— Точнее, его часть.
— А каковы были дела в это время у человеческой расы?
— Люди к моменту нашего вступления были в Союзе в отчетливом меньшинстве. И наше присоединение к этому блоку очень им помогло.
— Ну а в тот период, когда ты начала участвовать в эксперименте с Адамом?
— Видишь ли, Альф, к этому времени понятия «человек» уже практически не существовало — интеллект и плоть людей подверглись уже стольким воздействиям… Но если говорить о тех «людях», которые легко могли бы воспроизводить себе подобных, вступая в сексуальную связь с вашими людьми, то их там меньшинство — точнее, несколько меньшинств, и весьма интересных.
— М-да, несколько удручающая картина… Ну а сама-то Земля тогда все еще существовала?
— Вряд ли имеет смысл говорить об этом в отрыве от конктекста. В общем, да, она существовала, хотя и в несколько ином обличье. Земля была чрезвычайно истощена, тем более что многие ее компоненты использовались для создания почвы на других планетах. Позднее, впрочем, она была реконструирована по инициативе группы ностальгирующих политиков. Причем не единожды. Теперь-то я понимаю, что все это делалось во многих отношениях неправильно… Возможно, мы с Адамом сможем как-нибудь взять тебя с собой и показать тебе один из вариантов. Впрочем, ты, возможно, и сам все видел.
— Прекрати свои инсинуации, Глория!
— Но разве нынешняя земная культура способна была бы обеспечить тебя семью клонами? Или с определенной целью отправить их в прошлое?
Я отхлебнул кофе.
— Честно говоря, я об этом как-то не думал, — признался я. — А что, если я просто был чем-то вроде фотомодели при создании всех этих Аль-фов?
— Все равно вряд ли это совершенно не связано с будущим. Весь вопрос в том, с каким именно будущим?
— Есть варианты?
— Ни одного такого, который я бы хотела обсуждать с тобой.
— А какие-нибудь мысли насчет того, как нам разрешить эту проблему, имеются?
— Вот у Адама время освободится, он этим пусть и занимается.
— Расскажи, как ты стала его няней? Она улыбнулась.
— Это же совершенно логично, — сказала она. — Я была наиболее близка ему по типу — когда мой народ создавал нечто подобное «божественным».
— Ax вот как! Действительно разумно. Значит, ты и Адам из разных времен, верно?
Она издала на редкость продолжительное шипение и села совершенно прямо. Глаза ее сверкали, а волосы облаком окутывали лицо и шевелились как бы сами по себе. От нее, казалось, исходил некий жар, но ощущалась не столько высокая температура, сколько непонятное давление на каждую мою нервную клетку. Глорию словно окутало мощнейшее силовое поле. Она как бы постоянно увеличивалась в размерах, нависала надо мной, доминировала в замкнутом пространстве комнаты, заполняя его целиком… Когда же она заговорила, в голосе ее чувствовалась, хотя и в несколько меньшей степени, та неумолимая сила, что была свойственна Адаму-Магнетрону. Ее старые шкуры шевелились и шуршали на стенах. Во рту у нее вдруг стали очень заметны клыки. Раздвоенный язык так и метался меж губами, и я невольно отпрянул от нее, пролив кофе. Она явно была разгневана донельзя.
— Откуда ты об этом узнал? Ведь ты клянешься, что ничего о данном деле не знаешь?
— Спокойнее, детка! — вскричал я. — Спокойнее! Всего лишь обыкновенная журналистская смекалка. Ты же сама сказала, что создать «божественных» чертовски трудно, что на это ушли столетия, — а значит, просто статистически невозможно, чтобы вы были примерно ровесниками!
— Ты прав, — сказала она и буквально на глазах стала уменьшаться. — Я погорячилась. — Она погладила меня по щеке. Итак, самое страшное бьыо позади, и я тоже осмелился ее погладить.
— С-с-с-с, — сказал я.
