Какой обидчивый и какой беспокойный мошенник! Сиди, сиди спокойно – здесь принято так говорить. Зачем ты искал меня?
Г о с п о д и н. Моя совесть…
Т о т . У тебя нет совести. Или ты обеспокоился, что не вовсе обобрал меня, и пришел за остальным? Но что же ты можешь еще взять у меня? Мой дурацкий колпак с погремушками? Его ты не возьмешь: он слишком велик для твоей плешивой головы! Ползи назад, книжный червь.
Г о с п о д и н. Вы не можете простить, что ваша жена…
Т о т. К черту мою жену!
Господин поражен и поднимает брови. Тот смеется.
Г о с п о д и н. Я, право, не знаю… Но какой язык! Я решительно затрудняюсь выразить мои мысли… в этой атмосфере. Но если вы так… равнодушны к вашей жене, которая – позволю подчеркнуть это – любила вас и считала святым человеком…
Тот смеется.
…то что же привело вас к такому… поступку? Или вы не можете простить мне моего успеха… правда, не вполне заслуженного, и своим унижением как бы мстите мне и остальным, не понявшим вас? Но вы всегда были так равнодушны к славе! Или ваше равнодушие было только притворством, и когда более счастливый соперник…
Т о т (хохочет). Соперник! Ты – соперник?
Г о с п о д и н (бледнея). Но моя книга!..
Т о т . Ты можешь говорить о твоей книге? Мне?
Господин бледнеет. Тот с любопытством и насмешкой смотрит на него.
Г о с п о д и н (поднимая глаза). Я очень – несчастный – человек.
Т о т . Почему?
Г о с п о д и н. Я очень несчастный человек. Вам надо простить меня. Я глубоко – я непоправимо и бесконечно несчастен.
Т о т . Но почему, наконец? Объясни мне. (Ходит.) Ты сам сказал: твоя книга имеет ошеломительный успех, ты славен, ты знаменит; нет бульварной газеты, где не приводилось бы твое имя и… твои мысли. Кто знал меня? Кому нужна была моя тяжелая тарабарщина, в которой не доищешься смысла? Ты – ты, великий осквернитель! – сделал мои мысли доступными даже для лошадей. С искусством великого профанатора, костюмера идей, ты нарядил моего Аполлона парикмахером, моей Венере ты дал желтый билет, моему светлому герою приставил ослиные уши – и вот твоя карьера сделана, как говорит Джексон. И куда я ни пойду, вся улица кривляется на меня тысячами рож, в которых – о, насмешка! – я узнаю черты моих родных детей. О, как безобразен должен быть твой сын, похожий на меня! Так отчего же ты несчастен – несчастный?
Господин опускает голову, теребит перчатки.
Ведь тебя же еще не поймала полиция? Что я болтаю – разве тебя можно поймать? Ты всегда в пределах закона. Ты и теперь мучаешься тем, что не венчан с моей женой: при твоих кражах всегда присутствует нотариус. Зачем же мучаться, мой друг: женись! Я умер. Но тебе недостаточно моей жены? Владей и славою моею – она твоя! Владей идеями моими… вступай в права, законнейший наследник! Я умер! И, умирая (делает тупо-благочестивое лицо), простил тебя. (Хохочет.)
Господин поднимает голову и, наклонившись, устремляет свой тусклый взгляд в глаза Тота.
Г о с п о д и н. А гордость?
Т о т. Ты – горд?
Господин выпрямляется и молча кивает головой.
Однако!.. Но отодвинься, пожалуйста, мне неприятно. И подумать только, что я когда-то любил тебя немножко и даже находил талантливым! Тебя – мою плоскую тень!
Г о с п о д и н (кивая головой). Я – ваша тень.
Тот ходит по комнате и через плечо, улыбаясь, смотрит на Господина.
Т о т . Нет – ты очарователен. Но какая комедия! Какая трогательная комедия! Послушай, скажи прямо и откровенно, если можешь: ты сильно ненавидишь меня?
