Рабам разрешалось иметь
собственность, в том числе и своих рабов, и она знала, что два сына
герцога станут ее опорой позднее, когда будут жить в замке.
Храмовый скульптор выбрал ее в качестве модели для большой мраморной
статуи богини плодородия. И не мудрено: она была великолепна: высокая, с
длинными каштановыми волосами и безупречной кожей, с большими карими
глазами; рот красный, как сочные спелые сливы, грудь такая, что ни дитя,
ни любовник не находили в ней изъяна, удивительно гибкая талия, если
учитывать массу ее тела и плодовитость. Ее длинные ноги считались бы
красивыми даже на Земле, а уж тем более - на фоне местных кривоногих
жительниц.
Но было в ней и нечто большее, чем просто красота. Она излучала
что-то такое, что поражало мужчин с первого взгляда. Грину она порой
казалась какой-то могучей стихией, пожалуй, даже воплощением самой
природы.
Иногда Грин чувствовал гордость от того, что именно его она выбрала
себе в супруги, выбрала тогда, когда он был рабом-новичком, едва способным
произнести несколько слов на довольно сложном агглютинативном местном
языке. Но временами он чувствовал, что она хоть и лакомый, но слишком
большой для него кусочек, и такое повторялось в последнее время все чаще.
Кроме того, он чувствовал угрызения совести, когда смотрел на детей,
потому что полюбил их и боялся того момента, когда придется их покинуть.
Что касается бегства от Эмры, то он не был уверен, какие при этом будет
испытывать чувства. Конечно, она будила в нем чувства, но ведь и удар в
зубы, и доза вина в крови тоже будят чувства.
Он вышел из коляски, велел мальчишке-рикше подождать, сказал:
"Привет, дорогая", - и поцеловал ее. Он радовался, что она рабыня и не
носит кольца в носу. Когда он целовал герцогиню, оно всегда раздражало
его. Она отказывалась вынимать кольцо из носа, потому что это поставило бы
ее на один с ним уровень, а он не должен забывать о своем рабском
положении. В том, что она взяла в любовники раба, а не свободного
человека, не было ничего аморального. А если она будет совершать
аморальные поступки, то какова же ей тогда будет цена!
Ответный поцелуй Эмры был, пожалуй, слишком страстен - она пыталась
сгладить резкость.
- Ты меня не обманешь, - произнесла она. - Ты собирался проехать
мимо. Хоть бы детей поцеловал! В чем дело? Я надоела тебе? Ты говорил, что
принимаешь ласки герцогини только из-за карьеры и потому, что боишься, как
бы она не нашла способа расправиться с тобой, если ты ей откажешь. Ладно,
я тебе поверила... почти поверила. Но как можно тебе верить, если ты
пытаешься проскользнуть мимо, даже не заглянув домой? В чем дело? Мужчина
ты или нет? Ты что, боишься взглянуть в лицо женщине? Не тряси головой!
Лжец! Не забудь поцеловать Гризкветра. Ты же знаешь - он очень
впечатлительный мальчик и обожает тебя, и чепуха это, будто в твоей стране
взрослые люди не целуют ребятишек такого возраста. Ты не в своей стране!
Что за странные бессердечные люди, должно быть, живут там! Даже если это
так - ты можешь позабыть тамошние обычаи и немного приласкать мальчишку.
Пойдем домой, и я достану из подвала того удивительного челоусмейского
вина, что доставили недавно в мой погреб....
- С каким это кораблем оно прибыло в погреб? - со смехом воскликнул
Грин. - Ради всех боев, Эмра, я знаю, что прошло два дня с тех пор, как я
видел тебя. Но не пытайся двухдневный разговор втиснуть в десять минут.
Особенно при твоей манере разговаривать. И перестань распекать меня при
детях. Ты же знаешь - это для них вредно. Они могут перенять твое
презрение к главе семьи.
- Я тебя презираю?! Да я целую землю, по которой ты идешь! Я
постоянно говорю им, какой ты прекрасный человек, хотя трудно убедить их в
этом, когда ты вот так являешь свою сущность и они видят правду... Да
еще...
Был только один способ утихомирить ее: переговорить, перекричать,
перехватить инициативу. Трудная задача, особенно когда чувствуешь себя
таким усталым, а она постоянно бьется за первенство. Проблема еще и в том,
что она не чувствовала никаком уважения к мужчине, которому могла заткнуть
глотку, пологому было просто необходимо обуздать ее.