— С-с-с, — поправила она. — Но твое произношение становится все лучше и лучше.
— С-с-с, — послушно повторил я и, извиваясь, подполз к ней. Ну, и она тут же, конечно, растаяла!
В очередной раз проснувшись — я то и дело буквально проваливался в сон, — я вдруг обнаружил, что стою рядом с Глорией на кухне. Она укладывала еду в корзинку для пикника.
— Тенистая роща у ручья? Заветная каменная скамья? — спросил я.
— Совершенно верно, — откликнулась она.
— И Выключатель трогать не будешь?
— Не буду, — ответила она, укладывая в корзину салфетки и скатерку в тон. — Ну вот, все готово.
Я поднял корзину:
— Тогда веди.
Она повернулась и повела меня через прихожую к задней двери. Я не отставал.
— Что-то я не припомню, был ли здесь лесной питомник, — удивился я и вспомнил, как мы искали Уртча.
Она тихонько засмеялась и остановилась перед незнакомой калиткой. Когда мы вошли в нее, то перед нами открылся небольшой двор, заваленный грудами всякого хлама. Заперев за собог калитку, Глория повернулась ко мне. Мы сдела ли еще шаг, и двор сразу же исчез, сменившись бескрайним зеленым полем. Цвели цветы, вдали! виднелись какие-то холмы, а прямо перед нами' и чуть левее тянулась цепочка деревьев — там,, должно быть, была речка или ручей. Среди деревьев порхали птицы. Мы подошли ближе, и я услышал тихое бормотание бегущей воды.
— Виртуальная действительность во плоти, — молвил я. — Отличный трюк!
— Здесь можно устанавливать различные уровни реальности, — сказала она. — Можно даже сделать действительность более реальной, чем та что вокруг тебя. Стоит только захотеть. Я обыч но называю это помещение просто «многоцеле вой отсек».
— Более реальной, чем реальная действительность? Что ж, неплохо было бы попробовать! — И я принялся помогать ей распаковывать корзинку. — Ну, и насколько все это реально — вот сейчас?
— Если бы ты вдруг вознамерился свалиться в ручей, то запросто мог бы в нем утонуть, — ответила она.
— А для чего еще вы используете этот отсек, кроме пикников?
— Я же сказала: он имеет многоцелевое назначение.
— Это я понял. А что он может конкретно? Покажи.
— Пожалуйста.
Она посмотрела куда-то мимо меня, на дальний край поля, где вздымались невысокие горы. И вдруг сельский пейзаж исчез.
Мы оказались в каком-то очень странном месте, освещенном сероватым рассеянным светом. Куда ни посмотри — всюду виднелись сплетения разноцветных трубок, внутри которых проплывали желтые светящиеся шары, скапливавшиеся в местах соединений и выстраивавшиеся в очередь.
— Похоже на какую-то огромную схему… — неуверенно предположил я. — Только исключительно сложную. Может быть, это внутренность какого-то микропроцессора?
— Нет, я полагаю, это его далекие предки. Кончиком пальца Глория нарисовала в воздухе маленький прямоугольник, и он повис прямо перед нею, испуская яркое металлическое сияние. Его поверхность была вся покрыта какими-то цифрами или буквами неведомого мне алфавита. Затем Глория коснулась маленького красного пятнышка в правом углу прямоугольного предмета, и символы на его поверхности стали меняться — в зависимости от того, какое движение совершала ее рука. При этом все вокруг нас тоже менялось, формы как бы перетекали одна в Другую. Наконец Глория взяла прямоугольный предмет рукой и опустила его куда-то вниз. Все символы тут же исчезли. И все вокруг нас — тоже. Я решил не выдавать своего изумления — стиснул зубы, сжал кулаки и стал ждать. В конце концов движение вокруг нас замедлилось, потом совсем прекратилось. И я увидел перед собой совсем иную схему.
— Ну вот, — удовлетворенно сказала она. — Назови любой из цветов радуги, простой или сложный.