Г о с п о д и н. Да. Всею ненавистью, какая есть на земле. Сядьте здесь.
Т о т . Ты приказываешь?
Г о с п о д и н. Сядьте здесь. Благодарю вас. (Наклонившись.) Я уважаем, и у меня слава – да? У меня жена и сын – да? (Тихо смеется.) Но моя жена любит вас: наш любимый разговор – это о вашей гениальности… она полагает, что вы гениальны; мы с нею любим вас даже на постели. Тсс! кривиться должен я. Мой сын – да, он будет похож на вас. И когда, для отдыха от чужого, я иду к моему столу, к моей чернильнице, к моим книгам, – я и там натыкаюсь на вас. Всегда вы, всюду вы – и никогда я один, никогда я сам и один. И когда ночью – поймите же, сударь! – я ухожу к моим одиноким мыслям, ночным бессонным размышлениям, – я и там, в моей голове, в моем несчастном мозгу нахожу ваш образ… ваш проклятый, ваш ненавистный образ!
Молчание. Господин откидывается и моргает.
Т о т (бормочет). Какая комедия, как все чудесно перевернуто в этом мире: ограбленный –оказывается грабителем, грабитель – жалуется на кражу и проклинает!.. (Смеется.) Послушай: ты не тень моя, я ошибся. Ты – толпа. Живя мною, ты меня ненавидишь. Дыша мною, ты задыхаешься от злости. И, задыхаясь от злости, ненавидя, презирая меня, – ты плетешься в хвосте моих идей… но задом наперед! задом наперед, товарищ! О, какая чудесная комедия дня! (Ходит улыбаясь.)
Молчание.
Послушай: а тебе не станет легче, если я… действительно умру?
Г о с п о д и н. Да. Я думаю. Смерть делает расстояние и приглушает память. Смерть… примиряет. Но вы не похожи на человека, который…
Т о т . Да, да… Смерть! Конечно!
Г о с п о д и н. Сядьте здесь.
Т о т . Слушаю. Ну?
Г о с п о д и н. Конечно, я не смею просить вас… (кривит рот) просить вас умереть, но скажите: вы никогда больше не вернетесь туда? Нет, не смейтесь… Хотите, я поцелую вам руку? Нет, не надо кривиться. Ведь я поцеловал бы вам руку, если бы она стала… мертвая?
Т о т (тихо). Прочь – гадина!
Играя (как в первой картине), входят мелкими шажками Т и л и и П о л и, долго не видят собеседников.
Жак!
Т и л и. А, здравствуй, Тот. Мы разучиваем. Знаешь, очень трудно, у Жака столько же музыки в голове, сколько у моей свиньи.
Т о т (небрежно). Это мой друг… К бенефису?
Клоуны, здороваясь, делают идиотское лицо.
П о л и. Да. А ты что готовишь? Ты хитрый, Тот. Консуэлла сказала, что ты готовишь к ее бенефису. Она скоро уходит, ты знаешь?
Т о т . Разве?
Т и л и. Зинида сказала. А то они дали бы бенефис. Но она славная девушка.
П о л и (беря дудочку). Ну? И не иди так, как будто ты слон. Ты – муравей. Ну?
Играя, уходят.
Г о с п о д и н (улыбаясь). Это ваши новые товарищи? Какие они странные!..
Т о т. Здесь все странно.
Г о с п о д и н. Этот ваш костюм… к вам так шло черное. От него рябит в глазах.
Т о т (оглядывая себя). Нет, красиво. – Началась репетиция, тебе надо уходить. Ты мешаешь.
Г о с п о д и н. Но вы не ответили на мой вопрос!
На арене тихие звуки танго, маленький оркестр.
Т о т (слушая музыку, рассеянно). На какой?
Г о с п о д и н (не слыша музыки). Я умоляю вас сказать мне: вы вернетесь когда-нибудь туда или нет?
Т о т (слушая музыку). Никогда… никогда, никогда.
