем дело? У тебя такой странный голос.
— Я не думал, что я… Нет, все в порядке.
— Что?
— Это не важно.
— Нам еще предстоит разобраться с Ромулом и женщиной. Элиот старался думать только о деле.
— Я уже принял меры. Как только что-нибудь станет известно, позвоню.
Элиот медленно положил трубку. Он и сам не понимал, что с ним происходит. Последние три недели после операции “Парадигма” его единственной задачей было найти и уничтожить Сола, прежде чем тот успеет рассказать, кто отдал приказ. В результате развития событий Крис тоже стал опасным. Но сейчас проблема, кажется, решена. Один из них мертв, другой обнаружен. Он в безопасности. Тогда почему его мучила совесть?..
Он вспомнил, как первый раз повез Криса и Сола в лагерь. Это было в День Труда в 1952 году. Мальчикам тогда было по семь лет, и он уже два года занимался ими. Элиот отчетливо помнил их невинные и радостные лица, огромную тоску по любви, желание сделать ему приятно. Они были самыми любимыми среди его приемных детей. Сейчас его горло словно сдавила чья-то невидимая ладонь. Но он гордился тем, что обреченный на гибель Крис продержался так долго.
Да, думал Элиот, гордиться тут нечем, но в конце концов парня учил я, и я имею право гордиться своим учеником, да поможет ему Бог.
Неужели с тех пор минуло тридцать лет? Так кого он сейчас оплакивает: Криса или себя?
Скоро Сола тоже не станет. Элиот предупредил КГБ. Если русские окажутся расторопными, то успеют захлопнуть ловушку. Наконец конфликт будет разрешен, и о тайне не узнает никто. В живых останутся только двое из его приемных детей, Кастор и Поллукс, которые сейчас охраняют его дом. Остальные падут смертью храбрых, выполняя свой долг.
Я могу пережить всех своих сыновей, подумал Элиот. Хорошо бы отсрочить смертный приговор Солу, мелькнула тайная мысль, но это неосуществимо.
Неожиданно его охватил страх. А что если Сол ускользнет? Нет, нет, это невозможно!
Ну а если ускользнет? И узнает, что Крис мертв?
И явится за мной…
Он не успокоится, пока не сделает то, что задумал.
Честно говоря, мне кажется, его никто не сможет остановить.
Книга четвертая
«ВОЗДАЯНИЕ»
Фурии
1
Сол смотрел через переднее стекло на уличные фонари, окутанные туманом. Взятый напрокат “ситроен” был припаркован в середине жилого квартала. Сол обнимал одной рукой Эрику — они изображали влюбленную пару в этом городе влюбленных, но он не мог позволить себе наслаждаться близостью девушки, ибо не имел права отвлекаться. Слишком ответственное предстояло дело.
— Если Лэндиш сказал правду, мы скоро узнаем ответы на некоторые вопросы, — произнесла Эрика.
Ее информаторы из Моссада выяснили, что Виктор Петрович Кочубей вечером играет скрипичный концерт Чайковского в советском посольстве на приеме в честь только что подписанного франко-советского договора.
— Но вы не сможете взять его там, — предупредили информаторы. — За всеми входами следят, везде установлены телекамеры. Полиция готова арестовать мало-мальски подозрительную личность. Никто не должен мешать дружбе с Советами. Сейчас Франция и Россия большие друзья. Лучше всего схватить его позже, когда он вернется домой, на улицу Мира.
— А разве его не охраняют? — удивился Сол.
— Скрипача? Кому он нужен?
В восемь минут второго мимо проехал “пежо” Кочубея с включенными фарами. Эрика вышла из машины и пошла по улице. Высокий пятидесятилетний русский в смокинге с чувственными, но немного грубоватыми чертами лица запирал машину, осторожно держа футляр со скрипкой. Эрика догнала его у самого крыльца дома. Улица была пустынной.
