- Вы что, больной? - вопросом на вопрос ответил доктор Лоб - Все Пули Стоп. - Я всегда предупреждаю зрителей, чтобы они ни в коем случае не пытались повторить на себе то, что я им показываю. Это способен проделывать только высококлассный профессионал, - он ухватился плоскогубцами за шляпку гвоздя, вставленным в ноздрю инструментом несколько ее растопырив. Скалли отвернулась.
- Позвольте, доктор, я вам помогу, - сказал Молдер. Доктор Лоб - Все Пули Стоп с готовностью опустил руки. Молдер перехватил у него плоскогубцы и очень бережно, буквально перестав дышать, извлек гвоздь. Все было без обмана; плоть, негромко и влажно похрустывая, с нежеланием выпускала проникший в ее глубины посторонний предмет. А когда операция завершилась, гвоздь действительно был на всю длину в крови.
- Благодарю, - по-королевски небрежно кивнув Молдеру, сказал доктор Лоб.
- Вот вы сказали: профессионал, - проговорил Молдер. - Где и как можно стать таким вот профессионалом?
- Ну, - величаво начал доктор Лоб - Все Пули Стоп, - родился я в Йемене, и уже там изучил некоторые основы. Потом много путешествовал, перенимал опыт факиров и йогов в Индии, славянских огне-ходцев, всяких там гуру… Существует масса древних искусств и методик.
Белесый клинышек его бороденки, удивительно нелепый и потешный, трепетал от ветра, как некое громадное мохнатое насекомое.
- Большинство людей ни черта не знает обо всем этом. Смотрят на меня как на чудо или чудовище. Что, по сути, одно и то же, нет? Вот вы все равно до сих пор смотрите на меня, как на шарлатана. Но: видите? На груди шрама нет. Даже следа нет. Но вы ведь должны помнить, как вчера хлестала кровь. А, вам все равно. Вы и глазам своим не поверите, если будете видеть то, что не укладывается в ваших позитивистских извилинах. Вот вы знаете, например, что с помощью китайской техники цигушань можно натренировать себя так, что, стоит вам захотеть, у вас яйца будут втягиваться прямо в желудок?
- Должен признаться, - ответил Молдер, - что, когда я с вами говорю или наблюдаю за вами, у меня это происходит то и дело.
Доктор Лоб - Все Пули Стоп удовлетворенно хохотнул. Скалли негодующе скривилась.
Вода в котле вдруг с шумом вздулась и лопнула. В котле встал во весь рост голый человек.
Он был не столько высок, сколько громаден. Он был гол. Он был весь разрисован ломаными линиями, и Скалли сразу вспомнился читанный в детстве - тогда у нее еще было хоть какое-то время читать беллетристику - «Человек в картинках» Брэдбери; хотя тут не было картинок, а лишь сложный и бессмысленный узор. И выражение лица атлета тоже было бессмысленным; он будто немного стеснялся чего-то, но было не понять, чего. Жмурясь и моргая, недовольно и немного беспомощно поглядывая на стоявших рядом людей и тут же отворачиваясь, он нерешительно посидел в начинающей закипать воде, потом, опершись узловатыми ладонями о край раскаленного котла, легко выпрыгнул из него. Его дыхание было совершенно спокойным, хоть он пробыл под водой никак не меньше десяти минут - примерно столько прошло с того момента, как Скалли и Молдер вывернули из-за угла ближайшего коттеджа.
Он все же не был совершенно гол. Чресла его были препоясаны выцветшей красной тряпкой, с которой сейчас обильно стекала вода.
- А вот его я видел сегодня утром у реки, - сказал Молдер, изо всех сил стараясь вести себя, как ни в чем не бывало. - . Он жрал вот такую рыбищу. И сожрал.
Доктор Лоб - Все Пули Стоп ласково улыбнулся покорно переминавшемуся рядом с ним атлету и с отеческой покрови-тельственностью потрепал его по разлинованной синими линиями груди.
- Да, Захар свое брюхо не обидит, - с симпатией проговорил доктор Лоб - Все Пули Стоп. - Туп и прожорлив, как русский.
- А вы знаете многих русских? - насторожилась Скалли. Доктор Лоб был ей в высшей степени подозрителен.
- Знал одного. Он эмигрировал из Одессы лет пятнадцать назад.
- Но Одесса - это ведь, кажется, Украина? - вмешался Молдер.
- Ну, не знаю, - раздраженно сказал доктор Лоб - Все Пули Стоп. - География - это не по моей части. Сам себя он называл то махровым русским, то… как это… щирым русским. Там у себя он долго работал узником совести, да и у нас тоже быстро сел за махинации с кредитными карточками. Вот все, что мне известно.
- Тогда почему же вы так уверены, что русские все тупы и прожорливы? - спросил Молдер с абсолютной серьезностью.
