Наш конвоир явно наблюдал за этой
сценой, потому что я слышал, как он что-то буркнул про себя. Затем он
сказал: "Вперед!"
Но Камилла повернулась к нему.
- Сетка, - сказала она, мотнув головой в попытке скинуть ее с полей
шляпы вниз.
Островитянин секунду непонимающе смотрел на нее, потом понял. Он
подошел к ней и, по-прежнему держа пистолет в правой руке, левой освободил
зацепившуюся за край сетку. Пока он это делал: я успел заметить, что пауки
даже не пытались напасть на него. Они остановились в четырех-пяти дюймах
от его ног и откатывались назад. Масло, которым он был натерт, явно
действовало на пауков гораздо сильнее, чем наш инсектицид. Обернувшись ко
мне, он опустил и мою сетку, свободно повисшую перед лицом. Потом мы пошли
дальше.
Вскоре на нас кинулась новая стая, потом еще и еще. Затем они стали
попадаться через каждые несколько ярдов. Два раза посыпались с нависших
кустов. Будь мы без сеток, они уже обволокли бы нам лица своей массой;
даже и теперь было несколько неприятных моментов, прежде чем они
отцепились и спрыгнули.
Мы шли дальше, и я постепенно понял, что наша тропа, как и та, по
которой мы пробивались с Камиллой, была старой и еще недавно заросшей. Я
не мог воспользоваться компасом, чтобы сориентироваться, но решил, что она
уклонялась примерно на несколько градусов севернее. Она была намного шире
и просторнее, поэтому расчистить ее было проще.
Вскоре я начал замечать в кустах по обеим сторонам нити паутины.
Сначала они попадались нечасто, но очень скоро мы достигли местности, где
они были уже сплетены в небольшие полотнища, похожие на гамаки
неправильной формы, и перекидывались между ветвями одного куста или между
соседними кустами. Эти гамаки встречались гроздьями; каждая гроздь,
по-видимому, принадлежала группе пауков, которые сидели около своих
ловушек, готовые в любой момент наброситься на попавшую туда добычу. В
почти лишенной насекомых местности вероятность, что в их гамаках
что-нибудь запутается, казалась ничтожной, да я и не видел, чтобы туда
попалась хоть мошка. Однако пауки сидели, приготовившись терпеливо ждать.
Когда мы проходили поблизости и они замечали нас - видели или как-то
по-другому реагировали на наши движения, то сразу же срывались с места и
спешили к нам по веткам или по земле наперерез. Но чаще всего не успевали
добежать.
Потом низко подвешенные паутинные гамаки стали попадаться реже. Их
сменили более плотные и широкие, прикрепленные к ветвям деревьев в
десяти-двенадцати футах над землей - здесь в гамачки поменьше и пониже и
подавно ничего не могло попасть.
Наконец мы вступили в такие края, где эти большие гамаки уже не
перекидывались больше между деревьями. Они свисали клочьями, которые
слегка колыхались от движения воздуха. Казалось, весь лес обвесили
шелковыми лохмотьями.
Камилла, шедшая впереди, остановилась и огляделась кругом.
- Жутко, - сказала она. - Лес, завешанный саванами.
В тишине леса ее голос прозвучал очень громко.
Мне пришло в голову, что призрачный вид окружающему отчасти придавал
тусклый, рассеянный свет, и я посмотрел наверх. Неба видно не было.
Вершины деревьев исчезли в пропускающем свет беловатом тумане, и тут я
понял, что мы, должно быть, находимся теперь под белой пеленой, которую
наблюдали еще с берега.
Казалось, весь лес целиком покрыли тентом. Паутина непрерывным
покрывалом соединяла вершины деревьев, и сами пауки тоже поднялись наверх.
На земле их не было, и довольно давно, как я теперь понял.
Кругом царила жутковатая тишина полностью покинутого места. Все
существа, даже пауки, оставили здешние леса, где остались расти только
травы, кусты и деревья. Никакого живого движения - лишь колыхание
оборванных полотнищ паутины.
- Вперед, - снова подал голос сопровождающий.
Теперь местность начала подниматься, но еще примерно полмили вид леса
вокруг не менялся.