— Дама не должна так поздно ходить одна, — заговорил Кочубей. — Если, конечно, у нее нет дела…
— Виктор, заткнитесь! У меня в сумочке очень большой пистолет, и он нацелен вам между ног. Пожалуйста, подойдите к краю тротуара и подождите, когда подъедет машина.
Он изумленно посмотрел на нее, но сделал, как она сказала.
Подъехал Сол. Он перелез с водительского места назад обыскал Кочубея и взял футляр со скрипкой. Эрика села за руль.
— Поосторожнее. Это Страдивари.
— Ничего с ней не случится.
— Пока вы будете нам помогать, — пояснила Эрика.
— Помогать?.. — Кочубей испуганно открыл и закрыл рот. — Как? Я даже не знаю, что вам нужно.
— Послания.
— Что?
— Послания, которые вы передавали Лэндишу.
— Для того чтобы он передавал их Элиоту, — проговорила Эрика.
— Вы что, с ума посходили? О чем вы говорите? Сол покачал головой, опустил стекло и поставил футляр со скрипкой на самый край.
Осторожнее!
Что было в тех посланиях? — Сол наклонил футляр.
— Страдивари невозможно починить!
— Купите новую.
— Вы с ума сошли? Где я найду такой?.. Сол отнял руку, и футляр начал падать. Кочубей взвыл и метнулся спасать скрипку.
Сол оттолкнул русского и втащил футляр в машину.
— Послания?
— Я никогда не знал, что в них! Я был всего лишь курьером! Мне грозила смертная казнь, если я вскрою печати. Сол вновь выставил футляр в окно и снова спросил:
— Кто вам их давал?
— Начальник отдела КГБ.
— Кто?
— Алексей Голицын. Пожалуйста! — Кочубей дрожащими руками схватил футляр.
— Я вам не верю. Голицына расстреляли за измену в семьдесят третьем году.
— Тогда он и передал мне послания!
— В семьдесят третьем?
Сол нахмурился. Харди сказал, что Элиот исчезал в пятьдесят четвертом и семьдесят третьем годах. Существует ли связь между офицером КГБ, расстрелянным за измену, и исчезновением Элиота?
— Это правда! — воскликнул Кочубей.
— Возможно.
— Мой Страдивари! Пожалуйста! Сол снова выставил футляр в окно. Мимо мелькали фонари. Он пожал плечами.
— Это бессмысленно. Если я выброшу вашу скрипку, вы лишитесь важного стимула. Лучше прибегнуть к помощи амитала. — Он поставил футляр на пол.
— Слава Богу.
— Не Богу, а мне.
2
Они выехали из Парижа.
— На кого вы работаете?
— Ни на кого.
— Куда вы меня везете?
— В Воннас.
— А…
Неожиданная смена настроения Кочубея встревожила Сола.
— Вы знаете этот город?
Музыкант кивнул. Его приятно взволновала мысль посетить городок, расположенный в пятидесяти километрах севернее Лиона.
— Может, вы доставите мне удовольствие и мы позавтракаем в “Белой лошади”?
— Это не входит в смету расходов.
— Вы, американцы, жадные люди, — неожиданно нахмурился Кочубей. — После сыворотки правды во рту остается неприятный привкус, как после печенки без масла. Ладно. — Он сердито покосился на Сола. — Нам ехать добрых три часа. Коль вы не желаете рассказать о себе, тогда я расскажу о себе.
Сол застонал, представив, что ему предстоит вытерпеть. Он пожалел, что не заставил Кочубея принять успокоительного, но оно бы помешало действию амитала.
Кочубей откинулся на спинку и улыбнулся, предвкушая удовольствие. Его огромную голову венчала длинная грива из преждевременно поседевших волос. Такие прически носили в прошлом веке композиторы и музыканты. Он ослабил галстук и положил руки на живот.
— Полагаю, вы не присутствовали на моем концерте?
— Нас забыли внести в список приглашенных.
