Когда я сделал заказ, начальник отдела снабжения
отказался его выполнять. Я прикрикнул, он помчался к Фролову.
-- Вы это серьезно?
-- Как никогда. Вы слышали распоряжение Главного Маршала,
исполняйте.
И на станцию рекой потекло спиртное. Водка, коньяк, виски,
ликеры, вина, экзотические сакэ и пулька. Не знаю, сколько его
усохло по дороге на станцию, только весь экипаж ходил очень
веселый. А я лихорадочно экспериментировал над трупами
гремлинов. Они так похожи на зеленых чертей, что несомненно
должны появляться и исчезать в алкоголе. Но в каком напитке?
Приходилось лихорадочно составлять таблицы растворимости
гремлинов в спиртном. После ряда экспериментов выяснилось, что
лучше всего на них действует наш родной первач. Американские
чертенята не устояли перед ним!
По моему приказу панцирь запасного реактора был залит
первачом.Оберсту настрого запретили заходить в этот отсек, да он
и сам не рвался. Гремлины, естественно, искали убежища именно
там. А дальше... Бульк -- и нет!
Три дня были конечно преувеличением, но через пять дней на
станции не осталось ни одной твари кроме Оберста. Это событие мы
хорошо отметили, и на разговор с Главным Маршалом в центральный
пост меня принесли.
-- Молодец, -- похвалил он меня. -- Я уже почти совсем собрался
тебя расстрелять, но ты все-таки справился. Благодарю за службу,
генерал.
-- Служу Советскому Союзу, -- простонал я.
-- Теперь можете приступать к очищению станции "Перун",
-- напутствовал меня маршал.
-- Что делать с... раствором? -- спросил Фролов, когда связь
прервалась.
-- Я думаю, что по мере высыхания гремлины будут
выкристаллизовываться из него. Поэтому...
-- Что?!
-- Раствор надо выпить!
Восторженное и искреннее "Ура!" прокатилось по всей
станции. Личный состав радовался завершению борьбы с врагом.
ШУТКИ ГОСПОДИНА ПРОФЕССОРА
Когда мы прилетели на "Перун", по корабельному времени
стояла глубокая ночь. Едва глянув на качающиеся от усталости
фигуры высокой комиссии, командир станции полковник Дятлов
потянул носом и, не задавая лишних вопросов, приказал отвести
нас спать. Правильно сделал. Но я автоматически отметил, что нас
поместили не в каютах, а торжественно проводили в адмиральский
салон. Похоже, "Перун" прижало крепко, я различил даже
мелькнувший в отдалении оркестр. Ну и встреча! Однако я так хотел
спать...
Адмиральский салон на "Перуне" был обставлен с прямо-таки
вызывающей роскошью. Я заподозрил, что и проектировщики, и
строители станции страдали полным отсутствием вкуса. Каюта
боевой орбитальной станции? Больше всего это походило на
дворянскую гостиную середины восемнадцатого века. Золоченая
гнутая мебель стиля рококо, шелковые занавески и драпри со
множеством кистей,замысловатое бронзовое литье, кустистые
пальмы... Как они здесь прибираются? Уму непостижимо.
Но утомительный перелет и предшествующие события настолько
измотали меня, что я рухнул поверх покрывала и провалился в
беспамятство, едва голова коснулась подушки. Обычно сон приносит
расслабление и отдых, на сей раз все было иначе. Мне мерещились
какие-то неясные кошмары и ужасы... Зловещие черные силуэты
преследовали меня по бесконечным тоннелям, беспощадные когтистые
лапы хватали и принимались душить... Я с криком просыпался и
вновь засыпал. Поэтому когда чья-то рука похлопала меня по щеке,
я вскочил с диким воплем и схватился за пулемет. Вы можете
представить себе поездку, где генерал даже мыться ходит с
пулеметом? Такова наша тяжелая работа по обеспечению
государственной безопасности.
Разбудивший меня, при виде пулеметного дула, уткнувшегося ему в
грудь, стремительно юркнул под кровать. Я только величайшим
напряжением воли удержал палец на спусковом крючке.