Он достиг этого, крепко сдавив ее в объятиях, от чего сжатый между
ними ребенок даже заплакал. И пока Эмра успокаивала ребенка, он начал
рассказывать ей, что случилось во дворце.
Она молча слушала, изредка вставляя острые словечки, а время от
времени просила уточнить подробности. Он рассказал ей о таких вещах, о
которых постеснялся бы говорить при детях два года назад. Но необычайно
откровенное и свободное общество рабов избавило его от природной
сдержанности.
Они прошли через контору, где работали шесть ее служащих и
секретарей, через жилые комнаты и дальше, на кухню. Она позвонила в
колокольчик и приказала Инзакс, прелестной маленькой блондиночке, сходить
в погреб и принести кварту челоусмейского. Один из клерков просунул в
кухонную дверь голову и сказал, что господин Шезхъяренти, хозяин
андунанагрском судна, желает видеть Эмру, чтобы уточнить, куда выгрузить
редких птиц, что она заказывала семь месяцев назад. Он-де ни с кем, кроме
нее, не хочет разговаривать.
- Пусть немного остудит свои пятки, - ответила она.
Клерк проглотил это и убрал голову. Грин взял Пэкси, свою дочь, и
играл с нею, пока Эмра накрывала на стол и разливала вино.
- Так долго не может продолжаться, - говорила она. - Я люблю тебя, а
к себе не чувствую того внимания, к какому привыкла. Тебе надо поскорее
найти какой-нибудь предлог, чтобы порвать отношения с герцогиней. Я баба
ревнивая, и мне требуется много любви. Ты нужен мне здесь.
Грину нечего было терять, соглашаясь с ней: все равно он собирался
убраться подальше в ближайшее же время.
- Ты права, - ответил он. - Я скажу ей об этом, как только
подвернется удобный случай. - Он пощупал шею в том месте, где ее коснется
топор палача.
- Но причина должна быть весомой.
Эмра, казалась, вся расцвела от радости. Она подняла свой стакан и
сказала:
- За здоровье герцогини. Пусть ее заберут демоны!
- Ты бы придерживала язык хоть при детях. Они по простоте душевной
могут ляпнуть твои слова еще кому-нибудь, а если это дойдет до ушей
герцогини - гореть тебе на костре при следующей охоте на ведьм!
- Мои дети не настолько глупы! - усмехнулась она. - Они берут пример
с мамы и знают, когда следует держать язык за зубами.
Грин допил свое вино и встал.
- Надо идти.
- Ты придешь домой сегодня ночью? Должна же герцогиня отпускать тебя
хоть на одну ночь в неделю?
- Ничуть не бывало. И сегодня вечером я не смогу прийти, потому что
должен встретиться с купцом Майреном в Доме Равенства. Дела, ничего не
поделаешь.
- Да знаю я! Ты будешь только трепаться о своих намерениях, а
решительный шаг будешь откладывать на потом. Ты будешь тянуть и тянуть, а
ведь годы уходят...
- Если так будет продолжаться и дальше, то через полгода я просто
помру, - ответил он. - Я устал и хочу выспаться.
Она мгновенно перешла от гнева к сочувствию.
- Бедный мой, почему бы тебе не забыть об этой встрече и не выспаться
здесь, а потом вернуться в замок? Я пошлю гонца к Майрену, он скажет, что
ты заболел.
- Нет, тут такое дело, что откладывать нельзя.
- Что еще за дело?
- Такое, что рассказать тебе или кому угодно, значит испортить его.
- Какое же это может быть дело?! - Она снова вспыхнула гневом. -
Клянусь, тут замешана женщина!
- Я голову ломаю, как бы держаться подальше от вас, женщин, а вовсе
не ищу новых хлопот себе на шею. Нет, просто Майрен взял с меня клятву во
что бы то ни стало хранить молчание, иначе на меня падет гнев всех его
богов. Ну, и я, конечно, не могу нарушить обещание.
- Знаю я твое отношение к нашим богам, - ответила она. - Ладно, демон
с тобой! Но предупреждаю тебя: я женщина нетерпеливая. Даю тебе неделю на
все дела с герцогиней, потом я начну действовать сама.