— Зеленый, — сказал я.
— Хорошо. Это и будет цвет его стен и шпилей.
— Кого это «его»?
— Города, — ответила она.
И руки ее задвигались, как бы проникнув внутрь этих трубок и странным образом «подталкивая» сверкающие шары, скапливавшиеся на стыках. Глория без конца создавала также новые трубки и соединительные узлы — словно лепила их из теста — и направляла некоторые из шаров по этим созданным ею новым путям.
— Что это такое? — спросил я. — Что это за шары?
— Ты бы скорее всего назвал их электронами, — отвечала она, извлекая один и сунув его мне. Он почти ничего не весил, не был ни горяч, ни холоден и был упруг, как теннисный мяч.
Я вернул ей шар и спросил:
— А что ты, собственно, делаешь?
— Придаю семени нужную форму, — сказала она. — Я выбрала именно эту, потому что когда-то уже работала с такой моделью и еще помню некоторые простые способы, с помощью которых можно обойтись наименьшим количеством ходов.
Я покачал головой.
— Это всего лишь обман? Или все-таки что-то стоящее? — пробормотал я.
— И того и другого понемножку, но в целом — ни то ни другое. Мы можем воспользоваться этим по своему усмотрению. И когда этого захочется нам самим. Здесь у нас, помимо всего прочего, центр дизайна и изготовления продукции. В общем, многоцелевой отсек, я же говорила.
— Значит, ты просто воспользовалась некой уже существующей моделью дизайна?
— Ну да.
— И что из этого получится?
— Те самые штуки, о которых ты говорил…
— Микропроцессоры?
— Угу. Точнее, целый комплекс, состоящий из миллиардов таких процессоров, в котором каждый из них служит конкретной цели. Представь себе некий набор микроопераций, служащих для созидания еще большего количества микропроцессоров. Представь себе мастер-программу, которая их включает и выключает, заставляя работать в различном режиме и в зависимости от твоих потребностей. А теперь представь, что имеешь доступ к запасам сырья, необходимого, чтобы воплотить заданную программу в жизнь.
Я засмеялся.
— Звучит как расшифровка некоего генетического кода… Но поскольку ты сказала «город», то должен появиться неорганический артефакт, верно?
Она кивнула, подняла руку и снова извлекла из ниоткуда тот же прямоугольный предмет. На сей раз она нажала в определенной последовательности на несколько разноцветных кнопок, видневшихся на его поверхности, и прямоугольный предмет тут же сам собой распался, превратившись в яркое пятно, удивительно яркое в этом мрачноватом месте, освещенном серым рассеянным светом.
— Ты прав, — сказала она и как бы «подняла» с земли золотистое пятнышко. Распрямляясь, она легко коснулась моего правого кулака — руки мои, оказывается, все еще были сжаты в кулаки, хотя сам я этого совершенно не замечал. — Разожми, — велела мне она.
Я разжал кулак, и Глория положила мне на ладонь крошечное семечко.
— Не потеряй! — предупредила она. И я бережно сжал семечко в ладони. Глория взяла меня за руку и сказала: ~ А теперь иди вон туда.
Мы сделали несколько шагов по каменистой тропе, внезапно появившейся у нас под ногами. Над головой синело небо, в спину нам светило яркое солнце. Оглянувшись назад, я увидел внизу, под нами, ярко-зеленую равнину и примерно в полумиле от нас, на склоне пологого холма, цепочку деревьев.
— Это что ж там, наша лужайка для пикника? — спросил я.
—Да.
— Надеюсь, виртуальные муравьи не сожрут наши бутерброды? Если муравьи здесь такие же настоящие, как твоя скатерка…
— Выбирай место, — сказала она.
— Ты хочешь прилечь?
— Нет. Я хочу, чтобы ты опустил свое семя в землю.