Только однажды я уловил живое движение. Нашу тропу пересекла чья-то
тень. Взглянув вверх, я увидел темное пятно, медленно скользящее по белому
покрывалу - стая пауков промышляла добычу в своих горных владениях.
Неожиданно деревья кончились. Мы вышли на открытый холмистый склон,
поросший густым стелющимся травянистым кустарником, доходившим нам до
колен и похожим на вереск. На краю леса нам опять встретились стаи
охотящихся пауков, а первые несколько футов кустарника густо обтягивала
паутина, но дальше ее не было. Особенности ли почвы были тому причиной или
какие-то свойства "вереска", или высота, или здесь паукам уже совсем
ничего не попадалось - неизвестно, но как бы то ни было, вскоре они совсем
перестали встречаться.
Мы продолжали взбираться по склону Мону, южной из двух вершин, пока
не достигли края кратера. Там наш похититель позволил нам сесть и немного
отдохнуть.
С этой точки был виден почти весь Танакуатуа, и нашему взору открылся
самый захватывающий из виденных прежде и самый необычный вид. Все
восточное побережье до той точки, где северная вершина заслоняла его от
нас, было затянуто чуть сверкающим полотнищем паутины, которое
простиралось на юг и языком выдавалось на север между горой и лагуной.
Создавалось впечатление, что паутина как бы вытекла с востока, обогнула
гору, а теперь ее северный рукав покрыл уже около половины расстояния
между горой и поселком. Там он обрывался. Полоса незатронутого
пространства, отделяющего его от поселка, составляла примерно полторы мили
в ширину, свободно от паутины было и все западное побережье. Как далеко
она вдавалась с востока в северную часть мы не могли видеть, но было ясно,
что покрывала она не меньше половины всего острова.
Похоже было, что паутинное покрывало натянули, а потом бросили на
неровную поверхность, и оно вспучилось в тех местах, где с земли
поднимались деревья, а складки его отблескивали на солнце. Покров не везде
был сплошным. Местами, как оторванные от большого савана и разбросанные
вокруг клочки материи, белели отдельные пятна, а за проливом, как бы желая
показать, что вода - не преграда, на островке Хтнуати виднелось несколько
небольших участков паутины.
Наш конвоир, сидевший рядом, заметил выражение наших изумленных глаз.
Он ухмыльнулся, но ничего не сказал.
В двух или трех местах, как и в предыдущие дни, к небу поднимались
слаборазличимые парообразные колонны.
Камилла покачала головой и сказала:
- Астрономическое число. Просто представить невозможно, сколько их
тут.
Мы перевели взгляд на лежащий под нами кратер. Он оказался более
широким и мелким, чем я предполагал; удивило и то, что трава и даже
небольшие кусты росли на его внутренних склонах почти до самого дна. Там,
окруженное кольцом голого камня, клокотало грязевое озерцо.
Вернее, я употребил привычное выражение, а это озерцо лениво
вздувалось и спадало. Его поверхность неуверенно подрагивала, как на
кадрах замедленной съемки, словно оно нехотя собиралось с силами для
некоего действия. Порой оно начинало выдувать большой пузырь. На это время
все остальное движение несколько затихало, как будто вся энергия уходила
на выдувание пузыря. Куполообразный пузырь вызывал беспокойное ощущение.
Невозможно было следить за его ростом и не чувствовать, как внутри
нарастает напряжение в ожидании взрыва. А когда пузырь лопался - это было
очень невзрачно: негромкий усталый хлопок, и вокруг на несколько футов
разлетающиеся брызги. После этого озерцо некоторое время колыхалось, а
перед тем, как начать новый пузырь, оно для практики выдувало несколько
мелких.
- Любопытно, - сказала Камилла. - Как и множество естественных
процессов, это немного отталкивающее зрелище, но мне вдруг стало понятно,
как такое явление может стать священным. Неискушенному уму оно вполне
могло показаться живым или почти живым, хотя и иным по сравнению с другими
живыми существами образом. Оно просто существует - можно себе представить,
что оно вот так вздымается и опадает уже несколько столетий. Больше ничего
не происходит, но все же внутри нарастает напряжение ожидания, как будто
озерцо способно на большее и в любой момент может проявить себя по-иному.
Неудивительно, что люди испытывали склонность обожествлять их.
