— Расскажи мне, Норман!
— Беда в том, — ответил тот, возбужденно хватаясь за стакан, — что я не просто сбежал, я струсил и дезертировал в бою. Даже для генеральского сынка это — серьезное преступление.
— И вправду, — согласился Мирр. — Но все-таки наш… твой отец мог вмешаться…
Норман отрицательно покачал головой.
— Ты просто не понимаешь… от человека, не воспитанного в армейских традициях, я этого и не ожидал. Нет такого способа, которым можно было бы смыть это пятно с фамильного знамени. Но запомни, не репутация семьи тяготит меня, а чувство вины. Моей собственной, выбитой в мраморе и отполированной вины. Мне стыдно за то, как я дезертировал.
— Расскажи! — потребовал Мирр, игнорируя леденящие предчувствия.
— Не могу. Мне кажется, я вообще ни с кем не смогу об этом разговаривать.
На этот раз неподатливость Нормана вызвала у Мирра чувство скорее облегчения, чем раздражения.
— Ну ладно, ты дезертировал перед лицом врага. Что было потом?
— Мы сражались на Аспатрии… Бывал там?
Мирр сделал вид, что копается в памяти.
— Да, однажды мне, довелось провести там отпуск…
— Наверное, это было уже после того, как восстание кончилось… В мое время, в восемьдесят третьем, война еще шла, и во всеобщей неразберихе я ухитрился добраться до Пионер-сити. Конечно, военная полиция разыскивала меня, но убежище у меня было надежное. Жил я припеваючи, денег хватало, но потом появились какие-то непонятные существа, которых называли оскарами, и вот они-то и начали охотиться за мной. Приходилось когда-нибудь о них слышать?
Сердце Мирра сжало стальным обручем.
— Приходилось… Что им от тебя было нужно?
— А черт их разберет… Казалось, они просто знают, что я совершил преступление — лично я уверен, что они могут читать мысли. Вообще, это было что-то неописуемое: я наткнулся на них в темноте, и они вроде бы как заглянули мне прямо в душу… своими рубиновыми глазами.
— Говоришь, это было в восемьдесят третьем? — Мирр нахмурился, сопоставляя даты. — Сейчас — восемьдесят шестой… Ты не похож на человека, который три года скрывается от полиции!
— Я и не скрывался! — Норман загадочно улыбнулся. — Но объяснение настолько фантастично, что ты не поверишь!
— Поверю! Я всему поверю! Расскажи мне, Норман!
— Я просидел в своей комнатенке целый день, жутко проголодался и решил устроить себе праздник то ли в ресторане, то ли в ночном клубе под названием «Голубая лягушка». Все там невероятно дорого, но кормят вкусно… кроме рыбных блюд. Если ты когда-нибудь туда… случайно… попадешь, не заказывай омара!
— Не буду, — успокоил его Мирр. — В ту ночь ты и встретился с оскарами?
— Именно об этом я и толкую, — мягко упрекнул его Норман. — Я расплатился, получил в награду дрянной сувенир, вышел из ресторана и решил не торопиться к себе — я и так просидел взаперти целый день. Неподалеку был кинотеатр, из тех, где показывают несколько фильмов сразу, и я свернул к нему. Однако, глянув в афиши, я потерял всякий интерес. Откровенная порнография! Раздетые женщины. Естественно, ничего подобного мне смотреть не хотелось, но только я собрался уйти, — не поверишь! — ко мне подошел мальчишка лет десяти и предложил денег, чтобы я провел его внутрь и поменялся очками, позволив смотреть так называемые фильмы для взрослых!
— Ну, и что же ты сделал? — боязливо спросил Мирр, вспомнив прежние сексуальные страхи.
— А что мне было делать? Я схватил этого ублюдка за ухо и сказал, что отведу его прямо к родителям!
— Отлично! — воскликнул Мирр, физически ощущая, как сваливается с его совести тяжкий груз. — Ты поступил совершенно правильно!