Г о с п о д и н (вставая). Благодарю вас. Я ухожу.
Т о т . Никогда, никогда, никогда… Да, уходи – и не возвращайся. Там ты был еще выносим и на что-то нужен, а здесь ты лишний.
Г о с п о д и н. Но если с вами что-нибудь случится?.. вы человек здоровый, но здесь такая обстановка, такие люди… как я узнаю тогда? Ваше имя здесь неизвестно?
Т о т . Мое имя здесь неизвестно, но ты узнаешь. Ну, что еще?
Г о с п о д и н. Я могу быть спокоен? Вы даете мне честное слово? Конечно – сравнительно спокоен.
Т о т . Да, ты можешь быть сравнительно спокоен. Никогда!
Идут к двери. Господин останавливается.
Г о с п о д и н. А я могу бывать в цирке… вы позволите?
Т о т . Конечно: ведь ты же публика! (Смеется.) Но контрамарки я тебе не дам. А зачем тебе надо здесь бывать? Ты так любишь цирк? С каких пор?
Г о с п о д и н. Мне хочется еще посмотреть вас и, может быть, понять… Такая метаморфоза! Зная вас, я не могу допустить, чтобы и здесь вы не преследовали какой-нибудь идеи. Но какой? (Близоруко всматривается в Тота)
Тот строит рожу и шутовски делает нос.
Что это?
Т о т . Моя идея! Честь имею кланяться, князь! Мой привет вашей высокоуважаемой супруге и преле-е-стному сыну вашего сиятельства!
Входит М а н ч и н и.
М а н ч и н и. Ты положительно живешь в цирке, Тот. Когда я ни приду, ты уже здесь… это фанатик своего дела, сударь…
Т о т (знакомя). Князь Понятовский! Граф Манчини!
М а н ч и н и (охорашиваясь). Очень, очень приятно. А вы также, князь, знаете моего чудака? Не правда ли, какая славная рожа! (Покровительственно касается палкой плеча Тота)
Г о с п о д и н (неловко). Да, я имел удовольствие, как же… Честь имею, граф…
М а н ч и н и. Честь имею, князь.
Т о т (провожая). Осторожнее, ваше сиятельство, в темных переходах: здесь встречаются такие ступеньки. К сожалению, я лишен возможности сам вывести вас на улицу…
Г о с п о д и н (останавливаясь, тихо). Вы не протянете мне руку на прощанье? Мы расстаемся навсегда.
Т о т . Лишнее, князь. Я еще имею надежду встретиться с вами в царстве небесном. Вы ведь там также будете?
Г о с п о д и н (брезгливо). Когда вы успели? В вас так много клоунского.
Т о т. Я Тот, который получает пощечины. До свиданья, князь!
Делают еще шаг.
Г о с п о д и н (засматривая в глаза Тоту, совсем тихо). А вы – не сошли с ума?
Т о т (также тихо, делая большие глаза). Боюсь… боюсь, что вы правы, князь. (Еще тише) Осел! еще никогда ты не выражался так точно: я сошел с ума! (Играя, показывает как бы ступеньки – от головы к полу. Смеется.) Сошел! Князь – до свиданья!
Господин выходит. Тот, возвращаясь, делает па и становится в позу.
Манчини, давай танцевать танго Манчини –тебя обожаю.
М а н ч и н и (сидит, развалившись и играя тростью). Ну, ну – не забывайся, Тот. Но ты что-то скрываешь, чурбан; я всегда говорил, что ты из общества. С тобою так легко! А кто этот твой князь – настоящий?
Т о т. В высокой степени настоящий. Как и ты!
М а н ч и н и. Симпатичное лицо, хотя я сразу почему-то принял его за могильщика, пришедшего получать заказ. Ах, Тот! когда я, наконец, расстанусь с этими грязными стенами, с папа Брике, глупыми афишами, грубыми жокеями!
Т о т . Теперь скоро, Манчини.
