Но вы не сказали ничего, что пролило бы свет на подлинную загадку: как граф согласился вам подыгрывать? И почему тот человек вчера умер, едва дотронувшись до Сердца Ахурамазды? Вот что нам важно услышать.
Ричард Кросс опустил взгляд на скатерть и покачал головой.
— Я дал себе слово, что никогда не стану об этом рассказывать. И если смогу забыть об этом, то постараюсь забыть.
— Тогда мы зовем судью, и будь оно все проклято! — Фолкнер ударил кулаком по столу. — Вы не сказали самого главного — без него и остальное ничего не объясняет.
Кросс не поднял глаз.
— Да будет так, — пробормотал он наконец. — Да будет так.
Дарвин поднял измазанную в свином жире руку.
— Одну минутку, Джозеф. Погодите одну лишь минутку, прежде чем спешить навстречу медвежьим объятиям официального закона и правосудия. Мистер Кросс, я не призываю вас поступать против совести — всего-навсего прошу пойти со мной и послушать, что я скажу. Полковник Поул и мистер Фолкнер отправятся вместе с нами при условии, что пообещают молчать о том, что услышат.
— Вы мой гость, Эразм, а сами заставляете меня — в моем же собственном доме! — клясться в молчании! — Однако Фолкнер уже поднялся из-за стола и первым направился к двери. От порога он обернулся. — Флоренс, самая подходящая погода для горячего шоколада. Будь добра, распорядись и принеси нам, хорошо? — Он глянул на Дарвина и добавил: — Причем побольше.
В отделанном деревянными панелями кабинете было нетоплено, окна изнутри покрылись ледяными узорами. Фолкнер поежился, показал гостям на кресла, а сам уселся на мягкий диван.
— Не растопить ли камин, Эразм?
— Не думаю. Это ненадолго. Фолкнер потер руки.
— Тогда говорите скорей, пока мы все тут не окоченели.
— Не стану мешкать. — Дарвин повернулся к Ричарду Кроссу. — Начну с заявления, которое может считаться скорее личным мнением, чем неопровержимым фактом. Мало что в современной натурфилософии возбуждает в людях пытливых и любознательных такой интерес, как эксперименты ван Мушенбрука из Лейдена , фон Клейста из Померании , Бенджамина Франклина из Филадельфии и нашего соотечественника Джесса Рамсдена. Вы согласны?
— Вы все знаете! — Лицо Кросса стало еще бледнее, черные глаза расширились.
— Отнюдь. Знаю мало, хотя о многом догадываюсь. Однако позвольте рассказать вам одну вымышленную историю. Представим себе молодого человека, наделенного пылким и лихорадочным воображением и подлинным талантом исследователя. И вот он узнает об упомянутых мной открытиях. Явление электричества буквально завораживает его. Он читает великий труд мистера Франклина «Эксперименты и наблюдения», читает энциклопедическую «Историю электричества» мистера Джозефа Пристли. И, выражаясь в соответствующих терминах, его собственное воображение мгновенно начинает искриться. Он приступает к экспериментам — втайне, поскольку не уверен еще, куда заведет его эта прихоть.
— Доктор Дарвин, вы просто колдун! Откуда вы все это знаете?
— Он прав, Эразм, — поддержал Кросса полковник Поул. — Откуда вы, черт возьми, все это знаете?