- До этого не дойдет, - ответил он, поцеловал ее, потом детей и
вышел. Он поздравил себя с тем, что ему удалось нейтрализовать Эмру на
целую неделю. Если ему не удастся выполнить свой план за неделю, он в
любом случае останется в проигрыше. И ему придется бежать из города в
просторы долины Ксердимур, где по заросшей травой равнине бродят стаи
диких собак, травяные кошки-людоеды, варвары-каннибалы и бог знает что
еще...
4
Каждый город и деревня в Империи имеют свой Дом Равенства, в стенах
которого запрещается разграничение людей по какому бы то ни было признаку.
Грин не знал истоков этого обычая, но признавал его ценность в качестве
предохранительного клапана для сброса социального напряжения, которою
хватало во всех классах. Здесь рабы могли проклинать своих хозяев, глядя
им в глаза, и оставаться безнаказанными. Конечно, и хозяина ничто не
удерживало от ответного действия любом рода, потому что и раб, входя сюда,
терял свои законные права. Бывали здесь и схватки, хотя и не часто.
Теоретически, кровопролитие в этих стенах не влекло за собой наказания, но
каждый убийца обнаруживал, что, пусть даже стража не обратит на него
внимания, ему придется столкнуться с местью родственников. Много ссор
начиналось и кончалось здесь.
Грин хитро обосновал свой уход после вечерней трапезы, сказав, что
договорился-де с Майреном о приобретении нескольких безделушек из Эстории.
Купец обмолвился, что во время последнего рейса он слышал о сборах
охотников на поимку редкостных и красивейших гетцленских птиц и что он мог
бы по возвращении туда приобрести несколько экземпляров. Лицо Зьюни
буквально засветилось радостью: желание иметь дивную птицу было сильнее
желания досадить мужу. Она милостиво разрешила Грину отлучиться из замка.
Внутренне ликуя, но сохраняя на лице печальную мину из-за
необходимости расставаться с герцогиней, он, пятясь, вышел из обеденного
зала. Не слишком грациозно, потому что Элзоу выбрал этот момент, чтобы
преградить дорогу Грину. Грин упал, споткнувшись об огромного мастифа, а
тот злобно зарычал и обнажил клыки с намерением разорвать раба на части.
Землянин даже не пробовал подняться, он не хотел давать собаке повода
прыгнуть на него. Вместо этого он тоже обнажил зубы и зарычал. Зал
взорвался смехом, а герцог, держась за бока, со слезами на выпученных
глазах, поднялся и подошел, колыхаясь от смеха, к двум существам, яростно
глазеющим друг на друга. Он схватил Элзоу за шипастый ошейник и оттащил
того прочь, велев Грину убираться, пока путь свободен.
Грин проглотил свой гнев, поблагодарил герцога и вышел. Снова
поклявшись себе когда-нибудь придушить собаку голыми руками, землянин
отправился в Дом Равенства. Ему едва хватило времени в пути, чтобы
успокоиться.
В большом центральном зале Дома Равенства с его тремя ярусами было в
этот вечер многолюдно. Мужчины в длинных вечерних юбках и женщины в масках
толпились вокруг игорных столов, распивочных стоек и арен недовольства.
Большая толпа стояла вокруг платформы, на которой два торговца зерном
старались выяснить отношения и разрядиться от обид, возникших при деловых
конфликтах. Но больше всего людей собралось на матч между мужем и женой.
Левая рука мужчины была привязана к туловищу, женщина была вооружена
дубинкой. Уравновесив таким образом свои силы, они боролись за первенство
в семье. Судя по окровавленной голове и синякам на руках, мужчине
приходилось туго. Если бы он сумел выбить дубинку, то имел бы право
сделать с нею все, что угодно. Но если женщина сломает ему свободную руку,
то он сможет рассчитывать только на ее милость.
Грин обошел эту арену стороной: такие варварские драки ранили его
чувства. Наконец он разыскал Майрена, тот играл с другим капитаном в
кости. На партнере был черный наряд и красный тюрбан клана Аксукэнов. Он
только что проиграл Майрену и расплачивался шестьюдесятью иквограми.
Значительная сумма даже для князя-купца.
Майрен взял Грина за руку, чего он никогда бы не сделал за пределами
Дома, и повел его в занавешенную кабинку, где они могли побеседовать
достаточно приватно. Купец предложил Грину выпить, Грин уступил, и Майрен
заказал большой кувшин челоусмейского.
- Нет лучшего способа завоевать доверие, чем оплатить расходы, -
весело произнес Майрен. - Ну, а теперь, хоть я и люблю повеселиться, давай
приступим к делу. Так какое твое предложение?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
собственность, в том числе и своих рабов, и она знала, что два сына
герцога станут ее опорой позднее, когда будут жить в замке.
