- Можно представить, какая красотка их госпожа, если у
нее такие слуги! - мечтательно проговорил Конан, смотря
ей вслед. - Впрочем, даже если она стара и уродлива, я не
жалею, что мы забрели сюда.
- Я думаю, она не только красива, но и очень добра, -
отозвался Шумри. - Ты заметил, как роскошно одеты ее
стражники и служанка? Я не только не жалею, я прост
счастлив, что мы оказались здесь.
Киммериец отхлебнул глоток из кувшина. Питье было не
слишком крепким, но очень сладким, с дурманным привкусом.
Почему-то оно показалось ему подозрительным, и он не стал
пить дальше и вылил багровую жидкость себе под ноги - шипя и
пенясь, она тут же впиталась в землю.
- О нет, я не могу просто сидеть и ждать! - воскликнул
немедиец, пребывавший в радостном возбуждении. - Пойдем
осмотрим этот дивный замок снаружи! Я хочу как следует
полюбоваться им.
Конан не возражал, и приятели, поднявшись с изящной
скамьи, двинулись в обход замка. Обогнув фасад здания,
они увидели цветущий сад, плавно поднимающийся к задней
ограде. У Шумри разгорелись глаза. Киммериец, хоть и не был
большим любителем цветов, тоже с удовольствием ступил на
посыпанные измельченным горным хрусталем, сверкающие,
скрипящие под ногами дорожки.
- Ты только посмотри! - с придыханием повторял Шумри,
озираясь по сторонам. - Даже во сне мне бы не приснилось
такого!..
Сад был особенный, и немедиец не сразу сообразил, чем
именно отличается он от остальных, виденных им прежде садов.
Все цветы, росшие там - и в траве, и на кустах, и на ветвях
деревьев - были синими. Их лепестки играли многообразием
оттенков, от светло-голубого, почти белого, до
бархатно-лилового, но больше всего было васильково-синих,
напоминавших Шумри те камни, что когда-то подарила ему
Алмена. Голубое, лазурное, фиолетовое дурманящее и пьянящее
сияние окружало их со всех сторон. Даже зелень листвы и
травы терялась в этом торжестве синего и была почти
незаметна.
Цветы казались живыми и одухотворенными. Они тихонько
раскачивались на длинных стеблях и древесных ветвях, они
задевали ароматными лепестками щеки и волосы зачарованно
озирающихся путников, и прикосновения эти казались лаской -
то невинно-детсткой, то вкрадчиво-женской...
- Тихо! - Конан внезапно прижал палец к губам, прервав
ахи и вздохи приятеля, и остановился. - Вот, кажется, и
сама хозяйка.
В двадцати шагах впереди них стройная женская фигура
склонилась над одним из цветков - гигантским, похожим на
затейливую вазу из тончайшего кхитайского фарфора.
Воистину, хозяйка (если это была она) была достойна и своего
замка, и своего сада. Ее высокую, совершенно обнаженную
фигуру с макушку до колен окутывали светлые пушистые волосы.
Их нежная завеса, искрящаяся на солнце, подобно тонкой
золотистой парче, скрывала почти все тело, оставляя
открытыми лишь изящные руки, шею и часть высокой груди.
Талию ее поверх волос охватывал пояс из голубоватого
жемчуга. Такая же жемчужина, но только больше, в форме
капли, спускалась на тонкой цепочке на лоб. Прекрасная
Госпожа Веллия, казалось, о чем-то шепталась со своим
цветком, и хотя сразу же заметила своих гостей, не спешила
от него оторваться... Наконец ее тонкие пальцы выпустили
чашечку с изогнутыми, как пряди волос, лепестками, и она
закачалась на стебле - то ли с чем-то соглашаясь, то ли на
что-то благословляя. Обернувшись, хозяйка бросали на Конана
и Шумри мимолетный взгляд, улыбнулась и слегка кивнула им, а
затем, шурша распущенными волосами, задевающими за листья и
лепестки, исчезла.
Не успели приятели толком обменяться впечатлениями, как
Веллия возникла перед ними вновь. На этот раз на ней было
платье из переливчатого сине-голубого шелка, а длинные
волосы, заколотые на макушке, открывали затылок и шею и
подчеркивали тонкое благородство черт лица. На вид ей было
двадцать пять-двадцать семь лет. Удлиненные светло-голубые
глаза с тяжелыми веками были прохладно-приветливы. Их
голубизна казалась переливчатой, перламутровой,
перекликающейся оттенком с жемчужиной на лбу женщины. Нос
был слегка длинноват, но очень породистый, с небольшой
горбинкой. На тонких губах играла неопределенная улыбка.