— Я тоже так думал, но этот грязный поросенок устроил чудовищный скандал! — При воспоминании об этом инциденте лицо Нормана перекосила гримаса отвращения. — Ты не поверишь, он стал кричать, что я пристаю к нему.
— О, Боже!
— Сущая правда. Он знал, что нужно орать. Возможно, это у него уже было не в первый раз. На его истошный вопль из кинотеатра выскочила администраторша, набросилась на меня с упреками и принялась дуть в свисток. Скажу откровенно, я пережил мерзкие минуты. Зная, что за тобой охотятся и тому подобное, самое лучшее, что я мог придумать, так это побыстрее исчезнуть. И только я собрался рвануть, как откуда ни возьмись появились эти оскары. Их было двое, и они попытались сцапать меня. Я увернулся и изо всех сил помчался по аллее.
Мирр почувствовал, что забытый страх вновь вернулся к нему.
— Как же ты убежал от них?
— Это тоже похоже на фантастику. Я думал, что бегу достаточно быстро, но оскары избрали более короткий путь и сумели нагнать меня. Они уже приготовились меня схватить, но тут я заметил дверь, ведущую в здание какой-то мастерской, куда, не раздумывая, нырнул и побежал вверх по лестнице. Там было темно и я угодил в туалет… Споткнулся, упал на унитаз и… Ты никогда не догадаешься, что произошло потом.
— Ты отправился в про… — Мирр, переживавший события так же остро, как и рассказчик, вынужден был прикусить язык. Норман посмотрел на него с подозрением.
— Что ты сказал?
— Я сказал, что ты отправился… ну, провалился.
— Вовсе не так, — сердито сказал Норман, обиженный тем, что его рассказ прерывают на самом драматичном месте. — Послушай, ты хочешь узнать, что было дальше, или нет?
— Прошу прощения. Пожалуйста, продолжай.
— Хорошо, но не вздумай меня прерывать.
— Обещаю.
— Так, о чем же я говорил? Ах, да. Ты никогда не сможешь догадаться, что произошло потом.
— Никогда не смогу, — подтвердил Мирр и тут же добавил: — Я тебя не прерываю. Просто я хотел согласиться с тобой, что никогда не смогу догадаться.
— Я знаю, что не сможешь, — безапелляционно сказал Норман, — потому что туалет оказался машиной времени — экстравертором! И когда я упал на унитаз, то отправился в прошлое.
— О, Боже!
— Честное слово. Я попал в 2290 год. И то здание, в котором я находился, занимала мастерская по изготовлению дождевиков. Но там обитал один сумасшедший по имени Леже. Он арендовал у владельца верхний этаж. Смешной коротышка. Он был… он был такой круглый, краснощекий — ну вылитый гуттаперчевый гном. Когда говорил, всегда дважды повторял заключительное слово во фразе, как трещотка. Я не принимал его всерьез, но меня поразило, что он пытается заработать на жизнь, занимаясь изобретательством в области электроники.
Понимаешь, я всегда мечтал заниматься этим. У меня есть способности к фундаментальным и прикладным наукам. Для меня схема какого-нибудь прибора
— все равно, что космическая карта для пилота. Однако мои родители хотели, чтобы я сосредоточился только на всяких военных штучках, вроде пилотирования звездолетов и снайперской стрельбы. Как я понял чуть позже, у Леже не было никаких способностей к изобретательству машины, которая будет заставлять людей говорить правду, но он сразу увидел, что у меня есть кое-какие полезные идеи, и мы с ним стали своего рода партнерами. Можно сказать, что в то время я был почти счастлив, если бы не гнетущее чувство вины и не присутствие Сисси.
— Это его дочь?
— Да. Как ты догадался?
— Ну… у сумасшедших изобретателей всегда есть дочери, — ответил Мирр, мысленно ругая себя последними словами. — Прелестная крошка, наверное?
