Он жаждал и ненавидел… жаждал изменить содеянное и ненавидел правду за то, что она есть. Он гладил ее платок дрожащими пальцами.
— Я люблю тебя, Оливия.
— Я люблю тебя, Гулли, враг мой.
— Ради бога! — взорвался он. — Почему ты это сделала?
— Что?! Ты требуешь извинения?! — повысила голос она.
— Я требую объяснения.
— От меня ты его не услышишь.
— Кровь и деньги, — сказал твой отец. И он прав. О-о-о… Дрянь! Дрянь! Дрянь!
— Кровь и деньги — да! И я не стыжусь этого!
— Я тону, Оливия. Кинь мне хоть тростинку…
— Тони. Меня ведь не спасал никто. Нет-нет… Все не так… не так… Подожди, мой милый. Подожди. — Она взяла себя в руки и заговорила спокойно и очень нежно. — Я могу солгать, Гулли, любимый, и заставить тебя поверить, но я буду честной. Объяснение очень простое. У меня есть своя личная жизнь. У всех она есть. И у тебя в том числе.
— Какая же жизнь у тебя?
— Ничем не отличающаяся от твоей… от любой другой. Я лгу, обманываю, уничтожаю… как все мы. Я преступаю закон — как все мы.
— Ради чего? Денег? Тебе они не нужны.
— Нет.
— Власти… могущества?
— Нет.
— Тогда зачем?
Она глубоко вздохнула, как будто признание мучило ее страшно.
— Чтобы отомстить.
— За что?
— За мою слепоту, — проговорила она низким голосом. — За беспомощность… Меня следовало убить в колыбели. Известно ли тебе, что такое быть слепой? Быть зависимой, искалеченной, бессильной… «Если ты слепа, пускай они будут еще более слепы. Если ты беспомощна, раздави их. Отплати им… всем им».
— Оливия, ты безумна.
— А ты?
— Я люблю чудовище.
— Мы оба чудовища.
— Нет!
— Нет? Ты не чудовище?! — Она вспыхнула. — Что же ты делал, если не мстил, подобно мне, всему миру? Что такое твоя месть, если не сведение счетов с невезением? Кто не назовет тебя безумным зверем? Говорю тебе, мы достойны друг друга, Гулли. Мы не могли не полюбить друг друга.
Ее слова ошеломили его. Он примерил на себе пелену ее откровения, и она подошла, облегая туже, чем тигриная маска на его лице.
— «Мерзкий, извращенный, отвратительный негодяй! — произнес он. — Зверь! Хуже зверя!» Это правда. Я действительно ничем не лучше тебя. Даже хуже. Но богу известно, я не убивал шестьсот человек.
— Ты убиваешь шесть миллионов.
— Что?
— Возможно, больше. У тебя есть что-то, необходимое им для окончания войны.
— Ты имеешь в виду ПирЕ?
— Да.
— Что это, что за миротворец эти двадцать фунтов чуда?
— Не знаю. Знаю лишь: он им нужен отчаянно. Мне все равно. Да, сейчас я честна. Мне все равно. Пускай гибнут миллионы. Для нас с тобой это ведь не имеет значения. Ведь мы стоим выше всех, Гулли. И сами творим мир. Мы сильны.
— Мы прокляты.
— Мы освящены. Мы нашли друг друга. — Внезапно она рассмеялась и протянула руки. — Я спорю, когда в этом нет нужды. Приди ко мне, любимый… Где бы ты ни был, приди ко мне.
Он сперва слегка коснулся ее, потом обнял, сжал, стал яростно целовать… и тут же выпустил.
— Что, Гулли, милый мой?
— Я больше не ребенок, — устало произнес он. — Я научился понимать, что в жизни нет ничего простого. Не бывает и простых ответов. Можно любить и презирать. Ты заставляешь меня презирать себя.
— Нет, дорогой.
— Всю свою жизнь я был тигром. Я выдрессировал себя… дал себе образование… сам тянул за свои тигриные полосы, отращивая еще более мощные лапы и острые клыки… становясь еще более быстрым и смертоносным.
— Ты и сейчас такой. Ты такой. Самый смертоносный.
— Нет. Нет. Я зашел чересчур далеко. Я миновал простоту. Превратился в мыслящее существо. Я смотрю на себя твоими слепыми глазами, любовь моя, которую презираю, и вижу — тигр исчез.
— Тигру некуда деться. Ты обложен, Гулли. — Дагенхемом, Разведкой, моим отцом, всем светом.
— Знаю.
— А вот со мной ты в безопасности. Мы оба в безопасности. Им никогда не придет в голову искать тебя рядом со мной. Мы можем вместе жить, драться, уничтожать их…
— Нет. Только не вместе.
— Ты что? — вновь вспыхнула она. — Все еще охотишься за мной?! Дело в этом? Еще жаждешь мести? Ну, так давай мсти. Вот я. Ну же!..
— Нет. С этим покончено.
— А, я знаю, что тебя беспокоит. — Она мгновенно стала опять ласковой. — Твое лицо. Ты стыдишься своего тигриного лика, но я люблю его. Ты горишь так ярко!.. Ты горишь сквозь слепоту. Поверь мне.