М а н ч и н и. Да, теперь скоро. Ах, Тот, я просто изнемог в этой среде, я начинаю чувствовать себя лошадью. Ты из общества, но ты еще не знаешь, что такое высший свет! Одеться, наконец, прилично, бывать на приемах, блистать остроумием, изредка перекинуться в баккара (смеется), не прибегая к фокусам и жонглерству…
Т о т. А вечерком пробраться в предместье, где тебя считают честным папашей, любящим детишек, и…
М а н ч и н и. И кое-что подцепить, да! (Смеется.) Я буду носить шелковую маску, а за мною будут идти два лакея, чтобы эта подлая чернь не оскорбила меня… Ах, Тот, во мне бурлит кровь моих предков! Посмотри на этот стилет: как ты думаешь, он был когда-нибудь в крови?
Т о т . Ты меня пугаешь, граф!
М а н ч и н и (смеясь и вкладывая стилет). Чурбан!
Т о т. А как с девочкой?
М а н ч и н и. Тсс! Мещане вполне удовлетворены и благословляют мое имя. (Смеется.) Вообще блеск моего имени разгорается с небыва-а-лой силой! Кстати: ты не знаешь, какая автомобильная фирма считается наилучшей? Деньги не важны. (Смеется.) А, папа Брике!
Входит Б р и к е; одет, в пальто и цилиндре. Здороваются.
Б р и к е. Ну, вот ты и добился бенефиса для твоей Консуэллы, Манчини! Скажу, впрочем, что если бы не Зинида…
М а н ч и н и. Но, послушай, Брике, ты положительно осел: чего ты жалуешься? На бенефис Консуэллы барон берет весь партер, тебе этого мало, скупец?
Б р и к е. Я люблю твою дочку, Манчини, и мне жаль ее отпускать. Чего ей не хватает здесь? Честный труд, прекрасные товарищи – а воздух?
М а н ч и н и. Не ей, а мне не хватает – понял? (Смеется.) Я просил тебя, Гарпагон: прибавь, а теперь – не разменяешь ли ты мне тысячу франков, директор?
Б р и к е (со вздохом). Давай.
М а н ч и н и (небрежно). Завтра. Я их оставил дома.
Все трое смеются.
Смейтесь, смейтесь! А сегодня мы едем с бароном на его загородную виллу; говорят, недурненькая вилла…
Т о т . Зачем?
М а н ч и н и. Ну, ты знаешь капризы этих миллиардеров, Тот. Хочет показать Консуэлле какие-то зимние розы, а мне свой погреб. Он заедет за нами сюда… Что с тобою, Консуэллочка?
Входит Консуэлла, почти плачет.
К о н с у э л л а . Я не могу, папа, скажи ему! Какое право он имеет кричать на меня? Он чуть не ударил меня хлыстом.
М а н ч и н и (выпрямляясь). Брике! Прошу вас как директора… что это за конюшня? Мою дочь –хлыстом? Да я этого мальчишку! Какой-то жокей – нет, это черт знает что! Черт знает что, клянусь!
К о н с у э л л а . Папа…
Б р и к е. Да, я скажу…
К о н с у э л л а . Ах, нет же! Альфред вовсе не ударил меня, я так глупо сказала. Что вы придумали? Ему самому так жаль…
Б р и к е. Все-таки я скажу, что…
К о н с у э л л а . Не смей! Не надо говорить. Он ничего не делал!
М а н ч и н и (еще горячась). Он должен извиниться, мальчишка.
К о н с у э л л а . Ах, да он извинился же – как вы глупы все! Просто мне сегодня не удается, я и расстроилась, такие пустяки. Он так извинялся, глупый, а я не хотела его прощать. Тот, милый, здравствуй, я не заметила тебя… Как к тебе идет этот галстук. Ты куда, Брике? К Альфреду?
Б р и к е. Нет, я так. Я иду домой. Зинида просила кланяться тебе, девочка. Она еще и сегодня не будет. (Выходит.)