Храмовый скульптор выбрал ее в качестве модели для большой мраморной
статуи богини плодородия. И не мудрено: она была великолепна: высокая, с
длинными каштановыми волосами и безупречной кожей, с большими карими
глазами; рот красный, как сочные спелые сливы, грудь такая, что ни дитя,
ни любовник не находили в ней изъяна, удивительно гибкая талия, если
учитывать массу ее тела и плодовитость. Ее длинные ноги считались бы
красивыми даже на Земле, а уж тем более - на фоне местных кривоногих
жительниц.
Но было в ней и нечто большее, чем просто красота. Она излучала
что-то такое, что поражало мужчин с первого взгляда. Грину она порой
казалась какой-то могучей стихией, пожалуй, даже воплощением самой
природы.
Иногда Грин чувствовал гордость от того, что именно его она выбрала
себе в супруги, выбрала тогда, когда он был рабом-новичком, едва способным
произнести несколько слов на довольно сложном агглютинативном местном
языке. Но временами он чувствовал, что она хоть и лакомый, но слишком
большой для него кусочек, и такое повторялось в последнее время все чаще.
Кроме того, он чувствовал угрызения совести, когда смотрел на детей,
потому что полюбил их и боялся того момента, когда придется их покинуть.
Что касается бегства от Эмры, то он не был уверен, какие при этом будет
испытывать чувства. Конечно, она будила в нем чувства, но ведь и удар в
зубы, и доза вина в крови тоже будят чувства.
Он вышел из коляски, велел мальчишке-рикше подождать, сказал:
"Привет, дорогая", - и поцеловал ее. Он радовался, что она рабыня и не
носит кольца в носу. Когда он целовал герцогиню, оно всегда раздражало
его. Она отказывалась вынимать кольцо из носа, потому что это поставило бы
ее на один с ним уровень, а он не должен забывать о своем рабском
положении. В том, что она взяла в любовники раба, а не свободного
человека, не было ничего аморального. А если она будет совершать
аморальные поступки, то какова же ей тогда будет цена!
Ответный поцелуй Эмры был, пожалуй, слишком страстен - она пыталась
сгладить резкость.
- Ты меня не обманешь, - произнесла она. - Ты собирался проехать
мимо. Хоть бы детей поцеловал! В чем дело? Я надоела тебе? Ты говорил, что
принимаешь ласки герцогини только из-за карьеры и потому, что боишься, как
бы она не нашла способа расправиться с тобой, если ты ей откажешь. Ладно,
я тебе поверила... почти поверила. Но как можно тебе верить, если ты
пытаешься проскользнуть мимо, даже не заглянув домой? В чем дело? Мужчина
ты или нет? Ты что, боишься взглянуть в лицо женщине? Не тряси головой!
Лжец! Не забудь поцеловать Гризкветра. Ты же знаешь - он очень
впечатлительный мальчик и обожает тебя, и чепуха это, будто в твоей стране
взрослые люди не целуют ребятишек такого возраста. Ты не в своей стране!
Что за странные бессердечные люди, должно быть, живут там! Даже если это
так - ты можешь позабыть тамошние обычаи и немного приласкать мальчишку.
Пойдем домой, и я достану из подвала того удивительного челоусмейского
вина, что доставили недавно в мой погреб....
- С каким это кораблем оно прибыло в погреб? - со смехом воскликнул
Грин. - Ради всех боев, Эмра, я знаю, что прошло два дня с тех пор, как я
видел тебя. Но не пытайся двухдневный разговор втиснуть в десять минут.
Особенно при твоей манере разговаривать. И перестань распекать меня при
детях. Ты же знаешь - это для них вредно. Они могут перенять твое
презрение к главе семьи.
- Я тебя презираю?! Да я целую землю, по которой ты идешь! Я
постоянно говорю им, какой ты прекрасный человек, хотя трудно убедить их в
этом, когда ты вот так являешь свою сущность и они видят правду... Да
еще...
Был только один способ утихомирить ее: переговорить, перекричать,
перехватить инициативу. Трудная задача, особенно когда чувствуешь себя
таким усталым, а она постоянно бьется за первенство. Проблема еще и в том,
что она не чувствовала никаком уважения к мужчине, которому могла заткнуть
глотку, пологому было просто необходимо обуздать ее.