— Боже мой, какая пара кошмарных чудовищ!
— Что с тобой случилось? — потребовала она. Она отпрянула, сверкая незрячими глазами. — Где человек, который стоял возле меня во время рейда? Где бесстыжий дикарь, который…
— Пропал Оливия. Ты потеряла его. Мы оба потеряли его.
— Гулли!
— Да-да.
— Но почему?! Что я сделала?
— Ты не понимаешь, Оливия.
— Где ты? — Она потянулась, коснулась его и приникла к нему. — Послушай меня, милый. Ты устал, обессилен. Вот и все. Ничего не пропало. — Слова лились из нее бессвязным потоком. — Ты прав. Конечно, прав. Мы были плохими, отвратительными. Сейчас все позади. Ничего не потеряно. Мы были испорчены, потому что чувствовали себя одинокими и несчастными. Теперь мы нашли друг друга и можем спастись. Будь моей любовью. Всегда.
Вечно. Я так долго ждала тебя, ждала, надеялась и молилась…
— Нет. Ты лжешь, Оливия, и знаешь это.
— Ради бога, Гулли!
— Опускай «Воргу», Оливия.
— Вниз?
— Да.
— Что ты собираешься делать? Ты сошел с ума. Они же гонятся за тобой по пятам… ловят тебя… ждут, пока ты угодишь им в лапы. Что ты собираешься делать?
— Думаешь, мне просто?.. Я все еще одержим, и мне не вырваться из плена. Но теперь в седле иная страсть, и шпоры жгут, черт их подери. Жгут невыносимо.
Он подавил ярость и совладал с собой. Взял ее руки в свои и поцеловал ладони.
— Все кончено, Оливия, — тихо произнес он. — Я буду любить тебя всегда, вечно.
— Подытожим, — мрачно изрек Дагенхем. — В ночь. когда мы нашли Фойла, нас бомбили. Мы потеряли его на Луне, обнаружили через неделю на Марсе. Нас опять бомбили. Мы опять его потеряли. Прошла еще неделя. Предстоит очередная бомбежка. Венеры? Луны? Снова Земли? Кто знает. Мы же знаем одно… еще один рейд без возмездия, и всем нам конец.
Дагенхем скользнул взглядом вокруг стола. Золото и слоновая кость убранства Звездного Зала замка Престейна еще больше подчеркивали напряженность его лица, напряженность лиц всех трех присутствующих. Йанг-Йовил тревожно нахмурился. Престейн крепко сжал тонкие губы.
— И еще одно нам известно, — продолжал Дагенхем, — Мы не можем нанести ответный удар без ПирЕ, и не можем найти ПирЕ без Фойла.
— Я дал указание, — вмешался Престейн, — не упоминать ПирЕ публично.
— Во-первых, это не просто, — прервал его Дагенхем. — Это общий фонд информации. Во-вторых, сейчас не до прав на собственность. Обсуждается вопрос выживания, и здесь у всех равные права. Да, Джиз?
Джизбелла Мак Куин джантировала в Звездный Зал, полная решимости и ярости.
— ДО СИХ ПОР НИКАКИХ СЛЕДОВ Фойла.
— Собор под наблюдением?
— Да.
— Доклад Бригады Коммандос с Марса?
— Не пришел.
— Это совершенно секретное дело, — мягко заметил Йанг-Йовил.
— У вас так же мало секретов от меня, как у меня от вас, — усмехнулся Дагенхем. — Постарайся опередить Разведку с этим докладом. Джиз. Иди.
Она исчезла.
— Кстати, оправах, — проворковал Йанг-Йовил. — Центральная Разведка гарантирует Престейну полную оплату его прав на ПирЕ.
— Что ты с ним нянчишься, Йовил?
— Наше совещание записывается, — холодно указал Престейн. — Предложение капитана зарегистрировано, — Он повернул свое застывшее лицо к Дагенхему. — Вы у меня на службе, мистер Дагенхем. Пожалуйста, оставьте все ваши замечания мне.
— И вашей собственности? — с убийственной улыбкой осведомился Дагенхем. — Вы и ваша проклятая собственность… Мы на грани уничтожения ради вашей собственности. Я не преувеличиваю. Если этой войне не положить конец, то больше уже войн не будет.
— Мы всегда можем сдаться, — заметил Престейн.
— Нет, — сказал Йанг-Йовил. — Этот вариант уже обсуждался и его отклонила Штаб-квартира. Нам известны дальнейшие планы Внешних Спутников. Они включают тотальную эксплуатацию Внутренних Планет. Нас просто-напросто выпотрошат, а потом выкинут за ненадобностью. Сдаться — все равно, что погибнуть.
— Но не для Престейна, — добавил Дагенхем.
— Скажем… за исключением присутствующих, — изящно поправил Йанг-Йовил.
— Ну, Престейн, — нетерпеливо потребовал Дагенхем, — Мы ждем.
— Прошу прощения, сэр?
— Выкладывайте все о ПирЕ. У меня есть идея, как выманить Фойла, но для этого необходимо знать все факты.
— Нет, — сказал Престейн.
— Что «нет»?