— Жаль. Вам бы преподали урок советского идеализма. Видите ли, Чайковский похож на Ленина, и это прослеживается в его концерте для скрипки. Великий композитор, как и Ленин, лелеял в себе одну тему. Для того чтобы она прозвучала, он вплетал в свои произведения самые противоречивые по настроению темы. У советского народа есть идеал, но мы движемся к нему не размеренной уверенной поступью, а время от времени меняя курс, это продиктовано трудностями послевоенной жизни и нестабильностью нашей экономики. Я не говорю, что мы прошли свой путь до конца, но мы немало достигли за шестьдесят пять лет, не так ли?
— Согласен. Вы умеете хорошо все организовать.
— Не просто хорошо, а превосходно. Но я начал рассказывать вам о нашем великом Чайковском. Концерт начинается просто, но слушателям кажется, будто напевы мелодии полны тайного смысла и внутри них спрятаны другие мелодии. Они едва уловимы, их нужно уметь расслышать. Маэстро словно говорит: “Я должен раскрыть вам тайну, но только вам и больше никому”. Это как шифр, который шепотом передают друг другу шпионы, или знак братства среди людей.
Сол устал, его клонило в сон. Кочубей продолжал монотонно говорить, а Эрика мчалась по автостраде “Юг” к Лиону. Когда до города осталось сорок минут езды, она свернула на посыпанную гравием дорогу, которая на будущий год уже станет дополнительным участком шоссе Женева-Макон. Рабочие оставили вдоль дороги тяжелые дорожные машины.
Громкий хруст гравия под днищем “ситроена” заставил Сола проснуться.
Навстречу медленно двигалась огромная автоцистерна. Сол нахмурился, когда увидел, что она начала неожиданно поворачивать, перегораживая им дорогу.
Из-за дорожных машин выехали фургоны, отрезая путь к отступлению. В темноте засверкали ослепительно яркие фары.
— Мои глаза! — Эрика быстро закрыла глаза ладонью, резко повернула руль, чтобы не врезаться в цистерну, и нажала на тормоза. “Ситроен” занесло на бульдозер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Крис принял эту позицию и с тревогой заметил, что и противник сделал то же самое. Криса обучили этой тактике в школе Андрэ Ротберга в Израиле. Метод был уникальным. У него мелькнула мысль, что противник тоже учился у Ротберга.
От этой мысли ему стало не по себе. Неужели Лэндиш посылал своих телохранителей к Ротбергу! Зачем? Что связывало Элиота и Лэндиша?
Он нанес удар, но противник блокировал его рукой, не обращая внимания на рану, и в свою очередь ударил Криса. Тыльную сторону запястья пронзила резкая боль, из раны хлынула кровь. Если бы было время, Крис замотал чем-нибудь левую руку, но сейчас не время обращать внимания на боль и раны. Дело касалось жизни или смерти, поэтому легкие раны ничего не значили.
Следующий удар Криса противник вновь отбил левой рукой, получив при этом еще одну рану. Его рука окрасилась кровью.
Крис в свою очередь блокировал удар. Лезвие было настолько острым, что он едва его ощутил.
Реакция противников оказалась схожей. Пригнувшись, Крис начал осторожно обходить телохранителя Лэндиша в поисках слабого места. Тому приходилось поворачиваться, чтобы все время быть к нему лицом. Крис надеялся заставить его остаться в центре очерченного им круга — если двигаться по окружности, голова будет кружиться не так сильно, когда все время поворачиваешься, стоя в центре.
Но человек Лэндиша понял замысел Криса. Он принял его тактику, но сам тоже начал описывать большой круг. Их орбиты пересекались, образуя неровную восьмерку.
Их силы были равны. Тренер по боевым единоборствам Ишигуро как-то сказал, что в основе мировоззрения самурая лежит смерть. В ситуации, когда шансы пятьдесят на пятьдесят, когда речь идет о жизни или смерти, на всякий случай нужно приготовиться к смерти. В этом нет ничего сложного. Просто нужно собраться с духом и не сдаваться.