К о н с у э л л а . Какая милая эта Зинида, такая хорошая… Папа, отчего здесь все теперь кажутся мне такими милыми?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
Г о с п о д и н. Моя совесть…
Т о т . У тебя нет совести. Или ты обеспокоился, что не вовсе обобрал меня, и пришел за остальным? Но что же ты можешь еще взять у меня? Мой дурацкий колпак с погремушками? Его ты не возьмешь: он слишком велик для твоей плешивой головы! Ползи назад, книжный червь.
Г о с п о д и н. Вы не можете простить, что ваша жена…
Т о т. К черту мою жену!
Господин поражен и поднимает брови. Тот смеется.
Г о с п о д и н. Я, право, не знаю… Но какой язык! Я решительно затрудняюсь выразить мои мысли… в этой атмосфере. Но если вы так… равнодушны к вашей жене, которая – позволю подчеркнуть это – любила вас и считала святым человеком…
Тот смеется.
…то что же привело вас к такому… поступку? Или вы не можете простить мне моего успеха… правда, не вполне заслуженного, и своим унижением как бы мстите мне и остальным, не понявшим вас? Но вы всегда были так равнодушны к славе! Или ваше равнодушие было только притворством, и когда более счастливый соперник…
Т о т (хохочет). Соперник! Ты – соперник?
Г о с п о д и н (бледнея). Но моя книга!..
Т о т . Ты можешь говорить о твоей книге? Мне?
Господин бледнеет. Тот с любопытством и насмешкой смотрит на него.
Г о с п о д и н (поднимая глаза). Я очень – несчастный – человек.
Т о т . Почему?
Г о с п о д и н. Я очень несчастный человек. Вам надо простить меня. Я глубоко – я непоправимо и бесконечно несчастен.
Т о т . Но почему, наконец? Объясни мне. (Ходит.) Ты сам сказал: твоя книга имеет ошеломительный успех, ты славен, ты знаменит; нет бульварной газеты, где не приводилось бы твое имя и… твои мысли. Кто знал меня? Кому нужна была моя тяжелая тарабарщина, в которой не доищешься смысла? Ты – ты, великий осквернитель! – сделал мои мысли доступными даже для лошадей. С искусством великого профанатора, костюмера идей, ты нарядил моего Аполлона парикмахером, моей Венере ты дал желтый билет, моему светлому герою приставил ослиные уши – и вот твоя карьера сделана, как говорит Джексон. И куда я ни пойду, вся улица кривляется на меня тысячами рож, в которых – о, насмешка! – я узнаю черты моих родных детей. О, как безобразен должен быть твой сын, похожий на меня! Так отчего же ты несчастен – несчастный?
Господин опускает голову, теребит перчатки.
Ведь тебя же еще не поймала полиция? Что я болтаю – разве тебя можно поймать? Ты всегда в пределах закона. Ты и теперь мучаешься тем, что не венчан с моей женой: при твоих кражах всегда присутствует нотариус. Зачем же мучаться, мой друг: женись! Я умер. Но тебе недостаточно моей жены? Владей и славою моею – она твоя! Владей идеями моими… вступай в права, законнейший наследник! Я умер! И, умирая (делает тупо-благочестивое лицо), простил тебя. (Хохочет.)
Господин поднимает голову и, наклонившись, устремляет свой тусклый взгляд в глаза Тота.
Г о с п о д и н. А гордость?
Т о т. Ты – горд?
Господин выпрямляется и молча кивает головой.
Однако!.. Но отодвинься, пожалуйста, мне неприятно. И подумать только, что я когда-то любил тебя немножко и даже находил талантливым! Тебя – мою плоскую тень!
Г о с п о д и н (кивая головой). Я – ваша тень.
Тот ходит по комнате и через плечо, улыбаясь, смотрит на Господина.
Т о т . Нет – ты очарователен. Но какая комедия! Какая трогательная комедия! Послушай, скажи прямо и откровенно, если можешь: ты сильно ненавидишь меня?
Г о с п о д и н. Да. Всею ненавистью, какая есть на земле. Сядьте здесь.