-- Выходи, -- приказал я. -- выходи, или я буду стрелять.
-- Подожди минуту, -- из-под кровати показался сконфуженный
Ерофей, предусмотрительно поднявший руки. -- Не пальни со
страха.
-- Да, напугал ты меня изрядно.
Я опустился на кровать, держа пулемет на коленях. Никогда в
жизни я не чувствовал себя так скверно. Меня как будто долго
жевали гнилыми зубами, голова просто раскалывалась. Полумрак,
царивший в салоне, действовал мне на нервы, и я потянулся к
регулятору, чтобы добавить света. Но домовой перехватил мою
руку.
-- Подожди. Я кое-что подслушал и поспешил к тебе. Готовится
преступление, и мы должны схватить злоумышленников, но для этого
необходима темнота. Иначе они не рискнут показаться, и топор так
и останется висеть над нашими головами.
-- Кто?! -- флейтой взвизгнул я. В последнее время я вообще
частенько разговаривал на повышенных тонах. Но мохнатая лапка
Ерофея запечатала мне рот.
-- Т-с-с.
Я невольно покрепче сжал нагретый ладонями ствол. Ерофей еще
сильнее притушил свет, мне начало мерещиться, что я попал в
тот самый тоннель из кошмара. Вот как действуют на нормального
человека балдахины! В салоне повисла напряженная тишина. Вдруг я
услышал приглушенное постукивание и шуршание. Они пришли! Или
это просто вздыхала вентиляция?
Минуты тянулись бесконечно. Но Ерофей не ошибается в подобных
случаях. На черные козни у него исключительное чутье.
Внезапно в бронзовой фигурной решетке прямо над кроватью
мелькнуло светлое пятно -- бегущий далекий отблеск, будто
кто-то неосторожно посветил изнутри фонариком. Шуршание
усилилось, долетел невнятный писк. А потом послышалось тонкое,
нежное шипение, словно из проржавевшей трубы пробивалась тонкая
струйка пара.
-- Ты видишь ее? -- взревел Ерофей, отбросив всякие
предосторожности. -- Видишь?!
С выражением ужаса и отвращения на побледневшем лице он принялся
хлестать по бронзовой решетке неизменным прутом омелы. Шипение
стало сильнее. Мои напряженные нервы не выдержали, я вскинул
пулемет и нажал на спуск. Пулемет забился и задрожал, точно
живой, выплевывая струю раскаленного серебра. Я стрелял не
целясь, единственно чтобы немного успокоиться. Пули с визгом и
щелканьем рикошетировали куда попало и носились по всей комнате.
Мы подвергались очень серьезной опасности, даже более серьезной,
чем подкрадывавшаяся к нам из вентиляционной трубы.
Хотя я стрелял навскидку, мой прицел оказался достаточно верным,
Очередь с корнем выворотила вентиляционную решетку,
провалившуюся внутрь шахты. Еще я подстрелил три осветительные
панели на потолке, дисплей, венский стул и зеркало. Тьфу ты, вот незадача.
Разбитое зеркало -- дурной знак. Наконец диск пулемета опустел,
он поперхнулся и замолчал, прежде чем я успел расколошматить еще
что-нибудь.
Лишь теперь Ерофей включил свет на полную мощность (какая
осталась). В разбитых панелях трещало и искрило, потолок мигал в
такт треску. Неверный дергающийся свет обрисовал на подушке
развивающуюся желтую ленту в коричневых крапинках. Прямо на том
месте, где час назад покоилась моя голова. Вся подушка была
забрызгана оранжевой жидкостью. Пестрая лента приподняла
крошечную граненую головку, высунулся раздвоенный язычок,
прозвучало слабое шипение.
-- Эфа, -- морщась, пояснил Ерофей. -- Песчаная гадюка. Самая
опасная змея Средней Азии.
Зубы у меня невольно лязгнули.
-- Кошмар, -- только и смог выдавить я. -- Ты спас мне жизнь.
Если бы эта гадина меня ужалила...
-- Вот что значит подслушать чужой разговор, -- вздохнул Ерофей.