Крис решил внять этому совету. Избавившись от страха, он сконцентрировал все внимание на бое. Удар, защита, движение по окружности. Снова и снова. Изрезанная рука ныла от боли.
Он не отвлекался на такие мелочи, как боль. Его нервы, казалось, звенели от напряжения. Удар, защита, движение по окружности. Давным-давно тренер по каратэ Ли сказал, что ничто не возбуждает так, как драка в темноте, тогда кажется, будто глядишь в лицо смерти. Ротберг считал, что если оба противника одинаково подготовлены, то победителем выйдет более молодой и стойкий. Тридцатишестилетний Крис подумал, что его противнику лет двадцать девять, не больше.
Главное правило в бою на ножах — не позволить противнику загнать тебя в угол.
Медленно, но неуклонно телохранитель Лэндиша теснил Криса к обрыву, и Крис оказался зажатым между двумя неровными меловыми стенами. Он нанес яростный удар. Противник увернулся и, нагнувшись, сделал выпад.
Лезвие вошло в горло по самую рукоятку.
Крис издал сдавленный звук. Гортань и артерия оказались перерезанными одновременно, перед глазами потемнело, и он захлебнулся собственной кровью.
22
— Ты уверен? — хрипло спросил Элиот, крепко сжимая трубку. Он разговаривал из своей теплицы. — Точно? Ошибки быть не может?
— Нет. Он это заслужил. Я сам видел труп, — сказал Лэндиш. — Рем хотел уничтожить мои розы. Сейчас он мертв.
У Элиота похолодело в груди, но он постарался не поддаться отчаянию.
— Следов не осталось?
— Нет, конечно. Мы дотла сожгли коттедж, чтобы уничтожить отпечатки пальцев. Полиция никогда не узнает, кто там был.
— А тело? — Элиот с трудом сглотнул подступивший к горлу комок.
— Его погрузили в мой частный самолет. Пилот привязал к нему груз и сбросил очень далеко в море. Течение никогда не вынесет его на берег.
— Понятно. — Элиот нахмурился. — Похоже, ты обо всем позаботился.
— В чем дело? У тебя такой странный голос.
— Я не думал, что я… Нет, все в порядке.
— Что?
— Это не важно.
— Нам еще предстоит разобраться с Ромулом и женщиной. Элиот старался думать только о деле.
— Я уже принял меры. Как только что-нибудь станет известно, позвоню.
Элиот медленно положил трубку. Он и сам не понимал, что с ним происходит. Последние три недели после операции “Парадигма” его единственной задачей было найти и уничтожить Сола, прежде чем тот успеет рассказать, кто отдал приказ. В результате развития событий Крис тоже стал опасным. Но сейчас проблема, кажется, решена. Один из них мертв, другой обнаружен. Он в безопасности. Тогда почему его мучила совесть?..
Он вспомнил, как первый раз повез Криса и Сола в лагерь. Это было в День Труда в 1952 году. Мальчикам тогда было по семь лет, и он уже два года занимался ими. Элиот отчетливо помнил их невинные и радостные лица, огромную тоску по любви, желание сделать ему приятно. Они были самыми любимыми среди его приемных детей. Сейчас его горло словно сдавила чья-то невидимая ладонь. Но он гордился тем, что обреченный на гибель Крис продержался так долго.
Да, думал Элиот, гордиться тут нечем, но в конце концов парня учил я, и я имею право гордиться своим учеником, да поможет ему Бог.
Неужели с тех пор минуло тридцать лет? Так кого он сейчас оплакивает: Криса или себя?
Скоро Сола тоже не станет. Элиот предупредил КГБ. Если русские окажутся расторопными, то успеют захлопнуть ловушку. Наконец конфликт будет разрешен, и о тайне не узнает никто. В живых останутся только двое из его приемных детей, Кастор и Поллукс, которые сейчас охраняют его дом. Остальные падут смертью храбрых, выполняя свой долг.
Я могу пережить всех своих сыновей, подумал Элиот. Хорошо бы отсрочить смертный приговор Солу, мелькнула тайная мысль, но это неосуществимо.