- Извините, что заставила вас ждать, - проговорила
Веллия. Голос ее был под стать всему облику:
прохладно-мелодичный и словно обволакивающий. - Я надеюсь,
вы не скучали. Очень жаль, что лучшее мое вино, настоянное
на целебных травах, не понравилось вам и досталось земле.
Вода в моем рву действительно ледяная: она питается
подземными источниками. Мой прекрасный и мужественный
гость может переодеть свое платье, чтобы не простудиться.
На скулах киммерийца выступил чуть заметный румянец.
- Благодарю тебя, Прекрасная Госпожа! Переодеваться мне
нет нужды - лишь только я увидел тебя, меня бросило в такой
жар, что платье мгновенно высохло, - Конан не был силен в
галантных речах и комплиментах, и этот дался ему с большим
трудом, так что пришлось перевести дыхание. - Что же
касается вина, то прошу меня простить, но... когда вокруг
все слишком хорошо, когда стража у ворот встречает не
хриплым ругательством и не тычком копья, но приветливыми
улыбками, то... сами понимаете...
- Понимаю! - рассмеялась Веллия. - И нисколько на вас
не в обиде. Сразу видно, вы оба многое пережили, и
пережитое заставляет вас соблюдать мудрую предосторожность.
Но я надеюсь, вы не откажетесь пообедать вместе со мной?
Обещаю вам, что буду есть те же самые блюда и пить то же
вино, что и мои дорогие гости!
После того, как путники коротко рассказали, кто они,
откуда и зачем странствуют в глухих немедийских лесах,
Веллия повела их в замок, где был уже накрыт изысканный
стол на троих. Слуги и служанки, попадавшиеся на их пути,
все как один были молоды и пригожи. Их одеждам могли бы
позавидовать иные бароны и герцоги.
Прежде чем дойти до трапезной, они миновали несколько
залов, не слишком больших, но чарующих глаз изысканным
вкусом своего убранства. Шумри особенно поразили гобелены,
лазоревыми, лиловыми и белыми нитями были вызваны к
неслышимой жизни фигуры воинов, ниспадающие мягкими
складками платья дам, тела оленей и единорогов,
фантастические цветы и листья...
- Что за потрясающие мастера ткали эти гобелены! -
воскликнул немедиец. - Кажется, эти люди и животные вот-вот
зашевелятся, выступят из стен и заговорят...
Улыбнувшись, Веллия подвела их к деревянной рамке с
недоконченным гобеленом. Пальцы ее несколько раз
прикоснулись к нитям, наполовину вытканному венку из лилий
на голове мечтательной девушки добавился еще один цветок.
- Все эти гобелены выткала я в долгие часы и в дни
одиночества, - заметила она с легкой грустью.
- В самом деле?! - восхитился Шумри. - Но... как же так?
Ведь их очень много, не меньше сорока или пятидесяти, на
каждый ведь должно уходить несколько лун, если не лет,
работы?.. Наверное, вам помогали слуги?
- Ну, конечно, - кивнула Веллия. - Я начинала и
разрабатывала сюжет рисунка, а мелкие детали заканчивали мои
девочки. Я не думала, что такие мелочи достойны упоминания.
Обед, поданный тремя миловидными молоденькими служанками
в белоснежных кружевных фартучках, был восхитителен. Как и
обещала, Веллия ела и пила то же самое, что и ее гости.
Особенно вкусно было нежное, янтарно золотящееся мясо рыб.
Да и вино, которое Конан распробовал как следует, несмотря
на странный дурманящий привкус, оказалось совсем неплохим,
и он был вынужден признать, что был несправедлив к нему при
первой встрече.
Когда гости насытились, хозяйка сняла со стены
музыкальный инструмент, похожий на лютню, но больше и
продолговатей, с двенадцатью серебряными струнами. Шумри,
с разгоревшимися глазами, попросил у нее разрешения
прикоснуться к этим струнам, хотя бы на краткий миг.