Он достиг этого, крепко сдавив ее в объятиях, от чего сжатый между
ними ребенок даже заплакал. И пока Эмра успокаивала ребенка, он начал
рассказывать ей, что случилось во дворце.
Она молча слушала, изредка вставляя острые словечки, а время от
времени просила уточнить подробности. Он рассказал ей о таких вещах, о
которых постеснялся бы говорить при детях два года назад. Но необычайно
откровенное и свободное общество рабов избавило его от природной
сдержанности.
Они прошли через контору, где работали шесть ее служащих и
секретарей, через жилые комнаты и дальше, на кухню. Она позвонила в
колокольчик и приказала Инзакс, прелестной маленькой блондиночке, сходить
в погреб и принести кварту челоусмейского. Один из клерков просунул в
кухонную дверь голову и сказал, что господин Шезхъяренти, хозяин
андунанагрском судна, желает видеть Эмру, чтобы уточнить, куда выгрузить
редких птиц, что она заказывала семь месяцев назад. Он-де ни с кем, кроме
нее, не хочет разговаривать.
- Пусть немного остудит свои пятки, - ответила она.
Клерк проглотил это и убрал голову. Грин взял Пэкси, свою дочь, и
играл с нею, пока Эмра накрывала на стол и разливала вино.
- Так долго не может продолжаться, - говорила она. - Я люблю тебя, а
к себе не чувствую того внимания, к какому привыкла. Тебе надо поскорее
найти какой-нибудь предлог, чтобы порвать отношения с герцогиней. Я баба
ревнивая, и мне требуется много любви. Ты нужен мне здесь.
Грину нечего было терять, соглашаясь с ней: все равно он собирался
убраться подальше в ближайшее же время.
- Ты права, - ответил он. - Я скажу ей об этом, как только
подвернется удобный случай. - Он пощупал шею в том месте, где ее коснется
топор палача.
- Но причина должна быть весомой.
Эмра, казалась, вся расцвела от радости. Она подняла свой стакан и
сказала:
- За здоровье герцогини. Пусть ее заберут демоны!
- Ты бы придерживала язык хоть при детях. Они по простоте душевной
могут ляпнуть твои слова еще кому-нибудь, а если это дойдет до ушей
герцогини - гореть тебе на костре при следующей охоте на ведьм!
- Мои дети не настолько глупы! - усмехнулась она. - Они берут пример
с мамы и знают, когда следует держать язык за зубами.
Грин допил свое вино и встал.
- Надо идти.
- Ты придешь домой сегодня ночью? Должна же герцогиня отпускать тебя
хоть на одну ночь в неделю?
- Ничуть не бывало. И сегодня вечером я не смогу прийти, потому что
должен встретиться с купцом Майреном в Доме Равенства. Дела, ничего не
поделаешь.
- Да знаю я! Ты будешь только трепаться о своих намерениях, а
решительный шаг будешь откладывать на потом. Ты будешь тянуть и тянуть, а
ведь годы уходят...
- Если так будет продолжаться и дальше, то через полгода я просто
помру, - ответил он. - Я устал и хочу выспаться.
Она мгновенно перешла от гнева к сочувствию.
- Бедный мой, почему бы тебе не забыть об этой встрече и не выспаться
здесь, а потом вернуться в замок? Я пошлю гонца к Майрену, он скажет, что
ты заболел.
- Нет, тут такое дело, что откладывать нельзя.
- Что еще за дело?
- Такое, что рассказать тебе или кому угодно, значит испортить его.
- Какое же это может быть дело?! - Она снова вспыхнула гневом. -
Клянусь, тут замешана женщина!
- Я голову ломаю, как бы держаться подальше от вас, женщин, а вовсе
не ищу новых хлопот себе на шею. Нет, просто Майрен взял с меня клятву во
что бы то ни стало хранить молчание, иначе на меня падет гнев всех его
богов. Ну, и я, конечно, не могу нарушить обещание.
- Знаю я твое отношение к нашим богам, - ответила она. - Ладно, демон
с тобой! Но предупреждаю тебя: я женщина нетерпеливая. Даю тебе неделю на
все дела с герцогиней, потом я начну действовать сама.
- До этого не дойдет, - ответил он, поцеловал ее, потом детей и
вышел. Он поздравил себя с тем, что ему удалось нейтрализовать Эмру на
целую неделю. Если ему не удастся выполнить свой план за неделю, он в
любом случае останется в проигрыше. И ему придется бежать из города в
просторы долины Ксердимур, где по заросшей травой равнине бродят стаи
диких собак, травяные кошки-людоеды, варвары-каннибалы и бог знает что
еще...