Неожиданно его охватил страх. А что если Сол ускользнет? Нет, нет, это невозможно!
Ну а если ускользнет? И узнает, что Крис мертв?
И явится за мной…
Он не успокоится, пока не сделает то, что задумал.
Честно говоря, мне кажется, его никто не сможет остановить.
Книга четвертая
«ВОЗДАЯНИЕ»
Фурии
1
Сол смотрел через переднее стекло на уличные фонари, окутанные туманом. Взятый напрокат “ситроен” был припаркован в середине жилого квартала. Сол обнимал одной рукой Эрику — они изображали влюбленную пару в этом городе влюбленных, но он не мог позволить себе наслаждаться близостью девушки, ибо не имел права отвлекаться. Слишком ответственное предстояло дело.
— Если Лэндиш сказал правду, мы скоро узнаем ответы на некоторые вопросы, — произнесла Эрика.
Ее информаторы из Моссада выяснили, что Виктор Петрович Кочубей вечером играет скрипичный концерт Чайковского в советском посольстве на приеме в честь только что подписанного франко-советского договора.
— Но вы не сможете взять его там, — предупредили информаторы. — За всеми входами следят, везде установлены телекамеры. Полиция готова арестовать мало-мальски подозрительную личность. Никто не должен мешать дружбе с Советами. Сейчас Франция и Россия большие друзья. Лучше всего схватить его позже, когда он вернется домой, на улицу Мира.
— А разве его не охраняют? — удивился Сол.
— Скрипача? Кому он нужен?
В восемь минут второго мимо проехал “пежо” Кочубея с включенными фарами. Эрика вышла из машины и пошла по улице. Высокий пятидесятилетний русский в смокинге с чувственными, но немного грубоватыми чертами лица запирал машину, осторожно держа футляр со скрипкой. Эрика догнала его у самого крыльца дома. Улица была пустынной.
— Дама не должна так поздно ходить одна, — заговорил Кочубей. — Если, конечно, у нее нет дела…
— Виктор, заткнитесь! У меня в сумочке очень большой пистолет, и он нацелен вам между ног. Пожалуйста, подойдите к краю тротуара и подождите, когда подъедет машина.
Он изумленно посмотрел на нее, но сделал, как она сказала.
Подъехал Сол. Он перелез с водительского места назад обыскал Кочубея и взял футляр со скрипкой. Эрика села за руль.
— Поосторожнее. Это Страдивари.
— Ничего с ней не случится.
— Пока вы будете нам помогать, — пояснила Эрика.
— Помогать?.. — Кочубей испуганно открыл и закрыл рот. — Как? Я даже не знаю, что вам нужно.
— Послания.
— Что?
— Послания, которые вы передавали Лэндишу.
— Для того чтобы он передавал их Элиоту, — проговорила Эрика.
— Вы что, с ума посходили? О чем вы говорите? Сол покачал головой, опустил стекло и поставил футляр со скрипкой на самый край.
Осторожнее!
Что было в тех посланиях? — Сол наклонил футляр.
— Страдивари невозможно починить!
— Купите новую.
— Вы с ума сошли? Где я найду такой?.. Сол отнял руку, и футляр начал падать. Кочубей взвыл и метнулся спасать скрипку.
Сол оттолкнул русского и втащил футляр в машину.
— Послания?
— Я никогда не знал, что в них! Я был всего лишь курьером! Мне грозила смертная казнь, если я вскрою печати. Сол вновь выставил футляр в окно и снова спросил:
— Кто вам их давал?
— Начальник отдела КГБ.
— Кто?
— Алексей Голицын. Пожалуйста! — Кочубей дрожащими руками схватил футляр.
— Я вам не верю. Голицына расстреляли за измену в семьдесят третьем году.
— Тогда он и передал мне послания!
— В семьдесят третьем?
Сол нахмурился. Харди сказал, что Элиот исчезал в пятьдесят четвертом и семьдесят третьем годах. Существует ли связь между офицером КГБ, расстрелянным за измену, и исчезновением Элиота?