— Ты бы не спрашивал, если бы видел! — горячо ответил Норман, и в глазах его появилось выражение, как у загнанного зверя. — Она приставала ко мне, я отбивался, как мог; но хуже всего было то, что старик Леже все перепутал. Он вообразил, что я сексуальный маньяк и единственная моя цель
— украсть невинность его дочери прямо из-под его носа!
— Странное место для хранения невинности, — с отсутствующим видом заметил Мирр.
— Не будь вульгарным! — Норман посмотрел на него с неодобрением. — Надеюсь, служба рядовым не испортит меня до такой степени, друг мой…
— Я уверен, что этого не произойдет, — ответил Мирр, давая себе последнее обещание держать рот на замке.
— Я уже говорил… воспоминания терзали… и это натолкнуло меня на чудесную, как мне тогда казалось, идею. Теперь-то я понимаю, что это было чудовищным святотатством, потому что раскаяние — от Бога. Но в слепом невежестве я дошел до конца и построил эту адскую машину!
Мирр ухватился за край стола — инстинкт и обрывки возвращающихся воспоминаний предупредили его о том, что сейчас произойдет. Мрачные бездны, о существовании которых он и не подозревал, открывались в его сознании.
— Мне потребовалось меньше недели, чтобы соорудить прототип стирателя памяти, — продолжал Норман замогильным голосом. — Я хотел воспользоваться им сам — очистить душу от вины, а потом уничтожить. Но у Леже были свои планы! Только я припаял последний провод, как явился он, в руках — пирог со свининой, он только одними ими и питался, и предложил мне кусочек. Мне следовало догадаться, что он замыслил недоброе, потому что у этого жадюги раньше и крошки было не выпросить… Он жрал их прямо с газеты, представляешь! Отвратительная привычка! Я всегда говорил ему, чтобы он пользовался хотя бы тарелкой, но…
Норман посмотрел Мирру в глаза, и то, что он там увидел, заставило его прервать описание привычек профессора.
— Да, друг мой, я вижу, ты и сам обо всем догадался… Это правда: я изобретатель машины, которая установлена сейчас во всех призывных пунктах Космического Легиона по всей Галактике!
В попытке прервать поток красноречия Нормана, Мирр схватил его за руку, но не преуспел.
— Пирог был, конечно, напичкан снотворным, и как только у меня стали слипаться глаза, этот негодяй Леже стащил меня вниз, открыл дверь туалета
— женского туалета, смею добавить! — и впихнул меня внутрь. Я упал на унитаз — и вот я снова в Пионер-сити, но в 2386 году. Я перемахнул точку отправления на целых три года; наверное, машина времени работала тогда в режиме возрастающих колебаний.
— Не затухающих, значит, — пробормотал Мирр.
— Я сказал «возрастающих»! Ты что, оглох? — Однако раздражение мгновенно улетучилось из голоса Нормана. — Прости, я понимаю, что все это для тебя так необычно… Конечно, ты не ожидал встретиться лицом к лицу с изобретателем той самой машины, на которой в свое время обработали и тебя.
— Не совсем… — промямлил Мирр.
— Конечно, не ожидал. Пойми теперь мои чувства, когда я узнал правду. Поначалу я был счастлив в 2386 году — война кончилась, полиция забыла про меня — и решил полюбопытствовать, чем кончил Леже. Я пошел в редакцию местной газеты и просмотрел их картотеки. Все они на микрофильмах, конечно, мне даже сказали, что оригиналы газет того времени продаются на вес бриллиантов… Короче, я раскопал всю биографию Леже.
— И что же?
— Он разбогател, приобрел известность как изобретатель злосчастной машины и умер в 2321 году. Больше он ничего не изобрел — у этой жабы не было ни капли таланта, но за старатель он получил кресло в Аспатрианской Военной Академии. Академик Леже, представляешь!
