Девочка, разве ты забыла, что я твой волшебник и твоя сказка? Пей спокойно, я заговорил вино, в нем чары. Пей, богиня.
К о н с у э л л а (медля). Какие у тебя добрые глаза. Но зачем ты такой бледный?
Т о т . Оттого, что я люблю тебя. Смотри в мои добрые глаза и пей, отдайся моим чарам, богиня! Ты уснешь и снова пробудишься, как тогда, помнишь? – и увидишь твою родину, небо…
К о н с у э л л а (поднося бокал к устам). Я его увижу, это правда?
Т о т (бледнея еще больше). Да! Пробудись, богиня, – и вспомни то время, когда с пеною морскою ты возникла из лазурного моря. Вспомни то небо – и тихий ветер с востока – и шепоты пены у твоих мраморных ножек…
К о н с у э л л а (выпивая) . Вот. Смотри: как раз половина! Возьми. Но что с тобою? – ты смеешься или плачешь, Тот?
Т о т. Я смеюсь и плачу.
М а н ч и н и (слегка отталкивая Тота). Довольно, графиня, мое терпение истощено! Если Огюст так добр и позволяет, то я, ваш отец… вашу руку, графиня! Посторонись, любезный!
К о н с у э л л а . Я устала.
М а н ч и н и. Вы не устаете болтать и пить вино с фигляром, а когда вас призывает долг… Брике, прикажите давать звонок, пора.
К о н с у э л л а . Я устала, папа.
З и н и д а. Послушайте, граф, это жестоко: разве вы не видите, как она побледнела…
Б а р о н . Что с вами, Консуэлла?
К о н с у э л л а . Нет, ничего, я так.
З и н и д а. Просто ей надо отдохнуть, барон, ведь она еще не садилась… и такое волнение… Сядь здесь, девочка, укройся, отдохни немного. Мужчины так жестоки!
К о н с у э л л а . Мне надо еще работать. (Закрывая глаза) А розы уже готовы?
З и н и д а. Готовы, готовы. У тебя будет такой необыкновенный ковер, ты понесешься, как по воздуху. Отдыхай.
П о л и. Ты хочешь музики? Мы сыграем тебе песенку, хочешь?
К о н с у э л л а (улыбаясь, с закрытыми глазами). Хочу.
Клоуны играют тихую и наивную песенку, тили-тили, поли-поли. Все молчат. Тот сидит в углу, отвернувшись; Джексон, косясь на него, лениво тянет вино. Барон, в своей обычной позе, широко и грузно расставив ноги, выпученными, неподвижными глазами смотрит в бледное лицо Консуэллы.
(Внезапно вскрикивая.) Ай! Мне больно.
З и н и д а. Что с тобою? Консуэлла!
М а н ч и н и. Дитя мое! Ты нездорова? Успокойся.
Б а р о н (бледнея). Постойте… она переволновалась. Консуэлла!
Консуэлла встает и смотрит перед собою широко раскрытыми глазами, как бы прислушивается к происходящему внутри.
К о н с у э л л а . Ай! Мне больно. Вот здесь, где сердце. Папа, что это? Я боюсь. Что это? И ноги… что у меня с ногами? Я не могу стоять. (Падает на диван, глаза расширены.)
М а н ч и н и (суетясь). Доктора! Ах, боже мой, это ужасно. Огюст, барон… с ней никогда этого не бывало! Это нервы, нервы, успокойся, дитя…
Б р и к е. Доктора!
Кто-то бежит за доктором. Испуганный голос Джексона.
Д ж е к с о н . Тот, что ты! Тот.
Т о т . Это смерть, Консуэлла. Моя маленькая царица, я убил тебя. Ты – умираешь! (Бурно плачет.)
Консуэлла вскрикивает и, закрыв глаза, затихает. Все в смятении. Барон неподвижен, видит только Консуэллу.
М а н ч и н и (шипит). Ты лжешь… мошенник! Проклятый комедиант, ты что ей дал? Ты отравил ее… разбойник! Доктора!