— Я принял решение воздержаться от выдачи информации о ПирЕ.
— Боже всемогущий, Престейн! Вы спятили? Сейчас не время ломаться.
— Все очень просто, Дагенхем, — заметил Йанг-Йовил. — Мое сообщение указало Престейну, как улучшить свое положение. Вне всякого сомнения он намеривается предложить эти сведения врагу в обмен на… имущественные выгоды.
— Неужели ничто не может вас тронуть? — презрительно бросил Престейну Дагенхем. — Неужели в вас ничего не осталось, кроме собственности?… Уйди, Джиз, все пропало.
Джизбелла снова джантировала в Звездный Зал.
— Доклад Бригады Коммандос, — сказала она. — Мы знаем, что случилось с Фойлом. Он у Престейна.
— Что?!
Дагенхем и Йанг-Йовил вскочили на ноги.
— Он покинул Марс на частной яхте, был сбит и подобран престейновской «Воргой».
— Будь ты проклят, Престейн! — вскричал Дагенхем. — Так вот почему…
— Подождите, — приказал Йанг-Йовил. — Посмотрите на него. Он, судя по всему, впервые это слышит, Дагенхем.
Лицо Престейна посерело, как пепел. Он попытался подняться и тяжело свалился назад в кресло:
— Оливия, — прохрипел он. — С ним… с этим подонком…
— Престейн!
— Моя дочь, джентльмены, некоторое… некоторое время занималась… определенной деятельностью. Семейный порок. Кровь… Я закрывал глаза… Почти убедил себя, что ошибаюсь. Я… Но Фойл! Грязь! Мерзость! Его надо уничтожить! — Голос Престейна перешел в визг и сорвался. Его голова неестественно запрокинулась назад, как у повешенного, тело забилось в конвульсиях.
— Эпилепсия, — коротко бросил Йанг-Йовил. — Подайте ложку, мисс Мак Куин. Живо! — Он вытащил Престейна из кресла, уложил на полу, и засунул ложку между зубами, чтобы уберечь язык. Приступ прошел так же внезапно, как и начался. Дрожь прекратилась. Престейн открыл глаза.
— Ничего страшного, — пробормотал Йанг-Йовил, убирая ложку. — Еще некоторое время он будет не в себе.
Неожиданно Престейн заговорил слабым монотонным голосом.
— ПирЕ — пирофорный сплав. Пирофор — металл, который испускает искры, когда его скоблят или трут. ПирЕ испускает энергию, отсюда «Е» — символ энергии. ПирЕ — твердый раствор трансплутониевых изотопов. Его открыватель был убежден, что получил эквивалент первичного протовещества, давшего начало Вселенной.
— О, боже! — воскликнула Джизбелла.
Дагенхем жестом прервал ее и склонился над Престейном.
— Как подвести его к критической массе? Каким образом высвобождается энергия?
— Как создавалась энергия в начале времен, — бесстрастно произнес Престейн. — Через Волю и Идею.
— Уверен, что он христианин-подвальник, — тихо заметил Дагенхем Йанг-Йовилу. Он повысил голос. — Объясните.
— Через Волю и Идею, — повторил Престейн. ПирЕ можно детонировать лишь психокинетически. Его энергия высвобождается мыслью. Нужно захотеть, чтобы он взорвался. Направленная мысль. Вот единственный способ.
И нет никакого ключа? Никакой формулы?
— Нет. Лишь Воля и Идея. Остекленевшие глаза Престейна закрылись.
— Боже всемогущий! — Дагенхем ошеломленно стер пот со лба. — Заставит это задуматься Внешние Спутники, Йовил?
— Это всех нас заставит подумать.
— Это дорога в ад, — прошептала Джизбелла. Так давайте отыщем эту дорогу и сойдем с нее. У меня есть предложение, Йовил. Фойл возился с ПирЕ в своей лаборатории в соборе, пытаясь анализировать его.
— Я рассказала тебе об этом по строжайшему секрету! — гневно вспыхнула Джизбелла.
— Прости, дорогая. Теперь не время церемониться. Гляди, Йовил… какие-то остатки этого вещества должны были сохраниться, остаться вокруг нас. В растворе, как пыль… Надо детонировать эти остатки и взорвать цирк Фойла к чертовой матери.
— Зачем?
— Чтобы выманить его. Где-то же он спрятал основную массу ПирЕ… Он примчится, чтобы спасти свое сокровище.
— А если взорвется все?
— Не может быть. ПирЕ в сейфе из Инертсвинцового Изомера.
— Возможно, он не весь внутри.
— По словам Джиз — весь. Так, по крайней мере, рассказывал Фойл. Нам придется рисковать.
— Рисковать! — воскликнул Йанг-Йовил. — Мы рискуем всю Солнечную систему превратить в Сверхновую.
— А что остается делать? Выбирай любой путь… и это будет путь к уничтожению. Есть у нас выбор?
— Мы можем подождать, — предложила Джизбелла.
— Чего? Пока Фойл не взорвет нас своими экспериментами?
— Мы его предупредим.
— Нам неизвестно, где он.
— Найдем.
— Как скоро? Разве это не риск?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27