Мы посидели еще немного, наблюдая, как в грязи набухали пузыри,
похожие на набиваемые едой животы каких-то мерзких существ, и хоть в нас
вздымалось отвращение, все же завороженно ждали, пока они с хлюпаньем
лопнут. Казалось, наш похититель тоже не может отвести глаз от пузырей. Но
немного погодя он все-таки встал и движением руки с пистолетом велел
подняться и нам.
Мы шли по кромке кратера до седловины, соединяющей его со второй
вершиной. Тут мы повернули налево и пошли по гребню. По жесткой пружинящей
траве идти было легко. В центре седловины из камней был сложен
прямоугольный постамент примерно трех футов в высоту, по-видимому,
намеренно расположенный под небольшим углом к гребню. Мы с интересом
смотрели на него. Это было первое сооружение прежних обитателей острова,
попавшееся нам на глаза со времени высадки, а вполне возможно, что оно
было и единственным. Возведено оно было тщательно, а сверху накрыто двумя
плоскими камнями.
- Уж не алтарь ли это? - предположила Камилла.
Когда мы поравнялись с постаментом, сомнения отпали. Сверху на нем
была темная запекшаяся кровь.
Останавливаться и рассматривать его времени не было. Наш конвоир
провел нас без задержки мимо.
В голову мне пришла малоприятная мысль. Я сначала не решался
высказать ее, но потом обратился к Камилле:
- Не кажется ли вам?..
Камилла оборвала меня. По-видимому, у нее раньше моего возникло такое
предположение.
- Нет. Эта кровь тут уже неделю, не меньше. Кроме того, ее не так
много. - И помолчав добавила: - Все же интересно, что они могли тут найти,
чтобы принести в жертву?
Гребень кончился. Перед нами лежал склон, по которому надо было
взбираться вверх около двух сотен ярдов. А там мы оказались на краю
северного кратера.
Он явно бездействовал уже очень давно. На каменных осыпях,
скатившихся со стен, осела почва. Сами стены подернулись растительным
покровом, а дно густо поросло кустарником, над которым возвышалась рощица
деревьев. Каменистая тропинка уступами вела к ней по стене кратера.
Мы дернулись от громкого крика охранника, гулко отозвавшегося от
противоположной стены.
Скоро из-за деревьев показались два темнокожих человека и
остановились у начала тропинки, глядя вверх.
Охранник прокричал что-то непонятное и получил не менее непонятный
ответ. Заткнув за пояс пистолет, он достал оттуда мачете. Им он разрезал
путы на наших руках, а потом подтолкнул нас к тропинке.
Это было великодушно с его стороны. Путь был крут, местами очень
труден. Я вряд ли смог его преодолеть со связанными руками.
Спустившись, мы направились к тем двоим, что все еще ожидали нас.
Одного из них я узнал сразу. Он был самым старшим из набранных в Уияньи
людей. По седине в курчавых волосах я его и отличил. Без этого в одной
набедренной повязке, да еще с костяным украшением в носу теперь я не смог
бы его узнать. На его груди желтой краской был нанесен узор, похожий на
грубо выполненный геральдический герб. В центре располагалось грушевидное
пятно. От него в разные стороны отходили восемь палочек с крючками на
концах. Смысл рисунка был мне непонятен, пока я не заметил, что взгляд
Камиллы застыл: устремленный на желтые линии. Потом она подняла глаза, в
которых светился вопрос, на лицо мужчины. Тогда я снова присмотрелся к
узору и вдруг сообразил, что это такое: передо мной было по-детски
выполненное изображение паука...
7
Человек со знаком паука быстро глянул на нас, потом обратился с
вопросом к нашему конвоиру. Сосредоточенно выслушал ответ, задал еще
несколько вопросов и отдал распоряжение своему спутнику. Тот сделал шаг
вперед и ухватился за мой рюкзак. Протестовать было бессмысленно. Я отдал
его.
Они обнаружили пульверизатор, понюхали его, понимающе кивнули,
отвинтили крышку резервуара и вылили содержимое на землю. Потом нашли
запасную банку с инсектицидом и тоже вылили. Остальное их не
заинтересовало. С пульверизатором из рюкзака Камиллы они расправились
таким же образом и выбросили его.
