Внезапная вспышка серебра ударила шерифа в шею сбоку.
Мэйзи видела, как шериф дернулся назад, завертелся волчком в сторону своей машины, хватаясь за шею. Он, корчась, рухнул на капот, кровь сочилась между его пальцев, где метательная звезда пробила сонную артерию. Артериальная кровь залила капот, блестящая и алая в лучах рассвета. Мэйзи подавила позыв закричать. Раненый шериф мешком сполз на землю, как сломанный игрушечный солдатик, дрожащие глаза выкатились из орбит в стробирующем свете его собственной мигалки.
Вторая полицейская машина наддала ходу и резко затормозила перед гостиницей, дверцы ее распахнулись, появились знакомые лица – человек в черном, толстяк, здоровенный негр, и в ту же минуту Мэйзи ощутила прилив уверенности, поднимающийся из самого ее существа, успокаивающий, сосредоточивающий, как у матери-львицы, защищающей свой прайд, и она подняла пистолет и навела мушку на ближайшего убийцу, чернокожего, и задержала дыхание, а сердце ее трепетало, и билась мысль: «Вот оно, вот где тебе придется переступить черту, подруга, сделай это, не думай об этом, нельзя колебаться, сделай это для Джо, для своего ребенка, и сделай это – сейчас».
Мэйзи выстрелила три раза.
Все пули ушли выше, взрыв гравий улицы, подняв в воздух фонтанчики пыли.
Улица вскипела. Киллеры бросились в укрытие за корпусом полицейской машины, их голоса внезапно заорали друг на друга, завыли гиенами, в рассветной тишине послышалось эхо вгоняемых в металлическую полость обойм, перемежаемое ругательствами, и сердце Мэйзи стучало в груди молотом, а сама она сжалась за балюстрадой, в ушах звенело, холодный хромовый вкус расплывался на языке, выжигая страх, как раскаленная добела металлургическая печь, выплавляющая единственную эмоцию.
Ярость.
С тем же бешеным звоном в ушах она встала и снова прицелилась в кишащую суету тремя этажами ниже.
То, что быль потом, уместилось в несколько секунд, но для Мэйзи это было медленно, как патока, будто забилось само течение времени, запруженное одной лишь силой ее стремления. Она видела, как из-за машины поднялся этот черный хмырь, выкрикивая в ее сторону что-то нечленораздельное, наводя на крышу свой сорокапятикалиберный. Мэйзи нажала на спусковой крючок, послав четыре выстрела, и в ответ ей, будто отскочив снизу, полетели телеграммы из револьвера Лавдела, откусывая вокруг куски кованого железа, осыпая ее лицо и волосы ржавыми осколками.
Мэйзи нырнула обратно, пульс ее скакал, в ушах гудело; раздались тяжелые шаги по толю у нее за спиной. Это был Джо.
– Лежи, лапонька!
Джо подбежал к ней, низко пригнувшись и взводя курок револьвера.
– Я думаю... Я д-думаю... – Мэйзи слегка заикалась, не в силах побороть потрясение. Она была опустошена, чуть не в себе, как после хорошей дозы амфетамина.
– Ты не ранена? – Джо приподнял ее за плечи. – Говори, детка, говори: ты не ранена?
– Я думаю, я одного из этих гадов подстрелила, – наконец-то выговорила Мэйзи, переведя дыхание. – И знаешь, мне от этого очень хорошо.

* * *
Крейтон Лавдел смотрел в небо и слушал шипящий звон медных тарелок у себя в голове.
Цвета над ним были «бомбой», и он в них врубался – классные ранние облака и синяя стратосфера, чистая, как ликер «Кюрасо». Будь у Лавдела выбор, он бы предпочел остаться на ногах и поливать свинцом эту гадскую крышу, палить по этой суке и ее хахалю, но в последнем обмене огнем Лавдела задело рикошетом, и его отбросило на гравий, разложив кверху брюхом, как двухцентовую проститутку.
– Вставай, ниггер!
Для Лавдела в его состоянии басовый рык Сабитини прозвучал, как тусклое диссонансное жужжание. Он впал в шок, и немеющие ощущения омывали изнутри его череп, музыка Шафта звучала в голове – медное шуршание тарелок, завывание гитар, – и он стал вспоминать, что случилось.
Эта мексиканская сука выпустила несколько пуль, каждую на сотню миль мимо, но последний попал в срез кормы джипа – а это был бронированный «краун-роял». Пуля отскочила вверх в челюсть Крейтона. Как апперкот Джорджа Формана. Лавдела подбросило на десять дюймов, завертело и швырнуло спиной вперед. Упав на землю, он понял, что произошло, – страшный звон в ушах, перечно-металлический вкус во рту, судорога челюстных мышц, будто он попытался проглотить восемнадцатидюймовую стальную занозу. Пуля застряла в зубах.
– В штаны наложил, что ли?