4
Каждый город и деревня в Империи имеют свой Дом Равенства, в стенах
которого запрещается разграничение людей по какому бы то ни было признаку.
Грин не знал истоков этого обычая, но признавал его ценность в качестве
предохранительного клапана для сброса социального напряжения, которою
хватало во всех классах. Здесь рабы могли проклинать своих хозяев, глядя
им в глаза, и оставаться безнаказанными. Конечно, и хозяина ничто не
удерживало от ответного действия любом рода, потому что и раб, входя сюда,
терял свои законные права. Бывали здесь и схватки, хотя и не часто.
Теоретически, кровопролитие в этих стенах не влекло за собой наказания, но
каждый убийца обнаруживал, что, пусть даже стража не обратит на него
внимания, ему придется столкнуться с местью родственников. Много ссор
начиналось и кончалось здесь.
Грин хитро обосновал свой уход после вечерней трапезы, сказав, что
договорился-де с Майреном о приобретении нескольких безделушек из Эстории.
Купец обмолвился, что во время последнего рейса он слышал о сборах
охотников на поимку редкостных и красивейших гетцленских птиц и что он мог
бы по возвращении туда приобрести несколько экземпляров. Лицо Зьюни
буквально засветилось радостью: желание иметь дивную птицу было сильнее
желания досадить мужу. Она милостиво разрешила Грину отлучиться из замка.
Внутренне ликуя, но сохраняя на лице печальную мину из-за
необходимости расставаться с герцогиней, он, пятясь, вышел из обеденного
зала. Не слишком грациозно, потому что Элзоу выбрал этот момент, чтобы
преградить дорогу Грину. Грин упал, споткнувшись об огромного мастифа, а
тот злобно зарычал и обнажил клыки с намерением разорвать раба на части.
Землянин даже не пробовал подняться, он не хотел давать собаке повода
прыгнуть на него. Вместо этого он тоже обнажил зубы и зарычал. Зал
взорвался смехом, а герцог, держась за бока, со слезами на выпученных
глазах, поднялся и подошел, колыхаясь от смеха, к двум существам, яростно
глазеющим друг на друга. Он схватил Элзоу за шипастый ошейник и оттащил
того прочь, велев Грину убираться, пока путь свободен.
Грин проглотил свой гнев, поблагодарил герцога и вышел. Снова
поклявшись себе когда-нибудь придушить собаку голыми руками, землянин
отправился в Дом Равенства. Ему едва хватило времени в пути, чтобы
успокоиться.
В большом центральном зале Дома Равенства с его тремя ярусами было в
этот вечер многолюдно. Мужчины в длинных вечерних юбках и женщины в масках
толпились вокруг игорных столов, распивочных стоек и арен недовольства.
Большая толпа стояла вокруг платформы, на которой два торговца зерном
старались выяснить отношения и разрядиться от обид, возникших при деловых
конфликтах. Но больше всего людей собралось на матч между мужем и женой.
Левая рука мужчины была привязана к туловищу, женщина была вооружена
дубинкой. Уравновесив таким образом свои силы, они боролись за первенство
в семье. Судя по окровавленной голове и синякам на руках, мужчине
приходилось туго. Если бы он сумел выбить дубинку, то имел бы право
сделать с нею все, что угодно. Но если женщина сломает ему свободную руку,
то он сможет рассчитывать только на ее милость.
Грин обошел эту арену стороной: такие варварские драки ранили его
чувства. Наконец он разыскал Майрена, тот играл с другим капитаном в
кости. На партнере был черный наряд и красный тюрбан клана Аксукэнов. Он
только что проиграл Майрену и расплачивался шестьюдесятью иквограми.
Значительная сумма даже для князя-купца.
Майрен взял Грина за руку, чего он никогда бы не сделал за пределами
Дома, и повел его в занавешенную кабинку, где они могли побеседовать
достаточно приватно. Купец предложил Грину выпить, Грин уступил, и Майрен
заказал большой кувшин челоусмейского.
- Нет лучшего способа завоевать доверие, чем оплатить расходы, -
весело произнес Майрен. - Ну, а теперь, хоть я и люблю повеселиться, давай
приступим к делу. Так какое твое предложение?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25