Человек с рисунком на груди снова посмотрел на нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
сценой, потому что я слышал, как он что-то буркнул про себя. Затем он
сказал: "Вперед!"
Но Камилла повернулась к нему.
- Сетка, - сказала она, мотнув головой в попытке скинуть ее с полей
шляпы вниз.
Островитянин секунду непонимающе смотрел на нее, потом понял. Он
подошел к ней и, по-прежнему держа пистолет в правой руке, левой освободил
зацепившуюся за край сетку. Пока он это делал: я успел заметить, что пауки
даже не пытались напасть на него. Они остановились в четырех-пяти дюймах
от его ног и откатывались назад. Масло, которым он был натерт, явно
действовало на пауков гораздо сильнее, чем наш инсектицид. Обернувшись ко
мне, он опустил и мою сетку, свободно повисшую перед лицом. Потом мы пошли
дальше.
Вскоре на нас кинулась новая стая, потом еще и еще. Затем они стали
попадаться через каждые несколько ярдов. Два раза посыпались с нависших
кустов. Будь мы без сеток, они уже обволокли бы нам лица своей массой;
даже и теперь было несколько неприятных моментов, прежде чем они
отцепились и спрыгнули.
Мы шли дальше, и я постепенно понял, что наша тропа, как и та, по
которой мы пробивались с Камиллой, была старой и еще недавно заросшей. Я
не мог воспользоваться компасом, чтобы сориентироваться, но решил, что она
уклонялась примерно на несколько градусов севернее. Она была намного шире
и просторнее, поэтому расчистить ее было проще.
Вскоре я начал замечать в кустах по обеим сторонам нити паутины.
Сначала они попадались нечасто, но очень скоро мы достигли местности, где
они были уже сплетены в небольшие полотнища, похожие на гамаки
неправильной формы, и перекидывались между ветвями одного куста или между
соседними кустами. Эти гамаки встречались гроздьями; каждая гроздь,
по-видимому, принадлежала группе пауков, которые сидели около своих
ловушек, готовые в любой момент наброситься на попавшую туда добычу. В
почти лишенной насекомых местности вероятность, что в их гамаках
что-нибудь запутается, казалась ничтожной, да я и не видел, чтобы туда
попалась хоть мошка. Однако пауки сидели, приготовившись терпеливо ждать.
Когда мы проходили поблизости и они замечали нас - видели или как-то
по-другому реагировали на наши движения, то сразу же срывались с места и
спешили к нам по веткам или по земле наперерез. Но чаще всего не успевали
добежать.
Потом низко подвешенные паутинные гамаки стали попадаться реже. Их
сменили более плотные и широкие, прикрепленные к ветвям деревьев в
десяти-двенадцати футах над землей - здесь в гамачки поменьше и пониже и
подавно ничего не могло попасть.
Наконец мы вступили в такие края, где эти большие гамаки уже не
перекидывались больше между деревьями. Они свисали клочьями, которые
слегка колыхались от движения воздуха. Казалось, весь лес обвесили
шелковыми лохмотьями.
Камилла, шедшая впереди, остановилась и огляделась кругом.
- Жутко, - сказала она. - Лес, завешанный саванами.
В тишине леса ее голос прозвучал очень громко.
Мне пришло в голову, что призрачный вид окружающему отчасти придавал
тусклый, рассеянный свет, и я посмотрел наверх. Неба видно не было.
Вершины деревьев исчезли в пропускающем свет беловатом тумане, и тут я
понял, что мы, должно быть, находимся теперь под белой пеленой, которую
наблюдали еще с берега.
Казалось, весь лес целиком покрыли тентом. Паутина непрерывным
покрывалом соединяла вершины деревьев, и сами пауки тоже поднялись наверх.
На земле их не было, и довольно давно, как я теперь понял.
Кругом царила жутковатая тишина полностью покинутого места. Все
существа, даже пауки, оставили здешние леса, где остались расти только
травы, кусты и деревья. Никакого живого движения - лишь колыхание
оборванных полотнищ паутины.
- Вперед, - снова подал голос сопровождающий.
Теперь местность начала подниматься, но еще примерно полмили вид леса
вокруг не менялся.