— По этому поводу существует одно библейское предписание…
— Я имею в виду семя дизайна. Ты можешь посадить его где хочешь. Можешь даже просто бросить его на землю в каком-нибудь подходящем местечке.
— 0'кей. — Я опустился на колени, разгреб землю, положил в ямку семя и засыпал его землей. — Ну, что теперь?
— Все. Больше ничего не требуется. Я встал.
— А дальше что будет?
— Вернемся назад и позавтракаем на траве. И мы, взявшись за руки, побрели назад.
* * *
С нашей лужайки не был виден тот каменистый склон, на котором я посадил это «семя». В том направлении вообще ничего не происходило — по крайней мере, в течение получаса, — так что я практически забыл о «зеленом городе».
— Ну что, вино откупорить?
— Да, было бы неплохо.
И тут вдруг — не успел я и глазом моргнуть! — склоны далекого холма совершенно переменили свои плавные очертания.
— Черт побери! — вырвалось у меня.
— Давай я попробую, хочешь? — Глория протянула руку, желая взять у меня бутылку.
— Не в бутылке дело! Там, на холме, что-то происходит!
— Ах да! В первый раз это зрелище кажется действительно несколько необычным.
Прерывистая линия, пробиваясь сквозь холм, все время вытягивалась, росла в высоту, превращаясь в стены…
Мне наконец удалось открыть бутылку, и я наполнил наши стаканы.
Скорость, с которой рос город, все увеличивалась. Теперь он рос ввысь куда быстрее, чем опускалась вниз вершина самого холма. Вскоре его башни стали уже хорошо видны; они становились все выше и как бы покачивались, утолщаясь и продолжая расти.
— Теперь, видимо, происходит виртуальное прочтение заложенной в «семени» программы? — спросил я.
Глория отпила вина, подумала и посмотрела на меня:
— Это может быть все, что угодно, дорогой Альф; все, что я захочу; все, что мне придет в голову. Вспомни: ведь реальность состоит из множества множеств. Ее можно даже вывернуть наизнанку — и заставить город вновь превратиться в семя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
— А каковы были дела в это время у человеческой расы?
— Люди к моменту нашего вступления были в Союзе в отчетливом меньшинстве. И наше присоединение к этому блоку очень им помогло.
— Ну а в тот период, когда ты начала участвовать в эксперименте с Адамом?
— Видишь ли, Альф, к этому времени понятия «человек» уже практически не существовало — интеллект и плоть людей подверглись уже стольким воздействиям… Но если говорить о тех «людях», которые легко могли бы воспроизводить себе подобных, вступая в сексуальную связь с вашими людьми, то их там меньшинство — точнее, несколько меньшинств, и весьма интересных.
— М-да, несколько удручающая картина… Ну а сама-то Земля тогда все еще существовала?
— Вряд ли имеет смысл говорить об этом в отрыве от конктекста. В общем, да, она существовала, хотя и в несколько ином обличье. Земля была чрезвычайно истощена, тем более что многие ее компоненты использовались для создания почвы на других планетах. Позднее, впрочем, она была реконструирована по инициативе группы ностальгирующих политиков. Причем не единожды. Теперь-то я понимаю, что все это делалось во многих отношениях неправильно… Возможно, мы с Адамом сможем как-нибудь взять тебя с собой и показать тебе один из вариантов. Впрочем, ты, возможно, и сам все видел.
— Прекрати свои инсинуации, Глория!
— Но разве нынешняя земная культура способна была бы обеспечить тебя семью клонами? Или с определенной целью отправить их в прошлое?
Я отхлебнул кофе.
— Честно говоря, я об этом как-то не думал, — признался я. — А что, если я просто был чем-то вроде фотомодели при создании всех этих Аль-фов?
— Все равно вряд ли это совершенно не связано с будущим. Весь вопрос в том, с каким именно будущим?
— Есть варианты?
— Ни одного такого, который я бы хотела обсуждать с тобой.
— А какие-нибудь мысли насчет того, как нам разрешить эту проблему, имеются?