— Я ничего не знаю доподлинно. Но произошедшие в этом доме события дают вполне достаточные резоны для подобного вывода. Взгляните. — Доктор наклонился к столу, взял янтарное пресс-папье и, энергично потерев его о свой груботканый сюртук, поднес к висящей на ручке кресла меховой шапке Джозефа Фолкнера. — Глядите, как шевелится мех, как волоски разлепляются, словно отстраняясь друг от друга. Это древнейший электрический эффект, известный еще древним грекам — собственно, само слово «электричество» происходит от их названия янтаря. Когда я услышал, что Флоренс Траструм говорила, будто кожей ощущает какое-то странное чувство, а волоски на руках и ногах у нее словно взъерошиваются, мысли мои невольно обратились к лейденским банкам и электрическому искрообразованию. Однако я отмел эту мысль как совершенно неуместную и далее на эту тему не думал. Затем вчера вечером я увидел подземелье, где находился, пусть и разломанный, apparati какого-то увлекающегося электричеством экспериментатора: медная проволока, железные прутья и свинцовые пластины. И все же я не провел никакой связи! Лишь сегодня, когда торговец сообщил, что товары поставляли в этот самый дом, мой мозг наконец осуществил необходимый синтез. Я вспомнил, как пахло в выставочном зале во время моего первого визита туда — в воздухе еще висел запах электрического разряда. Кроме того, я никак не мог найти рациональное объяснение неудачи ищеек — а точнее, по справедливости сказать, их успеха. Но кто бы подумал, что Дариуш Шарани вчера находился среди нас?
— Вы об этом подумали. — Ричард Кросс отчасти обрел самообладание. Теперь, когда его тайна была разоблачена, в молодом ученом словно бы проступил новый человек, более вдумчивый и фаталистично настроенный. — Все ваши предположения абсолютно верны. Позвольте же спросить, что вы хотите от меня теперь, зная все?
— Зная все? — Дарвин так и подскочил в кресле. — Послушайте, дружище, самого интересного-то я и не знаю: что у вас за машина такая, способная обезвредить вора и сделать его совершенно беспомощным? И как она работает? Вот что мне хотелось бы услышать, а не подробности о стеклянных рубинах, сценических чудесах и переодеваниях.
Кросс отвел глаза.
— Я дал себе клятву, что как раз этого не раскрою никогда и никому. Я уже натворил немало зла. Если правда выплывет на поверхность…
— Не выплывет. — Дарвин ерзал на кресле от нетерпения. — Во всяком случае, ни от меня, ни от Джейкоба, ни от Джозефа. Клянусь: все, что вы нам расскажете, дальше не пойдет. Даю вам слово — и как человек, и как врач.
— А все остальные?
— Ну, доложу я вам! — Фолкнер пронзил Дарвина свирепым взглядом. — Не кажется ли вам, Эразм, что мы с Джейкобом должны решать самостоятельно? Мне прекрасно известно, что вы готовы наши души хоть дьяволу заложить, лишь бы докопаться, что здесь происходит. — Он повернулся к Поулу. — Что скажете, Джейкоб? Если вы согласитесь, я тоже спорить не стану.
— Ладно. — Поул кивнул Ричарду Кроссу. — Выкладывайте. В нашем молчании не сомневайтесь. Ни один смертный не услышит ни звука из того, что вы нам расскажете. Хотя, что касается меня лично, не сомневаюсь: из ваших объяснений я пойму не больше двух слов — это уж как пить дать.
— Хотелось бы мне, чтобы так оно и было. Все столь же элементарно, сколь и таинственно. — Подойдя к столу. Кросс взял бумагу, перо и чернильницу. — У меня есть результаты — но нет им веского научного обоснования. Колесо, вращающееся наподобие того, что вы вчера видели под выставочным залом, и снабженное как подвижными, так и твердо закрепленными магнитами, вырабатывает в проводах — той длинной медной проволоке — поток электричества. Пройдя через еще несколько мотков проволоки — которую я как раз вынул из машины и бросил в реку, — этот поток обретает силу достаточную, чтобы парализовать человека. Я присоединил одну проволоку к металлической пластине вокруг пьедестала, на котором находилось Сердце Ахурамазды, а вторую — к металлическому ободку защитного стеклянного ящичка таким образом, чтобы мог сам незаметно разъединять их. Вот. — Он набросал на листке несколько схем, аккуратно подписывая каждый рисунок. Теперь, когда молодой человек занялся привычным делом, руки у него перестали трястись. — Уверяю вас, я сотни раз проверял машину на себе самом. Она сковывает объект, вызывая совершенно непередаваемое ощущение, одновременно и приятное, и невыносимое. Невозможно и пальцем пошевелить, однако после прекращения тока никаких вредных последствий не наблюдается, только легкое жжение и покалывание, как от иголочек.