Т о т . Ты приказываешь?
Г о с п о д и н. Сядьте здесь. Благодарю вас. (Наклонившись.) Я уважаем, и у меня слава – да? У меня жена и сын – да? (Тихо смеется.) Но моя жена любит вас: наш любимый разговор – это о вашей гениальности… она полагает, что вы гениальны; мы с нею любим вас даже на постели. Тсс! кривиться должен я. Мой сын – да, он будет похож на вас. И когда, для отдыха от чужого, я иду к моему столу, к моей чернильнице, к моим книгам, – я и там натыкаюсь на вас. Всегда вы, всюду вы – и никогда я один, никогда я сам и один. И когда ночью – поймите же, сударь! – я ухожу к моим одиноким мыслям, ночным бессонным размышлениям, – я и там, в моей голове, в моем несчастном мозгу нахожу ваш образ… ваш проклятый, ваш ненавистный образ!
Молчание. Господин откидывается и моргает.
Т о т (бормочет). Какая комедия, как все чудесно перевернуто в этом мире: ограбленный –оказывается грабителем, грабитель – жалуется на кражу и проклинает!.. (Смеется.) Послушай: ты не тень моя, я ошибся. Ты – толпа. Живя мною, ты меня ненавидишь. Дыша мною, ты задыхаешься от злости. И, задыхаясь от злости, ненавидя, презирая меня, – ты плетешься в хвосте моих идей… но задом наперед! задом наперед, товарищ! О, какая чудесная комедия дня! (Ходит улыбаясь.)
Молчание.
Послушай: а тебе не станет легче, если я… действительно умру?
Г о с п о д и н. Да. Я думаю. Смерть делает расстояние и приглушает память. Смерть… примиряет. Но вы не похожи на человека, который…
Т о т . Да, да… Смерть! Конечно!
Г о с п о д и н. Сядьте здесь.
Т о т . Слушаю. Ну?
Г о с п о д и н. Конечно, я не смею просить вас… (кривит рот) просить вас умереть, но скажите: вы никогда больше не вернетесь туда? Нет, не смейтесь… Хотите, я поцелую вам руку? Нет, не надо кривиться. Ведь я поцеловал бы вам руку, если бы она стала… мертвая?
Т о т (тихо). Прочь – гадина!
Играя (как в первой картине), входят мелкими шажками Т и л и и П о л и, долго не видят собеседников.
Жак!
Т и л и. А, здравствуй, Тот. Мы разучиваем. Знаешь, очень трудно, у Жака столько же музыки в голове, сколько у моей свиньи.
Т о т (небрежно). Это мой друг… К бенефису?
Клоуны, здороваясь, делают идиотское лицо.
П о л и. Да. А ты что готовишь? Ты хитрый, Тот. Консуэлла сказала, что ты готовишь к ее бенефису. Она скоро уходит, ты знаешь?
Т о т . Разве?
Т и л и. Зинида сказала. А то они дали бы бенефис. Но она славная девушка.
П о л и (беря дудочку). Ну? И не иди так, как будто ты слон. Ты – муравей. Ну?
Играя, уходят.
Г о с п о д и н (улыбаясь). Это ваши новые товарищи? Какие они странные!..
Т о т. Здесь все странно.
Г о с п о д и н. Этот ваш костюм… к вам так шло черное. От него рябит в глазах.
Т о т (оглядывая себя). Нет, красиво. – Началась репетиция, тебе надо уходить. Ты мешаешь.
Г о с п о д и н. Но вы не ответили на мой вопрос!
На арене тихие звуки танго, маленький оркестр.
Т о т (слушая музыку, рассеянно). На какой?
Г о с п о д и н (не слыша музыки). Я умоляю вас сказать мне: вы вернетесь когда-нибудь туда или нет?
Т о т (слушая музыку). Никогда… никогда, никогда.
Г о с п о д и н (вставая). Благодарю вас. Я ухожу.