Доктор уставился на него, как на умственно отсталого.
- Так он сам сколько раз рассказывал!
- В конце концов, почему бы каким-то русским не жить в Украине? - примирительно сказала Скалли. - У нас вот, например, тоже полно китайцев или гаитян.
- Это он придумал моему приятелю имя, - гордо сказал доктор Лоб - Все Пули Стоп. - Мы тогда только-только сдружились, и я называл его просто Загадкой. А тот как увидел - так сразу сказал: это же вылитый Захар Загадкин.
Захар, услышав свою кличку, улыбнулся и закрутил головой, а потом, неловко помявшись, сел у ног доктора прямо на землю, ловко подстелив под сухопарые ягодицы длинный алый язык своей набедренной повязки. И уставился в пространство, то щурясь, то загадочно шевеля нижней челюстью.
- Не знаю, что это значит, но мне понравилось. Да и ему… - он тронул Захара за мосластое плечо. Захар мимолетно улыбнулся, продолжая глядеть в пустоту. - Сразу стал откликаться.
- Он тоже ставит номера, демонстрирующие возможности тела? - спросила Скалли.
Доктор Мой Лоб - Все Пули Стоп хмыкнул и почесал в затылке.
- В каком-то смысле, - ответил он. - Это можно было бы назвать демонстрацией возможностей внутренностей тела. Он ставит отвратительные номера. Попросту говоря, он жрет.
- То есть? - подняла брови Скалли.
- То есть глотает, что дают. Или что сам ухватит. Живых рыб с чешуей или живых зайцев с шерстью и кишками.
Захар, как ребенок, виновато поджал губы и втянул голову в плечи.
- Мертвечину жрет. Камни, электрические лампочки, отвертки, провода. Люди платят бешеные деньги, чтобы на это поглядеть.
- Людей он есть не пробует? - спросила Скалли.
Доктор Лоб опять хмыкнул.
- Знаете… Только сам Захар мог бы ответить на этот вопрос. Но он на вопросы не отвечает. Он их только задает. Когда он, не жуя, глотает маникюрный набор, или хрумкает двуручную пилу - кто угодно, и я в том числе, дорого дали бы за то, чтобы узнать, что там дальше происходит с этой снедью у него в пузе.
Захар застенчиво улыбнулся, щурясь, с некоторой кокетливостью повел плечами, а потом почесал живот.
- Но никто этого никогда не узнает, - закончил доктор Лоб. Он повернулся к стоявшему немного поодаль грубо сколоченном столу, заставленному невразумительной всячиной. Тщательно прицелившись, извлек из мешанины предметов большую стеклянную банку, до половины наполненную какой-то шевелящейся мерзостью, и щедро сыпанул из нее в раскрывшийся с готовностью необъятный рот Захара.
На это тоже стоило посмотреть.
Или, наоборот, не стоило. Голова Захара задергалась от усердия, челюсти жадно заработали, как некий чудовищный механизм - и на зубах его захрустели хитиновые покровы здоровенных кукарач. Какое-то несчастное насекомое, не попав сразу в глотку уникума, попыталось спастись бегством, шустро побежав по его к щеке - но Захару даже не понадобилось помогать себе рукой. Он лишь головою дернул по-резче; тварь, потеряв опору, отлетела в воздух - и тут же провалилась в стремительно и точно подставленную пасть.
Все было кончено в четверть минуты.
- Господи, какой я невежливый, - сказал доктор Лоб и протянул банку Скалли. - Вы не голодны? Может быть, позавтракаете с нами?
Это был вызов.
Скалли холодно улыбнулась. Потом аккуратно, двумя пальцами, да еще и мизинчик при этом отставив с некоторой игривостью, за спинку вынула отчаянно сучащее многочисленными лапками насекомое из банки, повертела его перед собой, как бы присматриваясь и оценивая его достоинства, а потом положила себе в рот и неторопливо начала жевать. На лице ее написалось задумчивое выражение, словно она оценивала блюдо на вкус - а затем и удовлетворение: да, мол, неплохо.
- Благодарю вас, доктор, - сказала она, проглотив. - Довольно вкусно. Но, по-моему, многовато холестерина.
Доктор Лоб закрыл рот.
- Э-э… - сказал он. Молдер тоже закрыл рот.
Таких глаз у напарника Скалли никогда еще не видела. Он смотрел на нее так, словно она-то на поверку и оказалась фиджийской русалкой.
Скалли стало хорошо.
- Не угодно ли вам? - нашелся доктор Лоб, протягивая банку Молдеру.
- Благодарю, - чуть хрипло сказал Молдер. - Мы спешим. Идем, Дэйна, надо работать.
- Да, идем, - согласилась Скалли. - Всего доброго, доктор. Всего доброго, Захар.