— Вот у Адама время освободится, он этим пусть и занимается.
— Расскажи, как ты стала его няней? Она улыбнулась.
— Это же совершенно логично, — сказала она. — Я была наиболее близка ему по типу — когда мой народ создавал нечто подобное «божественным».
— Ax вот как! Действительно разумно. Значит, ты и Адам из разных времен, верно?
Она издала на редкость продолжительное шипение и села совершенно прямо. Глаза ее сверкали, а волосы облаком окутывали лицо и шевелились как бы сами по себе. От нее, казалось, исходил некий жар, но ощущалась не столько высокая температура, сколько непонятное давление на каждую мою нервную клетку. Глорию словно окутало мощнейшее силовое поле. Она как бы постоянно увеличивалась в размерах, нависала надо мной, доминировала в замкнутом пространстве комнаты, заполняя его целиком… Когда же она заговорила, в голосе ее чувствовалась, хотя и в несколько меньшей степени, та неумолимая сила, что была свойственна Адаму-Магнетрону. Ее старые шкуры шевелились и шуршали на стенах. Во рту у нее вдруг стали очень заметны клыки. Раздвоенный язык так и метался меж губами, и я невольно отпрянул от нее, пролив кофе. Она явно была разгневана донельзя.
— Откуда ты об этом узнал? Ведь ты клянешься, что ничего о данном деле не знаешь?
— Спокойнее, детка! — вскричал я. — Спокойнее! Всего лишь обыкновенная журналистская смекалка. Ты же сама сказала, что создать «божественных» чертовски трудно, что на это ушли столетия, — а значит, просто статистически невозможно, чтобы вы были примерно ровесниками!
— Ты прав, — сказала она и буквально на глазах стала уменьшаться. — Я погорячилась. — Она погладила меня по щеке. Итак, самое страшное бьыо позади, и я тоже осмелился ее погладить.
— С-с-с-с, — сказал я.
— С-с-с, — поправила она. — Но твое произношение становится все лучше и лучше.
— С-с-с, — послушно повторил я и, извиваясь, подполз к ней. Ну, и она тут же, конечно, растаяла!
В очередной раз проснувшись — я то и дело буквально проваливался в сон, — я вдруг обнаружил, что стою рядом с Глорией на кухне. Она укладывала еду в корзинку для пикника.
— Тенистая роща у ручья? Заветная каменная скамья? — спросил я.
— Совершенно верно, — откликнулась она.
— И Выключатель трогать не будешь?
— Не буду, — ответила она, укладывая в корзину салфетки и скатерку в тон. — Ну вот, все готово.
Я поднял корзину:
— Тогда веди.
Она повернулась и повела меня через прихожую к задней двери. Я не отставал.
— Что-то я не припомню, был ли здесь лесной питомник, — удивился я и вспомнил, как мы искали Уртча.
Она тихонько засмеялась и остановилась перед незнакомой калиткой. Когда мы вошли в нее, то перед нами открылся небольшой двор, заваленный грудами всякого хлама. Заперев за собог калитку, Глория повернулась ко мне. Мы сдела ли еще шаг, и двор сразу же исчез, сменившись бескрайним зеленым полем. Цвели цветы, вдали! виднелись какие-то холмы, а прямо перед нами' и чуть левее тянулась цепочка деревьев — там,, должно быть, была речка или ручей. Среди деревьев порхали птицы. Мы подошли ближе, и я услышал тихое бормотание бегущей воды.
— Виртуальная действительность во плоти, — молвил я. — Отличный трюк!
— Здесь можно устанавливать различные уровни реальности, — сказала она. — Можно даже сделать действительность более реальной, чем та что вокруг тебя. Стоит только захотеть. Я обыч но называю это помещение просто «многоцеле вой отсек».
— Более реальной, чем реальная действительность? Что ж, неплохо было бы попробовать! — И я принялся помогать ей распаковывать корзинку. — Ну, и насколько все это реально — вот сейчас?