Т о т . Никогда, никогда, никогда… Да, уходи – и не возвращайся. Там ты был еще выносим и на что-то нужен, а здесь ты лишний.
Г о с п о д и н. Но если с вами что-нибудь случится?.. вы человек здоровый, но здесь такая обстановка, такие люди… как я узнаю тогда? Ваше имя здесь неизвестно?
Т о т . Мое имя здесь неизвестно, но ты узнаешь. Ну, что еще?
Г о с п о д и н. Я могу быть спокоен? Вы даете мне честное слово? Конечно – сравнительно спокоен.
Т о т . Да, ты можешь быть сравнительно спокоен. Никогда!
Идут к двери. Господин останавливается.
Г о с п о д и н. А я могу бывать в цирке… вы позволите?
Т о т . Конечно: ведь ты же публика! (Смеется.) Но контрамарки я тебе не дам. А зачем тебе надо здесь бывать? Ты так любишь цирк? С каких пор?
Г о с п о д и н. Мне хочется еще посмотреть вас и, может быть, понять… Такая метаморфоза! Зная вас, я не могу допустить, чтобы и здесь вы не преследовали какой-нибудь идеи. Но какой? (Близоруко всматривается в Тота)
Тот строит рожу и шутовски делает нос.
Что это?
Т о т . Моя идея! Честь имею кланяться, князь! Мой привет вашей высокоуважаемой супруге и преле-е-стному сыну вашего сиятельства!
Входит М а н ч и н и.
М а н ч и н и. Ты положительно живешь в цирке, Тот. Когда я ни приду, ты уже здесь… это фанатик своего дела, сударь…
Т о т (знакомя). Князь Понятовский! Граф Манчини!
М а н ч и н и (охорашиваясь). Очень, очень приятно. А вы также, князь, знаете моего чудака? Не правда ли, какая славная рожа! (Покровительственно касается палкой плеча Тота)
Г о с п о д и н (неловко). Да, я имел удовольствие, как же… Честь имею, граф…
М а н ч и н и. Честь имею, князь.
Т о т (провожая). Осторожнее, ваше сиятельство, в темных переходах: здесь встречаются такие ступеньки. К сожалению, я лишен возможности сам вывести вас на улицу…
Г о с п о д и н (останавливаясь, тихо). Вы не протянете мне руку на прощанье? Мы расстаемся навсегда.
Т о т . Лишнее, князь. Я еще имею надежду встретиться с вами в царстве небесном. Вы ведь там также будете?
Г о с п о д и н (брезгливо). Когда вы успели? В вас так много клоунского.
Т о т. Я Тот, который получает пощечины. До свиданья, князь!
Делают еще шаг.
Г о с п о д и н (засматривая в глаза Тоту, совсем тихо). А вы – не сошли с ума?
Т о т (также тихо, делая большие глаза). Боюсь… боюсь, что вы правы, князь. (Еще тише) Осел! еще никогда ты не выражался так точно: я сошел с ума! (Играя, показывает как бы ступеньки – от головы к полу. Смеется.) Сошел! Князь – до свиданья!
Господин выходит. Тот, возвращаясь, делает па и становится в позу.
Манчини, давай танцевать танго Манчини –тебя обожаю.
М а н ч и н и (сидит, развалившись и играя тростью). Ну, ну – не забывайся, Тот. Но ты что-то скрываешь, чурбан; я всегда говорил, что ты из общества. С тобою так легко! А кто этот твой князь – настоящий?
Т о т. В высокой степени настоящий. Как и ты!
М а н ч и н и. Симпатичное лицо, хотя я сразу почему-то принял его за могильщика, пришедшего получать заказ. Ах, Тот! когда я, наконец, расстанусь с этими грязными стенами, с папа Брике, глупыми афишами, грубыми жокеями!
Т о т . Теперь скоро, Манчини.