Т о т . Доктор не поможет. Ты умираешь, моя маленькая царица. Консуэлла! Консуэлла!
Входит быстро Безано: «Директор!» – умолкает и смотрит со страхом. Вошел кто-то еще. Брике машет рукою: «Двери!»
К о н с у э л л а (голосом бледным и далеким). Ты шутишь, Тот? Не пугай меня, я так боюсь. Это смерть? – Я не хочу. Ай… Тотик, миленький мой Тотик, скажи, что ты шутишь, я боюсь… золотой мой Тотик!
Тот повелительно отталкивает барона и становится на его место над Консуэллою. Барон стоит по-прежнему, видит только Консуэллу.
Т о т . Да, я шучу. Разве ты не слышишь моего смеха, Консуэлла? Здесь все смеются над тобою… глупенькая! Не смейся, Джим, она устала и хочет спать… как можешь ты смеяться, Джим! Усни, моя дорогая, усни, мое сердце, усни, моя любовь!
К о н с у э л л а . Да, мне теперь не больно. Зачем ты так шутил и напугал меня? Теперь мне смешно. Ты сам говорил, что я… буду… жить вечно…
Т о т . Да, Консуэлла! Ты будешь жить вечно… усни! успокойся! (Подняв руки, напрягает все силы и как бы все выше поднимает ее душу.) Как тебе легко, как светло, сколько огней горит вокруг тебя… можно ослепнуть от света!!
К о н с у э л л а . Да, светло. Это арена?
Т о т . Нет, это море и солнце… какое солнце! Разве ты не чувствуешь, что ты пена – белая пена морская, и ты летишь к солнцу. Как тебе легко – у тебя нет тела – ты летишь! Еще выше, моя любовь!
К о н с у э л л а . Я лечу. Я пена морская, а это солнце, оно так сияет… Мне хорошо. (Умирает.)
Молчание.
Тот еще стоит с поднятыми руками, взглядывает – и бросает руки вниз; шатаясь, отходит. Одну минуту еще стоит, потом садится, опустив голову на руки, одиноко борется с оцепенением надвигающейся смерти.
Б р и к е (тихо). Она уснула, мама?
3 и н и д а (выпуская мертвую руку). Боюсь, что нет… Отойди, Луи. Барон, вам лучше отойти. Барон, вы не слышите! (Плачет.) Луи, она умерла.
Плачут клоуны и Брике, Манчини ошеломлен; барон и Тот неподвижны – каждый на своем месте.
Д ж е к с о н (вынимая огромный цветной клоунский платок и вытирая слезы). Увяла, как цветочек… спи, Консуэллочка. Только теперь и осталось, что следы твоих ножек на песочке. (Плачет.) Ах, что ты наделал, что ты надела, Тот! Лучше бы ты не приходил сюда.
На арене музыка.
Б р и к е (машет рукой). Музыку, остановить музыку. Там с ума сошли. Какое несчастье!
Кто-то выбегает. К плачущему Безано подходит Зинида – и гладит его по склоненной, напомаженной голове. Взглянув, он ловит ее руку и прижимается к ней глазами. Барон, вынув розу из петлицы, молча обрывает ее лепестки и бросает, придавливая ногою. В дверь заглядывают бледные испуганные лица – все та же маскарадная толпа.
3 и н и д а (через голову Безано). Надо комиссара, Луи.
М а н ч и н и (выходя из столбняка, кричит). Полицию, полицию сюда. Это убийство. Я граф Манчини! Я граф Манчини! Тебе отрубят голову, разбойник, проклятый комедиант, вор! Я сам тебя убью, мошенник! Ах, ты!
Тот с трудом поднимает тяжелую голову.
Т о т . Отрубят голову – а дальше что… ваше сиятельство?
Б р и к е. Сударь, послушайте, сударь, я иду за комиссаром… сударь! Перестаньте!