— Минутку, минутку… — Мирр отчаянно старался приспособиться к новой ситуации. — Ты не можешь винить себя за… Я хочу сказать, что им всюду пользовались в 83-ем году, и ты не мог не знать про него, отправляясь в прошлое… Так что…
— Это ничего не меняет. Конечно, я знал про него, но не знал, когда его изобрели. Очутившись в 2290-ом, я был слишком поглощен собственными переживаниями и не догадался проверить, знают ли о нем в этой эпохе. Леже, наверное, чуть удар от радости не хватил, когда я подбросил ему эту идею, но у него хватило хитрости не показать этого. Часть ответственности лежит и на нем, но сверхпреступник — я!
— Ты изобрел машину, чтобы облегчать страдания людей, — не сдавался Мирр. — Само по себе это еще не преступление.
— Разве? — Губы Нормана скривились в слабой улыбке. — И как же ей воспользовались? Тысячи юношей заманили в Легион обещанием очистить совесть, и где они все? Их убили. Они умерли молодыми, и теперь я не могу даже притвориться, что погибли они во имя Добра. Я был воспитан с верой в то, что Легион олицетворяет все самое лучшее и благородное в нашем обществе. Ребенком я мечтал, как буду летать по Галактике в золотых сверкающих звездолетах и освобождать угнетенные народы… Я не понимал тогда, что главная задача Легиона — заставлять жителей других миров покупать излишки земных телевизоров и электрических зубочисток!
— Это ужасно! — выдавил из себя Мирр, впавший в столь глубокое уныние, что все предыдущие состояния его души можно было считать безоблачными.
— Ну, ты-то не очень ломай себе голову, — продолжал Норман. — Вообрази, как чувствовал себя я, зная, что сам во всем виноват. Я понимал, что можно жить с нечистой совестью или принять заслуженное наказание, но это не для меня! Как только я узнал, что именно натворил в прошлом, и добавил это к преступлениям настоящего, то понял, что единственный выход — вступить в Легион. Чтобы забыть. Забавно, не правда ли?
— И это ты говоришь мне… — Голова Мирра раскалывалась от боли — возвращались воспоминания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
— Беда в том, — ответил тот, возбужденно хватаясь за стакан, — что я не просто сбежал, я струсил и дезертировал в бою. Даже для генеральского сынка это — серьезное преступление.
— И вправду, — согласился Мирр. — Но все-таки наш… твой отец мог вмешаться…
Норман отрицательно покачал головой.
— Ты просто не понимаешь… от человека, не воспитанного в армейских традициях, я этого и не ожидал. Нет такого способа, которым можно было бы смыть это пятно с фамильного знамени. Но запомни, не репутация семьи тяготит меня, а чувство вины. Моей собственной, выбитой в мраморе и отполированной вины. Мне стыдно за то, как я дезертировал.
— Расскажи! — потребовал Мирр, игнорируя леденящие предчувствия.
— Не могу. Мне кажется, я вообще ни с кем не смогу об этом разговаривать.
На этот раз неподатливость Нормана вызвала у Мирра чувство скорее облегчения, чем раздражения.
— Ну ладно, ты дезертировал перед лицом врага. Что было потом?
— Мы сражались на Аспатрии… Бывал там?
Мирр сделал вид, что копается в памяти.
— Да, однажды мне, довелось провести там отпуск…
— Наверное, это было уже после того, как восстание кончилось… В мое время, в восемьдесят третьем, война еще шла, и во всеобщей неразберихе я ухитрился добраться до Пионер-сити. Конечно, военная полиция разыскивала меня, но убежище у меня было надежное. Жил я припеваючи, денег хватало, но потом появились какие-то непонятные существа, которых называли оскарами, и вот они-то и начали охотиться за мной. Приходилось когда-нибудь о них слышать?
Сердце Мирра сжало стальным обручем.
— Приходилось… Что им от тебя было нужно?
— А черт их разберет… Казалось, они просто знают, что я совершил преступление — лично я уверен, что они могут читать мысли. Вообще, это было что-то неописуемое: я наткнулся на них в темноте, и они вроде бы как заглянули мне прямо в душу… своими рубиновыми глазами.