— Это вы и проделали с графом Марбери? — Дарвин разглядывал листок сияющими глазами.
— Именно — и ничего дурного ни с ним, ни с кем еще из пытавшихся взять рубин не произошло. Мой механизм казался просто идеальным устройством для защиты Сердца Ахурамазды. Слухи о нем мгновенно облетели весь Лондон, и проделка увенчалась полным успехом. А по завершении игры я собирался продолжить изучение открытых мной электрических эффектов, пока не докопаюсь до их глубинных истоков. Но после вчерашней гибели вора…
Пока Ричард Кросс рассказывал о своем изобретении, лицо его лучилось жизнью и энергией. Теперь же глаза молодого человека погасли.
— Я и сам не могу найти объяснения, отчего это стало смертельным, — тихо произнес Дарвин. — Могу лишь предложить несколько гипотез. Во-первых, на воре были мокрые и дырявые башмаки. А мы с вами оба знаем, что влага усиливает электричество. Еще важнее, сдается мне, то, что подземная река сильно раздалась от дождей. Если скорость вращения колеса определяет уровень тока на пьедестале, наш незадачливый воришка вполне мог получить разряд во много раз сильнее, чем в предыдущих ваших экспериментах. Разряд, достаточно сильный, чтобы обжечь ему руку и вызвать роковой перебой в работе и без того уже слабого сердца.
— Весьма интересные и оригинальные предположения. Но они не станут основой будущих экспериментов. Никогда в жизни я не пойду более на такое глупое безрассудство!
Кросс замолчал и уныло повесил голову — в комнату вошла Флоренс Траструм с чашками, блюдцами и большим серебряным котелком горячего шоколада. Она поставила поднос рядом с Ричардом; тот поднял на миг взгляд, благодарно улыбнулся девушке и вновь нахохлился.
— Что вы теперь собираетесь со мной делать? — спросил он, когда Флоренс вышла. — Вы правы. Я не учел естественные колебания электрической силы. Этот человек погиб лишь из-за меня.
Дарвин приподнял брови и поглядел на Поула.
— Джейкоб?
— Я-то? — Полковник с равным неодобрением взирал и на Дарвина, и на Кросса. — Черт возьми! Я вообще пальцем о палец не ударю. Если помер какой-то ворюга, по которому давно тюрьма плачет, так тем лучше. Сэкономили на палаче и веревке.
— Очень хорошо. Джозеф?
— Согласен с Джейкобом. И если почтенные лондонцы толпами валили поглядеть на фальшивку, так то не моя забота. Судя по рассказам Флоренс, зрители получали за свои деньги сполна. Мне в моем доме больше никаких драматических экспериментов не требуется — пусть даже, Ричард, вы и зовете их наукой. Но во всем прочем мое мнение о вас не изменилось. Вы по-прежнему желанный гость.
— Благодарю вас, сэр, однако я должен вернуться в Соммерсет. — Кросс кинул на закрытую дверь долгий несчастный взгляд. — И немедленно.
— Что ж, поезжайте, коли уж так решили, — промолвил Дарвин. — С позволения всех присутствующих, мне бы хотелось перемолвиться с мистером Кроссом словечком наедине. Заверяю, это не имеет никакого отношения к электричеству.
— И слава Богу! — Джейкоб Поул встал и зашагал к двери. — Говорил я, что не пойму ваших технических разговоров, — и оказался прав. Электричество!.. Пустая трата времени и сил!
— Согласен. — Фолкнер двинулся вслед за ним. — Да кто-нибудь вообще понимает, что это за штука такая, электричество?