— Если бы ты вдруг вознамерился свалиться в ручей, то запросто мог бы в нем утонуть, — ответила она.
— А для чего еще вы используете этот отсек, кроме пикников?
— Я же сказала: он имеет многоцелевое назначение.
— Это я понял. А что он может конкретно? Покажи.
— Пожалуйста.
Она посмотрела куда-то мимо меня, на дальний край поля, где вздымались невысокие горы. И вдруг сельский пейзаж исчез.
Мы оказались в каком-то очень странном месте, освещенном сероватым рассеянным светом. Куда ни посмотри — всюду виднелись сплетения разноцветных трубок, внутри которых проплывали желтые светящиеся шары, скапливавшиеся в местах соединений и выстраивавшиеся в очередь.
— Похоже на какую-то огромную схему… — неуверенно предположил я. — Только исключительно сложную. Может быть, это внутренность какого-то микропроцессора?
— Нет, я полагаю, это его далекие предки. Кончиком пальца Глория нарисовала в воздухе маленький прямоугольник, и он повис прямо перед нею, испуская яркое металлическое сияние. Его поверхность была вся покрыта какими-то цифрами или буквами неведомого мне алфавита. Затем Глория коснулась маленького красного пятнышка в правом углу прямоугольного предмета, и символы на его поверхности стали меняться — в зависимости от того, какое движение совершала ее рука. При этом все вокруг нас тоже менялось, формы как бы перетекали одна в Другую. Наконец Глория взяла прямоугольный предмет рукой и опустила его куда-то вниз. Все символы тут же исчезли. И все вокруг нас — тоже. Я решил не выдавать своего изумления — стиснул зубы, сжал кулаки и стал ждать. В конце концов движение вокруг нас замедлилось, потом совсем прекратилось. И я увидел перед собой совсем иную схему.
— Ну вот, — удовлетворенно сказала она. — Назови любой из цветов радуги, простой или сложный.
— Зеленый, — сказал я.
— Хорошо. Это и будет цвет его стен и шпилей.
— Кого это «его»?
— Города, — ответила она.
И руки ее задвигались, как бы проникнув внутрь этих трубок и странным образом «подталкивая» сверкающие шары, скапливавшиеся на стыках. Глория без конца создавала также новые трубки и соединительные узлы — словно лепила их из теста — и направляла некоторые из шаров по этим созданным ею новым путям.
— Что это такое? — спросил я. — Что это за шары?
— Ты бы скорее всего назвал их электронами, — отвечала она, извлекая один и сунув его мне. Он почти ничего не весил, не был ни горяч, ни холоден и был упруг, как теннисный мяч.
Я вернул ей шар и спросил:
— А что ты, собственно, делаешь?
— Придаю семени нужную форму, — сказала она. — Я выбрала именно эту, потому что когда-то уже работала с такой моделью и еще помню некоторые простые способы, с помощью которых можно обойтись наименьшим количеством ходов.
Я покачал головой.
— Это всего лишь обман? Или все-таки что-то стоящее? — пробормотал я.
— И того и другого понемножку, но в целом — ни то ни другое. Мы можем воспользоваться этим по своему усмотрению. И когда этого захочется нам самим. Здесь у нас, помимо всего прочего, центр дизайна и изготовления продукции. В общем, многоцелевой отсек, я же говорила.
— Значит, ты просто воспользовалась некой уже существующей моделью дизайна?
— Ну да.
— И что из этого получится?
— Те самые штуки, о которых ты говорил…
— Микропроцессоры?
— Угу. Точнее, целый комплекс, состоящий из миллиардов таких процессоров, в котором каждый из них служит конкретной цели. Представь себе некий набор микроопераций, служащих для созидания еще большего количества микропроцессоров. Представь себе мастер-программу, которая их включает и выключает, заставляя работать в различном режиме и в зависимости от твоих потребностей. А теперь представь, что имеешь доступ к запасам сырья, необходимого, чтобы воплотить заданную программу в жизнь.