М а н ч и н и. Да, теперь скоро. Ах, Тот, я просто изнемог в этой среде, я начинаю чувствовать себя лошадью. Ты из общества, но ты еще не знаешь, что такое высший свет! Одеться, наконец, прилично, бывать на приемах, блистать остроумием, изредка перекинуться в баккара (смеется), не прибегая к фокусам и жонглерству…
Т о т. А вечерком пробраться в предместье, где тебя считают честным папашей, любящим детишек, и…
М а н ч и н и. И кое-что подцепить, да! (Смеется.) Я буду носить шелковую маску, а за мною будут идти два лакея, чтобы эта подлая чернь не оскорбила меня… Ах, Тот, во мне бурлит кровь моих предков! Посмотри на этот стилет: как ты думаешь, он был когда-нибудь в крови?
Т о т . Ты меня пугаешь, граф!
М а н ч и н и (смеясь и вкладывая стилет). Чурбан!
Т о т. А как с девочкой?
М а н ч и н и. Тсс! Мещане вполне удовлетворены и благословляют мое имя. (Смеется.) Вообще блеск моего имени разгорается с небыва-а-лой силой! Кстати: ты не знаешь, какая автомобильная фирма считается наилучшей? Деньги не важны. (Смеется.) А, папа Брике!
Входит Б р и к е; одет, в пальто и цилиндре. Здороваются.
Б р и к е. Ну, вот ты и добился бенефиса для твоей Консуэллы, Манчини! Скажу, впрочем, что если бы не Зинида…
М а н ч и н и. Но, послушай, Брике, ты положительно осел: чего ты жалуешься? На бенефис Консуэллы барон берет весь партер, тебе этого мало, скупец?
Б р и к е. Я люблю твою дочку, Манчини, и мне жаль ее отпускать. Чего ей не хватает здесь? Честный труд, прекрасные товарищи – а воздух?
М а н ч и н и. Не ей, а мне не хватает – понял? (Смеется.) Я просил тебя, Гарпагон: прибавь, а теперь – не разменяешь ли ты мне тысячу франков, директор?
Б р и к е (со вздохом). Давай.
М а н ч и н и (небрежно). Завтра. Я их оставил дома.
Все трое смеются.
Смейтесь, смейтесь! А сегодня мы едем с бароном на его загородную виллу; говорят, недурненькая вилла…
Т о т . Зачем?
М а н ч и н и. Ну, ты знаешь капризы этих миллиардеров, Тот. Хочет показать Консуэлле какие-то зимние розы, а мне свой погреб. Он заедет за нами сюда… Что с тобою, Консуэллочка?
Входит Консуэлла, почти плачет.
К о н с у э л л а . Я не могу, папа, скажи ему! Какое право он имеет кричать на меня? Он чуть не ударил меня хлыстом.
М а н ч и н и (выпрямляясь). Брике! Прошу вас как директора… что это за конюшня? Мою дочь –хлыстом? Да я этого мальчишку! Какой-то жокей – нет, это черт знает что! Черт знает что, клянусь!
К о н с у э л л а . Папа…
Б р и к е. Да, я скажу…
К о н с у э л л а . Ах, нет же! Альфред вовсе не ударил меня, я так глупо сказала. Что вы придумали? Ему самому так жаль…
Б р и к е. Все-таки я скажу, что…
К о н с у э л л а . Не смей! Не надо говорить. Он ничего не делал!
М а н ч и н и (еще горячась). Он должен извиниться, мальчишка.
К о н с у э л л а . Ах, да он извинился же – как вы глупы все! Просто мне сегодня не удается, я и расстроилась, такие пустяки. Он так извинялся, глупый, а я не хотела его прощать. Тот, милый, здравствуй, я не заметила тебя… Как к тебе идет этот галстук. Ты куда, Брике? К Альфреду?
Б р и к е. Нет, я так. Я иду домой. Зинида просила кланяться тебе, девочка. Она еще и сегодня не будет. (Выходит.)
К о н с у э л л а . Какая милая эта Зинида, такая хорошая… Папа, отчего здесь все теперь кажутся мне такими милыми?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10