Дарвин с Кроссом переглянулись и дружно покачали головами.
— Мы не понимаем, Джозеф, — улыбнулся Дарвин. — Пока. Ибо, как выразился ваш великий соотечественник мистер Франклин: «Если для электричества нет никакой иной цели, оно по крайней мере помогает человеку смирять гордыню».
Джейкоб Поул уже поворачивал ручку двери, но при этих словах оглянулся.
— Тогда, Эразм, вам не мешало бы собрать машину мистера Кросса заново и вкатить себе двойную порцию.
Не дожидаясь ответа, он закрыл дверь. Дарвин покачал головой, стараясь сдержать улыбку.
— Прошу прощения, мистер Кросс. Мы с полковником Поулом давние друзья. Позвольте же вновь вернуться к более серьезным материям. Все мои предыдущие расспросы объяснялись исключительно научным интересом. Но то, что я собираюсь сказать сейчас, имеет другую природу. Вы вполне можете счесть мои слова непрошеным и бесцеремонным вмешательством в ваши личные дела.
Кросс меланхолично разрывал на мелкие кусочки схему своего изобретения.
— Продолжайте, — промолвил он. — По крайней мере меня честно предупредили.
— Я хотел поговорить о Флоренс Траструм. Вы очень хорошо к ней относитесь, верно?
— Разве это не бросается в глаза? — В голосе Кросса звучала горечь. — Я отношусь к ней очень хорошо, и даже более, чем просто очень хорошо. Но, как видите, «я не создан для забав любовных, для нежного гляденья в зеркала».
Он показал на свое левое плечо. Дарвин фыркнул.
— И тем не менее ваш тезка, Ричард, коего вы соблаговолили процитировать, взошел на английский трон и женился на своей избраннице. Прекратите жалеть себя! Вы столь же полноценный мужчина, как любой другой в этом доме, — если только сами не возомните себя калекой.
— Увы, не могу утешаться подобной мыслью. Как только позволит погода, я возвращаюсь в Соммерсет — если волен покинуть дом.
— Совершенно вольны. Все же настоятельно советую вам — не уезжайте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Ричард Кросс опустил взгляд на скатерть и покачал головой.
— Я дал себе слово, что никогда не стану об этом рассказывать. И если смогу забыть об этом, то постараюсь забыть.
— Тогда мы зовем судью, и будь оно все проклято! — Фолкнер ударил кулаком по столу. — Вы не сказали самого главного — без него и остальное ничего не объясняет.
Кросс не поднял глаз.
— Да будет так, — пробормотал он наконец. — Да будет так.
Дарвин поднял измазанную в свином жире руку.
— Одну минутку, Джозеф. Погодите одну лишь минутку, прежде чем спешить навстречу медвежьим объятиям официального закона и правосудия. Мистер Кросс, я не призываю вас поступать против совести — всего-навсего прошу пойти со мной и послушать, что я скажу. Полковник Поул и мистер Фолкнер отправятся вместе с нами при условии, что пообещают молчать о том, что услышат.
— Вы мой гость, Эразм, а сами заставляете меня — в моем же собственном доме! — клясться в молчании! — Однако Фолкнер уже поднялся из-за стола и первым направился к двери. От порога он обернулся. — Флоренс, самая подходящая погода для горячего шоколада. Будь добра, распорядись и принеси нам, хорошо? — Он глянул на Дарвина и добавил: — Причем побольше.
В отделанном деревянными панелями кабинете было нетоплено, окна изнутри покрылись ледяными узорами. Фолкнер поежился, показал гостям на кресла, а сам уселся на мягкий диван.
— Не растопить ли камин, Эразм?
— Не думаю. Это ненадолго. Фолкнер потер руки.
— Тогда говорите скорей, пока мы все тут не окоченели.