Победоносно повернувшись, она пошла прочь. Молдер затопал следом, то и дело бросая на нее косые, подозрительные взгляды. Скалли с трудом сохраняла серьезность. И только когда они отошли настолько, что никто из странной парочки не мог бы их увидеть, остановилась. С улыбкой протянула руку - и достала многострадальное насекомое у Молдера из-за уха. С отвращением отшвырнула подальше.
У Молдера дернулись губы.
- Это не только обычная ловкость рук, - сказала Скалли. - Дядя мой был всего лишь фокусником-любителем, но я от него нахваталась черт-те чего.
Молдер понимающе покивал, а потом сделал неуловимое движение кистью - и в пальцах его возник гвоздь, покрытый бурым налетом уже засохшей крови.
- Надо будет сравнить кровь на стекле окна мастерской - и кровь с гвоздя, побывавшего в башке этого субъекта, - сказал он.
- Тебе это тоже пришло в голову?
- Что?
- Человек-змея, сказал шериф.
- Да. Человек-змея. Только вот мотив…
- Психопатоген…
- Дэйна, я тоже знаю все эти слова. Они звучат очень авторитетно, но ничего не объясняют.
- По-моему, ты растерян.
- Да. Мне худо здесь. Я люблю чудеса. Тут же - просто розыгрыши.
- А я - веселая девчонка, Фокс. Я терпеть не могу сказок, легенд и чудес. Зато розыгрыши - обожаю.
Гибсонзюнский музей диковин 15.14
Когда дверь отворилась, под потолком музыкально пропел колокольчик - но никто не появился. Скалли вошла внутрь, в тесноватое для громкого имени «музей» и полутемное после уличного сияния помещение. И первое, что она увидела, было аккуратно написанное от руки объявление, само по себе достойное называться диковинкой: «Для друзей вход свободный. Что касается остальных - будьте добры пожертвовать».
В музее было тихо. Скалли медленно подошла к ближайшей стене.
Вот какой-то зуб тираннозавра - судя по ярлыку, из бескрайних диких болот, раскинувшихся между озером Окичоби и Форт-Лодердейлом. Явно из пластмассы.
Вот убогая юбочка, в коей, как любезно сообщал пояснительный текст, во времена Великой Депрессии и позже плясала в местном цирке некая Ханна Аусштим-мель. Видимо, известная каждому в этих краях, коль скоро в пояснении сочли возможным ограничиться лишь именем. Или наоборот. Плясала - и баста. И пусть каждый вообразит особу, которая в его представлении будет соответствовать этому невообразимому имени. Кому-то привидится беженка от нацистов, кому-то - эсэсовская шпионка… Фиджийская русалка.
Вот большой остекленный плакат с изображением одетых в строгие фрачные пары мальчиков лет двенадцати, сросшихся нижними частями туловищ. Одна пара ног - но два торса, четыре руки и две головы. Плакату, судя по его виду, было не меньше полувека. Надпись, шедшая поверху, гласила: «Джимми и Джонни станцуют танго С ТОБОЙ, КРАЛЯ!!! Такие объятия тебе НЕ СНИЛИСЬ!!!»
А вот еще рекламное фото сиамских уродцев, на сей раз совсем ветхое, наверное, лет сто - сто двадцать ему. Китайцы. Полные китайцы - и по костюмам, не столько копирующим, сколько пародирующим одеяния китайских мандаринов конца династии Цин, и по чертам маленьких печальных лиц, желтых из-за пожелтевшей бумаги. И по именам. «Чудо природы Чэнь и Энь. Медоточивая музыка императорского дворца Аньлушань в Сюаньцзуне. Флейта и пипа». Скалли пожала плечами. Что тут правда, что выдумка? Дворца Аньлушань, да еще в каком-то в Сюаньцзуне, скорее всего никогда не было и быть не могло, это она чувствовала - но вот пипа… Что такое фифа, она еще как-то могла себе представить; сколько раз ей приходилось, оказавшись по работе в трущобах, слышать от какого-нибудь подвыпившего или накурившегося жителя лучшей страны мира: «Эй, фифа, поди сюда!» А вот про пипу - не приходилось.
- Добро пожаловать в мой музей, - раздался сзади рокочущий негромкий бас совершенно неслышно подошедшего человека. Скалли вздрогнула и резко обернулась.
Хозяин кунсткамеры сам мог бы стать в ней экспонатом. Ему было лет шестьдесят; фигурой он напоминал Супермена, а лицом - резиновую маску, которую долго терзали в растворителе, но все-таки успели вынуть до полного исчезновения. Возможно, величавый старик когда-то на потеху зевакам нырял головой в концентрированную кислоту и зубами доставал оттуда брошенные из зала монетки? А может, еще во времена Великой Депрессии летал из пушки в космос и как-то раз, не успев вовремя погасить орбитальную скорость, тормозил в плотных слоях атмосферы щеками и лбом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11