Предположим, любопытный турист отправится с Пенелопы на Малакандру; такой вояж потребует минимум полутора столетий, а за это время супруга может бросить нашего туриста, а поверенные разбазарить его имущество. Не слишком ли дорогая цена любопытства?.. Если же наш путешественник не имеет ни имущества, ни жены, то он наверняка не сможет оплатить проезд, ибо странствия в галактических просторах весьма недешевы… Вот почему Галактику бороздят лишь редкие корабли переселенцев и спейстрейдеров, а закон космоса стал всего лишь древним анахронизмом. Но я тоже анахронизм, и потому признаю его. Я объяснил все это Шандре, и она повторила вопрос насчет традиции чести.
– Это означает, что мы не должны нарушать своих обетов, – сказал я. – А если уж придется их нарушить, то в самой безвыходной ситуации, с душевной болью и горьким сожалением.
Мой голос дрогнул, и Шандра внимательно посмотрела на меня:
– Грэм, ты… ты когда-нибудь это делал?
– Однажды, – признался я, – еще до всех моих звездных эскапад. Мы разошлись с женой – давно, на Старой Земле, но у нас была дочь, девятилетняя малышка Пенни… И я обещал, что никогда не брошу ее, что буду ей помогать и видеться с ней, а если случится беда, я приду и спасу ее… А потом я отправился в космос и не вспоминал о Пенни… Правда, первая планета, найденная мной, была названа ее именем, но это не искупает моей вины. Я вернулся на Землю через сто восемьдесят лет и не застал в живых даже внуков Пенни.
– О, Грэм!.. Прости! – Глаза Шандры вновь подозрительно заблестели. – Что же случилось? Ведь сто восемьдесят лет не такой уж большой срок…
– Видишь ли, милая, в ту эпоху люди в своем большинстве умирали, не дожив до восьмидесяти. Клеточная регенерация еще была неизвестна, клонирование органов стоило бешеных денег, и человек в твоем возрасте выглядел много хуже, чем я. Это называлось старостью… И вот ее первый признак. – Я коснулся своих волос и объяснил, что означает седина. – Разумеется, если бы я захотел, то опять сделался бы темноволосым или обзавелся зелеными кудрями… Но это означает клонирование и пересадку нового скальпа, а я слишком ленив и никогда не беспокоился из-за таких мелочей. Но если тебе неприятно…
Она обхватила меня за шею:
– Нет, Грэм, нет! Я хочу, чтоб ты был таким, каким я увидела тебя впервые… Всегда таким! Ты самый лучший мужчина на свете!
В благодарность я нежно поцеловал ее. Затем мы предстали перед компьютером “Цирцеи”, и я приказал записать нашу клятву в защищенный от уничтожения сектор памяти. Должен заметить, что в кое-каких вопросах “Цирцея” сохраняет автономность: даже я не могу стереть вечные файлы, где хранятся мои обязательства, не могу подделать судовые документы или, скажем, взорвать корабль. Все остальное – пожалуйста! “Цирцея” готова кормить, поить, лечить и лелеять меня и отвезти хоть в Рай, хоть в ад. К сожалению, я знаю множество адресов преисподней и ни одного райского.
Но сейчас, произнося свою брачную клятву, я не думал об этом.
– Я, Грэм Френч, капитан и владелец космического корабля “Цирцея”, спейстрейдер, беру тебя, Киллашандра Лонг, в супруги, и союз наш будет столь длительным, насколько захотим мы оба.
Я обещаю любить, почитать и защищать тебя – во все дни, пока действителен наш брак.
Я обещаю, что не стану искать объятий другой женщины и не приму их, какой бы ни представился случай; во все дни я буду верен лишь тебе одной. Я обещаю, что ты никогда не покинешь борт нашего корабля против своей воли – до тех пор, пока я являюсь его капитаном и владельцем. Я обещаю, что не оставлю тебя ни в одном из обитаемых миров и ни в одном из космических поселений, если на то не будет твоего ясного и недвусмысленного желания. Если ты выскажешь такое желание или же мы решим расторгнуть брак по обоюдному согласию, я обязуюсь обеспечить тебе достойную жизнь в том мире, который ты изберешь.
Я обещаю, что любые доходы от торговых сделок, которые я могу получить в период нашего брака, и любое приобретенное мной имущество будут считаться нашей совместной собственностью, и в том случае, если мы расстанемся, половина этих средств будет принадлежать тебе.