— Не стану мешкать. — Дарвин повернулся к Ричарду Кроссу. — Начну с заявления, которое может считаться скорее личным мнением, чем неопровержимым фактом. Мало что в современной натурфилософии возбуждает в людях пытливых и любознательных такой интерес, как эксперименты ван Мушенбрука из Лейдена , фон Клейста из Померании , Бенджамина Франклина из Филадельфии и нашего соотечественника Джесса Рамсдена. Вы согласны?
— Вы все знаете! — Лицо Кросса стало еще бледнее, черные глаза расширились.
— Отнюдь. Знаю мало, хотя о многом догадываюсь. Однако позвольте рассказать вам одну вымышленную историю. Представим себе молодого человека, наделенного пылким и лихорадочным воображением и подлинным талантом исследователя. И вот он узнает об упомянутых мной открытиях. Явление электричества буквально завораживает его. Он читает великий труд мистера Франклина «Эксперименты и наблюдения», читает энциклопедическую «Историю электричества» мистера Джозефа Пристли. И, выражаясь в соответствующих терминах, его собственное воображение мгновенно начинает искриться. Он приступает к экспериментам — втайне, поскольку не уверен еще, куда заведет его эта прихоть.
— Доктор Дарвин, вы просто колдун! Откуда вы все это знаете?
— Он прав, Эразм, — поддержал Кросса полковник Поул. — Откуда вы, черт возьми, все это знаете?
— Я ничего не знаю доподлинно. Но произошедшие в этом доме события дают вполне достаточные резоны для подобного вывода. Взгляните. — Доктор наклонился к столу, взял янтарное пресс-папье и, энергично потерев его о свой груботканый сюртук, поднес к висящей на ручке кресла меховой шапке Джозефа Фолкнера. — Глядите, как шевелится мех, как волоски разлепляются, словно отстраняясь друг от друга. Это древнейший электрический эффект, известный еще древним грекам — собственно, само слово «электричество» происходит от их названия янтаря. Когда я услышал, что Флоренс Траструм говорила, будто кожей ощущает какое-то странное чувство, а волоски на руках и ногах у нее словно взъерошиваются, мысли мои невольно обратились к лейденским банкам и электрическому искрообразованию. Однако я отмел эту мысль как совершенно неуместную и далее на эту тему не думал. Затем вчера вечером я увидел подземелье, где находился, пусть и разломанный, apparati какого-то увлекающегося электричеством экспериментатора: медная проволока, железные прутья и свинцовые пластины. И все же я не провел никакой связи! Лишь сегодня, когда торговец сообщил, что товары поставляли в этот самый дом, мой мозг наконец осуществил необходимый синтез. Я вспомнил, как пахло в выставочном зале во время моего первого визита туда — в воздухе еще висел запах электрического разряда. Кроме того, я никак не мог найти рациональное объяснение неудачи ищеек — а точнее, по справедливости сказать, их успеха. Но кто бы подумал, что Дариуш Шарани вчера находился среди нас?
— Вы об этом подумали. — Ричард Кросс отчасти обрел самообладание. Теперь, когда его тайна была разоблачена, в молодом ученом словно бы проступил новый человек, более вдумчивый и фаталистично настроенный. — Все ваши предположения абсолютно верны. Позвольте же спросить, что вы хотите от меня теперь, зная все?
— Зная все? — Дарвин так и подскочил в кресле. — Послушайте, дружище, самого интересного-то я и не знаю: что у вас за машина такая, способная обезвредить вора и сделать его совершенно беспомощным? И как она работает? Вот что мне хотелось бы услышать, а не подробности о стеклянных рубинах, сценических чудесах и переодеваниях.
Кросс отвел глаза.
— Я дал себе клятву, что как раз этого не раскрою никогда и никому. Я уже натворил немало зла. Если правда выплывет на поверхность…
— Не выплывет. — Дарвин ерзал на кресле от нетерпения. — Во всяком случае, ни от меня, ни от Джейкоба, ни от Джозефа. Клянусь: все, что вы нам расскажете, дальше не пойдет. Даю вам слово — и как человек, и как врач.
