Но вот что прошло мимо внимания критика, увлеченного лишь вокалом -
личная жизнь Дунаева-Скибы. Перечень корреспонденции в конце книги дает
слабое представление об интенсивности и обширности связей певца. Переписка
почти не затрагивает сценическую жизнь маэстро, это исключительно любовные
письма и записочки. Именно поэтому автор монографии с некоторым
раздражением объединяет письма в пачки, например: "1911, август, Полтава,
1 - 2718, письма личного характера", и больше к ним не возвращается. А
зря.
В основном это любовные признания, почти в каждом - предложение
следовать за кумиром хоть на край света. Пылкие короткие записочки:
"Завтра там же - Н.", "Видела вас сегодня во сне. Приходите, я сегодня
одна. - Цецилия Фохт", "После этого ты мой навсегда. Соня", и т.п.
Повторные послания от тех же корреспонденток настигают любвеобильного
Скибу, как правило, в другом городе; обычно это смятенное, короткое, а то
и на нескольких страницах сообщение о том, что роман их не остался без
последствий.
Неизвестно, что отвечал Скиба, но огромный его архив (труппа в конце
концов ради смеха отвела здоровенный сундук под корреспонденцию Скибы,
этот сундук возили с декорациями и прочим реквизитом и он чудом уцелел во
время всех пожаров и социальных переворотов), архив его дает такие вот
ориентировочные цифры за тот же 1911 год:
Январь, Ревель - 1673.
Февраль, половина марта, Брест-Литовск - 1027.
Март - апрель, Могилев - 2114.
Май, упомянутая уже Полтава - 754.
Итого за половину сезона 4568 внебрачных детей Дунаева-Скибы. Сразу
отметим - 1911 не был особо продуктивным для него годом. Предположим, что
всю вторую половину сезона Дунаев вел абсолютно целомудренный образ жизни,
отдаваясь лишь "божественному искусству" (тогда в ходу были такие
выспренности, теперь-то мы знаем, что все это работа как работа). Более
того, примем явно заниженную цифру в 6000 наследников Дунаева за любой год
его, так сказать, сценической деятельности (а таких годов набралось без
малого сорок). Отбросим случаи двойни и повторных набегов певца на уже
опустошенные (вернее, заполненные) ареалы, а также последствия его
контактов, не подтвержденных письменно - а ведь большая часть населения
была неграмотна, - и все-равно цифра потрясает воображение - свыше двухсот
тысяч прямого потомства!
В начале этой подборки сюжетов рассматривался похожий случай;
возможно, что предания о немыслимой плодовитости библейских пращуров таки
имеют под собой почву. А потому не станем особенно зацикливаться на
результате, зададимся лишь извечным вопросом - как? Как удавалось ему
управиться с таким объемом чисто технически, как он умудрялся избежать
контактов и столкновений соперниц (по письмам, их набирались толпы,
колонны, а ведь ни одна из них не упоминает о сопернице, нет даже обычных
женских подозрений, каждая записка так и пышет уверенностью - мой, только
мой! И почему нет неизбежных в таких случаях (уже постфактум) горьких
упреков, или требований? Нет, и все тут. "Петичка здоров, уже есть зубки".
"Серж наконец признал Машеньку. Она так похожа на тебя!", и т.д.
Даже при нынешней беглости связей и ничтожности общественного мнения,
обработать (результативно!) в течение месяца 200, да что там - 50
претенденток, - при всей с их стороны благосклонности - не представляется
возможным. То есть принимать прямое объяснение чрезвычайной мужской
продуктивности Дунаева-Скибы нельзя без огромных натяжек. Таким образом,
возникновение в начале века на просторах империи целого племени,
народности Дунаевых-Скиба остается необъясненным феноменом, тайну которого
унес с собой этот весьма средний певец, скончавшийся от голода в Самаре в
1921 году. Хотя накопившиеся с тех пор материалы касательно массовых
внушений позволяют предположить, что Скиба, сам о том не подозревая, был
одним из величайших медиумов своего времени, реализовавшим свои внушения
(опять же ненамеренно) посредством любовных арий, которые воспринимались
большинством женщин бессознательно, в виде полнокровного романа с вполне
реальным зачатием. Большинство корреспонденток Дунаева - это замужние
женщины, но из писем известны факты беременности и родов у многих вдов и
гимназисток. Ссылаться тут на одну лишь силу внушения трудно, остается
предположить, что за каждые гастроли Дунаев-Скиба осуществлял 2-3 убогих
интрижки, где-нибудь в задрипанных меблированных комнатах, с вечной
оглядкой, с громким скандалом и мордобоем накануне отъезда.