Я подтверждаю, что все эти обеты даны мной по доброй воле и собственному желанию, согласно традиции чести и законам космоса.
Теперь наступила очередь Шандры.
– Я, Киллашандра Лонг, рожденная на Мерфи, беру тебя, Грэма Френча, капитана и владельца космического корабля “Цирцея”, в супруги, и союз наш будет столь длительным, насколько захотим мы оба.
Я обещаю любить и почитать тебя, носить твое имя и подчиняться тем приказам, которые ты, как капитан корабля, можешь отдать мне – во все дни, пока действителен наш брак.
Я обещаю, что не стану искать объятий другого мужчины и не приму их, какой бы ни представился случай; во все дни я буду верна лишь тебе одному. Я обещаю не предпринимать никаких действий, которые лмогли бы нанести вред тебе лично или твоим делам – как в обитаемых мирах, так и в космическом пространстве.
Я подтверждаю, что все эти обеты даны мной по доброй воле и собственному желанию, согласно традиции чести и законам космоса.
Затем мы по очереди обратились к “Цирцее” с ритуальным приказом:
– Я, Грэм Френч, даю команду корабельному компьютеру, который является душой “Цирцеи”, занести мой обет в неуничтожимую секцию памяти.
– Я, Киллашандра Френч, даю команду корабельному компьютеру, который является душой “Цирцеи”, занести мой обет в неуничтожимую секцию памяти. Мы поцеловались, и “Цирцея” сыграла нам свадебный марш. “ Finis coronat opus”
После обеда она спросила:
– Почему ты иногда называешь меня Шандрой, а иногда – Киллашандрой?
Этот вопрос показался мне забавным; кажется, она не понимала, что человека могут звать по-разному – в разных ситуациях и в зависимости от чувств, которые испытывают к нему.
– Киллашандра – твое единственное и настоящее имя, – сказал я, – и его полагается использовать в официальных случаях – например, когда мы вступаем в брак. Но жизнь не состоит из одних официальных событии, и чаще я буду звать тебя Шандрой. Это имя является знаком моей любви к тебе, понимаешь? Она кивнула и улыбнулась.
– Еще одна древняя земная традиция, да, Грэм?
– Не только земная. Во многих мирах любящие называют друг друга ласковыми уменьшительными именами, и так же родители зовут детей. Ты помнишь, милая, как звал тебя отец?
На ее лице отразилось такое страдание, что я едва не откусил свой грешный язык. Стоило Ли напоминать ей об отце? Об ужасных годах разрухи и хаоса и о том, как самый близкий человек предал и бросил ее?
Но Шандра была крепким орешком; глаза ее сверкнули, подбородок выпятился вперед, и почти, без паузы она ответила:
– Я не помню и не хочу вспоминать. Сорок четыре года среди непорочных сестер многое стерли в моей памяти.
– Ты бы хотела это восстановить? – спросил я. – Видишь ли, воспоминания детства очень устойчивы, их почти невозможно потерять безвозвратно. Я думаю, мы с “Цирцеей” могли бы тебе помочь… а если не выйдет у нас, то хороший психотерапевт на Барсуме…
Она покачала головой:
– Нет, Грэм, нет. Спасибо тебе, но я не хочу вспоминать о тех годах. Ты назвал меня Шандрой, и мне не нужно другого имени… И лишних воспоминаний тоже не нужно. Будем считать, что моя жизнь началась сначала. Я не возражал, но тем не менее отправился с ней в медицинский отсек, чтобы сделать кое-какие анализы. Вряд ли аркон Жоффрей или непорочные сестрицы отравили ее каким-нибудь долгодействующим ядом, но, когда контактируешь с фанатиками и религиозными ортодоксами, предосторожность не помешает. Тут я вспомнил о Детях Света и их Пророке (как раз после истории с ним мне пришлось разгородить жилую зону), и моя решимость разобраться с этим делом окончательно окрепла.
Я объяснил Шандре, что медицинские процедуры – первый шаг в исполнении моих обетов любить и защищать ее, так что она стоически претерпела все, хотя и без особой радости. Ей пришлось раздеться; кажется, она рассматривала этот акт (если затем мы не отправлялись в спальню) как пустую трату времени. Пока она любовалась мерцанием лампочек автоматического диагноста, я велел роботам унести – ее шикарный секундианский туалет и доставить что-нибудь попроще, подходящее для гимнастического зала.