— А все остальные?
— Ну, доложу я вам! — Фолкнер пронзил Дарвина свирепым взглядом. — Не кажется ли вам, Эразм, что мы с Джейкобом должны решать самостоятельно? Мне прекрасно известно, что вы готовы наши души хоть дьяволу заложить, лишь бы докопаться, что здесь происходит. — Он повернулся к Поулу. — Что скажете, Джейкоб? Если вы согласитесь, я тоже спорить не стану.
— Ладно. — Поул кивнул Ричарду Кроссу. — Выкладывайте. В нашем молчании не сомневайтесь. Ни один смертный не услышит ни звука из того, что вы нам расскажете. Хотя, что касается меня лично, не сомневаюсь: из ваших объяснений я пойму не больше двух слов — это уж как пить дать.
— Хотелось бы мне, чтобы так оно и было. Все столь же элементарно, сколь и таинственно. — Подойдя к столу. Кросс взял бумагу, перо и чернильницу. — У меня есть результаты — но нет им веского научного обоснования. Колесо, вращающееся наподобие того, что вы вчера видели под выставочным залом, и снабженное как подвижными, так и твердо закрепленными магнитами, вырабатывает в проводах — той длинной медной проволоке — поток электричества. Пройдя через еще несколько мотков проволоки — которую я как раз вынул из машины и бросил в реку, — этот поток обретает силу достаточную, чтобы парализовать человека. Я присоединил одну проволоку к металлической пластине вокруг пьедестала, на котором находилось Сердце Ахурамазды, а вторую — к металлическому ободку защитного стеклянного ящичка таким образом, чтобы мог сам незаметно разъединять их. Вот. — Он набросал на листке несколько схем, аккуратно подписывая каждый рисунок. Теперь, когда молодой человек занялся привычным делом, руки у него перестали трястись. — Уверяю вас, я сотни раз проверял машину на себе самом. Она сковывает объект, вызывая совершенно непередаваемое ощущение, одновременно и приятное, и невыносимое. Невозможно и пальцем пошевелить, однако после прекращения тока никаких вредных последствий не наблюдается, только легкое жжение и покалывание, как от иголочек.
— Это вы и проделали с графом Марбери? — Дарвин разглядывал листок сияющими глазами.
— Именно — и ничего дурного ни с ним, ни с кем еще из пытавшихся взять рубин не произошло. Мой механизм казался просто идеальным устройством для защиты Сердца Ахурамазды. Слухи о нем мгновенно облетели весь Лондон, и проделка увенчалась полным успехом. А по завершении игры я собирался продолжить изучение открытых мной электрических эффектов, пока не докопаюсь до их глубинных истоков. Но после вчерашней гибели вора…
Пока Ричард Кросс рассказывал о своем изобретении, лицо его лучилось жизнью и энергией. Теперь же глаза молодого человека погасли.
— Я и сам не могу найти объяснения, отчего это стало смертельным, — тихо произнес Дарвин. — Могу лишь предложить несколько гипотез. Во-первых, на воре были мокрые и дырявые башмаки. А мы с вами оба знаем, что влага усиливает электричество. Еще важнее, сдается мне, то, что подземная река сильно раздалась от дождей. Если скорость вращения колеса определяет уровень тока на пьедестале, наш незадачливый воришка вполне мог получить разряд во много раз сильнее, чем в предыдущих ваших экспериментах. Разряд, достаточно сильный, чтобы обжечь ему руку и вызвать роковой перебой в работе и без того уже слабого сердца.
— Весьма интересные и оригинальные предположения. Но они не станут основой будущих экспериментов. Никогда в жизни я не пойду более на такое глупое безрассудство!
Кросс замолчал и уныло повесил голову — в комнату вошла Флоренс Траструм с чашками, блюдцами и большим серебряным котелком горячего шоколада. Она поставила поднос рядом с Ричардом; тот поднял на миг взгляд, благодарно улыбнулся девушке и вновь нахохлился.