Звук голоса Бернардо Сабитини доносился за миллиард световых лет, смешиваясь с фейерверковым треском стрельбы. Лавдел поднялся на колени, глядя на гравий позади машины. Он видел, как его партнеры палят по двум фигурам на крыше, и буханье «М-1» в руках толстяка расцветало лепестками огненных цветов, а яростные вспышки «вальтера» Сакамото сливались в психоделические фонтаны дневного света.
– Я – человек, – объявил Лавдел. – Врубаетесь?
– Пригнись, Крейтон, – посоветовал Сакамото, вставляя новую обойму. – А то скоро станешь мертвым человеком.
– Но Шафт – лучший из всех, – произнес Лавдел.
В коренном зубе пульсировала дикая боль, холод разливался по немеющей шее. Крейтон поднялся, пошел по кругу, ум его раскручивался, как перекрученная часовая пружина. Звуки и образы вокруг стали размытыми, как водянистые пастели «техниколора», стрельба на мгновение стихла, и упала тишина, как прекрасное одеяло из лепестков розы. Лавдел улыбнулся пьяной улыбкой. Врубаетесь? Пистолет выпал из его руки, лязгнув по асфальту. В десяти футах Сабитини скорчился за машиной, перезаряжая автомат.
– Глупый ниггер совсем спятил, – проворчал сицилиец.
– Секунду!
Сакамото поднял руку в перчатке, устремив взгляд в сторону крыши.
Сабитини вытаращил глаза.
– Ты что, услыхал что-нибудь?
– Я Шафт, суки вы позорные!
Лавдел заковылял к толстяку, удивляясь, почему всем наплевать, что Лавдел на самом деле Джон Шафт, черт побери, он – человек, а в зубе у него пуля.
– Они уходят черным ходом, – сказал Сакамото, вскакивая на ноги, проверяя пистолет и бросаясь по проходу между двумя рядами магазинов.
– В деревьях мы их перещелкаем, как кроликов, – прорычал Сабитини, догоняя японца на той стороне улицы и прижимая к груди автомат.
Лавдел смотрел, как его партнеры исчезли на неровном тротуаре между гостиницей и винным магазином в сторону дальней темной полосы деревьев, с наведенным и готовым рявкнуть оружием, и Лавдел хотел побежать за ними, но ноги стали резиновыми, а голова была полна-звоном тарелок и завыванием гитар, и он начал превращение, как задиристая бабочка, в Джона Шафта, самого гадского гада на свете, и медная струя крови сочилась вниз по горлу, как легкое вино, и он пошел, шатаясь, через улицу, а тишина окаменела, текла густым медом, и отражение его в сумрачном стекле окна было размыто улицей и плыло, плыло... Дверь гостиницы распахнулась.
– Привет.
Человечек с небритым подбородком стоял в дверях, усмехаясь, с обрезом двенадцатикалиберного дробовика в руках.
– Шафт меня зовут, мать твою так и этак, – сообщил Лавдел, покачиваясь на трясущихся коленях посередине улицы, в глазах его темнело, кровь лилась вниз по животу в пах. – А Шафт – это человек!
– Я это запомню, – пообещал Олдис Хэкмор и всадил в грудь Лавдела полный заряд дроби номер один.

* * *
Джо и Мэйзи бежали через первобытный бунт красок, мимо пирамид дубов, заросших зелеными лианами с бакенбардами мха, через коридоры удушливых ярко-желтых азалий, весенних лилий и диких магнолий, пурпурных, как вкрапления аметиста на темной земле. Сквозь тяжелый от утреннего тумана воздух, сквозь запахи гниющего дерева и реки, густые, как запах женских духов. По земле такой мягкой, что она засасывала туфли, грозя их снять, бежали, бежали, и глаза их бешено искали выхода, пистолеты хлопали по бокам.
До тех пор, пока первая пуля не врезалась в кору сосны в тридцати футах позади.
– В укрытие, детка! – закричал Джо, толкнув Мэйзи за старую валежину. Мэйзи упала за ствол, рюкзак ее неуклюже дернулся в сторону.
Джо нашел укрытие за стоящим дубом, примкнул к кольту заряжатель, забил пули в барабан, повернулся на звук за спиной, поднял револьвер, навел мушку на деревья и открыл огонь. Первый выстрел грохнул в ушах, как «М-80», искры обожгли костяшки пальцев. Второй. Третий. Четвертый. Каждый выстрел прогрызал дырку в зарослях, держа преследователей на расстоянии.
Джо перестал стрелять и осторожно выглянул из-за дерева.
Из подлеска внезапно выросли вспышки автоматного дула.
Джо нырнул за дерево, с которого пули сдирали кору, сбивая осколки, щепки жалили Джо в лицо, и он вздрогнул от резкого треска в деревьях, узнав голос автомата Сабитини, и горячая волна гнева сжирала его заживо. Убрать этого жирного гада, прямо сейчас!