- С удовольствием, мой прекрасный гость, - ответила
Веллия. - И не на миг, но сколько тебе будет угодно... Об
одном лишь хочу попросить вас: выйдемте в сад! Я так люблю
его, что в стенах замка провожу лишь ночи да ненастные
холодные дни. Повертеть, что в саду эта певучая игрушка
зазвучит нежнее и мелодичнее.
Пока они шли обратно по залам замка к выходу, Конан
задал давно мучающий его вопрос: отчего, подъезжая сюда, не
встретили они не полей, ни огородов, и где те люди, селяне и
ремесленники, чьей властительницей является Прекрасная
Веллия?
- О, мои славные спутники, я вовсе не богатая и знатная
властительница, какой показалась вам! - ответила она,
рассмеявшись. - Да и зачем мне селяне? Я не ем ни молока, ни
хлеба. Прекрасные рыбы, чье мясо вы хвалили сегодня, в
изобилии водятся во рву и озере. Дичи в лесу хватает и мне,
и моим друзьям. Да-да, друзьям! Не удивляйтесь: язык мой не
поворачивается называть слугами тех, кто близок мне и
любезен, словно члены моей семьи или добрые приятели.
- Интересно, а куда ты деваешь старых и некрасивых слуг?
- бухнул напрямик киммериец.
Шумри поежился от его бестактности и отвел глаза.
- Я скармливаю их рыбам, - ответила Веллия, мило
улыбнувшись.
Немедиец рассмеялся с облегчением, радуясь, что она не
обиделась и ответила шуткой на недостаточно галантный
вопрос.
Выйдя в сад, Веллия провела гостей к самому высокому
его месту, туда, где поросшая цветами земля соприкасалась
с мраморной стеной замка. Присев на белоснежный камень
ограды, она махнула рукой. Конан прилег на мягкую траву.
Шумри опустился на одно колено и тронул струны длинного
инструмента...
Сначала он просто перебирал их, осторожно, трепетно,
вслушиваясь в звучание каждой. Затем заиграл. Без слов,
что-то очень знакомое. Кажется, это была та самая мелодия,
которой он утешал когда-то Конана, сокрушенного отказом
Алмены. Но тогда он пел - и было что-то про ветер, гладящий
волны, и про темные крики боли, которые когда-нибудь станут
музыкой...
Когда стихло последнее трепетанье струны, и Шумри
устало откинулся на траву, Веллия долго молчала. Глаза ее,
обращенные на музыканта, подернулись влагой и блестели
больше обычного.
- Простите меня, мои неожиданные и прекрасные гости, но
мне хочется говорить стихами, - сказала она наконец.
Она протянула ладонь и коснулась пальцами волос
немедийца, наполовину седых и как всегда взлохмаченных.
Душа твоя высока.
Глаза твои зелены.
Скажи, отчего белы сады на висках твоих?
Мне кажется, что зима рано к тебе пришла.
Так незаслуженно рано!..
Смущаясь от ее пристального взгляда и прикосновения,
Шумри попытался было тоже ответить стихами, но вышло у
него довольно неуклюже:
Зима приходила ко мне,
о Прекрасная Госпожа!
Зима пришла и ушла.
Теперь же ласкает меня весеннее солнце.
- И вправду? - Веллия посмотрела ему в глаза испытующе.
- Тогда я рада!
Но вот что скажи, мой гость:
Умеют ли пальцы твои музыку извлекать
не только из жестких струн,
но и из нежных тел?
От такого откровенного вопроса Шумри смутился еще
больше. Побагровев, он мучительно - и тщетно - пытался
выстроить в голове достойный и изящный ответ.
- О, прости же меня! - рассмеялась Веллия. - Я чересчур
любопытна, прекрасный мой гость! Ты вправе не отвечать на
столь праздный вопрос...
Она грандиозно перегнулась назад, отвела голову и
замерла, вперив взор в мерцающую во рву ледяную воду. Не
дождавшись, пока немедиец поборет смущение и косноязычие,
она снова заговорила, мечтательно и отрешенно:
Так шевелит плавниками рыба,
так лениво прохладные струи ее обтекают,
словно в истоме духи реки застыли
и ловят зрачками вечнотекущие облака...
Немного успокоившись и приведя в порядок мысли, Шумри
откликнулся:
Там опускаются на самое дно
уставшие и заболевшие стремления,
и прохладные струи смывают боль,
как грязь, а грязь, как.
1 2 3 4 5 6 7 8