— Это правда! — воскликнул Кочубей.
— Возможно.
— Мой Страдивари! Пожалуйста! Сол снова выставил футляр в окно. Мимо мелькали фонари. Он пожал плечами.
— Это бессмысленно. Если я выброшу вашу скрипку, вы лишитесь важного стимула. Лучше прибегнуть к помощи амитала. — Он поставил футляр на пол.
— Слава Богу.
— Не Богу, а мне.
2
Они выехали из Парижа.
— На кого вы работаете?
— Ни на кого.
— Куда вы меня везете?
— В Воннас.
— А…
Неожиданная смена настроения Кочубея встревожила Сола.
— Вы знаете этот город?
Музыкант кивнул. Его приятно взволновала мысль посетить городок, расположенный в пятидесяти километрах севернее Лиона.
— Может, вы доставите мне удовольствие и мы позавтракаем в “Белой лошади”?
— Это не входит в смету расходов.
— Вы, американцы, жадные люди, — неожиданно нахмурился Кочубей. — После сыворотки правды во рту остается неприятный привкус, как после печенки без масла. Ладно. — Он сердито покосился на Сола. — Нам ехать добрых три часа. Коль вы не желаете рассказать о себе, тогда я расскажу о себе.
Сол застонал, представив, что ему предстоит вытерпеть. Он пожалел, что не заставил Кочубея принять успокоительного, но оно бы помешало действию амитала.
Кочубей откинулся на спинку и улыбнулся, предвкушая удовольствие. Его огромную голову венчала длинная грива из преждевременно поседевших волос. Такие прически носили в прошлом веке композиторы и музыканты. Он ослабил галстук и положил руки на живот.
— Полагаю, вы не присутствовали на моем концерте?
— Нас забыли внести в список приглашенных.
— Жаль. Вам бы преподали урок советского идеализма. Видите ли, Чайковский похож на Ленина, и это прослеживается в его концерте для скрипки. Великий композитор, как и Ленин, лелеял в себе одну тему. Для того чтобы она прозвучала, он вплетал в свои произведения самые противоречивые по настроению темы. У советского народа есть идеал, но мы движемся к нему не размеренной уверенной поступью, а время от времени меняя курс, это продиктовано трудностями послевоенной жизни и нестабильностью нашей экономики. Я не говорю, что мы прошли свой путь до конца, но мы немало достигли за шестьдесят пять лет, не так ли?
— Согласен. Вы умеете хорошо все организовать.
— Не просто хорошо, а превосходно. Но я начал рассказывать вам о нашем великом Чайковском. Концерт начинается просто, но слушателям кажется, будто напевы мелодии полны тайного смысла и внутри них спрятаны другие мелодии. Они едва уловимы, их нужно уметь расслышать. Маэстро словно говорит: “Я должен раскрыть вам тайну, но только вам и больше никому”. Это как шифр, который шепотом передают друг другу шпионы, или знак братства среди людей.
Сол устал, его клонило в сон. Кочубей продолжал монотонно говорить, а Эрика мчалась по автостраде “Юг” к Лиону. Когда до города осталось сорок минут езды, она свернула на посыпанную гравием дорогу, которая на будущий год уже станет дополнительным участком шоссе Женева-Макон. Рабочие оставили вдоль дороги тяжелые дорожные машины.
Громкий хруст гравия под днищем “ситроена” заставил Сола проснуться.
Навстречу медленно двигалась огромная автоцистерна. Сол нахмурился, когда увидел, что она начала неожиданно поворачивать, перегораживая им дорогу.
Из-за дорожных машин выехали фургоны, отрезая путь к отступлению. В темноте засверкали ослепительно яркие фары.
— Мои глаза! — Эрика быстро закрыла глаза ладонью, резко повернула руль, чтобы не врезаться в цистерну, и нажала на тормоза. “Ситроен” занесло на бульдозер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54