-- Профессор...
Какая-то смутная догадка мелькнула у меня. Где-то я подобное
слышал или читал.
-- Пестрая лента... -- пробормотал я. -- Пестрая лента... Что бы
это значило?
-- Это были профессор и какой-то сенсей.
-- Кто?
-- Сенсей.
-- Опять восточные мотивы. -- Я погрозил кулаком невидимому
врагу. -- Я им покажу харакири Кришна-харе. Ты их видел?
-- В том-то и фокус, что нет. Коридор длинный прямой, хорошо
освещен. Но когда я выглянул, никого не было, как сквозь стену
прошли. -- Ерофей почесал бороду. -- Не понимаю.
Разгадка была совсем близко, следовало только немного напрячься.
Применим дедуктивный метод.
-- Профессор математики, Семь Сотых... Если это написать
цифрами... Пестрая лента... Эврика! Вспомнил! Ерофей, теперь я
знаю, кто наш противник. Это опасный враг, но, зная кто нам
противостоит, мы получаем серьезное преимущество. Пестрая лента
и профессор математики. Большая светящаяся собака. Вот ключи!
Ерофей задумчиво поковырял в носу.
-- Не знаю таких.
-- Надо читать Конан-Дойля.
-- Иностранец, -- Ерофей брезгливо сплюнул.
-- Видишь, чтение оказалось полезным.
-- Ты уверен?
-- Абсолютно. Нам противостоит дух профессора Мориарти.
Ерофей неожиданно взорвался.
-- Чтобы справиться с ним придется вызывать дух Шерлока Холмса.
Сделать тебя генералом Верховный Совет мог, но добавить серых
клеточек в голову даже ему не под силу.
-- Ты все знал? -- поразился я.
-- Конечно. Мы гимназиев не кончали, но кое-что знаем.
Сматываться надо, пока не поздно.
-- Мы уже столько сделали.
-- Всякое везенье однажды кончается.
Я задумался. Определенный резон в словах Ерофея имелся.
-- Нет, -- наконец решил я. -- Мы доведем дело до конца, пусть
это будет наше последнее дело. Если бы здесь присутствовал
настоящий профессор, я и то не отступил бы. Но это всего лишь
его дух, жалкая тень. С духами мы дрались не раз и всегда
успешно. Победим и теперь.
В этот момент разбитые панели наконец замкнуло, с потолка
слетела струя сине-зеленых искр, полыхнуло пламя. Свет
окончательно погас, и мы как ошпаренные вылетели в коридор.
Оставаться в разгромленном салоне было выше наших сил. Хрипло
взревела сирена пожарной тревоги, с глухим стуком с потолком
полетели тяжелые щиты брандмауэров.
Подбежавшая аварийная партия остолбенела, увидев нас. Мы
выглядели как безумцы, вырвавшиеся на свободу из сумасшедшего
дома. Законченные, всклокоченные. Я сжимал дымящийся пулемет.
-- К командиру станции, -- приказал я.
Самое странное, что прилетели мы на "Перун" практически
напрасно. Полковник Дятлов, не скрывая радости, проинформировал
нас, что никаких происшествий на станции не имело быть. То есть
одно время наблюдались неполадки, но их устранили, они больше
не повторяются. Связывалось это с уже знакомым эффектом вечного
тринадцатого. Но Ерофей, построив печку и поселив в ней домового
Савелия, привел звезды к нормальному расположению.
Ерофей немедленно задрал нос, особенно когда Дятлов сказал, что
считает своим прямым долгом ходатайствовать перед начальством о
награждении полковника Ерофея... И так далее.
Зачем же тогда объявился профессор со своей подручной?
-- Он хочет отомстить, -- предположил Дятлов.
-- Он потерял все и потому особенно опасен, -- согласился я.
Вот и подошло время решающей битвы. Точнее -- последней. Все
решилось много раньше. Мориарти плохо подготовился, его карта
была бита. Рассеян и уничтожен ударный отряд наемников югэки
бутай. Растворены и выпиты гремлины. Приручена собака
Баскервилей (Да! Именно она!). Профессор не был стратегом. Он не
скоординировал удары, наносил их не в полную силу. Потому его
проигрыш был предрешен. Но оставалась личная месть.