Стрельба стихла.
– Джоуи, Джоуи, держи... – донесся голос Мэйзи. Джо повернулся как раз вовремя, чтобы поймать брошенный ему пистолет. Это была полуавтоматическая старая «беретта» 90-й модели, рабочая лошадка молодежных банд. Мэйзи бросила ему обойму, и Джо вставил ее на место. Семь хороших выстрелов. Джо еще раз оценил обстановку и глянул на Мэйзи.
Она была похожа на машину на высокой передаче, казалось, она сейчас перегорит изнутри. Горячие глаза остекленели, лицо горело лихорадкой, когда она вставляла в пистолет очередную обойму. Казалось, она одурманена. Джо знал этот дурман. Мэйзи распробовала вкус убийства, и сейчас ей нужно было ощутить его снова. И снова. Джо вдруг почувствовал, что он грязен. Отвратителен. Как он мог сделать с ней такое?
Снова раздались выстрелы, просвистели пули, поджигая лес.
Джо нырнул за дуб.
Мэйзи испустила безумный, визгливый боевой клич, наставив на лес пистолет и паля вслепую. Пистолет ее ревел, выпуская фейерверк, и она высадила всю обойму, и Джо видел, как она заливается смехом, как ребенок на карусели, визгом и криком перекрывая выстрелы, и голос ее потонул в грохоте, глаза ее горели, губы шевелились, как в немом фильме. Пистолет изрыгнул последнюю пулю, и щелкнул опустевший магазин.
Упала тишина.
Джо сделал глубокий вдох. Воздух был густой, как жаркое, забитый пылью и осколками и горячим металлическим запахом кордита. Джо посмотрел на Мэйзи, и глаза их встретились, как два электрода вольтовой дуги. Джо показал стволом револьвера на юг. Мэйзи только кивнула. Они синхронно припали к земле и молча поползли через поляну, потом снова в густую листву, пока их не поглотили потоки лиан. Мэйзи хотела что-то сказать, но Джо закрыл ей рот ладонью. Что-то неуловимо изменилось, будто на солнце надели фильтр.
Лес стал тих, как склеп, и навес ветвей наверху стал как саван. Спокойствие было зловещим. Воздух вдруг стал прохладным, а земля под ногами была ковром, утыканным яркими поганками и фосфоресцирующими цветами. Они были в зазеркалье, одни в тайной, безмолвной, выдуманной стране, и на миг, только на миг, стало так, будто угрозу стрельбы волшебным образом развеяла какая-то древняя лесная фея.
Мэйзи начала шепотом:
– Что мы собираемся...
Джо приложил палец к ее губам и покачал головой. Впервые с момента бегства из гостиницы он мог ясно мыслить, и он собирался этим воспользоваться. Он ощущал рядом с собой тепло Мэйзи, ее бьющийся, как птица, пульс, и начал молча взвешивать варианты. Шансов в этих лесах было мало. Слишком много неизвестных, слишком много переменных, слишком много случайности. Самое худшее, что Мэйзи грозит максимальная опасность. И тут же в голове зазвучал чуть гнусавый голос инструктора:
«Цель уводит атакующие силы противника от наиболее уязвимых участков, заманивая их в нейтральные зоны поражения».
Джо вгляделся на юг сквозь чащу, сквозь мозаику кипарисов, и вдруг увидел на земле ответ – как жилку черной крови, накачивающей в лес жизнь.
– Идем, детка.
Джо протянул руку и взял Мэйзи выше локтя.
– Что ты собираешься делать, Джо?
– Идем!
Джо выдернул Мэйзи из зеленого гнезда и потянул через стебли к тропе, укрытой в тени кипарисов.
Тропа вела к реке.

* * *
– Раз, два... три!
Командир группы и двое его подчиненных ударили железным тараном по запертой двери номера 300, с хрустом сорвав древний засов. Дверь распахнулась, и агенты влились в комнату, держа наготове усиленные браунинги сорокового калибра и помповые ружья полицейского образца. В черных бронежилетах с эмблемами, они рассыпались веером согласно инструкции, наставив все свое железо в тесные и темные закоулки комнаты. Через долю секунды командир группы поднял руку, и быстрый короткий взмах передал сигнал: «Все чисто».
– Чисто! – отозвался голос сзади, один из прикрытия.
– Чисто!
Еще один голос с балкона, молодой и звонкий.
– Оставаться на местах!
Командир группы обошел комнату по периметру. Атлетического сложения человек лет под сорок с короткими волосами цвета ржавого металла носил имя Салливан Бирн, Салли, как звали его друзья. Он был в черной полевой форме – черные военные ботинки, черный берет – и двигался с уверенностью профессионального солдата, хотя живые морщинки у глаз и россыпь веснушек на обветренном лице снижали суровость его манер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43