Барон внезапно делает шаг вперед и, глядя в глаза Тоту, говорит хрипло, держась за горло и откашливаясь.
Б а р о н . Я свидетель. Я видел. Я свидетель. Я видел, как он сыпал яд. Я… (так же внезапно выходит, теми же прямыми и грузными шагами.)
От барона со страхом сторонятся. Тот снова опускает голову; по его телу изредка пробегает дрожь.
Д ж е к с о н (всплескивая руками). Так это все-таки правда? Отравил? Ах, Тот, какой же ты негодяй: разве так играют? Теперь и жди еще одной… последней пощечины от палача! (Обводит вокруг шеи, намекая на гильотину.)
Тили и Поли невольно повторяют его жест.
З и н и д а. Оставь его душу, Джим. Он был мужчина и любил… Счастливая Консуэлла!
В коридоре выстрел. Входит испуганный Томас и показывает на голову.
Т о м а с. Барон… барон… череп! Застрелился!
Б р и к е (поднимая руки). Боже, что же это? Барон? Какое несчастье над нашим цирком!
М а н ч и н и. Барон, барон? – Да нет. Да что вы тут? Ах…
Б р и к е. Успокойтесь, граф.! И кто бы мог подумать: такой… важный господин.
Т о т (с трудом поднимает голову, слабо различает помутившимися глазами). Что еще… что случилось?
Т о м а с. Барон застрелился. Честное слово: прямо сюда! Лежит.
Т о т (соображая). Барон? (Смеется.) Так барон… лопнул?
Д ж е к с о н . Перестань! Стыдно. Человек умер, а ты… да что с тобою, Тот?
Тот встает, поднятый на ноги последней вспышкой сознания и жизни; говорит сильно и гневно.
Т о т . Ты так любил ее, барон? Ты так любил? Мою Консуэллу? И ты хочешь обогнать меня и там? Нет! Я иду! И мы еще там поспорим с тобою – чья она навеки. (Схватившись за горло, валится навзничь.)
К нему бросаются. Смятение.
Занавес
Конец
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
К о н с у э л л а (медля). Какие у тебя добрые глаза. Но зачем ты такой бледный?
Т о т . Оттого, что я люблю тебя. Смотри в мои добрые глаза и пей, отдайся моим чарам, богиня! Ты уснешь и снова пробудишься, как тогда, помнишь? – и увидишь твою родину, небо…
К о н с у э л л а (поднося бокал к устам). Я его увижу, это правда?
Т о т (бледнея еще больше). Да! Пробудись, богиня, – и вспомни то время, когда с пеною морскою ты возникла из лазурного моря. Вспомни то небо – и тихий ветер с востока – и шепоты пены у твоих мраморных ножек…
К о н с у э л л а (выпивая) . Вот. Смотри: как раз половина! Возьми. Но что с тобою? – ты смеешься или плачешь, Тот?
Т о т. Я смеюсь и плачу.
М а н ч и н и (слегка отталкивая Тота). Довольно, графиня, мое терпение истощено! Если Огюст так добр и позволяет, то я, ваш отец… вашу руку, графиня! Посторонись, любезный!
К о н с у э л л а . Я устала.
М а н ч и н и. Вы не устаете болтать и пить вино с фигляром, а когда вас призывает долг… Брике, прикажите давать звонок, пора.
К о н с у э л л а . Я устала, папа.
З и н и д а. Послушайте, граф, это жестоко: разве вы не видите, как она побледнела…
Б а р о н . Что с вами, Консуэлла?
К о н с у э л л а . Нет, ничего, я так.
З и н и д а. Просто ей надо отдохнуть, барон, ведь она еще не садилась… и такое волнение… Сядь здесь, девочка, укройся, отдохни немного. Мужчины так жестоки!
К о н с у э л л а . Мне надо еще работать. (Закрывая глаза) А розы уже готовы?
З и н и д а. Готовы, готовы. У тебя будет такой необыкновенный ковер, ты понесешься, как по воздуху. Отдыхай.