Наконец аппарат звякнул и выдал медицинское заключение – всего пять-шесть строчек. Зубы у Шандры были отличные, хоть не менялись ни разу, и я решил, что с имплантацией новых торопиться не следует. Ссадины на ее руках начали подживать – регенерация кожных покровов, подстегнутая целительным излучением, шла нормально. Однако выяснилось, что у нее имеется аппендикс – вероятно, в результате слишком небрежной генетической коррекции, произведенной с кем-нибудь из ее предков. Я впервые столкнулся с подобной проблемой, но в полной мере сознавал ее опасность. В прошлом этот червеобразный отросток слепой кишки прикончил немало людей, не успевших получить медицинскую помощь. Обычно такое случалось в экспедициях и в местах, далеких от госпиталей и больниц. Мне самому вырезали аппендикс еще в те времена, когда я был внутрисистемным пилотом. Я еще раз перечитал заключение. Кажется, Святой Арконат слишком увлекся совершенствованием духа Шандры и не уделил должного внимания ее телу… Ну, ничего, “Цирцея” могла справиться с этой проблемой! Но не сейчас; мне не хотелось оперировать Шандру во время нашего медового месяца. Гимнастический зал и бассейн имели явное преимущество перед хирургическим столом, и, выйдя из медотсека, мы направились в это приятное место. По пути я объяснял Шандре, что зал и главный салон снабжены автономными двигателями, которые позволяют раскрутить их и создать полную иллюзию земного тяготения. На орбите и в свободном полете я поддерживаю гравитацию на уровне двух сотых “же” – это весьма удобно, но не дает нужной нагрузки мышцам. Поэтому каждый день я трачу два-три часа в гимнастическом зале и до сих пор похож на нормального человека, а не на сакабона. Хотя сакабон, если разобраться, весьма функционален, и при моем образе жизни такая метаморфоза могла оказаться нелийней.
Тут Шандра прервала мои рассуждения, спросив, кто такие сакабоны. Я объяснил, что с давних времен люди обитают не только на планетарных телах, но и в искусственных космических поселениях, где гравитация практически равна нулю. Это тоже часть человечества, хотя сходство сакабонов с обычными людьми весьма и весьма проблематичное.
– Ты можешь мне их показать? – спросила Шандра, поворачиваясь к экрану.
Экран в гимнастическом зале огромный – метров пятнадцать, над дальним бортиком бассейна. Когда я купаюсь, на нем проецируется какой-нибудь тихоокеанский пейзаж и создается полное впечатление, что плывешь к далекому коралловому атоллу с растрепанными пальмами и живописной скалой на заднем плане. Сейчас экран затопила безбрежная ласковая морская синева – полный штиль где-нибудь в районе островов Фиджи.
Я с сомнением покосился на эту картину.
– Хочешь увидеть сакабона, милая? Не слишком приятное зрелище, поверь мне.
– Я буду держать тебя за руку, – сказала Шандра с полной серьезностью. – Тогда я не испугаюсь. И все же она вздрогнула, когда экран показал нам трехметровое существо с огромными конечностями, тонкими и длинными, как паучьи лапы. Женщина-сакабон уставилась прямо на нас круглыми карими глазами; ее глазные яблоки будто вылезали из орбит, выпирающие кости грозились проткнуть бледную кожу, вид суставов и сочленений наводил на мысли об анатомическом атласе. Ее груди были малы по любым общепринятым стандартам, но, несмотря на почти полное отсутствие плоти, обвисали застывшими каплями. Фактически у нее не имелось жировых тканей и мышц, а лишь все те же кости, суставы, кровеносные сосуды и сухожилия. Она была отлично приспособлена к жизни в невесомости; тяжесть в одну десятую земной сломала бы ей позвоночник.
– На руках и ногах – по два сочленения, а пальцы очень длинные, гибкие и цепкие, – сказал я Шандре. – Мечта, а не пальцы! Это недавняя генетическая модификация, и я знаю кое-кого из моих коллег, заполучивших такие. Например, Шард с “Шаловливой красотки”… Он считает, что с такими загребущими лапами легче обделывать торговые дела и пилотировать челнок… Но вернемся к этой леди. – Я покосился на экран. – Видишь ли, милая, в глазах сакабонцев она невероятно красива, но у нас с тобой другое мнение, не так ли? И раз мы не хотим сделаться похожими на нее, нам нужно заниматься гимнастикой. Вцепившись в мою руку, Шандра очарованно взирала на экран. Похоже, сакабонская леди вовсе не казалась ей отвратительной; наверное, потому, что она не видела нагих человеческих тел – не считая моего и своего собственного. Интересно, каким представлялся ей сказочный принц, о котором она мечтала?..