Гоняться за духом профессора по всей станции я не собирался. Еще
меньше хотелось ждать, пока он подошлет новую змею. Или наемного
убийцу. Вполне реально было появление духа Аль Капоне, Старца
Горы или Спека. Поскольку сейчас подавляющее численное
превосходство было на моей стороне, я счел возможным применить
разруганную кордонную стратегию. Мы отсекли палубы одну за
другой орехово-серебряным щитами, проводили ритуалы изгнания
духов... И так целеустремленно и методически преследовали
профессора, пока не загнали его в угол. В распоряжении духа
осталась только прогулочная палуба. Здесь возникли некоторые
сложности. Мы остановились, чтобы передохнуть. Тем более, что
мне не нравилось поведение Дятлова. Полковник проявлял
подозрительный интерес к нашим действиям. Уж не собирается ли он
избавиться от нас, переняв наши знания.
Итак, для торжественного завершения операции оставалось совсем
немного -- самому войти в ту часть станции, где скрывался
обезумевший от злости и страха дух, и покончить с этим исчадием
ада, не дожидаясь новых козней. Однако заходить в клетку к
бешеной крысе меня не тянуло. Ерофей тоже не вызвался
добровольцем, а про Зибеллу я уже не говорю. Хотя у Зибеллы
имелись свои мотивы. Как мы и предполагали, вездесущая Семь
Сотых сумела пробиться к своему хозяину. Горностай пылал жаждой
мести, однако предпочел бы встретиться с крысой все-таки не на
прогулочной палубе.
Сейчас самое время немного объяснить, в чем дело. Я почти не
касался устройства станции. Все прочие палубы имели сугубо
функциональное назначение -- жилые каюты, посты управления,
агрегатные отсеки, склады и так далее. Но прогулочная палуба...
В соответствии с соответствующим приказом были приняты
соответствующие меры по обеспечению соответствующих условий
отдыха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
отказался его выполнять. Я прикрикнул, он помчался к Фролову.
-- Вы это серьезно?
-- Как никогда. Вы слышали распоряжение Главного Маршала,
исполняйте.
И на станцию рекой потекло спиртное. Водка, коньяк, виски,
ликеры, вина, экзотические сакэ и пулька. Не знаю, сколько его
усохло по дороге на станцию, только весь экипаж ходил очень
веселый. А я лихорадочно экспериментировал над трупами
гремлинов. Они так похожи на зеленых чертей, что несомненно
должны появляться и исчезать в алкоголе. Но в каком напитке?
Приходилось лихорадочно составлять таблицы растворимости
гремлинов в спиртном. После ряда экспериментов выяснилось, что
лучше всего на них действует наш родной первач. Американские
чертенята не устояли перед ним!
По моему приказу панцирь запасного реактора был залит
первачом.Оберсту настрого запретили заходить в этот отсек, да он
и сам не рвался. Гремлины, естественно, искали убежища именно
там. А дальше... Бульк -- и нет!
Три дня были конечно преувеличением, но через пять дней на
станции не осталось ни одной твари кроме Оберста. Это событие мы
хорошо отметили, и на разговор с Главным Маршалом в центральный
пост меня принесли.
-- Молодец, -- похвалил он меня. -- Я уже почти совсем собрался
тебя расстрелять, но ты все-таки справился. Благодарю за службу,
генерал.
-- Служу Советскому Союзу, -- простонал я.
-- Теперь можете приступать к очищению станции "Перун",
-- напутствовал меня маршал.
-- Что делать с... раствором? -- спросил Фролов, когда связь
прервалась.
-- Я думаю, что по мере высыхания гремлины будут
выкристаллизовываться из него. Поэтому...
-- Что?!
-- Раствор надо выпить!
Восторженное и искреннее "Ура!" прокатилось по всей
станции. Личный состав радовался завершению борьбы с врагом.