— Говоришь, это было в восемьдесят третьем? — Мирр нахмурился, сопоставляя даты. — Сейчас — восемьдесят шестой… Ты не похож на человека, который три года скрывается от полиции!
— Я и не скрывался! — Норман загадочно улыбнулся. — Но объяснение настолько фантастично, что ты не поверишь!
— Поверю! Я всему поверю! Расскажи мне, Норман!
— Я просидел в своей комнатенке целый день, жутко проголодался и решил устроить себе праздник то ли в ресторане, то ли в ночном клубе под названием «Голубая лягушка». Все там невероятно дорого, но кормят вкусно… кроме рыбных блюд. Если ты когда-нибудь туда… случайно… попадешь, не заказывай омара!
— Не буду, — успокоил его Мирр. — В ту ночь ты и встретился с оскарами?
— Именно об этом я и толкую, — мягко упрекнул его Норман. — Я расплатился, получил в награду дрянной сувенир, вышел из ресторана и решил не торопиться к себе — я и так просидел взаперти целый день. Неподалеку был кинотеатр, из тех, где показывают несколько фильмов сразу, и я свернул к нему. Однако, глянув в афиши, я потерял всякий интерес. Откровенная порнография! Раздетые женщины. Естественно, ничего подобного мне смотреть не хотелось, но только я собрался уйти, — не поверишь! — ко мне подошел мальчишка лет десяти и предложил денег, чтобы я провел его внутрь и поменялся очками, позволив смотреть так называемые фильмы для взрослых!
— Ну, и что же ты сделал? — боязливо спросил Мирр, вспомнив прежние сексуальные страхи.
— А что мне было делать? Я схватил этого ублюдка за ухо и сказал, что отведу его прямо к родителям!
— Отлично! — воскликнул Мирр, физически ощущая, как сваливается с его совести тяжкий груз. — Ты поступил совершенно правильно!
— Я тоже так думал, но этот грязный поросенок устроил чудовищный скандал! — При воспоминании об этом инциденте лицо Нормана перекосила гримаса отвращения. — Ты не поверишь, он стал кричать, что я пристаю к нему.
— О, Боже!
— Сущая правда. Он знал, что нужно орать. Возможно, это у него уже было не в первый раз. На его истошный вопль из кинотеатра выскочила администраторша, набросилась на меня с упреками и принялась дуть в свисток. Скажу откровенно, я пережил мерзкие минуты. Зная, что за тобой охотятся и тому подобное, самое лучшее, что я мог придумать, так это побыстрее исчезнуть. И только я собрался рвануть, как откуда ни возьмись появились эти оскары. Их было двое, и они попытались сцапать меня. Я увернулся и изо всех сил помчался по аллее.
Мирр почувствовал, что забытый страх вновь вернулся к нему.
— Как же ты убежал от них?
— Это тоже похоже на фантастику. Я думал, что бегу достаточно быстро, но оскары избрали более короткий путь и сумели нагнать меня. Они уже приготовились меня схватить, но тут я заметил дверь, ведущую в здание какой-то мастерской, куда, не раздумывая, нырнул и побежал вверх по лестнице. Там было темно и я угодил в туалет… Споткнулся, упал на унитаз и… Ты никогда не догадаешься, что произошло потом.
— Ты отправился в про… — Мирр, переживавший события так же остро, как и рассказчик, вынужден был прикусить язык. Норман посмотрел на него с подозрением.
— Что ты сказал?
— Я сказал, что ты отправился… ну, провалился.
— Вовсе не так, — сердито сказал Норман, обиженный тем, что его рассказ прерывают на самом драматичном месте. — Послушай, ты хочешь узнать, что было дальше, или нет?
— Прошу прощения. Пожалуйста, продолжай.
— Хорошо, но не вздумай меня прерывать.
— Обещаю.