Вряд ли в облике сакабона…
Я махнул рукой, и изображение растворилось в аметистовых морских волнах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– Это означает, что мы не должны нарушать своих обетов, – сказал я. – А если уж придется их нарушить, то в самой безвыходной ситуации, с душевной болью и горьким сожалением.
Мой голос дрогнул, и Шандра внимательно посмотрела на меня:
– Грэм, ты… ты когда-нибудь это делал?
– Однажды, – признался я, – еще до всех моих звездных эскапад. Мы разошлись с женой – давно, на Старой Земле, но у нас была дочь, девятилетняя малышка Пенни… И я обещал, что никогда не брошу ее, что буду ей помогать и видеться с ней, а если случится беда, я приду и спасу ее… А потом я отправился в космос и не вспоминал о Пенни… Правда, первая планета, найденная мной, была названа ее именем, но это не искупает моей вины. Я вернулся на Землю через сто восемьдесят лет и не застал в живых даже внуков Пенни.
– О, Грэм!.. Прости! – Глаза Шандры вновь подозрительно заблестели. – Что же случилось? Ведь сто восемьдесят лет не такой уж большой срок…
– Видишь ли, милая, в ту эпоху люди в своем большинстве умирали, не дожив до восьмидесяти. Клеточная регенерация еще была неизвестна, клонирование органов стоило бешеных денег, и человек в твоем возрасте выглядел много хуже, чем я. Это называлось старостью… И вот ее первый признак. – Я коснулся своих волос и объяснил, что означает седина. – Разумеется, если бы я захотел, то опять сделался бы темноволосым или обзавелся зелеными кудрями… Но это означает клонирование и пересадку нового скальпа, а я слишком ленив и никогда не беспокоился из-за таких мелочей. Но если тебе неприятно…
Она обхватила меня за шею:
– Нет, Грэм, нет! Я хочу, чтоб ты был таким, каким я увидела тебя впервые… Всегда таким! Ты самый лучший мужчина на свете!
В благодарность я нежно поцеловал ее. Затем мы предстали перед компьютером “Цирцеи”, и я приказал записать нашу клятву в защищенный от уничтожения сектор памяти. Должен заметить, что в кое-каких вопросах “Цирцея” сохраняет автономность: даже я не могу стереть вечные файлы, где хранятся мои обязательства, не могу подделать судовые документы или, скажем, взорвать корабль. Все остальное – пожалуйста! “Цирцея” готова кормить, поить, лечить и лелеять меня и отвезти хоть в Рай, хоть в ад. К сожалению, я знаю множество адресов преисподней и ни одного райского.
Но сейчас, произнося свою брачную клятву, я не думал об этом.
– Я, Грэм Френч, капитан и владелец космического корабля “Цирцея”, спейстрейдер, беру тебя, Киллашандра Лонг, в супруги, и союз наш будет столь длительным, насколько захотим мы оба.
Я обещаю любить, почитать и защищать тебя – во все дни, пока действителен наш брак.
Я обещаю, что не стану искать объятий другой женщины и не приму их, какой бы ни представился случай; во все дни я буду верен лишь тебе одной. Я обещаю, что ты никогда не покинешь борт нашего корабля против своей воли – до тех пор, пока я являюсь его капитаном и владельцем. Я обещаю, что не оставлю тебя ни в одном из обитаемых миров и ни в одном из космических поселений, если на то не будет твоего ясного и недвусмысленного желания. Если ты выскажешь такое желание или же мы решим расторгнуть брак по обоюдному согласию, я обязуюсь обеспечить тебе достойную жизнь в том мире, который ты изберешь.
Я обещаю, что любые доходы от торговых сделок, которые я могу получить в период нашего брака, и любое приобретенное мной имущество будут считаться нашей совместной собственностью, и в том случае, если мы расстанемся, половина этих средств будет принадлежать тебе.
Я подтверждаю, что все эти обеты даны мной по доброй воле и собственному желанию, согласно традиции чести и законам космоса.
Теперь наступила очередь Шандры.
– Я, Киллашандра Лонг, рожденная на Мерфи, беру тебя, Грэма Френча, капитана и владельца космического корабля “Цирцея”, в супруги, и союз наш будет столь длительным, насколько захотим мы оба.