ШУТКИ ГОСПОДИНА ПРОФЕССОРА
Когда мы прилетели на "Перун", по корабельному времени
стояла глубокая ночь. Едва глянув на качающиеся от усталости
фигуры высокой комиссии, командир станции полковник Дятлов
потянул носом и, не задавая лишних вопросов, приказал отвести
нас спать. Правильно сделал. Но я автоматически отметил, что нас
поместили не в каютах, а торжественно проводили в адмиральский
салон. Похоже, "Перун" прижало крепко, я различил даже
мелькнувший в отдалении оркестр. Ну и встреча! Однако я так хотел
спать...
Адмиральский салон на "Перуне" был обставлен с прямо-таки
вызывающей роскошью. Я заподозрил, что и проектировщики, и
строители станции страдали полным отсутствием вкуса. Каюта
боевой орбитальной станции? Больше всего это походило на
дворянскую гостиную середины восемнадцатого века. Золоченая
гнутая мебель стиля рококо, шелковые занавески и драпри со
множеством кистей,замысловатое бронзовое литье, кустистые
пальмы... Как они здесь прибираются? Уму непостижимо.
Но утомительный перелет и предшествующие события настолько
измотали меня, что я рухнул поверх покрывала и провалился в
беспамятство, едва голова коснулась подушки. Обычно сон приносит
расслабление и отдых, на сей раз все было иначе. Мне мерещились
какие-то неясные кошмары и ужасы... Зловещие черные силуэты
преследовали меня по бесконечным тоннелям, беспощадные когтистые
лапы хватали и принимались душить... Я с криком просыпался и
вновь засыпал. Поэтому когда чья-то рука похлопала меня по щеке,
я вскочил с диким воплем и схватился за пулемет. Вы можете
представить себе поездку, где генерал даже мыться ходит с
пулеметом? Такова наша тяжелая работа по обеспечению
государственной безопасности.
Разбудивший меня, при виде пулеметного дула, уткнувшегося ему в
грудь, стремительно юркнул под кровать. Я только величайшим
напряжением воли удержал палец на спусковом крючке.
-- Выходи, -- приказал я. -- выходи, или я буду стрелять.
-- Подожди минуту, -- из-под кровати показался сконфуженный
Ерофей, предусмотрительно поднявший руки. -- Не пальни со
страха.
-- Да, напугал ты меня изрядно.
Я опустился на кровать, держа пулемет на коленях. Никогда в
жизни я не чувствовал себя так скверно. Меня как будто долго
жевали гнилыми зубами, голова просто раскалывалась. Полумрак,
царивший в салоне, действовал мне на нервы, и я потянулся к
регулятору, чтобы добавить света. Но домовой перехватил мою
руку.
-- Подожди. Я кое-что подслушал и поспешил к тебе. Готовится
преступление, и мы должны схватить злоумышленников, но для этого
необходима темнота. Иначе они не рискнут показаться, и топор так
и останется висеть над нашими головами.
-- Кто?! -- флейтой взвизгнул я. В последнее время я вообще
частенько разговаривал на повышенных тонах. Но мохнатая лапка
Ерофея запечатала мне рот.
-- Т-с-с.
Я невольно покрепче сжал нагретый ладонями ствол. Ерофей еще
сильнее притушил свет, мне начало мерещиться, что я попал в
тот самый тоннель из кошмара. Вот как действуют на нормального
человека балдахины! В салоне повисла напряженная тишина. Вдруг я
услышал приглушенное постукивание и шуршание. Они пришли! Или
это просто вздыхала вентиляция?
Минуты тянулись бесконечно. Но Ерофей не ошибается в подобных
случаях. На черные козни у него исключительное чутье.
Внезапно в бронзовой фигурной решетке прямо над кроватью
мелькнуло светлое пятно -- бегущий далекий отблеск, будто
кто-то неосторожно посветил изнутри фонариком. Шуршание
усилилось, долетел невнятный писк. А потом послышалось тонкое,
нежное шипение, словно из проржавевшей трубы пробивалась тонкая
струйка пара.
-- Ты видишь ее? -- взревел Ерофей, отбросив всякие
предосторожности. -- Видишь?!