П о л и. Ты хочешь музики? Мы сыграем тебе песенку, хочешь?
К о н с у э л л а (улыбаясь, с закрытыми глазами). Хочу.
Клоуны играют тихую и наивную песенку, тили-тили, поли-поли. Все молчат. Тот сидит в углу, отвернувшись; Джексон, косясь на него, лениво тянет вино. Барон, в своей обычной позе, широко и грузно расставив ноги, выпученными, неподвижными глазами смотрит в бледное лицо Консуэллы.
(Внезапно вскрикивая.) Ай! Мне больно.
З и н и д а. Что с тобою? Консуэлла!
М а н ч и н и. Дитя мое! Ты нездорова? Успокойся.
Б а р о н (бледнея). Постойте… она переволновалась. Консуэлла!
Консуэлла встает и смотрит перед собою широко раскрытыми глазами, как бы прислушивается к происходящему внутри.
К о н с у э л л а . Ай! Мне больно. Вот здесь, где сердце. Папа, что это? Я боюсь. Что это? И ноги… что у меня с ногами? Я не могу стоять. (Падает на диван, глаза расширены.)
М а н ч и н и (суетясь). Доктора! Ах, боже мой, это ужасно. Огюст, барон… с ней никогда этого не бывало! Это нервы, нервы, успокойся, дитя…
Б р и к е. Доктора!
Кто-то бежит за доктором. Испуганный голос Джексона.
Д ж е к с о н . Тот, что ты! Тот.
Т о т . Это смерть, Консуэлла. Моя маленькая царица, я убил тебя. Ты – умираешь! (Бурно плачет.)
Консуэлла вскрикивает и, закрыв глаза, затихает. Все в смятении. Барон неподвижен, видит только Консуэллу.
М а н ч и н и (шипит). Ты лжешь… мошенник! Проклятый комедиант, ты что ей дал? Ты отравил ее… разбойник! Доктора!
Т о т . Доктор не поможет. Ты умираешь, моя маленькая царица. Консуэлла! Консуэлла!
Входит быстро Безано: «Директор!» – умолкает и смотрит со страхом. Вошел кто-то еще. Брике машет рукою: «Двери!»
К о н с у э л л а (голосом бледным и далеким). Ты шутишь, Тот? Не пугай меня, я так боюсь. Это смерть? – Я не хочу. Ай… Тотик, миленький мой Тотик, скажи, что ты шутишь, я боюсь… золотой мой Тотик!
Тот повелительно отталкивает барона и становится на его место над Консуэллою. Барон стоит по-прежнему, видит только Консуэллу.
Т о т . Да, я шучу. Разве ты не слышишь моего смеха, Консуэлла? Здесь все смеются над тобою… глупенькая! Не смейся, Джим, она устала и хочет спать… как можешь ты смеяться, Джим! Усни, моя дорогая, усни, мое сердце, усни, моя любовь!
К о н с у э л л а . Да, мне теперь не больно. Зачем ты так шутил и напугал меня? Теперь мне смешно. Ты сам говорил, что я… буду… жить вечно…
Т о т . Да, Консуэлла! Ты будешь жить вечно… усни! успокойся! (Подняв руки, напрягает все силы и как бы все выше поднимает ее душу.) Как тебе легко, как светло, сколько огней горит вокруг тебя… можно ослепнуть от света!!
К о н с у э л л а . Да, светло. Это арена?
Т о т . Нет, это море и солнце… какое солнце! Разве ты не чувствуешь, что ты пена – белая пена морская, и ты летишь к солнцу. Как тебе легко – у тебя нет тела – ты летишь! Еще выше, моя любовь!
К о н с у э л л а . Я лечу. Я пена морская, а это солнце, оно так сияет… Мне хорошо. (Умирает.)
Молчание.