Я обещаю любить и почитать тебя, носить твое имя и подчиняться тем приказам, которые ты, как капитан корабля, можешь отдать мне – во все дни, пока действителен наш брак.
Я обещаю, что не стану искать объятий другого мужчины и не приму их, какой бы ни представился случай; во все дни я буду верна лишь тебе одному. Я обещаю не предпринимать никаких действий, которые лмогли бы нанести вред тебе лично или твоим делам – как в обитаемых мирах, так и в космическом пространстве.
Я подтверждаю, что все эти обеты даны мной по доброй воле и собственному желанию, согласно традиции чести и законам космоса.
Затем мы по очереди обратились к “Цирцее” с ритуальным приказом:
– Я, Грэм Френч, даю команду корабельному компьютеру, который является душой “Цирцеи”, занести мой обет в неуничтожимую секцию памяти.
– Я, Киллашандра Френч, даю команду корабельному компьютеру, который является душой “Цирцеи”, занести мой обет в неуничтожимую секцию памяти. Мы поцеловались, и “Цирцея” сыграла нам свадебный марш. “ Finis coronat opus”
После обеда она спросила:
– Почему ты иногда называешь меня Шандрой, а иногда – Киллашандрой?
Этот вопрос показался мне забавным; кажется, она не понимала, что человека могут звать по-разному – в разных ситуациях и в зависимости от чувств, которые испытывают к нему.
– Киллашандра – твое единственное и настоящее имя, – сказал я, – и его полагается использовать в официальных случаях – например, когда мы вступаем в брак. Но жизнь не состоит из одних официальных событии, и чаще я буду звать тебя Шандрой. Это имя является знаком моей любви к тебе, понимаешь? Она кивнула и улыбнулась.
– Еще одна древняя земная традиция, да, Грэм?
– Не только земная. Во многих мирах любящие называют друг друга ласковыми уменьшительными именами, и так же родители зовут детей. Ты помнишь, милая, как звал тебя отец?
На ее лице отразилось такое страдание, что я едва не откусил свой грешный язык. Стоило Ли напоминать ей об отце? Об ужасных годах разрухи и хаоса и о том, как самый близкий человек предал и бросил ее?
Но Шандра была крепким орешком; глаза ее сверкнули, подбородок выпятился вперед, и почти, без паузы она ответила:
– Я не помню и не хочу вспоминать. Сорок четыре года среди непорочных сестер многое стерли в моей памяти.
– Ты бы хотела это восстановить? – спросил я. – Видишь ли, воспоминания детства очень устойчивы, их почти невозможно потерять безвозвратно. Я думаю, мы с “Цирцеей” могли бы тебе помочь… а если не выйдет у нас, то хороший психотерапевт на Барсуме…
Она покачала головой:
– Нет, Грэм, нет. Спасибо тебе, но я не хочу вспоминать о тех годах. Ты назвал меня Шандрой, и мне не нужно другого имени… И лишних воспоминаний тоже не нужно. Будем считать, что моя жизнь началась сначала. Я не возражал, но тем не менее отправился с ней в медицинский отсек, чтобы сделать кое-какие анализы. Вряд ли аркон Жоффрей или непорочные сестрицы отравили ее каким-нибудь долгодействующим ядом, но, когда контактируешь с фанатиками и религиозными ортодоксами, предосторожность не помешает. Тут я вспомнил о Детях Света и их Пророке (как раз после истории с ним мне пришлось разгородить жилую зону), и моя решимость разобраться с этим делом окончательно окрепла.
Я объяснил Шандре, что медицинские процедуры – первый шаг в исполнении моих обетов любить и защищать ее, так что она стоически претерпела все, хотя и без особой радости. Ей пришлось раздеться; кажется, она рассматривала этот акт (если затем мы не отправлялись в спальню) как пустую трату времени. Пока она любовалась мерцанием лампочек автоматического диагноста, я велел роботам унести – ее шикарный секундианский туалет и доставить что-нибудь попроще, подходящее для гимнастического зала.