С выражением ужаса и отвращения на побледневшем лице он принялся
хлестать по бронзовой решетке неизменным прутом омелы. Шипение
стало сильнее. Мои напряженные нервы не выдержали, я вскинул
пулемет и нажал на спуск. Пулемет забился и задрожал, точно
живой, выплевывая струю раскаленного серебра. Я стрелял не
целясь, единственно чтобы немного успокоиться. Пули с визгом и
щелканьем рикошетировали куда попало и носились по всей комнате.
Мы подвергались очень серьезной опасности, даже более серьезной,
чем подкрадывавшаяся к нам из вентиляционной трубы.
Хотя я стрелял навскидку, мой прицел оказался достаточно верным,
Очередь с корнем выворотила вентиляционную решетку,
провалившуюся внутрь шахты. Еще я подстрелил три осветительные
панели на потолке, дисплей, венский стул и зеркало. Тьфу ты, вот незадача.
Разбитое зеркало -- дурной знак. Наконец диск пулемета опустел,
он поперхнулся и замолчал, прежде чем я успел расколошматить еще
что-нибудь.
Лишь теперь Ерофей включил свет на полную мощность (какая
осталась). В разбитых панелях трещало и искрило, потолок мигал в
такт треску. Неверный дергающийся свет обрисовал на подушке
развивающуюся желтую ленту в коричневых крапинках. Прямо на том
месте, где час назад покоилась моя голова. Вся подушка была
забрызгана оранжевой жидкостью. Пестрая лента приподняла
крошечную граненую головку, высунулся раздвоенный язычок,
прозвучало слабое шипение.
-- Эфа, -- морщась, пояснил Ерофей. -- Песчаная гадюка. Самая
опасная змея Средней Азии.
Зубы у меня невольно лязгнули.
-- Кошмар, -- только и смог выдавить я. -- Ты спас мне жизнь.
Если бы эта гадина меня ужалила...
-- Вот что значит подслушать чужой разговор, -- вздохнул Ерофей.
-- Профессор...
Какая-то смутная догадка мелькнула у меня. Где-то я подобное
слышал или читал.
-- Пестрая лента... -- пробормотал я. -- Пестрая лента... Что бы
это значило?
-- Это были профессор и какой-то сенсей.
-- Кто?
-- Сенсей.
-- Опять восточные мотивы. -- Я погрозил кулаком невидимому
врагу. -- Я им покажу харакири Кришна-харе. Ты их видел?
-- В том-то и фокус, что нет. Коридор длинный прямой, хорошо
освещен. Но когда я выглянул, никого не было, как сквозь стену
прошли. -- Ерофей почесал бороду. -- Не понимаю.
Разгадка была совсем близко, следовало только немного напрячься.
Применим дедуктивный метод.
-- Профессор математики, Семь Сотых... Если это написать
цифрами... Пестрая лента... Эврика! Вспомнил! Ерофей, теперь я
знаю, кто наш противник. Это опасный враг, но, зная кто нам
противостоит, мы получаем серьезное преимущество. Пестрая лента
и профессор математики. Большая светящаяся собака. Вот ключи!
Ерофей задумчиво поковырял в носу.
-- Не знаю таких.
-- Надо читать Конан-Дойля.
-- Иностранец, -- Ерофей брезгливо сплюнул.
-- Видишь, чтение оказалось полезным.
-- Ты уверен?
-- Абсолютно. Нам противостоит дух профессора Мориарти.
Ерофей неожиданно взорвался.
-- Чтобы справиться с ним придется вызывать дух Шерлока Холмса.
Сделать тебя генералом Верховный Совет мог, но добавить серых
клеточек в голову даже ему не под силу.
-- Ты все знал? -- поразился я.
-- Конечно. Мы гимназиев не кончали, но кое-что знаем.
Сматываться надо, пока не поздно.
-- Мы уже столько сделали.
-- Всякое везенье однажды кончается.
Я задумался. Определенный резон в словах Ерофея имелся.