— Так, о чем же я говорил? Ах, да. Ты никогда не сможешь догадаться, что произошло потом.
— Никогда не смогу, — подтвердил Мирр и тут же добавил: — Я тебя не прерываю. Просто я хотел согласиться с тобой, что никогда не смогу догадаться.
— Я знаю, что не сможешь, — безапелляционно сказал Норман, — потому что туалет оказался машиной времени — экстравертором! И когда я упал на унитаз, то отправился в прошлое.
— О, Боже!
— Честное слово. Я попал в 2290 год. И то здание, в котором я находился, занимала мастерская по изготовлению дождевиков. Но там обитал один сумасшедший по имени Леже. Он арендовал у владельца верхний этаж. Смешной коротышка. Он был… он был такой круглый, краснощекий — ну вылитый гуттаперчевый гном. Когда говорил, всегда дважды повторял заключительное слово во фразе, как трещотка. Я не принимал его всерьез, но меня поразило, что он пытается заработать на жизнь, занимаясь изобретательством в области электроники.
Понимаешь, я всегда мечтал заниматься этим. У меня есть способности к фундаментальным и прикладным наукам. Для меня схема какого-нибудь прибора
— все равно, что космическая карта для пилота. Однако мои родители хотели, чтобы я сосредоточился только на всяких военных штучках, вроде пилотирования звездолетов и снайперской стрельбы. Как я понял чуть позже, у Леже не было никаких способностей к изобретательству машины, которая будет заставлять людей говорить правду, но он сразу увидел, что у меня есть кое-какие полезные идеи, и мы с ним стали своего рода партнерами. Можно сказать, что в то время я был почти счастлив, если бы не гнетущее чувство вины и не присутствие Сисси.
— Это его дочь?
— Да. Как ты догадался?
— Ну… у сумасшедших изобретателей всегда есть дочери, — ответил Мирр, мысленно ругая себя последними словами. — Прелестная крошка, наверное?
— Ты бы не спрашивал, если бы видел! — горячо ответил Норман, и в глазах его появилось выражение, как у загнанного зверя. — Она приставала ко мне, я отбивался, как мог; но хуже всего было то, что старик Леже все перепутал. Он вообразил, что я сексуальный маньяк и единственная моя цель
— украсть невинность его дочери прямо из-под его носа!
— Странное место для хранения невинности, — с отсутствующим видом заметил Мирр.
— Не будь вульгарным! — Норман посмотрел на него с неодобрением. — Надеюсь, служба рядовым не испортит меня до такой степени, друг мой…
— Я уверен, что этого не произойдет, — ответил Мирр, давая себе последнее обещание держать рот на замке.
— Я уже говорил… воспоминания терзали… и это натолкнуло меня на чудесную, как мне тогда казалось, идею. Теперь-то я понимаю, что это было чудовищным святотатством, потому что раскаяние — от Бога. Но в слепом невежестве я дошел до конца и построил эту адскую машину!
Мирр ухватился за край стола — инстинкт и обрывки возвращающихся воспоминаний предупредили его о том, что сейчас произойдет. Мрачные бездны, о существовании которых он и не подозревал, открывались в его сознании.
— Мне потребовалось меньше недели, чтобы соорудить прототип стирателя памяти, — продолжал Норман замогильным голосом. — Я хотел воспользоваться им сам — очистить душу от вины, а потом уничтожить. Но у Леже были свои планы! Только я припаял последний провод, как явился он, в руках — пирог со свининой, он только одними ими и питался, и предложил мне кусочек. Мне следовало догадаться, что он замыслил недоброе, потому что у этого жадюги раньше и крошки было не выпросить… Он жрал их прямо с газеты, представляешь! Отвратительная привычка! Я всегда говорил ему, чтобы он пользовался хотя бы тарелкой, но…
Норман посмотрел Мирру в глаза, и то, что он там увидел, заставило его прервать описание привычек профессора.