Я засмеялся.
— Звучит как расшифровка некоего генетического кода… Но поскольку ты сказала «город», то должен появиться неорганический артефакт, верно?
Она кивнула, подняла руку и снова извлекла из ниоткуда тот же прямоугольный предмет. На сей раз она нажала в определенной последовательности на несколько разноцветных кнопок, видневшихся на его поверхности, и прямоугольный предмет тут же сам собой распался, превратившись в яркое пятно, удивительно яркое в этом мрачноватом месте, освещенном серым рассеянным светом.
— Ты прав, — сказала она и как бы «подняла» с земли золотистое пятнышко. Распрямляясь, она легко коснулась моего правого кулака — руки мои, оказывается, все еще были сжаты в кулаки, хотя сам я этого совершенно не замечал. — Разожми, — велела мне она.
Я разжал кулак, и Глория положила мне на ладонь крошечное семечко.
— Не потеряй! — предупредила она. И я бережно сжал семечко в ладони. Глория взяла меня за руку и сказала: ~ А теперь иди вон туда.
Мы сделали несколько шагов по каменистой тропе, внезапно появившейся у нас под ногами. Над головой синело небо, в спину нам светило яркое солнце. Оглянувшись назад, я увидел внизу, под нами, ярко-зеленую равнину и примерно в полумиле от нас, на склоне пологого холма, цепочку деревьев.
— Это что ж там, наша лужайка для пикника? — спросил я.
—Да.
— Надеюсь, виртуальные муравьи не сожрут наши бутерброды? Если муравьи здесь такие же настоящие, как твоя скатерка…
— Выбирай место, — сказала она.
— Ты хочешь прилечь?
— Нет. Я хочу, чтобы ты опустил свое семя в землю.
— По этому поводу существует одно библейское предписание…
— Я имею в виду семя дизайна. Ты можешь посадить его где хочешь. Можешь даже просто бросить его на землю в каком-нибудь подходящем местечке.
— 0'кей. — Я опустился на колени, разгреб землю, положил в ямку семя и засыпал его землей. — Ну, что теперь?
— Все. Больше ничего не требуется. Я встал.
— А дальше что будет?
— Вернемся назад и позавтракаем на траве. И мы, взявшись за руки, побрели назад.
* * *
С нашей лужайки не был виден тот каменистый склон, на котором я посадил это «семя». В том направлении вообще ничего не происходило — по крайней мере, в течение получаса, — так что я практически забыл о «зеленом городе».
— Ну что, вино откупорить?
— Да, было бы неплохо.
И тут вдруг — не успел я и глазом моргнуть! — склоны далекого холма совершенно переменили свои плавные очертания.
— Черт побери! — вырвалось у меня.
— Давай я попробую, хочешь? — Глория протянула руку, желая взять у меня бутылку.
— Не в бутылке дело! Там, на холме, что-то происходит!
— Ах да! В первый раз это зрелище кажется действительно несколько необычным.
Прерывистая линия, пробиваясь сквозь холм, все время вытягивалась, росла в высоту, превращаясь в стены…
Мне наконец удалось открыть бутылку, и я наполнил наши стаканы.
Скорость, с которой рос город, все увеличивалась. Теперь он рос ввысь куда быстрее, чем опускалась вниз вершина самого холма. Вскоре его башни стали уже хорошо видны; они становились все выше и как бы покачивались, утолщаясь и продолжая расти.
— Теперь, видимо, происходит виртуальное прочтение заложенной в «семени» программы? — спросил я.
Глория отпила вина, подумала и посмотрела на меня:
— Это может быть все, что угодно, дорогой Альф; все, что я захочу; все, что мне придет в голову. Вспомни: ведь реальность состоит из множества множеств. Ее можно даже вывернуть наизнанку — и заставить город вновь превратиться в семя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29