-- Нет, -- наконец решил я. -- Мы доведем дело до конца, пусть
это будет наше последнее дело. Если бы здесь присутствовал
настоящий профессор, я и то не отступил бы. Но это всего лишь
его дух, жалкая тень. С духами мы дрались не раз и всегда
успешно. Победим и теперь.
В этот момент разбитые панели наконец замкнуло, с потолка
слетела струя сине-зеленых искр, полыхнуло пламя. Свет
окончательно погас, и мы как ошпаренные вылетели в коридор.
Оставаться в разгромленном салоне было выше наших сил. Хрипло
взревела сирена пожарной тревоги, с глухим стуком с потолком
полетели тяжелые щиты брандмауэров.
Подбежавшая аварийная партия остолбенела, увидев нас. Мы
выглядели как безумцы, вырвавшиеся на свободу из сумасшедшего
дома. Законченные, всклокоченные. Я сжимал дымящийся пулемет.
-- К командиру станции, -- приказал я.
Самое странное, что прилетели мы на "Перун" практически
напрасно. Полковник Дятлов, не скрывая радости, проинформировал
нас, что никаких происшествий на станции не имело быть. То есть
одно время наблюдались неполадки, но их устранили, они больше
не повторяются. Связывалось это с уже знакомым эффектом вечного
тринадцатого. Но Ерофей, построив печку и поселив в ней домового
Савелия, привел звезды к нормальному расположению.
Ерофей немедленно задрал нос, особенно когда Дятлов сказал, что
считает своим прямым долгом ходатайствовать перед начальством о
награждении полковника Ерофея... И так далее.
Зачем же тогда объявился профессор со своей подручной?
-- Он хочет отомстить, -- предположил Дятлов.
-- Он потерял все и потому особенно опасен, -- согласился я.
Вот и подошло время решающей битвы. Точнее -- последней. Все
решилось много раньше. Мориарти плохо подготовился, его карта
была бита. Рассеян и уничтожен ударный отряд наемников югэки
бутай. Растворены и выпиты гремлины. Приручена собака
Баскервилей (Да! Именно она!). Профессор не был стратегом. Он не
скоординировал удары, наносил их не в полную силу. Потому его
проигрыш был предрешен. Но оставалась личная месть.
Гоняться за духом профессора по всей станции я не собирался. Еще
меньше хотелось ждать, пока он подошлет новую змею. Или наемного
убийцу. Вполне реально было появление духа Аль Капоне, Старца
Горы или Спека. Поскольку сейчас подавляющее численное
превосходство было на моей стороне, я счел возможным применить
разруганную кордонную стратегию. Мы отсекли палубы одну за
другой орехово-серебряным щитами, проводили ритуалы изгнания
духов... И так целеустремленно и методически преследовали
профессора, пока не загнали его в угол. В распоряжении духа
осталась только прогулочная палуба. Здесь возникли некоторые
сложности. Мы остановились, чтобы передохнуть. Тем более, что
мне не нравилось поведение Дятлова. Полковник проявлял
подозрительный интерес к нашим действиям. Уж не собирается ли он
избавиться от нас, переняв наши знания.
Итак, для торжественного завершения операции оставалось совсем
немного -- самому войти в ту часть станции, где скрывался
обезумевший от злости и страха дух, и покончить с этим исчадием
ада, не дожидаясь новых козней. Однако заходить в клетку к
бешеной крысе меня не тянуло. Ерофей тоже не вызвался
добровольцем, а про Зибеллу я уже не говорю. Хотя у Зибеллы
имелись свои мотивы. Как мы и предполагали, вездесущая Семь
Сотых сумела пробиться к своему хозяину. Горностай пылал жаждой
мести, однако предпочел бы встретиться с крысой все-таки не на
прогулочной палубе.
Сейчас самое время немного объяснить, в чем дело. Я почти не
касался устройства станции. Все прочие палубы имели сугубо
функциональное назначение -- жилые каюты, посты управления,
агрегатные отсеки, склады и так далее. Но прогулочная палуба...
В соответствии с соответствующим приказом были приняты
соответствующие меры по обеспечению соответствующих условий
отдыха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18