Наконец аппарат звякнул и выдал медицинское заключение – всего пять-шесть строчек. Зубы у Шандры были отличные, хоть не менялись ни разу, и я решил, что с имплантацией новых торопиться не следует. Ссадины на ее руках начали подживать – регенерация кожных покровов, подстегнутая целительным излучением, шла нормально. Однако выяснилось, что у нее имеется аппендикс – вероятно, в результате слишком небрежной генетической коррекции, произведенной с кем-нибудь из ее предков. Я впервые столкнулся с подобной проблемой, но в полной мере сознавал ее опасность. В прошлом этот червеобразный отросток слепой кишки прикончил немало людей, не успевших получить медицинскую помощь. Обычно такое случалось в экспедициях и в местах, далеких от госпиталей и больниц. Мне самому вырезали аппендикс еще в те времена, когда я был внутрисистемным пилотом. Я еще раз перечитал заключение. Кажется, Святой Арконат слишком увлекся совершенствованием духа Шандры и не уделил должного внимания ее телу… Ну, ничего, “Цирцея” могла справиться с этой проблемой! Но не сейчас; мне не хотелось оперировать Шандру во время нашего медового месяца. Гимнастический зал и бассейн имели явное преимущество перед хирургическим столом, и, выйдя из медотсека, мы направились в это приятное место. По пути я объяснял Шандре, что зал и главный салон снабжены автономными двигателями, которые позволяют раскрутить их и создать полную иллюзию земного тяготения. На орбите и в свободном полете я поддерживаю гравитацию на уровне двух сотых “же” – это весьма удобно, но не дает нужной нагрузки мышцам. Поэтому каждый день я трачу два-три часа в гимнастическом зале и до сих пор похож на нормального человека, а не на сакабона. Хотя сакабон, если разобраться, весьма функционален, и при моем образе жизни такая метаморфоза могла оказаться нелийней.
Тут Шандра прервала мои рассуждения, спросив, кто такие сакабоны. Я объяснил, что с давних времен люди обитают не только на планетарных телах, но и в искусственных космических поселениях, где гравитация практически равна нулю. Это тоже часть человечества, хотя сходство сакабонов с обычными людьми весьма и весьма проблематичное.
– Ты можешь мне их показать? – спросила Шандра, поворачиваясь к экрану.
Экран в гимнастическом зале огромный – метров пятнадцать, над дальним бортиком бассейна. Когда я купаюсь, на нем проецируется какой-нибудь тихоокеанский пейзаж и создается полное впечатление, что плывешь к далекому коралловому атоллу с растрепанными пальмами и живописной скалой на заднем плане. Сейчас экран затопила безбрежная ласковая морская синева – полный штиль где-нибудь в районе островов Фиджи.
Я с сомнением покосился на эту картину.
– Хочешь увидеть сакабона, милая? Не слишком приятное зрелище, поверь мне.
– Я буду держать тебя за руку, – сказала Шандра с полной серьезностью. – Тогда я не испугаюсь. И все же она вздрогнула, когда экран показал нам трехметровое существо с огромными конечностями, тонкими и длинными, как паучьи лапы. Женщина-сакабон уставилась прямо на нас круглыми карими глазами; ее глазные яблоки будто вылезали из орбит, выпирающие кости грозились проткнуть бледную кожу, вид суставов и сочленений наводил на мысли об анатомическом атласе. Ее груди были малы по любым общепринятым стандартам, но, несмотря на почти полное отсутствие плоти, обвисали застывшими каплями. Фактически у нее не имелось жировых тканей и мышц, а лишь все те же кости, суставы, кровеносные сосуды и сухожилия. Она была отлично приспособлена к жизни в невесомости; тяжесть в одну десятую земной сломала бы ей позвоночник.
– На руках и ногах – по два сочленения, а пальцы очень длинные, гибкие и цепкие, – сказал я Шандре. – Мечта, а не пальцы! Это недавняя генетическая модификация, и я знаю кое-кого из моих коллег, заполучивших такие. Например, Шард с “Шаловливой красотки”… Он считает, что с такими загребущими лапами легче обделывать торговые дела и пилотировать челнок… Но вернемся к этой леди. – Я покосился на экран. – Видишь ли, милая, в глазах сакабонцев она невероятно красива, но у нас с тобой другое мнение, не так ли? И раз мы не хотим сделаться похожими на нее, нам нужно заниматься гимнастикой. Вцепившись в мою руку, Шандра очарованно взирала на экран. Похоже, сакабонская леди вовсе не казалась ей отвратительной; наверное, потому, что она не видела нагих человеческих тел – не считая моего и своего собственного. Интересно, каким представлялся ей сказочный принц, о котором она мечтала?..
Вряд ли в облике сакабона…
Я махнул рукой, и изображение растворилось в аметистовых морских волнах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55