Тот еще стоит с поднятыми руками, взглядывает – и бросает руки вниз; шатаясь, отходит. Одну минуту еще стоит, потом садится, опустив голову на руки, одиноко борется с оцепенением надвигающейся смерти.
Б р и к е (тихо). Она уснула, мама?
3 и н и д а (выпуская мертвую руку). Боюсь, что нет… Отойди, Луи. Барон, вам лучше отойти. Барон, вы не слышите! (Плачет.) Луи, она умерла.
Плачут клоуны и Брике, Манчини ошеломлен; барон и Тот неподвижны – каждый на своем месте.
Д ж е к с о н (вынимая огромный цветной клоунский платок и вытирая слезы). Увяла, как цветочек… спи, Консуэллочка. Только теперь и осталось, что следы твоих ножек на песочке. (Плачет.) Ах, что ты наделал, что ты надела, Тот! Лучше бы ты не приходил сюда.
На арене музыка.
Б р и к е (машет рукой). Музыку, остановить музыку. Там с ума сошли. Какое несчастье!
Кто-то выбегает. К плачущему Безано подходит Зинида – и гладит его по склоненной, напомаженной голове. Взглянув, он ловит ее руку и прижимается к ней глазами. Барон, вынув розу из петлицы, молча обрывает ее лепестки и бросает, придавливая ногою. В дверь заглядывают бледные испуганные лица – все та же маскарадная толпа.
3 и н и д а (через голову Безано). Надо комиссара, Луи.
М а н ч и н и (выходя из столбняка, кричит). Полицию, полицию сюда. Это убийство. Я граф Манчини! Я граф Манчини! Тебе отрубят голову, разбойник, проклятый комедиант, вор! Я сам тебя убью, мошенник! Ах, ты!
Тот с трудом поднимает тяжелую голову.
Т о т . Отрубят голову – а дальше что… ваше сиятельство?
Б р и к е. Сударь, послушайте, сударь, я иду за комиссаром… сударь! Перестаньте!
Барон внезапно делает шаг вперед и, глядя в глаза Тоту, говорит хрипло, держась за горло и откашливаясь.
Б а р о н . Я свидетель. Я видел. Я свидетель. Я видел, как он сыпал яд. Я… (так же внезапно выходит, теми же прямыми и грузными шагами.)
От барона со страхом сторонятся. Тот снова опускает голову; по его телу изредка пробегает дрожь.
Д ж е к с о н (всплескивая руками). Так это все-таки правда? Отравил? Ах, Тот, какой же ты негодяй: разве так играют? Теперь и жди еще одной… последней пощечины от палача! (Обводит вокруг шеи, намекая на гильотину.)
Тили и Поли невольно повторяют его жест.
З и н и д а. Оставь его душу, Джим. Он был мужчина и любил… Счастливая Консуэлла!
В коридоре выстрел. Входит испуганный Томас и показывает на голову.
Т о м а с. Барон… барон… череп! Застрелился!
Б р и к е (поднимая руки). Боже, что же это? Барон? Какое несчастье над нашим цирком!
М а н ч и н и. Барон, барон? – Да нет. Да что вы тут? Ах…
Б р и к е. Успокойтесь, граф.! И кто бы мог подумать: такой… важный господин.
Т о т (с трудом поднимает голову, слабо различает помутившимися глазами). Что еще… что случилось?
Т о м а с. Барон застрелился. Честное слово: прямо сюда! Лежит.
Т о т (соображая). Барон? (Смеется.) Так барон… лопнул?
Д ж е к с о н . Перестань! Стыдно. Человек умер, а ты… да что с тобою, Тот?
Тот встает, поднятый на ноги последней вспышкой сознания и жизни; говорит сильно и гневно.
Т о т . Ты так любил ее, барон? Ты так любил? Мою Консуэллу? И ты хочешь обогнать меня и там? Нет! Я иду! И мы еще там поспорим с тобою – чья она навеки. (Схватившись за горло, валится навзничь.)
К нему бросаются. Смятение.
Занавес
Конец
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10