— Да, друг мой, я вижу, ты и сам обо всем догадался… Это правда: я изобретатель машины, которая установлена сейчас во всех призывных пунктах Космического Легиона по всей Галактике!
В попытке прервать поток красноречия Нормана, Мирр схватил его за руку, но не преуспел.
— Пирог был, конечно, напичкан снотворным, и как только у меня стали слипаться глаза, этот негодяй Леже стащил меня вниз, открыл дверь туалета
— женского туалета, смею добавить! — и впихнул меня внутрь. Я упал на унитаз — и вот я снова в Пионер-сити, но в 2386 году. Я перемахнул точку отправления на целых три года; наверное, машина времени работала тогда в режиме возрастающих колебаний.
— Не затухающих, значит, — пробормотал Мирр.
— Я сказал «возрастающих»! Ты что, оглох? — Однако раздражение мгновенно улетучилось из голоса Нормана. — Прости, я понимаю, что все это для тебя так необычно… Конечно, ты не ожидал встретиться лицом к лицу с изобретателем той самой машины, на которой в свое время обработали и тебя.
— Не совсем… — промямлил Мирр.
— Конечно, не ожидал. Пойми теперь мои чувства, когда я узнал правду. Поначалу я был счастлив в 2386 году — война кончилась, полиция забыла про меня — и решил полюбопытствовать, чем кончил Леже. Я пошел в редакцию местной газеты и просмотрел их картотеки. Все они на микрофильмах, конечно, мне даже сказали, что оригиналы газет того времени продаются на вес бриллиантов… Короче, я раскопал всю биографию Леже.
— И что же?
— Он разбогател, приобрел известность как изобретатель злосчастной машины и умер в 2321 году. Больше он ничего не изобрел — у этой жабы не было ни капли таланта, но за старатель он получил кресло в Аспатрианской Военной Академии. Академик Леже, представляешь!
— Минутку, минутку… — Мирр отчаянно старался приспособиться к новой ситуации. — Ты не можешь винить себя за… Я хочу сказать, что им всюду пользовались в 83-ем году, и ты не мог не знать про него, отправляясь в прошлое… Так что…
— Это ничего не меняет. Конечно, я знал про него, но не знал, когда его изобрели. Очутившись в 2290-ом, я был слишком поглощен собственными переживаниями и не догадался проверить, знают ли о нем в этой эпохе. Леже, наверное, чуть удар от радости не хватил, когда я подбросил ему эту идею, но у него хватило хитрости не показать этого. Часть ответственности лежит и на нем, но сверхпреступник — я!
— Ты изобрел машину, чтобы облегчать страдания людей, — не сдавался Мирр. — Само по себе это еще не преступление.
— Разве? — Губы Нормана скривились в слабой улыбке. — И как же ей воспользовались? Тысячи юношей заманили в Легион обещанием очистить совесть, и где они все? Их убили. Они умерли молодыми, и теперь я не могу даже притвориться, что погибли они во имя Добра. Я был воспитан с верой в то, что Легион олицетворяет все самое лучшее и благородное в нашем обществе. Ребенком я мечтал, как буду летать по Галактике в золотых сверкающих звездолетах и освобождать угнетенные народы… Я не понимал тогда, что главная задача Легиона — заставлять жителей других миров покупать излишки земных телевизоров и электрических зубочисток!
— Это ужасно! — выдавил из себя Мирр, впавший в столь глубокое уныние, что все предыдущие состояния его души можно было считать безоблачными.
— Ну, ты-то не очень ломай себе голову, — продолжал Норман. — Вообрази, как чувствовал себя я, зная, что сам во всем виноват. Я понимал, что можно жить с нечистой совестью или принять заслуженное наказание, но это не для меня! Как только я узнал, что именно натворил в прошлом, и добавил это к преступлениям настоящего, то понял, что единственный выход — вступить в Легион. Чтобы забыть. Забавно, не правда ли?
— И это ты говоришь мне… — Голова Мирра раскалывалась от боли — возвращались воспоминания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22