Только однажды я уловил живое движение. Нашу тропу пересекла чья-то
тень. Взглянув вверх, я увидел темное пятно, медленно скользящее по белому
покрывалу - стая пауков промышляла добычу в своих горных владениях.
Неожиданно деревья кончились. Мы вышли на открытый холмистый склон,
поросший густым стелющимся травянистым кустарником, доходившим нам до
колен и похожим на вереск. На краю леса нам опять встретились стаи
охотящихся пауков, а первые несколько футов кустарника густо обтягивала
паутина, но дальше ее не было. Особенности ли почвы были тому причиной или
какие-то свойства "вереска", или высота, или здесь паукам уже совсем
ничего не попадалось - неизвестно, но как бы то ни было, вскоре они совсем
перестали встречаться.
Мы продолжали взбираться по склону Мону, южной из двух вершин, пока
не достигли края кратера. Там наш похититель позволил нам сесть и немного
отдохнуть.
С этой точки был виден почти весь Танакуатуа, и нашему взору открылся
самый захватывающий из виденных прежде и самый необычный вид. Все
восточное побережье до той точки, где северная вершина заслоняла его от
нас, было затянуто чуть сверкающим полотнищем паутины, которое
простиралось на юг и языком выдавалось на север между горой и лагуной.
Создавалось впечатление, что паутина как бы вытекла с востока, обогнула
гору, а теперь ее северный рукав покрыл уже около половины расстояния
между горой и поселком. Там он обрывался. Полоса незатронутого
пространства, отделяющего его от поселка, составляла примерно полторы мили
в ширину, свободно от паутины было и все западное побережье. Как далеко
она вдавалась с востока в северную часть мы не могли видеть, но было ясно,
что покрывала она не меньше половины всего острова.
Похоже было, что паутинное покрывало натянули, а потом бросили на
неровную поверхность, и оно вспучилось в тех местах, где с земли
поднимались деревья, а складки его отблескивали на солнце. Покров не везде
был сплошным. Местами, как оторванные от большого савана и разбросанные
вокруг клочки материи, белели отдельные пятна, а за проливом, как бы желая
показать, что вода - не преграда, на островке Хтнуати виднелось несколько
небольших участков паутины.
Наш конвоир, сидевший рядом, заметил выражение наших изумленных глаз.
Он ухмыльнулся, но ничего не сказал.
В двух или трех местах, как и в предыдущие дни, к небу поднимались
слаборазличимые парообразные колонны.
Камилла покачала головой и сказала:
- Астрономическое число. Просто представить невозможно, сколько их
тут.
Мы перевели взгляд на лежащий под нами кратер. Он оказался более
широким и мелким, чем я предполагал; удивило и то, что трава и даже
небольшие кусты росли на его внутренних склонах почти до самого дна. Там,
окруженное кольцом голого камня, клокотало грязевое озерцо.
Вернее, я употребил привычное выражение, а это озерцо лениво
вздувалось и спадало. Его поверхность неуверенно подрагивала, как на
кадрах замедленной съемки, словно оно нехотя собиралось с силами для
некоего действия. Порой оно начинало выдувать большой пузырь. На это время
все остальное движение несколько затихало, как будто вся энергия уходила
на выдувание пузыря. Куполообразный пузырь вызывал беспокойное ощущение.
Невозможно было следить за его ростом и не чувствовать, как внутри
нарастает напряжение в ожидании взрыва. А когда пузырь лопался - это было
очень невзрачно: негромкий усталый хлопок, и вокруг на несколько футов
разлетающиеся брызги. После этого озерцо некоторое время колыхалось, а
перед тем, как начать новый пузырь, оно для практики выдувало несколько
мелких.
- Любопытно, - сказала Камилла. - Как и множество естественных
процессов, это немного отталкивающее зрелище, но мне вдруг стало понятно,
как такое явление может стать священным. Неискушенному уму оно вполне
могло показаться живым или почти живым, хотя и иным по сравнению с другими
живыми существами образом. Оно просто существует - можно себе представить,
что оно вот так вздымается и опадает уже несколько столетий. Больше ничего
не происходит, но все же внутри нарастает напряжение ожидания, как будто
озерцо способно на большее и в любой момент может проявить себя по-иному.
Неудивительно, что люди испытывали склонность обожествлять их.