Убеждает в этом еще и тот факт, что пока не обнаружено ни одного
письма самого Дунаева к какой-либо его обожательнице.

ПОСЛАННИЦА
Веткин получил задание - взять интервью у женщины из упрятанного в
лесной глуши городка, с некоторых пор объявившей себя "посланницей" -
неизвестно кого и неизвестно откуда. Веткин слетал в эту тмутаракань, и
вот что он писал по горячим следам, уже возвращаясь, в кресле самолета:
"Она живет в темном бревенчатом домишке, который зато расположен
почти в центре городка. Домик ничем не примечателен, однако соседи (за
стеной живут совладельцы домика, семья Н.) говорят, что иногда им
невозможно выйти на улицу - не потому, что дверь заклинило, заперта
снаружи, или что-то подобное - а просто невозможно. Они не могли толком
(малоразвитые простолюдины) описать это состояние. Получалось так, что
жизнь их внешне шла совершенно нормально, они спали, завтракали и обедали,
занимались по дому, беседовали - однако что-то как будто не давало им не
то что выйти из домика, но даже помыслить об этом, хотя снаружи их ждала
куча неотложных дел. Через сутки-двое наваждение проходило, и семья Н.
обретала свободу. По сравнению с этим такое небольшое затруднение, как
разная высота крыльца - крыльцо то парило над дорожкой сантиметрах в
двадцати, то снижалось до последней верхней ступеньки, - их уже не
особенно смущало. Однажды, внимательно вглядевшись, глава семейства
обнаружил, что крыльцо парит не само по себе, а вместе со всем домом;
вследствие полного отсутствия любознательности, он оставил этот
примечательный факт без внимания".
Репортер отвлекся и глянул в окошко, за которым простиралась облачная
равнина, освещенная луной - совершенная картина небытия. Он вспомнил, что
главный редактор, настаивая на этой поездке, очевидно, предвидел, что
публикация будет сомнительной и вызовет скандал. Веткин состоял во
фракции, враждебной редактору, и активно выживался. "Не привыкать", -
подумал он и продолжал:
"Жители городка вообще мало чем интересуются, кроме спирта и
картошки. Лицо Ангелины - так назвалась ему женщина - в этой сумрачной,
всегда загазованной округе отлично ото всех, оно как-бы слегка освещено
изнутри, это нездешнее восковое свеченье. "Ангина" - упрощенный местный
вариант имени, под которым ее знают жители, ибо им трудно выговорить
слово, содержащее больше трех слогов. Ангелина внешне очень миловидна и
приветлива, потому, наверное, ей пришлось на первых порах очень несладко
от молодцов, намеревавшихся урвать свое от возникшей ниоткуда тронутой
крали - а что она тронутая, в этом мало кто сомневается. Ангелина всем
сразу заявляла о своей сути".
Веткин откинулся на спинку и закрыл глаза. Еще вчера Ангелина,
источая все то же легкое свечение, объясняла ему себя:
- Я на самом деле не являюсь своей собственностью, я себе не
принадлежу, - она легким, очень домашним движением взяла у него пустую
чашку и наполнила ее из электрического чайника. - Есть, знаете, автоматы с
дистанционным управлением - знаете, да? - так вот, если б они могли себя
ощущать, они бы чувствовали подобное... Вы понимаете, что я говорю?
- Пытаюсь.
Веткин сменил кассету в диктофоне, который нисколько не смущал
Ангелину; вообще, ее, очевидно, мало что смущало. Она расхаживала по
комнате в легком халатике, под которым явно ничего не было. Немудрено при
таких повадках, что окрестная шоферня на первых порах так и прыгала на
нее.
- Они ведь не понимали, что имеют дело с автоматом, - смеялась
Ангелина. - В это мало кто верит. Иногда я сама сомневаюсь.
Да и Веткин, глядя на Ангелину, был вовсе не уверен в ее нездешней
сущности, тем более, что катившееся как по маслу интервью все больше
отдавало бредом, но бредом в очень приятном исполнении. Вот что было на
пленке:
"Я плохо представляю себе, как я устроена и откуда взялась здесь.