— Что вы теперь собираетесь со мной делать? — спросил он, когда Флоренс вышла. — Вы правы. Я не учел естественные колебания электрической силы. Этот человек погиб лишь из-за меня.
Дарвин приподнял брови и поглядел на Поула.
— Джейкоб?
— Я-то? — Полковник с равным неодобрением взирал и на Дарвина, и на Кросса. — Черт возьми! Я вообще пальцем о палец не ударю. Если помер какой-то ворюга, по которому давно тюрьма плачет, так тем лучше. Сэкономили на палаче и веревке.
— Очень хорошо. Джозеф?
— Согласен с Джейкобом. И если почтенные лондонцы толпами валили поглядеть на фальшивку, так то не моя забота. Судя по рассказам Флоренс, зрители получали за свои деньги сполна. Мне в моем доме больше никаких драматических экспериментов не требуется — пусть даже, Ричард, вы и зовете их наукой. Но во всем прочем мое мнение о вас не изменилось. Вы по-прежнему желанный гость.
— Благодарю вас, сэр, однако я должен вернуться в Соммерсет. — Кросс кинул на закрытую дверь долгий несчастный взгляд. — И немедленно.
— Что ж, поезжайте, коли уж так решили, — промолвил Дарвин. — С позволения всех присутствующих, мне бы хотелось перемолвиться с мистером Кроссом словечком наедине. Заверяю, это не имеет никакого отношения к электричеству.
— И слава Богу! — Джейкоб Поул встал и зашагал к двери. — Говорил я, что не пойму ваших технических разговоров, — и оказался прав. Электричество!.. Пустая трата времени и сил!
— Согласен. — Фолкнер двинулся вслед за ним. — Да кто-нибудь вообще понимает, что это за штука такая, электричество?
Дарвин с Кроссом переглянулись и дружно покачали головами.
— Мы не понимаем, Джозеф, — улыбнулся Дарвин. — Пока. Ибо, как выразился ваш великий соотечественник мистер Франклин: «Если для электричества нет никакой иной цели, оно по крайней мере помогает человеку смирять гордыню».
Джейкоб Поул уже поворачивал ручку двери, но при этих словах оглянулся.
— Тогда, Эразм, вам не мешало бы собрать машину мистера Кросса заново и вкатить себе двойную порцию.
Не дожидаясь ответа, он закрыл дверь. Дарвин покачал головой, стараясь сдержать улыбку.
— Прошу прощения, мистер Кросс. Мы с полковником Поулом давние друзья. Позвольте же вновь вернуться к более серьезным материям. Все мои предыдущие расспросы объяснялись исключительно научным интересом. Но то, что я собираюсь сказать сейчас, имеет другую природу. Вы вполне можете счесть мои слова непрошеным и бесцеремонным вмешательством в ваши личные дела.
Кросс меланхолично разрывал на мелкие кусочки схему своего изобретения.
— Продолжайте, — промолвил он. — По крайней мере меня честно предупредили.
— Я хотел поговорить о Флоренс Траструм. Вы очень хорошо к ней относитесь, верно?
— Разве это не бросается в глаза? — В голосе Кросса звучала горечь. — Я отношусь к ней очень хорошо, и даже более, чем просто очень хорошо. Но, как видите, «я не создан для забав любовных, для нежного гляденья в зеркала».
Он показал на свое левое плечо. Дарвин фыркнул.
— И тем не менее ваш тезка, Ричард, коего вы соблаговолили процитировать, взошел на английский трон и женился на своей избраннице. Прекратите жалеть себя! Вы столь же полноценный мужчина, как любой другой в этом доме, — если только сами не возомните себя калекой.
— Увы, не могу утешаться подобной мыслью. Как только позволит погода, я возвращаюсь в Соммерсет — если волен покинуть дом.
— Совершенно вольны. Все же настоятельно советую вам — не уезжайте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45