Мы посидели еще немного, наблюдая, как в грязи набухали пузыри,
похожие на набиваемые едой животы каких-то мерзких существ, и хоть в нас
вздымалось отвращение, все же завороженно ждали, пока они с хлюпаньем
лопнут. Казалось, наш похититель тоже не может отвести глаз от пузырей. Но
немного погодя он все-таки встал и движением руки с пистолетом велел
подняться и нам.
Мы шли по кромке кратера до седловины, соединяющей его со второй
вершиной. Тут мы повернули налево и пошли по гребню. По жесткой пружинящей
траве идти было легко. В центре седловины из камней был сложен
прямоугольный постамент примерно трех футов в высоту, по-видимому,
намеренно расположенный под небольшим углом к гребню. Мы с интересом
смотрели на него. Это было первое сооружение прежних обитателей острова,
попавшееся нам на глаза со времени высадки, а вполне возможно, что оно
было и единственным. Возведено оно было тщательно, а сверху накрыто двумя
плоскими камнями.
- Уж не алтарь ли это? - предположила Камилла.
Когда мы поравнялись с постаментом, сомнения отпали. Сверху на нем
была темная запекшаяся кровь.
Останавливаться и рассматривать его времени не было. Наш конвоир
провел нас без задержки мимо.
В голову мне пришла малоприятная мысль. Я сначала не решался
высказать ее, но потом обратился к Камилле:
- Не кажется ли вам?..
Камилла оборвала меня. По-видимому, у нее раньше моего возникло такое
предположение.
- Нет. Эта кровь тут уже неделю, не меньше. Кроме того, ее не так
много. - И помолчав добавила: - Все же интересно, что они могли тут найти,
чтобы принести в жертву?
Гребень кончился. Перед нами лежал склон, по которому надо было
взбираться вверх около двух сотен ярдов. А там мы оказались на краю
северного кратера.
Он явно бездействовал уже очень давно. На каменных осыпях,
скатившихся со стен, осела почва. Сами стены подернулись растительным
покровом, а дно густо поросло кустарником, над которым возвышалась рощица
деревьев. Каменистая тропинка уступами вела к ней по стене кратера.
Мы дернулись от громкого крика охранника, гулко отозвавшегося от
противоположной стены.
Скоро из-за деревьев показались два темнокожих человека и
остановились у начала тропинки, глядя вверх.
Охранник прокричал что-то непонятное и получил не менее непонятный
ответ. Заткнув за пояс пистолет, он достал оттуда мачете. Им он разрезал
путы на наших руках, а потом подтолкнул нас к тропинке.
Это было великодушно с его стороны. Путь был крут, местами очень
труден. Я вряд ли смог его преодолеть со связанными руками.
Спустившись, мы направились к тем двоим, что все еще ожидали нас.
Одного из них я узнал сразу. Он был самым старшим из набранных в Уияньи
людей. По седине в курчавых волосах я его и отличил. Без этого в одной
набедренной повязке, да еще с костяным украшением в носу теперь я не смог
бы его узнать. На его груди желтой краской был нанесен узор, похожий на
грубо выполненный геральдический герб. В центре располагалось грушевидное
пятно. От него в разные стороны отходили восемь палочек с крючками на
концах. Смысл рисунка был мне непонятен, пока я не заметил, что взгляд
Камиллы застыл: устремленный на желтые линии. Потом она подняла глаза, в
которых светился вопрос, на лицо мужчины. Тогда я снова присмотрелся к
узору и вдруг сообразил, что это такое: передо мной было по-детски
выполненное изображение паука...
7
Человек со знаком паука быстро глянул на нас, потом обратился с
вопросом к нашему конвоиру. Сосредоточенно выслушал ответ, задал еще
несколько вопросов и отдал распоряжение своему спутнику. Тот сделал шаг
вперед и ухватился за мой рюкзак. Протестовать было бессмысленно. Я отдал
его.
Они обнаружили пульверизатор, понюхали его, понимающе кивнули,
отвинтили крышку резервуара и вылили содержимое на землю. Потом нашли
запасную банку с инсектицидом и тоже вылили. Остальное их не
заинтересовало. С пульверизатором из рюкзака Камиллы они расправились
таким же образом и выбросили его.
Человек с рисунком на груди снова посмотрел на нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23