Хотя, думаю, не очень отличаюсь от прочих. Что смущает, по правде, так это
полная неуязвимость. И еще - никогда не хочу есть, хотя могу есть и все
прочее, если придется. И никогда не устаю. Не сплю вообще."
Репортер вспомнил, как Ангелина пыталась заставить его, хотя он и
противился, ударить ее - пускай вполсилы - разливальной ложкой. Всякий раз
в самый последний момент его будто что-то дергало изнутри, и ложка
отлетала со звоном.
- Как вы это делаете?
- Не знаю, - искренне созналась женщина. - Это делается само, без
меня. Я думаю, что создана как связное устройство, но вот с кем связаться
и зачем - не имею понятия. А такая защита - это примерно то же, что
изоляция у кабеля.
- Ну, это грубое сравнение.
- Да уж куда грубее. И вот еще что - иногда я получаю приказ.
- То есть?
- Не послание, а приказ действовать. Выйти наружу, кого-то встретить.
Мощный такой, короткий импульс.
- Импульс, занятно... И что же вы?
- А ничего как раз... - Ангелина улыбнулась - Пока ничего больше.
Вели ОНИ мне что-то конкретно, я бы... я бы здесь камня на камне не
оставила!
Она все так же улыбалась, но Веткин поверил на миг, что красотка в
халатике могла одним махом снести весь этот невзрачный городок на сопках.
- За что вы их так не любите?
Ангелина помедлила с ответом.
- Ну, уж сразу - люблю, не люблю. Вообще, я сюда направлена не затем,
чтобы любить, такое у меня есть ощущение.
- А зачем же? И почему тогда вы такая - привлекательная?
- Зачем - понятия не имею, это, видать, не в моей компетенции. А
хорошенькая - просто качество инструмента. Для большей контактности,
скорей всего...
И такого вздора накрутило четыре кассеты. "Может, она просто
шизофреничка, - размышлял Веткин, задремывая. - С мощным телекинетическим
полем, такое сочетается, я слышал... Сама не понимает, чего хочет, мается
в этой глухомани от избытка сил - а какой нормальный человек здесь не
взвоет?"
Уже в полусне он прикинул, что в таком ключе, пожалуй, будет уместнее
всего подать этот сомнительный материал, - и вражеская фракция с
редактором во главе будет посрамлена.
...Веткин резко вздрогнул и очнулся. Что-то произошло. Облачное поле
за окном проносилось с жуткой скоростью в обратном направлении, самолет
несся вперед хвостом! Веткин все понял и заскрежетал зубами от бессильной
злости - ведь тогда еще, сразу по приезде в городишко он смутно ужаснулся
- а что, если отсюда ему уже не выбраться...
Столик под абажуром был все так же накрыт, и вся нехитрая сервировка
- от сахарницы с отбитой ручкой до плетеного из соломки овального блюда с
пирогом - узоры, подробности, которым, без сомненья, надлежало уже сейчас
начать постепенный, но быстрый процесс выветривания из памяти гостя, до
абсолютного исчезновения через неделю-две - торчали перед ним во всей
своей жуткой вещественности.
- Импульс? Они приказали кого-то встретить?
Ангелина улыбнулась его враждебности.
- Вас, именно вас. Вы понадобились.
- Чтобы... уничтожить?
- Вряд ли, - тряхнула волосами посланница. - Не совсем, если уж на
то... Скорей всего - переделать, так я их поняла.
Веткин теперь лишь ощутил, прямо-таки телесно, всю неотвратимость
своего преображения, и понял - в те мгновения, пока еще мог понимать - что
он в стане врага, по сравнению с которым все его прежние враги, от
редактора до уличного налетчика - всего лишь елочные паяцы. Он поднял
взгляд. Некоторое время человек и автомат смотрели друг на друга, как бы
прикидывая, кто на что способен.

ИЗ УЧЕБНИКА ЛОГИКИ
Каков логический выбор выпускника учебного заведения, готовящего
дипломатов в тиранической стране с господствующим представлением о
зарубежье, как о безусловно злокачественной среде, даже помыслив о коей
человек подписывает себе смертный приговор:
а) немедленно по получении диплома явиться с повинной, или тут же
принять яд;
б) получив назначение, прибыть в страну Т. и подорваться вместе со
всем посольством;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24